Глава двадцать третья. «ПОЛКОВОДЕЦ РУМЯНЦЕВ»

Глава двадцать третья.

«ПОЛКОВОДЕЦ РУМЯНЦЕВ»

Немецкой «Цитадели» советские штабы противопоставили сразу две наступательные операции: «Кутузов» — атака левого крыла Западного (генерал В.Д. Соколовский), Брянского (генерал М.М. Попов) и правого крыла Центрального (генерал К.К. Рокоссовский) фронтов; и «Полководец Румянцев» — атака Воронежского (генерал Н.Ф. Ватутин), правого крыла Юго-Западного (генерал Р.Я. Малиновский) и Степного (генерал И.С. Конев) фронтов.

Войска заняли исходные позиции. Но сперва нужно было пережить первый этап сражения. Красная армия оборонялась. Предстояло выстоять. Удержать свой фронт перед атакой лучших дивизий вермахта и СС, сконцентрированных на Восточном фронте.

Свои «Записки…» маршал Конев начинает как раз Курским сражением. Он пишет: «В период оборонительного сражения командование и штаб Степного фронта внимательно изучали те направления, откуда в большей степени грозила опасность прорыва немецко-фашистских войск».

За этой фразой стоит многое.

Из популярной литературы и из фильмов (и снова должен упомянуть здесь знаменитый фильм «Освобождение») известно, что наша разведка смогла определить дату и время начала немецкого наступления с точностью до минут. Противник начал делать проходы в минных полях и снимать заграждения. При этом разведчики захватили сапёра, который всё и рассказал. Для упреждения удара наша артиллерия провела контрподготовку. Она дала огромный эффект, особенно на некоторых участках. Но мало кто знает, что контрподготовку артиллеристы Воронежского и Центрального фронтов проводили дважды. А на некоторых участках и трижды. Ватутин был человеком импульсивным, горячим. Рокоссовский имел характер более спокойный. Воронежский фронт открыл артиллерийский огонь 4 июля. Артподготовка длилась всего пять минут. За ней наступила тишина. Ничего не последовало. Ни с той, ни с другой стороны. Можно себе представить, как были натянуты нервы солдат по ту и другую сторону нейтральной полосы. Фронтовики говорят, что на передовой человек худеет за сутки. Те пять минут артподготовки по степени нервного напряжения стоили суток боёв. 5 июля в 3.30 артиллерия Воронежского фронта вновь обрушила свой огонь на позиции противника. К этому времени уже рассвело. В небо поднялись самолёты. Немцы начали артподготовку на час раньше. Но правее, на участке Центрального фронта, Рокоссовский сумел упредить противника и приказал своей артиллерии открыть огонь в 2.20. В 4.35 на Центральном фронте артподготовка была повторена. Оба раза — по 30 минут.

«Следует заметить, — пишет маршал Конев, — что на обоих фронтах первый мощный огневой удар был нанесён по главным средствам атаки. Однако сорвать наступление противника не удалось, хотя взаимодействие между основными силами и средствами первого эшелона врага было нарушено, а сила первоначального его удара значительно ослаблена.

С выходом противника к переднему краю главной полосы обороны 6-й гвардейской армии положение вражеских войск было определено более точно, и это потребовало повторной контрподготовки.

Конечно, эффект контрподготовки мог бы быть выше, если бы более точно были определены места сосредоточения пехоты и танков врага в исходном положении в ночь на 5 июля и если бы она была начата в тот момент, когда противник вышел из укрытий после ночного отдыха перед боем».

В эффективности контрартподготовки на своём участке фронта после войны сомневался бывший командующий 6-й гвардейской армией генерал Чистяков: «Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесёт ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал… И вторая думка: а не ударили ли мы по пустому месту? Они же могли увести войска… Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:

— Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а, по данным нашей разведки, он должен в пять… Не высыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов?»

Маршал Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» об этом эпизоде Курской битвы написал более конкретно: «Конечно, артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы всё же ждали от неё больших результатов. Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришёл к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали её слишком рано: немецкие солдаты ещё спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах».

Севернее оборону Центрального фронта атаковали пехотные дивизии 9-й полевой армии генерала Моделя. Наступление немецкой пехоты поддерживали танковые подразделения.

