22

22

Малькольм Макларен в кино

ДЖУЛИАН ТЕМПЛ: Производство этого фильма стало крайне неприятным для меня опытом, потому что Малькольм и Вивьен были настроены против меня.

В: Почему?

ДТ: Я не знаю почему. Вроде бы они хотели делать все сами, я думаю, и… (пауза) я правда не знаю почему. Я считаю… (пауза) кажется, Малькольм мне не доверял. Мне было очень трудно. Я чувствовал его хватку он ущемлял меня (обхватывает пальцами запястье наподобие наручников) и постоянно грозился выгнать.

Ему не нравились люди, с которыми я работал. Я привел несколько человек, которых знал по киношколе, и они ему действительно не понравились. Я думаю, проблема заключалась в том, что я, несмотря ни на что, все-таки заставлял его что-то делать. К тому же я никогда и близко не был таким известным человеком, как Расс Мейер, я был очень неопытным. Мы оба были неопытны — я в качестве режиссера, а он в качестве продюсера.

Мы каждый день все меняли, откладывали на потом. Это были очень неорганизованные съемки. Просто кошмарные. Все затягивалось. Я помню, как-то Малькольм не явился к девяти, и мы его прождали до часу. А в другой раз случилась полная херня, потому что пошел дождь, и вертолет ждал нас целый день, а в непогоду нельзя ничего снимать, дождь хлещет по ветровому стеклу. Стоило это безумно дорого, и я выглядел полным мудаком, поскольку не снял все сразу утром. Малькольм мог быть очень неприятным, знаешь ли. Это все, что я могу сказать. Он говнился в течение всех съемок. Даже хуже, чем во время монтажа.

В: А ты можешь привести примеры? Если ты говоришь, что он мудака из тебя делал, приведи какие-то факты.

ДТ: Хорошо, он заявлял мне перед всеми, что выгонит, орал на меня: «Все идет к тому, что ты будешь уволен» или «Завтра я собираюсь тебя уволить». И это не очень приятно перед всей бригадой, которую ты толком не знаешь, но с которой должен снимать фильм (смеется). И он мог просто влезть посреди съемки, схватить своими костлявыми пальцами за руку — у него такие смешные прихваты (снова демонстрирует). Например, если ты с кем-то говоришь, ему нужно было, чтобы ты немедленно перестал разговаривать с другими и слушал его. И ли мы договоримся о чем-нибудь, а он потом сам передумает. И все в штыки воспринимал. Чтобы он проявил какой-то энтузиазм, нужно было вести постоянную битву.

К тому же как у актера у него были ужасные проблемы. В эпизоде с ванной, а это был очень короткий кусок, он мог забыть все слова. И мы наверху сидели, как куча идиотов, — все знали эти несчастные два слова, знали назубок…

Первый день был ужасный. На Тауэр-бридж. Он опять забыл все слова, и мы проторчали там весь день. Становилось все хуже и хуже, и тогда он заявил: «Смотрите, я сейчас выпью бутылку виски и вспомню все слова». Он выдул эту бутылку виски, и все стало еще хуже (смеется). Я до сих пор помню эти слова (подражает малькольмовской протяжной, медлительной манере речи): «„Sex Pistols" выбрали сегодняшний день и отработали его до конца». Он говорил все медленнее и медленнее, он не помнил слов — только лицо кровью наливалось. Вот таким был первый день. Это было ужасно; мы так ничего и не взяли оттуда. Его вообще было очень трудно снимать, потому что всю вину он сваливал на меня — что он не помнит слов. И помочь ему было очень трудно, но я старался, насколько это было в моих силах.

Думаю, одна из проблем была в том, что Малькольм начал верить в ту роль, которую ему придумали. Он на самом деле стал думать, что он представляет собой что-то вроде ситуационистского гения, который разыграл все эти события…

Ситуационистская теория, род интеллектуального терроризма, базировалась на тотальной критике повседневной жизни западного буржуазного общества. Она достигла своего триумфа во время революционных событий в Париже в мае 1968 года, когда ситуационистская философия была на короткое время пущена в массовую практику. Хотя ситуационисты более не существуют как согласованная сила, их идеи продолжают вдохновлять мыслителей и активистов во всем мире.

«Словарь новейшего искусства»

В: Но почему же Малькольм пришел к мысли, что ты предатель?

ДТ: Я стал предателем, когда отказался быть рабом, это основное.

В: Неужели?

ДТ: Да, я думаю, в этом суть. Он снова набросился на меня по телефону и высказал самые бредовые обвинения, какие я когда-либо слышал. Кажется, он назвал меня говнюком из среднего класса и заявил, что вытащил меня — а в этом было явное противоречие — из грязной канавы, и еще прибавил, что навел обо мне справки в киношколе, и они там утверждают, что я совершенно бесталанный. Такие вот абсурдные вещи. Все это совершенно противоречило тому, что я о нем думал, — оказывается, его волновало мнение киношколы. Мне-то совершенно наплевать, что там мой ебаный профессор обо мне думает. Я там не был уже два года.

Ну вот, выдал он мне все это по телефону, а в офисе в это время были Джейми и София, и они буквально обалдели — не могли поверить, что такое творится, просто оглушены были. И я ужасно расстроился именно потому, что верил в наш союз и вообще в наши проекты.

Потом еще абсурд какой-то вышел с фашистами из общественной школы. Я думаю, разница небольшая между фашистами из закрытой школы и фашистами из артшколы.

И я помню ужасный разговор в монтажной на Беквик-стрит, там у нас в трущобах монтажная была. Малькольм стоял наверху лестницы и смотрел мне вслед, как я спускаюсь. Потом перегнулся через перила и заорал мне: «Ты работаешь как раб», — и эхо пошло. Я подумал: «Пошел ты на…» Представляешь, так все и было.

Я думаю, он находился под большим давлением, потому что как раз в это время умер Сид и на суде начала вскрываться вся подноготная. С Малькольмом начали происходить странные вещи. Он думал, что люди пытаются застрелить его и все такое, упаковывал свою одежду и пытался уехать. Вивьен за него очень беспокоилась. Выглядел из ряда вон. Ужасно выглядел. Лицо постоянно было красное. Я видел его еще раз, на закрытом просмотре некоторое время спустя, но он не стал со мной говорить, и я с ним тоже, но какая-то искра между нами проскочила, какой-то зловещий контакт взглядов.

Конец был очень печален, грустное было время. Никто был не в силах ничего изменить. Они питали эту невероятную веру Малькольма в то, что он именно тот, за кого выдавал себя в «Афере», и это становилось все более абсурдным. Особенно когда Джон начал таскать его по судам, и весь его образ мегаломаньяка разлетелся на куски. Империя «Sex Pistols» пала.

То явь была — иль сон правдивей яви?

Бессмертен сон богов — и в долгой славе

Текут их дни, блаженны и ясны.

Джон Китс. «Ламия»[16]