Глава третья РОЖДЕНИЕ ЧАРЛИ

Глава третья

РОЖДЕНИЕ ЧАРЛИ

В фильмотеках, которые смело можно назвать музеями кино, и сейчас еще хранится очень старый фильм — вернее, тень фильма — под названием «Между ливнями». Фильм в том виде, в каком он сохранился, не длится и десяти минут. Явные купюры делают подчас действие совершенно непонятным. О фотографических качествах фильма говорить не приходится. После каждой перепечатки — или, как выражаются кинематографисты, после каждого контротипирования — кадры становятся все более неразборчивыми.

В этом комическом фильме производства фирмы «Кистоун» предприимчивый бродяга и галантный волокита с бородкой оспаривают друг у друга зонтик и благосклонность некой красотки. На бродяге — котелок, узкий пиджак, слишком широкие брюки, пестрый жилет, галстук и пристежной воротничок. Одежда его засалена и изорвана. Бедняга силится выдать себя за джентльмена, но для этого ему явно многого не хватает…

При помощи какой-то хитрости человечку удается наконец захватить зонтик. Он встречает красотку, которую собирался соблазнить. Вот они одни в укромном уголке безлюдного парка. Внезапно человечек поворачивается спиной к публике и уходит, переваливаясь с ноги па ногу; он бредет утиной походкой, опираясь на зонтик, как на тросточку… Зрители, видевшие 28 февраля 1914 года на экране этот комический эпизод из фильма «Между ливнями», могут теперь сказать: «Мы видели рождение Чарли…»

Это был четвертый фильм с участием Чаплина, который незадолго до этого дебютировал на экране, подписав контракт с американской компанией «Кистоун».

Чарльз Чаплин отплыл в Соединенные Штаты в начале 1911 года. Фред Карно послал в артистическое турне по Америке труппу под руководством Альфреда Ривса, ветерана пантомимы «Безмолвные птицы». Четырнадцать английских актеров, и среди них Чарльз Чаплин, сели в Саутгемптоне на судно «Каирнрона», на котором везли скот. Труппа не ждала баснословных сборов. Артисты экономили на путевых расходах.

Путешествие продолжалось добрых две педели. Актеры, пользуясь свободным временем, репетировали на палубе новую пантомиму «Ночь в английском тайном обществе», которую рассчитывали поставить в Ныо-Йорке. Они были приглашены туда па открытие нового мюзик-холла «Колониальный театр».

«Каирнрона», кроме мулов и свиней, везла также и эмигрантов. Четырнадцать актеров спали на нижней палубе вместе с толпой бедняков, покинувших навсегда лачуги царской России, гетто Центральной Европы, разоренные деревни Южной Италии, истерзанную голодом Ирландию… В те времена Европа миллионами выбрасывала в Соединенные Штаты людей, бегущих от безработицы и погромов. Эмигранты были уверены, что в Америке они найдут свое счастье. Артисты труппы Карно разделяли их иллюзии.

Чарльз Чаплин чувствовал себя на борту «Каирнроны» как дома. Население этой плавучей вавилонской башни отличалось от населения Лэмбста лишь некоторыми этническими чертами. Актеры близко сошлись с эмигрантами и часто устраивали веселые игры и представления. Однажды Чарльз Чаплин страшно перепугал, а потом насмешил всех женщин и детей. Он переоделся индейцем и ворвался на нижнюю палубу, размахивая кухонным ножом…

Надежды актеров на быстрое обогащение рассеялись через неделю после их высадки в Квебеке. Пантомима, премьеру которой они приберегали для Нью-Йорка, с треском провалилась в «Колониальном театре». Пришлось снять ее с репертуара после одиннадцатого представления и без подготовки возобновить пользовавшийся верным успехом «Вечер в английском мюзик-холле».

Чарльз Чаплин играл в этой пантомиме одну из главных ролей. Вместе с ним были заняты актер-директор Альфред Ривс, Майк Эшер, Стэн Лоурел, Фредди Карно, Берт Уильяме, Тэд Бенкс, Чарльз Гриффит, Фрэнк Мелройд, Альберт Остин, Артур Уэбб, Симен и хорошенькие актрисы Мериэлл Палмер и Эми Министер.

Турне труппы Карно по Соединенным Штатам продолжалось около полугода. Это были месяцы изнурительной работы, не принесшие ни большой славы, ни больших доходов. Труппа, а с ней и Чарльз Чаплин, вернулась в Лондон в конце 1912 года.