Здесь, на юге, на оборону Воронежского фронта ринулись танковые дивизии генералов Гота (4-я танковая армия) Кемпфа (оперативная группа «Кемпф»). В первые же часы атаки в полной мере проявила себя «школа Манштейна». Фельдмаршал фон Манштейн руководил наступлением на южном участке дуги. В отличие от Моделя, сделавшего ставку на пехотную атаку при поддержке танков, фон Манштейн пустил вперёд танковые клинья. «Это была его интерпретация боевого приказа Главного командования сухопутных сил Германии, — писал Пауль Карель, — посредством подавляющего превосходства во всех наступательных средствах на местах вклиниваться в оборону противника до соединения двух атакующих армий, затем ловушку захлопнуть. Более 1000 танков и 300 штурмовых орудий двинулись на русские оборонительные рубежи, чтобы осуществить прорыв, не задерживаясь, выйти на оперативный простор и соединиться с 9-й армией Моделя».

Основной удар пришёлся на оборону 6-й гвардейской армии генерала Чистякова и 7-й гвардейской армии генерала Шумилова. Оборону 6-й сокрушали танковые дивизии Гота, основную ударную мощь которых составлял II танковый корпус СС — дивизии «Адольф Гитлер», «Дас Рейх» и «Мёртвая голова». Левее вдоль шоссе на Обоянь, на северо-восток продвигался XLVIII танковый корпус и дивизия «Великая Германия». В дивизии «Великая Германия» было столько танков, что её можно было вполне именовать танковой. В том же направлении на Обоянь, прикрывая левый фланг танковых колонн, наступал LII корпус 4-й танковой армии Гота. Два корпуса оперативной группы «Кемпф» атаковали на восток вдоль шоссе Белгород—Короча, отжимая 7-ю гвардейскую армию и тем самым прикрывая танковый клин дивизий СС.

В своих мемуарах Конев как-то неясно говорит о том, где он находился в момент начала Курского сражения и в первые дни. Ясно только, что на своём командном пункте, то есть в штабе Степного фронта, его не было. Душа солдата не вытерпела тыла, и он выехал вперёд, на КП генерала Ватутина. В случае обострения ситуации и прорыва немцев именно отсюда ему лучше было управлять своими войсками. «В период оборонительного сражения командование и штаб Степного фронта внимательно изучали те направления, откуда в большей степени грозила опасность прорыва немецко-фашистских войск. Я побывал на правом крыле Воронежского фронта в районе Курска и в самом городе».

В первый день до наступления ночи немцы смогли преодолеть первую полосу обороны 71-й, 67-й, 52-й гвардейских стрелковых дивизий, продвинулись до восьми километров в глубину русской обороны, но вскоре наткнулись на 3-й механизированный корпус генерала Кривошеина, стоявший гвардейцам в затылок в качестве второго эшелона.

Донесения одно за другим поступали на командный пункт Воронежского фронта. Конев читал их вместе с Ватутиным, членом Военного совета Воронежского фронта Н.С. Хрущёвым и представителем Ставки маршалом Василевским. Когда наступила первая ночь и сражение немного утихло, остановившись на рубежах, достигнутых немцами в вечерние часы, генералы вздохнули с облегчением. Стало ясно, что противник начал вязнуть в обороне первого эшелона. С левого фланга, где наступали XI армейский и III танковый корпус оперативный группы «Кемпф», от генерала Шумилова (7-я гвардейская армия) пришло донесение, что противник смог переправиться через Северский Донец и создал несколько плацдармов, что он остановлен и спешно проводит перегруппировку сил для нового удара.

Конев с особым вниманием принял это сообщение. Направление удара оперативной группы «Кемпф», характер наступления, когда впереди шли танковые подразделения, а за ними в прорыв втягивалась основная часть войск, свидетельствовали о том, что противник экономит силы. Для чего? Вскоре стало понятно, что группа «Кемпф» должна обеспечить прикрытие всей операции на юге с восточного фланга. Если дать ей продвинуться вдоль Северского Донца через Корочу, немцы отрежут левое крыло Степного фронта от Воронежского и блокируют возможность участия первого в сражении.

Позже, когда стали подводить итоги битвы, и ещё позже, когда поля сражений распахали под озимые и яровые, а генералы и маршалы засели за мемуары, просочились сведения, которые объясняют некоторые неудачи и просчёты советской обороны. К примеру, командующий 6-й гвардейской армией генерал Чистяков, любивший хорошо покушать, в момент немецкой атаки решил позавтракать. В это время к нему на командный пункт прибыли командующий 1-й танковой армией генерал Катуков и член Военного совета Попель. Катуков с Попелем приехали, конечно же, не на яичницу с ветчиной, а чтобы в момент начала немецкого наступления быть поближе к передовой. Но хозяин передового КП, демонстрируя своё гостеприимство, а также спокойствие перед битвой, настаивал на завтраке под яблонями. Этакая шляпа с черешнями перед возможной пулей в лоб… Попель вспоминал: «На столе была холодная говядина, яичница, графин с холодной, судя по запотевшему стеклу, водкой и, наконец, тонко нарезанный белый хлеб — командарм не изменял своему обыкновению».

