Глава двадцать шестая. ЧЕРЕЗ ЮЖНЫЙ БУГ И ДНЕСТР

Глава двадцать шестая.

ЧЕРЕЗ ЮЖНЫЙ БУГ И ДНЕСТР

После небольшой оперативной паузы, которой войскам хватило разве что на то, чтобы заштопать дыры на шинелях, почистить сапоги да хорошенько отоспаться в тепле, армии снова пошли вперёд.

Накануне наступления Конев провёл совещание с командармами, членами военных советов и заместителями по артиллерии и тылу. Он хорошо понимал своих ближайших подчинённых, знал, что это люди с разными характерами, но было у них нечто общее, что объединяло и почти уравнивало — боевой опыт. То есть то, что обеспечивало выполнение поставленных задач практически любой сложности. Конев избегал излишнего контроля. Но всё же иногда просил доложить о готовности артиллерии, о составе подразделений первого эшелона, о том, как налажена санитарная служба. Иногда прерывал командармов кратким: «знаю», «мне известно». Те, привыкнув к его манере и дорожа общим временем, принимали эти реплики как должное. Они знали: командующему можно сказать о любых недостатках и просчётах, чтобы устранить их общими усилиями. Правду командующий терпел в любом виде. Не терпел вранья, «…потому что за всякую ложь приходилось расплачиваться кровью солдат», — спустя годы напишет он в своих «Записках…».

В этот раз он особое беспокойство проявил по поводу готовности артиллерии. Погода стояла ненастная, самолёты дремали на своих базах, и их участие в прорыве, по всей вероятности, исключалось.

На рассвете 5 марта мощной артподготовкой из нескольких тысяч орудий и миномётов началась Уманско-Ботошанская наступательная операция.

Конев назвал её «самой трудной», так как она проводилась «в условиях полного бездорожья и весеннего разлива рек». Когда нет дорог, а вернее, когда по разбитым дорогам нет пути, маневрировать крупными массами войск и бронетехники весьма затруднительно. Но в той войне зачастую потому и побеждали, что действовали вопреки всему, в том числе и здравому смыслу.

Военные историки часто повторяют такую байку. Когда Гитлер спросил начальника Генерального штаба сухопутных сил генерала Цейтцлера, что в ближайшее время, в обстоятельствах полной распутицы и разлива рек, могут предпринять русские, тот ответил вопросом: «Мой фюрер, представьте, что вы русский, что бы вы сделали сейчас?» Цейтцлер ожидал, что Гитлер скажет: «Пошёл бы в наступление». Но Гитлер, всё ещё переживая поражение под Корсунем, ответил: «Ничего».

Этот разговор произошёл после того, как полковник Генштаба начальник разведотдела «Иностранные армии Востока» Рейнхард Гелен доложил неприятную информацию, полученную из разведдонесений, от пленных и в результате анализа данных агентурной разведки: «Русские готовы осуществить операцию на окружение немецкого южного фланга. С этой целью в ближайшее время 1-й Украинский фронт предпримет крупномасштабное наступление против нашего 59-го корпуса южнее Припятских болот, чтобы ударить в направлении на Польшу. Одновременно они повернут на юг к Днестру, чтобы обойти немецкий южный фланг. 2-й Украинский фронт Конева будет наступать из района Звенигородки с целью прорвать ослабленную 8-ю армию, ударить в направлении Румынии и совместно с 1-м Украинским фронтом окружить силы наших 1-й и 4-й танковых армий, которые ещё находятся восточнее Днестра».

Гелен, которого после войны назовут шпионом века, на этот раз был поразительно точен в своих прогнозах и выводах.

Утром 4 марта 1944 года в наступление ринулись войска 1-го Украинского фронта. Ими командовал маршал Жуков.

Спустя сутки, на рассвете 5-го числа, атаковал Конев.

Ставка планировала добить противника, который всё ещё удерживал некоторые районы Правобережной Украины.

Левее наступали армии и корпуса 3-го Украинского фронта генерала Малиновского[77].

3-й Украинский продвигался на Одессу. 2-й Украинский — на Умань и далее к Днестру.

Как всегда бывало перед наступлением, Конев с офицерами штаба объездил, обошёл и облазил всю передовую в поисках наиболее выгодного места для предстоящего прорыва. Наконец оно было найдено между сёлами Русаловка и Стёбное. Определена ширина наступления — 25 километров.

Перед Коневым вновь стояли части 8-й немецкой армии, а также подразделения 6-й армии. 400 тысяч солдат и офицеров, около 3500 орудий и миномётов, 450 танков и штурмовых орудий и около 500 самолётов. Разведка определила уязвимое место в порядках войск противника — оборона неглубокая, местами около 6—8 километров. Две-три позиции траншейного типа.