На следующее лето Альфред Ривс и Чарльз Чаплин присутствовали на конкурсе детских травести, устроенном на острове Джерсей. В это время там шла съемка кинохроники. Чарльз и его друг с любопытством рассматривали деревянную камеру, установленную на высоком треножнике, усатого оператора в кепке, надетой «по-авиаторски» козырьком назад. Оба актера прошлись несколько раз перед камерой. Им хотелось «увидеть себя на экране». Незадолго до этого представитель американской компании «Любэн», которому нужен был комик на главные роли, искал его среди актеров труппы Карно. Кино как бы предчувствовало появление Чарльза Чаплина.

Но контракт подписал его товарищ, Чарльз Ривс, брат Альфреда. Впрочем, контракт этот ничего не прибавил к его актерской репутации.

Чарльз Чаплин не раз говорил, что если на двадцать третьем году жизни у него появилось желание сниматься в кино, то причиной тому было его восхищение французским киноактером Максом Липдером.

В 1912 году французское кино еще господствовало на экранах всего мира. Кроме французской школы, в кино не было ни одной комической школы, заслуживающей внимания. Макс Линдер намного превосходил всех своих соперников (различных Ри-гаденов, Леонсов, Онезимов, Розали, Литтл-Морицев). Он был самым выдающимся комиком, и Чаплин мог восхищаться им на экранах Лондона, Парижа или Нью-Йорка. Линдер познакомил весь мир с типичным французом — элегантным, галантным, насмешливым, завсегдатаем бульваров, вечно готовым впутаться в самые эксцентричные приключения, если речь шла о покорении какой-нибудь красотки. В таких делах Линдер обычно преуспевал. Его богатый оттенками сдержанный комизм резко отличался от пантомим Карно, построенных на бесконечных падениях и бешеной, сумасшедшей погоне за спортивным рекордом, деньгами или должностью. Иронический, меланхоличный Макс никогда не прибегал к «неожиданным пушечным выстрелам». Он предпочитал галантное ухаживание, построенное на острой и тонкой сатирической наблюдательности. Причудливый рисунок его игры был подобен кружеву, брошенному к ногам красавицы.

Смелости у молодого Чаплина было достаточно. Вскоре после конкурса травести на Джерсее он вторично отправился в Соединенные Штаты. Новым турне труппы Карно опять руководил его друг Альфред Ривс. Некоторые актеры взяли с собой жен и детей. Предстояло длительное пребывание в Америке, и многие семьи задумывались, не обосноваться ли в Соединенных Штатах навсегда. Контракты были сравнительно выгодны. На этот раз труппа путешествовала не на грузовом судне, а на пакетботе, направлявшемся в Нью-Йорк.

Чарльз Чаплин тоже подумывал об окончательном переезде в Америку. С волнением ждал он, когда па горизонте появится Статуя Свободы, подаренная Францией к столетию американской революции. Пакетбот встал на рейде в нью-йоркском порту, и молодой актер повторил в драматически шутовском тоне вызов знаменитого героя бальзаковских романов Растиньяка, созерцавшего Париж с высот кладбища Пер-Лашез. Первые успехи иной раз кружили голову Чаплину, и на молчаливого юношу находили приступы высокого красноречия.

«С пафосом и заносчивостью юности, — писал он позже, — я восклицал, указывая товарищам на нью-йоркские небоскребы: «Держись, Америка, я покорю тебя!..»

Мечтая о славе, молодой актер рассчитывал на кино. Едва лишь определился успех труппы Карно в Нью-Йорке, Чаплин обратился к своему другу Альфреду Ривсу с предложением: нельзя ли во время следующих турне по Соединенным Штатам выделить одну-другую тысячу долларов? Можно было бы купить камеру, ставить и выпускать фильмы с участием своих же артистов. В те времена этот план не был утопией. В 1910 году бывшим букмекерам Кессолю и Баумену хватило трех тысяч долларов, чтобы основать кинофирму. Теперь они уже являлись видными деятелями американской кинопромышленности.