И тут немецкая артиллерия начала пристрелку. Над яблонями, под которыми был накрыт стол, расплылось «пристрелочное облако шрапнели». Прибежал помощник начальника штаба и доложил, «торопливо и неуверенно», что немцы прорвали фронт и приближаются к командному пункту.

Можно с большой долей уверенности предполагать, что этот сюжет вскоре стал известен в штабе Воронежского фронта. В 1941-м таких генералов расстреливали. Если сравнить с «завтраком под яблонями» поведение во время прорыва немцев под Белостоком и Минском командующего 4-й армией генерала Коробкова, которого расстреляли вместе с командующим фронтом генералом Павловым, то можно прийти к выводу, что Коробкова казнили ни за что и что как офицер, командующий армией, Коробков был значительно выше и дисциплинированней Чистякова. Вот для таких командиров у Конева ещё год назад была вытесана палка… Невольно задумаешься о её нравственном оправдании, когда читаешь истории, подобные «завтраку под яблонями» на фоне «неожиданной» танковой атаки немцев. Но командующий 6-й гвардейской не был подчинённым Конева.

Особенно удручающими были сообщения о результатах налётов немецкой авиации.

«К сожалению, удары нашей авиации по аэродромам противника были малоэффективными, так как противник с рассветом 5 июля поднял свою авиацию в воздух, — пишет Конев. — Однако воздушные бои под Курском шли непрерывно. Только 5 июля произошло около 200 групповых и индивидуальных воздушных боёв, в результате которых наши лётчики сбили 260 самолётов противника. Наша авиация смогла завоевать господство в воздухе, что весьма положительно сказалось на выдвижении и вводе в сражение войск Степного фронта».

Конечно, командующий Степным фронтом мог оценить роль нашей авиации в небе над Курской дугой. Но оценивал эту роль он уже спустя годы, после Победы, частью которой была победа Воронежского, Юго-Западного и Степного фронта под Белгородом и Харьковом. За давностью лет позволительно стало опустить некоторые шероховатости и недочёты, неудачи и даже трагедии. Ведь они, когда была добыта великая победа, сразу потускнели и словно оказались в тылу… Не мог командующий видеть 260 сбитых немецких самолётов 5 июля. Эта цифра появилась уже из послевоенных справочников или документов Генштаба. К тому же текст прошёл редактуру, где каждый абзац прочёсывали частым гребнем в несколько заходов. В этом смысле повезло мемуарам К.К. Рокоссовского: дочь и внуки сохранили рукопись черновиков и первую редакцию, которую теперь восстановили, и мы имеем возможность узнать, какие мысли закладывал автор, рассказывая о тех или иных событиях.

Но были и радостные сообщения, которые постепенно начали выстраиваться в общую картину, свидетельствующую о том, что наступление противника вязнет в глубоко эшелонированной и тщательно подготовленной обороне. Войска держатся. Оборона и тверда, и эластична одновременно. Истребители танков быстро нашли слабые места немецких «пантер» и «фердинандов». Пехота успешно противостоит самоходкам. Земляные сооружения, блиндажи и укрытия помогли пережить интенсивную артподготовку. О мощи артогня в полосе обороны 6-й гвардейской армии позже написал немецкий историк: «Подобной концентрации огня артиллерии и тяжёлого оружия на столь узком участке фронта в этой войне ещё не достигали. Между Белгородом и Герцовкой за пятьдесят минут было выпущено больше снарядов, чем за кампании против Польши и Франции вместе взятые». Поэтому беспокойство, выдержит ли первый эшелон, особенно пехота и противотанковые полки прямой наводки артиллерийское наступление немцев и налёты штурмовой авиации, было обоснованным. Гвардейцы устояли.