2-й Украинский фронт к моменту наступления имел 480 тысяч активных штыков, 8890 орудий и миномётов, 670 танков, 551 самолёт. Слабым местом оставались малокомплектные дивизии, многие из которых после недавних боёв имели половинный состав.

Наступали двумя ударами. Главный из района Черемисское, Ольховец на Умань и далее к Днестру и Яссам. Вспомогательный удар — силами левого крыла на Ново-Украинку. Оперативное построение — в два эшелона.

За первые три дня наступления войска основной группировки прорвали немецкую оборону и начали развивать удар силами подвижных частей. Прорыв был сделан на глубину до 50 километров, и до 80 километров были свёрнуты оголённые фланги противника.

Через три дня удар нанесла вспомогательная ударная группа левого крыла. В первый же день и здесь был достигнут успех.

Но главные события происходили под Уманью. Здесь наши танковые части столкнулись с 11-й, 13-й и 14-й танковыми дивизиями противника. В районе станции Поташ произошло встречное танковое сражение. Немцы потеряли в нём почти всю свою бронетехнику. Трофейные команды насчитали в полях, на дорогах и в балках около 500 немецких танков. Некоторые были брошены экипажами после того, как моторы выработали всё горючее, а в зарядных ящиках не осталось снарядов. По воспоминаниям участников сражения под Уманью, несколько трофейных танков были заправлены горючим, укомплектованы экипажами и вступили в бой в составе наших танковых бригад и корпусов.

К исходу 9 марта командующий 40-й армии генерал Жмаченко[78] шифром сообщил: вышли на рубеж Сарны, наступление продолжаю.

27-я армия генерала Трофименко, продвигаясь слева уступом, тем временем достигла рубежа Христиановки.

Как всегда, темп задавали танкисты. Это был уже не 1941 год. 6-я армия генерала Кравченко[79] обходным манёвром глубоко продвинулась вперёд и ворвалась в Христиановку.

52-я армия 9 марта вела бои за Умань.

2-я танковая армия к утру 10 марта при поддержке частей 5-й гвардейской танковой и 52-й армии полностью овладела Уманью.

Только на второй день Конев догнал свои передовые части. Его машина въехала в Умань. Он помнил этот южный городок довоенным, с прекрасным Софиевским парком, где было много сирени. Теперь кругом дыбились щербатые руины домов, улицы загромождали подбитые танки и самоходки, валялись трупы немецких солдат.

Из штаба 53-й армии сообщали: по фронту наступления армии наблюдаем общий отход противника. Та же картина была и на других участках. Началось оперативное преследование отступающих немецких войск.

Впереди был Южный Буг. И Конев бросил вперёд подвижные отрады с целью захвата мостов, бродов и переправ.

Отход немцев местами превращался в бег. Извечный спутник такого отступления — паника. Она пронизывала войска со скоростью бронебойного снаряда и уничтожала боевой дух и волю к сопротивлению. Группы «тридцатьчетверок» 2-й и 5-й гвардейской танковых армий настигали бегущих. Тех, кто поднимал руки, отправляли в тыл. Остальных накрывала грохочущая лавина до блеска отшлифованных траков. Следом за танками к переправам спешили отрады преследования: пехота на подводах, лёгкая артиллерия на конной тяге, сапёры, миномётчики. Вот что собой представляли передовые отрады.

Уже к вечеру авангарды вышли к Южному Бугу, захватили переправы и с ходу переправились на южный берег, заняли крупные опорные пункты противника — районные центры Джулинка и Гайворон.

Порой на переправах вспыхивали короткие кровавые схватки. Стремительные «тридцатьчетверки» настигали отходящего противника прямо на понтонах и мостах. Иногда группы немецкой пехоты и танки выходили к переправам, уже занятым нашими войсками. Случалось, немцы взрывали мосты в тот момент, когда на них выскакивали русские танки и отрады преследования. Инженерные части, тоже продвигавшиеся вперёд, тут же приступали к разминированию местности и ремонту переправ.

Особенно отличились во время боёв за переправы и при захвате плацдармов на южном берегу реки танкисты 2-й танковой армии генерала Богданова[80].

На некоторых участках захваченные плацдармы были расширены и углублены до 10—12 километров.

Конев с оперативной группой передвигался вперёд вслед за войсками. На переправе близ станции Поташ штабной кортеж попал под авианалёт. Погода по-прежнему была нелётной, но ночные немецкие бомбардировщики летали. Один из таких ночных охотников и наткнулся на их колонну в нескольких километрах от переправы. Немец всё рассчитал. Переправу охраняли зенитки. А тут, на дороге, безраздельно царствовал он.