В свободное от спектаклей время актеры Карно не раз заглядывали в маленькие кинотеатры, называвшиеся тогда «никель-одеонами»[5]. Берт Уильяме вспоминает об одном сеансе, на котором он был вместе с Чаплиным. В зале было накурено, пахло потом и апельсиновыми корками, под ногами трещала скорлупа земляных орехов. После каждого фильма (длились они не больше четверти часа) на экране появлялось объявление. Оно призывало дам снять свои огромные шляпы, чтобы не мешать соседям…

Чарльза Чаплина никак нельзя было назвать спокойным зрителем. В самых драматических местах он испускал комические вопли, а во время любовных сцен, воспроизводя движения губ артистов, превращал немые фильмы в звуковые, подражая то голосу мужчины, то голосу девушки. Некоторые зрители смеялись, другие протестовали. Фарс закончился небольшим скандалом. Служащий кинотеатра весьма нелюбезно выпроводил Чаплина из зала, который посещали главным образом эмигранты.

За пять лет в Соединенных Штатах было открыто 20 тысяч «никель-одеонов». Программа в менялась чуть ли не каждый день. Эти доступные кинозалы поглощали в неимоверном количество фильмы самых разнообразных жанров. Особенно велик был спрос на комические фильмы. За две недели до высадки Чаплина в Америке компания «Кистоун» выпустила свой первый фильм — «Коуэн на Кони-Айленд».

Фирма «Кистоун» была новым предприятием кинопромышленников Кесселя и Баумена. Бывшие букмекеры поручили руководство студией молодому Мак-Сеннету, перешедшему к ним из труппы самого знаменитого американского режиссера Дэвида Уорка Гриффита. Мак-Сеннет был одновременно режиссером, постановщиком, сценаристом и актером. «Кистоуновские комедии» начали пользоваться успехом в Соединенных Штатах, когда звездой компании стал актер Форд Стерлинг.

Стерлинг был высок ростом, созданный им герой был груб, вспыльчив, язвителен. Обычными его атрибутами были сюртук, цилиндр и козлиная бородка. Внешне он напоминал «дядю Сэма» — карикатурное олицетворение Соединенных Штатов.

Облик Форда Стерлинга был, несомненно, американский, что, однако, не исключало влияния французских фильмов на кистоуновские комедии. Мак-Сеннет не раз повторял, что знаменитых «кистоун-копс» — полицейских в своих фильмах с погонями — он создал, приспособив к американским условиям жандармов и шпиков из комических лент фирм «Гомон» и «Патэ». Сеннет-актер начал с подражания Максу Линдеру. А экстравагантность его первых сценариев немало обязана экстравагантности Онезима, Бабила, Литтл-Морица и других комических персонажей, созданных в Париже или Ницце Жаном Дюраиом или Бозетти — этими чародеями комической нелепости. Я слышал, как Мак-Сеннет рассказывал в Каннах во время фестиваля 1952 года о конфликте, который сорок лет назад произошел у него с требовательным Фордом Стерлингом:

«С тех пор как он начал пользоваться успехом, он возомнил себя незаменимым. Однажды он явился ко мне в контору и предъявил новые требования. Мы им дорожили, дела шли хорошо… в конце концов я предложил ему баснословную сумму — 500 долларов в неделю.

Форд Стерлинг изменился в лице, когда я назвал цифру. Я решил, что он согласится. Но после минутного молчания он пересилил искушение и ушел из конторы: ему нужно было подумать. Через три дня он отказался. Таким образом я присутствовал при рождении фантастической карьеры. Сорвись с губ Форда Стерлинга ожидаемое мною «да», и Чаплин, несомненно, стал бы величайшей звездой мюзик-холла, но никогда не появился бы в кино…»

Стерлинг расторгнул свой контракт с фирмой «Кистоун» осенью 1913 года, и нужно было тут же найти ему замену.

«Чаплина открыл я, — говорил в 1952 году Мак-Сеннет. — Я был проездом в Нью-Йорке вместе с кинозвездой фирмы «Кистоун» Мэйбл Норман. Мы много ходили по мюзик-холлам. Чаплин выступал тогда в пантомиме Карно, в третьеразрядном театрике. Мы так хохотали, глядя на его игру, что в антракте пришли к нему и предложили подписать контракт. Он отказался…»

Адам Кессель, один из владельцев фирмы «Кистоун», тоже безуспешно предлагал Чаплину ангажемент после того, как увидел его на сцене «Виктория Хальмерстайн театр» в Нью-Йорке. Труппа, где Чаплин стал звездой, пользовалась огромным успехом и часто выступала в лучших американских мюзик-холлах.