С «Фердинандами» тоже научились бороться. Часть из них осталась на минных полях. Несколько штук подбили истребители танков. Пехота перестала бояться этих колоссов. Дело в том, что бойцы быстро поняли: «фердинанд» не способен маневрировать с той же лёгкостью, как это, к примеру, делают немецкие танки и штурмовые орудия «штурмгешютце», кроме того, он не обладает противопехотным вооружением, у него нет ни одного пулемёта, а поэтому на близком расстоянии со своей жёстко закреплённой пушкой он безопасен, и его можно достать кумулятивной гранатой, подложить под гусеницы противотанковую мину или забросать бутылками с горючей смесью.

Сражение набирало силу. С каждым часом в него с обеих сторон волей командиров вовлекались новые и новые подразделения. Тысячи умирали под пулями и осколками, в огне и под взрывами бомб и снарядов, но десятки тысяч тут же сменяли их, продолжая нещадно истреблять друг друга. Немецкий историк Пауль Карель отметил: «Даже Сталинград, несмотря на его более апокалиптическую и трагическую ауру, не выдерживает сравнения с грандиозным сражением у Курска по количеству участвовавших в нём сил».

И вот, наконец, наступил кульминационный момент сражения на южном участке дуги. В районе Понырей 7 июля произошло встречное сражение. Противник остановился. 9 июля снова атаковал, теперь уже на Обоянском направлении на десятикилометровом участке фронта силами до 500 танков и самоходных орудий. Генерал Ватутин маневрировал резервами. Но таранный удар в районе Обояни остановить не удалось. Немцы углубились на 35 километров.

В районе Прохоровки немцы ввели в бой 4-ю танковую армию — 700 танков и штурмовых орудий. Гот, похоже, решил взять реванш за Сталинград. И у него на этот раз действительно получалось значительно лучше.

В какой-то момент произошло то, чего очень боялся Конев. Ставка начала растаскивать его группировку и бросать армии на угрожаемые участки. Годы спустя он с горечью напишет: «…ввод в сражение стратегических резервов по частям никогда не способствовал достижению крупных целей. Об этом говорит и история Первой мировой войны. Опыт наступления Юго-Западного фронта летом 1916…»

Двенадцатого июля на рассвете позвонили из Ставки. Генерал Антонов с тревогой сообщил: на Белгородском направлении противник силой до 200 танков при поддержке мотопехоты прорвал оборону 69-й армии и почти беспрепятственно продвигается в глубину. Коневу обстановка была известна, и он уже предполагал, что сейчас услышит от Антонова.

Его лучшие армии — 5-я гвардейская танковая и 5-я гвардейская общевойсковая передавались в распоряжение Ватутина. Им предстояло совершить трёхсоткилометровый марш и занять исходные позиции. 5-я гвардейская генерала Жадова[58] развёртывалась в полосе обороны от Обояни до Прохоровки. А Ротмистров сосредоточивался севернее Прохоровки.

О том, что произошло с 5-й гвардейской танковой армией, историки спорят до сих пор. Армия вскоре практически перестала существовать. Часть танков была уничтожена немецкой авиацией ещё на марше. Часть погибла в сражении под Прохоровкой. Сталин был взбешён, узнав о таких потерях, и назначил следствие. Генерал Ротмистров, ставший вскоре маршалом бронетанковых войск, обладал исключительной способностью выкручиваться из самых, казалось бы, висельных ситуаций. Удивительное дело: под началом Конева Ротмистров воевал хорошо и даже блестяще. Но как только оказывался далеко от палки командующего, дело у него буквально валилось из рук. В 1944-м он оказался на 3-м Белорусском фронте, и вот результат. Уже будучи маршалом бронетанковых войск, попал под горячую руку молодого генерала Черняховского и был уволен с фронта в тыл до окончания войны.

Двенадцатого июля стало очевидным, что немцы на Курском направлении выдохлись.

Третьего августа после мощной артиллерийской подготовки, при поддержке авиации в наступление двинулись войска Воронежского и Степного фронтов. Направление — Белгород и Харьков.

Конев в это время имел под рукой следующие силы: 69-я армия, 53-я армия с 1-м механизированным корпусом, 47-я армия с 3-й гвардейским механизированным корпусом, 7-я гвардейская армия, 4-я гвардейская армия с 3-м гвардейским танковым корпусом. С разрешения Ставки в оперативное подчинение, в случае крайней необходимости, переходила 4-я гвардейская армия генерала Кулика.

Разжалованный, лишённый маршальских звёзд Кулик к этому времени дослужился до генерал-лейтенанта и успешно командовал одной из самых сильных армий, сосредоточенных на южном фасе Курской дуги.

В ходе начавшегося наступления в состав Степного фронта вернули 5-ю гвардейскую армию генерала Жадова и пополненную новой техникой, экипажами и вооружением 5-ю гвардейскую армию генерала Ротмистрова.