Конев вспоминает, что из-за того, что впереди ехавший «виллис» и замыкавший бронетранспортёр охраны двигались плотно, газуя в вязкой дорожной грязи, звука мотора самолёта никто не услышал. Вдруг всё вокруг озарилось яркой вспышкой. Машины осыпало осколками и кусками земли. Конев находился в «эмке» в середине колонны. Одна из бомб разорвалась совсем близко. Остановились. Заглушили моторы. Конев приказал водителю выключить свет. Но во время бомбёжки «эмка» наскочила на «виллис», фары повредило, провода замкнули, и свет не выключался. Шофёр накинул на фары свою куртку и какое-то тряпьё и возился с проводкой.

«Проходит минута, две, — вспоминал Конев. — Мы слышим второй заход самолёта, и новая серия бомб рассыпалась возле наших машин. Наконец свет фар погас. Все четыре машины остановились. Самолётов в ночном небе уже не было слышно. Осмотрев машины, мы увидели, что у моей “эмки” пробиты мелкими осколками оба ветровых стекла.

В крыше тоже несколько пробоин, одна значительных размеров. “На память” в кузове машины оказался большой осколок бомбы около 500 г, который ударился о подушку и одеяло и застрял. Подушка и одеяло спасли меня от осколка, который мог бы угодить в позвоночник. Все уцелели. Конечно, случайно. К рассвету мы приехали на новый командный пункт. Нас встретил начальник штаба генерал-полковник М.В. Захаров и удивился, что машины изрешечены, а мы живы. Всякое бывает на войне».

Темп наступления в эти дни составлял 15—25 километров в сутки.

17 марта авангарды вышли к Днестру

Тем временем левая группировка сломила сопротивление на своём участке фронта и начала такое же энергичное преследование врага. На её участке действовали танковые дивизия СС «Мёртвая голова», 10-я мотодивизия, дивизия «Великая Германия» и шесть пехотных дивизий. 5-я и 7-я гвардейские армии рассекли их оборону, расширив фронт до 120 километров и углубившись на 70 километров. Гвардейцы сообщали о 10 тысячах пленных, захваченных в ходе прорыва.

Пленные немцы всегда радовали Конева. В цифрах войны он понимал и то, что каждый пленный немец — это несколько сохранённых жизней своих родных славян. Уже слышался в ротных и батальонных колоннах, в батареях и экипажах этот внезапно родившийся в войсках клич: «Эй, славяне!»

Пахло весенним Днестром и победой. Но до великой Победы был ещё год и два месяца боёв. Десятки и сотни больших и малых рек. Потери, потери, потери…

Днестр войска перескочили с ходу. Начали обустраиваться на отбитых плацдармах. Ремонтировали взорванные, строили новые мосты и переправы.

Группа немецких армий «Юг» оказалась разрезанной на две части. Правый фланг 1-й танковой армии генерала танковых войск Ханса Хубе был раздроблен и отходил на северо-запад. Левый фланг 8-й армии генерала пехоты Отто Вёлера пятился к югу.

Днестр был захвачен на восьмидесятикилометровом участке. Велась переправа. Авангарды тем временем расширяли плацдармы. Действуя решительно и дерзко, на некоторых направлениях они углубились до 40 километров. На правом берегу Днестра был создан простор для дальнейшего оперативного манёвра.

Двадцать второго марта 1941 года Конев получил директиву Ставки: войска 3-го Украинского фронта отстают, скованы сильным сопротивлением противника в нижнем течении Южного Буга, в целях окружения вражеской группировки, действующей там, и недопущения отхода её за Днестр, войска левого крыла повернуть на юг по восточному берегу Днестра и овладеть районами Бендеры, Тирасполь. Расчёт Ставки был понятен: прижать 6-ю армию генерала артиллерии де Ангелиса к побережью и добить её изолированно между Днестровским лиманом и Чёрным морем.

Перегруппировку пришлось делать на марше.

Вечером позвонил Сталин:

— Каковы ваши дальнейшие планы, товарищ Конев? — спросил Верховный, выслушав доклад о положении фронта,

— Согласно директивам, товарищ Сталин, основной удар планируем нанести на Бельцы и Яссы, а затем две общевойсковые и две танковые армии из центра фронта резко повернём вдоль обоих берегов Днестра. Считаю, необходимо поддержать войска 3-го Украинского фронта.

— Да, Малиновский, к сожалению, значительно отстаёт. А что вы думаете относительно Одессы? Ваше положение очень выгодное. Может быть, вы сумеете, по крайней мере, с захватом станции Раздельная, часть сил повернуть прямо на юг, на Одессу?

— Товарищ Сталин, перегруппировать часть подвижных войск на левый фланг не смогу. К тому же из-за тяжёлых условий местности и непролазной грязи из строя выбыло много танков. Командующему 7-й гвардейской армией генералу Шумилову мною уже даны указания как можно быстрее форсировать Южный Буг, овладеть районом станции Раздельная и узлом железных дорог. Сделать ему это будет трудно, так как, кроме пехоты, никаких манёвренных средств у него нет.