Перед актером Чарльзом Чаплином во время его второго турне по Америке открылись блестящие перспективы. В Сан-Франциско он сфотографировался в котелке, белом галстуке и черном костюме на фоне афиш, на которых огромными буквами было написано его имя. Он исполнял тогда роль пьяницы в пантомиме «Ночь в лондонском клубе». Выход комика вызывал сенсацию. Он появлялся спиной к публике. Долгое время был виден только силуэт элегантного джентльмена. Потом он внезапно поворачивался, и при виде его огромного пунцового носа раздавался взрыв бешеного хохота.

Чарльз Чаплин показывал своего пьяницу в мюзик-холлах театрального объединения «Импресс», когда в Филадельфии его настигла телеграмма Берта Энниса, директора фирмы Кесселя и Баумена. Чаплину снова предлагали контракт. Сначала артист не выказал большого восторга. Он зарабатывал хорошо — шестьдесят долларов в неделю. Ни Кессель, ни Мак-Сеннет до сих пор не предлагали ему больше семидесяти пяти долларов. Стоило ли ради лишних пятнадцати долларов браться за новую профессию? На экране он мог провалиться, а в мюзик-холле ему уже начало улыбаться счастье. Но Адам Кессель цепко держался за свою находку. В конце концов он предложил сто пятьдесят долларов в педелю и ангажемент на год. В ноябре 1913 года Чаплин подписал свой первый кинематографический контракт, который вступал в силу с 1 января 1914 года.

Молодой актер продолжал свои поездки с труппой Карно по американским городам. Последнее представление он дал в декабре 1913 года в «Пэнтодж-театре» в Лос-Анжелосе.

Лос-Анжелос, ставший теперь, так же как Ницца во Франции, столицей ослепительного Лазурного берега, в те времена не мог сравниться с Сап-Франциско, своим калифорнийским соперником. Когда Чаплин, о котором никто, по-видимому, не позаботился, спросил, где находится студия «Кистоун», ему ответили, что она расположена в десяти километрах от центра города, в отдаленном предместье, в поселке Голливуд, недавно выделенном в самостоятельную общину.

В один прекрасный день Чарльз Чаплин, набравшись храбрости, сел в ветхий трамвай, который направлялся в этот затерянный уголок. В студии «Глен-дэйл» на Алессандро-стрит его не ждали. Фактотум фирмы «Кистоун» Фред Мейс сказал ему, что мистера Сеннета нет, но к вечеру он, возможно, появится. Чаплин провел в Голливуде весь день, так и не поймав своего нового патрона, и, обескураженный, возвратился в Лос-Анжелос. В тот же вечер он случайно встретился с Мак-Сеннетом в каком-то маленьком мюзик-холле. Мак-Сеннет отнесся к нему очень сдержанно:

— Мне кажется, вы слишком молоды. Уверены ли вы, что справитесь?..

Две недели Чаплин бродил по весьма примитивной студии, с недавних пор предназначенной для съемки фильмов, в которых герои гоняются друг за другом и бросаются пирожными с кремом.

Никто, по-видимому, не обращал внимания на новичка, от робости выглядевшего замкнутым. Когда он открывал рот, его английское произношение казалось американским товарищам верхом снобизма. Они сочли Чаплина гордецом и кривлякой и дали ему презрительное прозвище «лайми» — словечко из американского арго, соответствующее слову «фрогги»[6], как они называли французов, этих «пожирателей лягушек». Кличка подходила к Чаплину, так как «лайми» называли бедных эмигрантов, прибывших прямо из Лаймхауза, мрачного предместья лондонского Ист-Энда, так похожего на родной Чаплину Лэмбет.

Когда раздражительный Форд Стерлинг окончательно определил дату своего ухода, волей-неволей пришлось заменить его Чаплином[7]. Начиная с января 1914 года Чарльз Чаплин еженедельно снимался в одной из кистоуновских комедий.

В то время при постановке этих фильмов существовало два правила: надо было втиснуть сюжет в триста метров пленки, рассчитанных на пятнадцать минут демонстрации, и «накрутить» фильм в течение одного рабочего дня.