Накануне наступления на командный пункт Конева в Корочу приехали Жуков и Василевский. Оба к тому времени маршалы. Жуков получил маршальскую звезду в январе, Василевский в феврале, через несколько дней после присвоения звания генерал армии. Оба с новенькими орденами Суворова 1-й степени.

Воинская же слава Конева в те дни только начиналась.

В Короче Конев и прибывшие из Москвы маршалы обсудили итоги первого этапа сражения в районе Курска, а затем наметили план наступления войск Степного фронта. В ходе наступательной операции «Полководец Румянцев» должны были вводиться в дело основные стратегические резервы, накопленные и сохранённые Ставкой к началу августа.

Конев, понимая, что настаёт и его решающий час, который может стать часом славы и всего Степного фронта, и его личной, испытывал противоречивые чувства. С одной стороны — наконец-то и он переходит в наступление. Уже месяц томился в резерве, стоял в чистом поле, как Андрей Болконский со своим полком. Его армии и корпуса выдёргивали вперёд, бросали под танковые клинья и бомбы немецкой авиации, чтобы выправить критическое положение, создавшееся у Ватутина. А теперь… С кем ему наступать?

Но Жуков сразу успокоил, перечислил армии и соединения, танковые и механизированные корпуса и бригады, которые передавались Степному фронту. Итог совещания в Корочи Жуков подвёл так:

— Ваша задача, Иван Степанович, удар на смежном крыле Воронежского фронта в южном направлении. Прорвать оборону противника, рассечь его белгородско-харьковскую группировку и во взаимодействии с частями Юго-Западного фронта уничтожить противника в районе Харькова, очистить харьковский промышленный район. — Маршал скользнул карандашом по карте на запад. — А дальше — Днепр. Если дела пойдут хорошо — Полтава и Кременчуг.

Перед Коневым в районе Харькова и Белгорода стояла мощная группировка противника общей численностью до 300 тысяч человек, свыше трёх тысяч орудий и миномётов, до 600 танков и штурмовых орудий и более тысячи самолётов.

В июле—августе 1941-го танки Гота сокрушали оборону 19-й армии, терзали стрелковые корпуса и дивизии, не успевшие развернуться в боевой порядок и занять оборонительные рубежи. Маятник войны качнулся в обратном направлении. И теперь Готу нужно было выдержать натиск войск генерала Конева. Разница состояла лишь в том, что обороняющаяся сторона к моменту схватки была развёрнута и имела хорошо укреплённые, заблаговременно построенные рубежи.

И 4-я танковая армия, и оперативная группа «Кемпф» входили в группу армий «Юг» под командованием одного из лучших фельдмаршалов Германии Эриха фон Манштейна.

В 4-ю армию, в свою очередь, входили два корпуса: LII армейский корпус в составе трёх пехотных дивизий и II танковый корпус СС обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера. С последним Коневу тоже довелось сталкиваться в подмосковных полях в 1941 году.

В оперативную армейскую группу «Кемпф» входили три танковые и одна пехотная дивизии. 7-я танковая преследовала Конева от Витебска до Ржева. Один из танков этой дивизии он сам подбил из «сорокапятки», брошенной артиллеристами на шоссе Смоленск—Витебск, когда немецкая колонна внезапно преградила путь штабному кортежу.

Первой атаковать противника должна была 57-я армия генерала Гагена[59]. На семикилометровом участке для обеспечения прорыва была сосредоточена основная ударная мощь артиллерии. Плотность превышала 300 орудий и миномётов на один километр фронта.

Рассекающий удар наносили две танковые армии Степного и Воронежского фронтов.

Это была уже другая война. В 1941-м под Москвой одной дивизии, в которой едва насчитывалось по батальону активных штыков в каждом полку, приходилось удерживать участок фронта втрое и вчетверо превышающий тот, который занимала армия Гагена.

Противник держался прочно. Тактическая полоса состояла из главной и вспомогательной. Общая глубина — до 20 километров. Главная линия — двухполосная, глубиной шесть—восемь километров. Мощные опорные пункты были оснащены всеми видами вооружений, между собой соединены ходами сообщения полного профиля. Вторая линия имела глубину два—три километра. Между ними — промежуточные и отсечные позиции, инженерные заграждения, минные поля, противотанковые районы.