Верховный проверял возможности фронта. Конев это понял и потому настаивал на продолжении операции на Днестре и за Днестром. Именно здесь создалась благоприятная обстановка с перспективой нанесения удара по южной группировке Манштейна, который, искусно маневрируя и нанося короткие контрудары на флангах, постоянно уклонялся от решающего сражения. Конев же понимал, что схватиться с немецкой группировкой нужно как можно раньше, скорее, сейчас, пока наступательный ресурс армий ещё позволяет навязывать противнику свою игру и драться с самыми сильными его группировками не просто на равных, а с уверенностью, имея явное превосходство.

Двадцать пятого марта, на двадцатые сутки наступления на Уманском направлении, передовые отряды 40-й, 27-й и 52-й армий вышли к реке Прут, на государственную границу СССР, и с ходу форсировали её. За Прутом начиналась Румыния.

Здесь произошёл курьёзный случай с капитаном Андреем Жариковым из 52-й армии, будущим детским писателем и литературным консультантом второй книги мемуаров Конева. Историю эту рассказывали потом до самого Берлина. Она обросла домыслами и красочными деталями, на которые не скупится устное народное творчество, и превратилась в армейский анекдот.

А случилось вот что.

52-я армия генерала Коротеева[81] шла в первом эшелоне, в составе авангарда 2-го Украинского фронта, с ходу перемахнула Прут и вела бои на западном берегу. Артиллеристам на плацдарме нужны были огнеприпасы. Их доставляли из тыловых складов грузовики. На одном из «студебеккеров» вёз снаряды своим артиллеристам капитан Жариков. Спешил. Ночь застала его в пути, при подъезде к Пруту. Похоже, заблудился. Вдруг водитель увидел впереди паром, на который грузились солдаты. Посигналил, чтобы подождали, поддал газку. Машина сильная — вездеход. Водитель тоже хороший — ловко зарулил на паром, когда солдаты по приказу капитана Жарикова положили сходни. Паром отчалил. И уже на середине реки капитан и водитель обратили внимание на то, что солдаты как-то странно себя ведут. Сгрудились, молчат. Присмотрелся: мать честная! Румыны! С винтовками, с подсумками. Около сорока человек. Делать нечего, надо и дальше держать взятый тон. Вышел из машины и спросил:

— Молдаване есть среди вас? Нашлись и молдаване, трое.

— Вот что, ребята. Вы должны помочь мне сгрузить бое припасы и пригнать паром обратно, на левый берег. Всем румынам передайте, что я отпускаю их по домам, если они не хотят попасть в плен… Оружие сложить на пароме.

Румыны в то время уже воевали вяло, многие дезертировали. Возможно, на одну из таких групп дезертиров и наткнулся капитан Жариков на переправе. Сам же Жариков после войны любил рассказывать эту историю, прибавляя к ней следующую подробность: обнаружив, что солдаты на пароме — румыны и что настроены они далеко не дружелюбно, прежде чем окликнуть молдаван, взял в руки две гранаты и выдернул чеки. После этого они стали более сообразительными и приказ выполнили в точности.

Выход наших войск к государственной границе был отмечен особым приказом Верховного главнокомандующего.

Москва салютовала бойцам и командирам 2-го Украинского фронта 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. Дивизии и полки, отличившиеся в боях при форсировании Днестра и выходе на государственную границу, получили почётные наименования «Днестровских» и «Прутских».

Любопытный факт: участок государственной границы по Пруту, очищенный от противника войсками маршала Конева, взял под охрану 24-й пограничный полк подполковника пограничных войск НКВД С.Е. Капустина. В 1941-м именно здесь подразделения погранотряда С.Е. Капустина приняли первый бой.

Начался освободительный поход Красной армии в Европу Войска ликовали. Радовалась освобождению родной земли вся страна.

Но кровь русских солдат продолжала литься. Фашизм надо было добивать. Таковы были и условия союзников, стран антигитлеровской коалиции.

Наркомат иностранных дел СССР в эти дни опубликовал заявление, в котором говорилось: «Советское правительство доводит до сведения, что наступающие части Красной Армии, преследуя германские армии и союзные с ними румынские войска, перешли на нескольких участках реку Прут и вступили на румынскую территорию. Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ советским наступающим частям преследовать врага вплоть до его разгрома и капитуляции.

Вместе с тем Советское правительство заявляет, что оно не преследует цели приобретения какой-либо части румынской территории или изменения существующего общественного строя Румынии и что вступление советских войск в пределы Румынии диктуется исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением войск противника».

В начале апреля Ставка потребовала от Конева повернуть войска на юг, на Кишинёв.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.