С рассветом Чарльз Чаплин присоединялся к труппе «Кистоун», за которой следовал оператор, несущий на плече съемочный аппарат, укрепленный на штативе. Один из актеров руководил постановкой. Заранее выработанного сценария не было. Накануне съемки труппа совещалась с Мак-Сеннетом, который должен был одобрить предложенную ему сюжетную канву комедии. Актеры сами выбирали себе костюмы и грим. Они захватывали с собой какой-нибудь несложный реквизит. Обычно съемка прекращалась до наступления темноты. Если плохая погода или непредвиденный случай мешали завершить работу в положенное время, начатый фильм заканчивали на следующий день в течение часа или двух. А чтобы использовать остаток дня, актеры импровизировали более короткую комедию — «на полкатушки»… В случае надобности кое-какие примитивные декорации, находившиеся в студии, помогали закончить ленту.

Компания «Кистоун» каждую неделю выпускала на рынок три-четыре комических фильма. Мак-Сеннет, который осуществлял общее наблюдение за постановкой, особенно интересовался монтажом. Разрезая заснятую пленку на куски и меняя порядок сцен, он придавал фильмам комедийный ритм, что и было одной из причин их успеха.

Впервые Чарльз Чаплин появился перед объективом съемочного аппарата 5 января 1914 года в комедии «Зарабатывая на жизнь». Фильм был поставлен актером и режиссером Генри Патэ-Лерманом. Этот бывший кондуктор омнибуса, австрийский эмигрант, не так давно приехавший в Нью-Йорк, устроился в студии, беззастенчиво выдав себя за представителя знаменитой французской кинофирмы «Братья Патэ». Он собирался расстаться с Мак-Сеннетом и последовать за Фордом Стерлингом в студию фирмы «Трансатлантик», основанную Карлом Лемлем, соперником Кесселя и Баумена.

Раз уж Патэ-Лермапа заставили организовать дебют маленькому надутому англичанину, какому-то «лайми», он дал ему роль мошенника без гроша в кармане, который пытается выдать себя за лорда. С первой же сцены Чаплин старается «выудить» серебряный доллар у Лермана, тоже игравшего в своем фильме. Для этого фильма Чаплин выбрал себе элегантный костюм: цилиндр, длинный серый сюртук, крахмальные манжеты, широкий галстук, лакированные башмаки. Пышные усы придавали ему наглый вид, так же как и монокль, через который обманщик разглядывал свою жертву.

Пройдоха втирается в почтенную семью. Он ухаживает за дочкой, блондинкой с лентами и цветами в пышной прическе. Мнимая знатность обманщика производит впечатление на мать, дородную даму в шелковом платье и боа из перьев, обладательницу прекрасной виллы в псевдоиспанском стиле. Но вот появляется жених красотки — простак, который только что позволил выудить у себя доллар, — и разоблачает мнимого лорда. Дело срывается. Обманщик решает зарабатывать на жизнь и разбогатеть любыми средствами. Он становится газетным фоторепортером. Его карьера зависит от своевременной доставки в редакцию сенсационной фотографии. Он ворует ее у своего соперника. Начинается бешеная погоня…

Большая часть кистоуновских комедий была фильмами-погонями, снятыми без особых затрат на улицах Голливуда. Комические падения, пирожные с кремом, летящие в лицо, удары ногой в зад — вот основа успеха Мак-Сеннета. Его актеры приходили главным образом из цирка и мюзик-холла, где они были клоунами и акробатами. Чаще всего они сохраняли на экране те костюмы, в которых успешно выступали на сцене.

Чаплин исполнял в пантомимах Карно самые разнообразные роли. В течение двух месяцев он колебался между несколькими уже созданными им типами. Он пробует различные формы фальшивых усов п бороды, то и дело меняет шляпы и обувь, не сразу решается взять свою знаменитую тросточку. После десяти фильмов выбор наконец был сделан. С тех пор он сохранял тот же костюм, тот же грим, те же характерные жесты. Начиная с весны 1914 года и до второй мировой войны Чаплин не появлялся на экране без своих усиков, без тросточки, непомерно больших башмаков и утиной походки…

Чарльз Чаплин писал как-то, вспоминая о своих первоначальных колебаниях:

«По прошествии известного времени, в течение которого я припоминал всех виденных мною маленьких англичан с черными усиками, в обтянутых пиджачках и с бамбуковыми тросточками в руках, я решился наконец взять их за образец…»[8]

Чаплин избрал тип, являющийся английским эквивалентом среднего француза, созданного Максом Линдером. Макс был элегантен, Чаплин предпочел быть оборванцем. Он превратился в жалкого бедняка, желающего прослыть джентльменом и одетого в костюм, который пришел прямо из мюзик-холла.