Артиллерийское наступление буквально сокрушило передовые оборонительные рубежи противника. Ветераны из стрелковых частей, которые первыми пошли в атаку, рассказывали, что пленные, которых они захватили в полуразрушенных окопах, находились в состоянии полной прострации. Некоторые так и не пришли в себя, навсегда потеряв рассудок. Такое Конев наблюдал в 1941-м в своих окопах. Теперь всё изменилось.

В конце дня, когда уже определился характер боя — прорыв произошёл, — Жуков докладывал Сталину: «Сегодня, 3.8.43. войска Чистякова, Жадова, Манагарова, Крюченкина в 5:00 начали контрнаступление, которое проводилось с полным учётом опыта Западного и Брянского фронтов и было построено так:

5 минут огневой налёт артиллерии, миномётов, “катюш” и огня пехоты по переднему краю и всей глубине обороны противника.

35 минут контроль прицела и пристрелки орудий тяжёлого калибра.

1 час 20 минут методическое подавление, разрушение целей и залпы “катюш”.

20 минут нарастающий до предельного режима артиллерийский и миномётный огонь.

45 минут заранее спланированный артогонь по узлам сопротивления в глубине обороны противника.

Пехота с танками прорыва и орудиями самоходной артиллерии в атаку была поднята в 7.55, то есть в момент открытия артиллерией нарастающего до предельного режима огня, и, прижимаясь к огневому валу, пехота с танками и орудиями самоходной артиллерии через 20 минут прорвалась на передний край обороны противника.

Авиация в течение дня действовала по следующему плану.

Первый бомбовый удар был произведён по штабам, узлам и линиям связи для нарушения управления.

Второй, третий и четвёртый бомбардировочные удары последовательно производились по артиллерийским позициям в глубине обороны, по скоплениям противника и резервам противника.

Первый удар штурмовиков произведён в 7.55, то есть в момент подъёма пехоты в атаку, и продолжался беспрерывно в течение двух с половиной часов с огневой задачей подавления артиллерии, миномётов противника и огневых точек на обратных скатах…

Танковые армии Катукова и Ротмистрова, построенные в боевые порядки на выжидательных позициях, продвигали свои авангардные бригады непосредственно за пехотой, что обеспечило быстрый ввод главных сил танковых армий в прорыв после взлома тактической глубины, обороны противника».

Но уже на следующий день противник предпринял ряд контрмер, сопротивление усилилось. Гот начал перебрасывать резервы и пытаться закрывать ими прорывы, ликвидировать опасные вклинения. Однако напор был столь силён, что уже к утру 5 августа дивизии 7-й гвардейской армии генерала Шумилова[60] вышли к Белгороду и начали обтекать город, блокируя все дороги и направления. И.С. Конев вспоминал, что бои за Белгород имели ожесточённый характер. Немцы понимали, что они теряют с падением города, превращенного ими в твердыню.

Белгород переживал вторую оккупацию. Немцы вошли в город 24 октября 1941 года и стояли здесь до 9 февраля 1943 года, до своего сокрушительного поражения под Сталинградом. Но вскоре вновь отбили Белгород. Произошло это 18 марта 1943 года.

Конев торопил своих командармов первого эшелона. Вперёд! Вперёд! Ни в коем случае не сбавлять темпа наступления!

Пятого августа 7-я гвардейская армия и 69-я армия генерала Крюченкина штурмом преодолели укрепления по обводу Белгорода, ворвались в кварталы и быстро начали продвигаться к центру. К полудню стало окончательно ясно, что город взят.

В тот же день за сотни километров севернее по фронту, в деревне Хорошево близ Ржева, произошло вот какое событие.

Накануне Сталин решил выехать на фронт. Это была его первая и единственная поездка на передовую. Спецэшелон, на котором он отправился к месту назначения, был замаскирован под обыкновенный товарняк с пиломатериалами и дровами. Сталин остановился в крестьянском доме. Вызвал к себе командующего Калининским фронтом генерала Ерёменко.

В мемуарах Ерёменко эпизод встречи его со Сталиным 5 августа 1943 года описан во всех подробностях. В самый разгар их беседы в дверь постучались, вошёл комиссар госбезопасности 2-го ранга, он же заместитель наркома внутренних дел Серов, и доложил:

— Нашими войсками взят Белгород.

Сталин сразу заметно оживился, настроение у него поднялось. И вдруг он начал рассуждать примерно в таком духе: в прежние времена, когда русские войска где-то одерживали победу, во всех церквах били в колокола, славили победу и победителей.

— Что вы думаете о том, чтобы дать салют в честь тех войск, которые взяли сегодня Орёл и Белгород?

Все ответили положительно. Тогда Сталин позвонил Молотову:

— Вячеслав, распорядись… — И так далее. При этом предупредил, чтобы салют не давали без него. И уехал в Москву.

Как только Левитан передал в эфир сообщение об освобождении городов Орла и Белгорода, в Москве, рассредоточившись по разным районам, чтобы выстрелы были слышны везде, 124 горных орудия отсалютовали двенадцатью залпами.

Отличившимся дивизиям и частям Верховный приказал присвоить почётные наименования «Орловская» и «Белгородская».

В штабах армий, корпусов и дивизий Степного фронта командиры писали реляции на награждения отличившихся.

В конце июня 1942 года Конев был награждён орденом Кутузова 1-й степени, а через месяц — орденом Суворова 1-й степени.

Результаты наступления Степного фронта были потрясающими, хотя И.С. Конев потом сожалел о многих упущенных возможностях из-за раздёргивания Ставкой стратегических резервов. Прорыв углубился до 60—80 километров. Танковые армии продвинулись до 100 километров. Ширина прорыва составляла до 120 километров.

Группа армий «Юг» оказалась разрезанной на части. Фельдмаршал Манштейн был в панике. Он срочно перебрасывал на Белгородско-Харьковское направление свой главный ударный резерв: мотопехотные и танковые дивизии СС «Райх», «Мёртвая голова», «Викинг», из района Донбасса перевёл 3-ю танковую дивизию, а также элитную дивизию «Великая Германия». Сюда же по приказу Манштейна спешили и другие части усиления.

Вот как вспоминал атмосферу тех дней бывший помощник командующего фронтом генерал М.И. Казаков[61]: «В один из тех горячих июльских дней на КП командующего 53-й армией неожиданно появился Иван Степанович. Ничего особенного в этом приезде, конечно, не было: Конев вообще большую часть времени проводил в войсках — таков его стиль. А тут у нас ещё случилась какая-то заминка — темп наступления заметно снижался…

— Перед вами и немцев-то, наверное, давно нет, а вы топчетесь на месте, — недовольно заметил Иван Степанович, вы слушав командарма генерала И.М. Манагарова.

Мы хорошо знали обстановку, и я стал докладывать Коневу о состоянии наших войск, о противнике, об особенностях местности, на которой протекает сейчас бой…

— А ну, поехали в боевые порядки, там лучше во всём раз берёмся, — перебил меня Конев.

Фронтовые сборы недолги. Через несколько минут мы уже сидели в машине…

Хорошо помню неубранное пшеничное поле, на котором были остановлены наши войска. Впереди, километрах в двух, в самый горизонт упирался гребень высот. Там был противник…»

Дорога к Харькову не была для войск Степного фронта дорогой непрерывного марша вперёд. Бои, бои, бои…

И вот, наконец, подошли к Харькову. И.С. Конев в «Записках командующего фронтом» о немецкой обороне Харькова писал: «Оборона противника, по данным разведки и показаниям пленных, представляла собой систему дзотов с перекрытием в два-три наката и частично железобетонных сооружений. Широко применялся фланкирующий и косоприцельный огонь, все узлы сопротивления имели огневую связь, огневые точки были соединены ходами сообщения, передний край усилен инженерными сооружениями, проволочными и противотанковыми заграждениями, минными полями.

Все каменные строения на окраинах города были превращены в своеобразные долговременные огневые точки, нижние этажи домов использовались в качестве огневых позиций для артиллерии, верхние занимали автоматчики, пулемётчики и гранатомётчики.

Въезды в город и улицы на окраинах были заминированы и перекрыты баррикадами. Внутренние кварталы города также были подготовлены к обороне с системой противотанкового огня.

Для обороны Харькова немецкое командование сосредоточило сильную группировку в составе восьми пехотных, двух танковых дивизий, артиллерийских частей, многих отрядов СС, полиции и других подразделений, сосредоточив их, в основном, на северном и восточном фасах внешнего оборонительного обвода при значительном эшелонировании войск в глубину. Гитлер приказал удержать Харьков любой ценой и потребовал от генералов широкого применения репрессий против солдат и офицеров, проявивших признаки трусости и нежелания драться. Он указывал Манштейну, что потеря Харькова создаст угрозу потери Донбасса.