«Походка Чаплина не была его изобретением, — заявлял его бывший патрон Фред Карно. — Ее ввел один из моих актеров Уолтер Гровс. И я как-то заставил другого члена моей труппы — Фреда Китчена — воспользоваться этой походкой, когда ему нужно было играть бродягу Перкинса. Чаплин, получив потом эту роль, разумеется, должен был обуться в те же башмаки и перенять ту же плоскостопую походку».

Сам же Чаплин утверждает, что свою знаменитую походку он усвоил еще в детстве, передразнивая вместе с другими озорниками старого спившегося конюха, страдавшего расстройством движений, которого встречал на улицах Лэмбета, возле пивных на площади Слонового замка. Фред Карно тем не менее не лжет, говоря, что он передал Чаплину походку Уолтера Гровса. Но не подражал ли и этот артист другим клоунам? Однако, пользуясь таким методом, можно в конце концов добраться до первобытных времен и отождествить знаменитую тросточку Чарли с дубиной, которую применила в качестве оружия и орудия человекообразная обезьяна, превращаясь тем самым в первобытного человека. Костюм и походка Чаплина, несомненно, заимствованы им у мюзик-холла. Но важно то, что, приняв эти аксессуары, он создал совершенно оригинальный персонаж.

«Его усики, — говорил Чаплин, — это символ его тщеславия. Его бесформенные брюки — насмешка над нашими смешными чертами, над нашей неловкостью». И он добавляет: «Самой счастливой моей находкой была, пожалуй, тросточка, ибо меня стали вскоре узнавать по этой тросточке, и я пользовался ею всячески, так что она сама по себе приобрела комический характер. Часто я поддевал ею кого-нибудь за ногу или цеплял за плечи и вызывал этим жестом смех в публике, сам еще хорошенько не понимая почему. Не думаю, чтобы вначале я полностью отдавал себе отчет в том, что для миллионов зрителей тросточка обличает в человеке денди…»[9]

И действительно, в эпоху фильмов «Кистоун» Чаплин еще далеко не до конца понял или, точнее говоря, не до конца создал персонаж, который мы называем Чарли.

В те времена никто еще не давал Чаплину этого ласкового уменьшительного имени. Мать называла его и до самой своей смерти продолжала называть Спенсером. В качестве актера он выступал под именем своего отца — Чарльз. Афиши и проспекты Мак-Сеннета, рекламируя новую звезду, называли Чаплина — Чэз, англосаксонским уменьшительным именем, похожим на слово «чейз» (погоня). Только в начале 1915 года, расставшись с Мак-Сеннетом, Чаплин принимает свое новое имя — Чарли. Через полгода французский прокатчик Жак Айк купил фильмы Чаплина и, естественно, перевел «Чарли» на французский лад — «Шарло».

Кистоуновские комедии, звездой которых был Чаплин, принадлежат к жанру, называемому у англосаксонцев «слэпстик», что значит «удар палкой». Это напоминает нам об Арлекине, Пьеро, Полишинеле, Скарамуше, о знаменитом мешке Скапена, который мешал Буало увидеть автора «Мизантропа»[10]. Здесь Мольер шел от импровизаций и персонажей итальянской комедии. Искусство Чаплина началось с буффонады, очень похожей на то, чем была три века назад знаменитая соштесНа йе1Гаг1е (комедия масок).

Комические типы, имевшие успех в комедиях Мак-Сеннета, напоминали старинные персонажи этого классического театра. Огромный Фатти[11], только что созданный Роско Арбэклем — грубый, грязный, прожорливый и сластолюбивый, — был новым воплощением Полишинеля. Мэйбл Норман, маленькая смуглая женщина, лукавая и разбитная, которая очертя голову бесстрашно бросается в безумную погоню, вела свое происхождение от Коломбины. Оторопелый Честер Конклин[12], суетливый и в то же время сонный, был братом Паяца. Вспыльчивый Мак-Суэйн, по экрану Амбруаз, толстый человек с пышными усами, ревнивый и вечно обманутый муж — двоюродный брат Гро Рене и капитана Мата-мора. Рядом с этими главными персонажами выступали молодой дурень Эл Сент-Джон, который назывался Пикратт, Хэнк Мэн — Бильбоке, Чарли-Чэз, чье имя означало «Чарли-Погоня», и целая труппа «кистоун-копс» — эти бешено преследующие воров полисмены, которых всегда ждут побои и падения. Соперницами Мэйбл были тогда Минта Дюрфи — прекрасная меланхолическая жена Фатти с короной черных волос, хорошенькие девушки Алиса Девеи-порт, Сэди Лэмп, Эмили Клайфтон. И, наконец, Фил-лис Аллен выступала обычно в ролях тещ и сварливых жен.

В течение 1914 года Чаплин сыграл тридцать пять ролей в кистоуновских комедиях. Его игра редко поднималась выше обычных комических потасовок и швырянья пирожными с кремом. Однако, когда стало ясно, что он овладел новой профессией, он, согласно обычаю, получил большую свободу действий. Десятка два фильмов фирмы «Кистоун» с участием Чаплина были задуманы и поставлены им самим.

Созданный Чаплином персонаж, удирая от преследователей, мчался во весь дух по улице и резко сворачивал на углу, подняв одну ногу и тормозя другой. Оп здоровался, забрасывая левую руку за затылок и приподнимая горизонтально над головой свой котелок. На улицах американские мальчишки начали повторять его жесты. У него уже появились внешние черты Чарли. Но души Чарли еще не было. Чэз Чаплин пока мало отличался от других персонажей кистоуновских фильмов. Карно научил его комизму, основанному на незадачливости героев. Мак-Сеннет внушал ему теперь страсть к систематическому разрушению, к неистовому шутовскому отрицанию. Все высмеивать, все разбивать, все чернить и делать это в бешеном темпе, близком к старинным галопам оперетт Оффенбаха, — вот закон кистоуновских комедий. Чаплин принял его охотно. Играя в уничтожение мира, он, сам того не сознавая, мстил за свою нищету, за свои несчастья, за свое страшное детство.

Но во многих существенных своих чертах Чэз Чаплин являлся полной противоположностью кроткому слабому Чарли. Обуревающие Чэза ярость и желание причинять зло делают его непобедимым. Он колотит мужей, полисменов, силачей. Он ленив, сластолюбив, прожорлив, завистлив, заносчив, скуп, раздражителен. Восьмой его смертный грех — трусость; и вообще пороков этого нового Арлекина не счесть.

Между фильмами, поставленными Чаплином, и теми, которые ставил Мак-Сеннет или его помощники, нет никакой разницы. Все фильмы компании «Кистоун», в которых играл молодой актер, совершенно однородны. Их все можно было бы соединить в один фильм, длящийся двенадцать часов, и назвать его «Приключения Чэза Чаплина». После 1914 года коммерсанты не упускали этой возможности и не раз комбинировали короткометражные фильмы «Кистоун», стремясь смонтировать более длинные ленты или выдать их за новые выпуски.

После некоторых колебаний, отразившихся в первых фильмах, созданный Чаплином персонаж, подобно всем другим маскам, остался в дальнейшем почти неизменным. Оп зажил собственной жизнью, не зависящей от личности его создателя. Расскажем некоторые из приключений этого современного Арлекина.

Циничный джентльмен Чэз приглашает Мэйбл прокатиться на его новом роскошном мотоцикле. Опьяненный стремительной ездой, он не замечает, как его красотка на полном ходу сваливается в лужу, и оставляет се барахтаться в грязи. Взбешенная Мэйбл возвращается к своему жениху Гарри, автомобильному гонщику. Ярость Чэза не знает границ. Для мести все средства хороши. Негодяй нанимает двух гангстеров, и перед самыми гонками они убивают жениха. Мэйбл садится за руль и стартует. Чэз и его гангстеры решают убить и Мэйбл. Они поливают водой шоссе, машина переворачивается. Они переставляют дорожные указатели и направляют автомобиль к пропасти. Взрываются бомбы и динамит. Для мести все средства хороши! Несмотря на все это, Мэйбл выигрывает гонки. Чэз готов лопнуть от злости («Мэйбл за рулем»).

Чэз пьян. В парке он встречает даму. Он улыбается ей и начинает ее преследовать. Ей никак не удается отделаться от пьяницы к ярости Амбруаза, ее толстого усатого мужа. Чэз настолько пьян, что десятки раз скатывается с лестницы отеля. Но он и не думает отказываться от красотки. Вот он проникает в спальню и обнимает спящую женщину. Появляется муж… Погоня кончается дракой под дождем… («Настигнутый под дождем»)

Чэз становится сиделкой. Некий молодой человек, желающий пойти на свидание с красоткой, поручает ему присмотреть за своим дядей — толстым лысым подагриком. Но возить кресло на колесах — несносное занятие. Море так близко… Не лучше ли утопить богатого дядюшку? Вряд ли племянник будет настолько глуп, чтобы спасать старика… («Его новая профессия»)

Старая дева Тилли Блоббс (Мэри Дресслер[13]) становится служанкой в ресторане, потому что ее любовник Чэз обобрал и разорил ее, а сам сбежал с Мэйбл. Но неожиданно Тилли получает наследство в три миллиона долларов. Узнав об этом, бездельник возвращается к Тилли и женится на ней. В разгар свадебного бала Тилли застает Чэза в объятиях Мэйбл. Через все залы начинается бешеная погоня с револьверными выстрелами при участии кистоуновских полисменов, одним из которых был Фатти: В конце концов Чэз теряет и жену и возлюбленную («Прерванный роман Тилли»).

Когда Чэз работает, он ведет себя не менее подло. Вот он реквизитор в захудалом мюзик-холле; он взял себе в помощники горбатого старика. С садистским наслаждением взваливает он на него тяжелые сундуки. Желая посрамить актера-силача, за чьей женой он ухаживает, Чэз разоблачает его, показывая зрителям, что гири, которыми тот орудует, бутафорские, а не свинцовые. Публика веселится, супруг в ярости. Все кончается потопом: Чэз заливает из шланга сцену и публику… («Реквизитор»)

Все эти фильмы еще остаются в пределах разрушительной клоунады и грубого фарса. И все же то здесь, то там отдельная деталь, оттенок в игре, комический эффект или трюк как бы предвещают ту бабочку, в которую превратится когда-нибудь эта гадкая, прожорливая гусеница. Символический аксессуар несносного Чэза — деревянная колотушка. Короткий и резкий удар по голове — и соперники уничтожены. «Мне, мне одному принадлежат бутылки и любовь!..»

В своем тридцать пятом фильме «Его доисторическое прошлое» Чэз превращается во сне в доисторического человека, который, впрочем, не расстается с гетрами и котелком. По закону джунглей власть принадлежит здоровенному детине, лучше других орудующему дубиной и обломком скалы. Чэз завладел любимой женой царька и посягает на весь гарем. Но соперник для него слишком силен. Чэз завлекает его на прибрежный утес и вероломно сталкивает в море. Чэз становится царьком. У него столько жен, что он шагает по их распростертым телам, как по соломенным циновкам. Но, увы, утопленный царек умел плавать… Он возвращается в свою пещеру и принимается отделывать дубиной бока захватчика. Борьба за трон завязывается снова, но тут Чэз просыпается…

«Кармен» (1915 г.) Фраскита (Мэй Уайт), Ден-Хозьери (Чарли Чаплин), офицер (Лео Уайт) и Кармен (Эдна Первиэнс).

«Ростовщик» (1916 г.). Закладчик (Альберт Остин) и Чарли (Чарли Чаплин)

«Бродяга» (1916 г.)

«Бродяга» (1916 г.)

Бродяга Чарльз Чаплин просыпается на скамье, на которой уснул. Доисторическая дубина, намявшая ему бока, была дубинкой полисмена — врага всех бездомных.

Так воплотившаяся в образе злого Чэза мечта о разрушительной власти в последнем кистоуновском фильме Чаплина символически уступила место социальной действительности, которую отныне так страстно будет критиковать Чарли…

Чаплин не всегда обходил эту действительность, работая у Мак-Сеннета. В первом написанном и поставленном им фильме «Настигнутый в кабаре»[14] он играл бедного официанта, который выдает себя за греческого посла; этот обман позволяет ему сопоставить жизнь богатых салонов и трущоб. В более позднем фильме («Его музыкальная карьера») Чаплин работает перевозчиком; мы видим, как, поднявшись на гребень крутого холма, он, «словно крохотный, жалкий ослик»[15], тащит тележку, па которую взвален огромный рояль. В этом образе Чаплин показал все страдания, которые выпадают на долю человека. В кистоуновских фильмах можно было найти немало отдельных нот и даже несколько аккордов той же тональности. Но лейтмотив еще не выкристаллизовался. Чаплину нужно было в конце 1914 года покинуть мир шутов, погонь и палочных ударов, чтобы из-за спины клоуна Чэза возник человек Чарли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.