Чтобы предотвратить возможность глубокого охвата харьковской группировки войск с юго-запада, гитлеровское командование ввело в бой против войск Воронежского фронта оперативные резервы — танковые и мотострелковые дивизии, переброшенные из Донбасса и с Орловского направления, которые нанесли сильные контрудары по нашим войскам на Богодуховском, а затем и на Ахтырском направлениях».

Усиливался и Степной фронт. Вернулась 5-я гвардейская танковая армия. Окончательно была передана из состава Юго-Западного фронта 57-я общевойсковая. Фронт получил 35 тысяч человек пополнения, 200 танков Т-34, 35 танков KB, 100 танков Т-70, а также четыре полка самоходок, две инженерные бригады и 190 самолётов разных типов.

Шестого августа Верховный утвердил план Харьковской наступательной операции. Заходом операции следил представитель Ставки маршал Жуков. В ночь на 10 августа он получил из Москвы телеграмму следующего содержания: «Ставка Верховного Главнокомандования считает необходимым изолировать Харьков путём скорейшего перехвата основных железнодорожных и шоссейных путей сообщения в направлениях на Полтаву, Красноград, Лозовую и тем самым ускорить освобождение Харькова.

Для этой цели 1-й танковой армией Катукова перерезать основные пути в районе Ковяги, Валки, а 5-й гв. танковой армией Ротмистрова, обойдя Харьков с юго-запада, перерезать пути в районе Мерефа».

Жуков тотчас выехал к Коневу. В план операции были внесены срочные коррективы.

Танковые армии устремились к указанным рубежам. Пехота Степного фронта тем временем выходила к северному и восточному оборонительным обводам Харькова. Сюда же стягивалась артиллерия. На общем направлении, помогая танкам и стрелковым дивизиям, действовала авиация.

Манштейну необходимо было спасти 4-ю танковую армию Гота и оперативную группу «Кемпф», не допустить их окончательного разгрома. И Манштейн нашёл выход.

Воронежский фронт наступал так же стремительно, сломя голову, зачастую не особенно заботясь о закреплении захваченной территории и обеспечении флангов. И Манштейн наказал Ватутина за неосмотрительность: 11 августа из района южнее Богодухова, а 18—20 августа — из района западнее Ахтырки немцы нанесли мощнейшие контрудары. Как вспоминал генерал Штеменко, в тот период начальник оперативного управления Генштаба, «всего в контрударах участвовало до одиннадцати вражеских дивизий, преимущественно танковых и моторизованных. Со стороны Ахтырки враг нацелился под самое основание нашего глубокого вклинения на главном направлении. В итоге ожесточённых боёв 17—20 августа войска Воронежского фронта понесли здесь чувствительные потери. Местами были потеснены к северу и обе наши танковые армии. Возможности выхода в тыл харьковской группировки противника ухудшились».

В ночь на 22 августа об этом доложили Сталину. Он отреагировал мгновенно:

— Садитесь и пишите директиву Ватутину, — приказал Верховный генералу Штеменко. — Копию пошлите товарищу Жукову. События последних дней показали, что вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки как при планировании, так и при проведении операций. Стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств и даёт возможность противнику наносить удары во фланг и тыл нашим далеко продвинувшимся вперёд и не обеспеченным с флангов группировкам.

В своих «Записках…» И.С. Конев впоследствии корректно заметит: «В мою задачу не входит разбирать причины неудач». И это ещё одна человеческая черта нашего героя.

Однажды Конев приехал на передовой НП генерала Шумилова.

— Ну что тут у вас, Михаил Степанович? По заводу лупите? — спросил он и наклонился к стереотрубе.

Одна из дивизий 7-й гвардейской армии вплотную подошла к Харьковскому тракторному заводу Видно было, как пехота окапывается, охватывая полукольцом заводские корпуса.

— Приказ мои люди знают. Приказ доведён, — сказал Шумилов. — Как видите, тяжёлую артиллерию не применяем. А жаль, Иван Степанович. Вот если бы развязать моим гвардейцам руки да усилить танками…

— Нельзя. Размолотят твои гвардейцы завод, а вместе с ним заодно и город в два счёта.

— Это так.

Харьков было приказано брать, не причиняя городу значительных разрушений. А это означало — пехотой, людьми. Класть перед немецкими дотами и окопами людей. Вот что было невыносимо. И оба генерала, стоя на передовом НП и наблюдая, как копошится впереди, у корпусов Харьковского тракторного завода пехота, это прекрасно понимали.

Но понимали они и то, что штурмуют свой город и отбивают у противника свой завод, где завтра будут ремонтироваться подбитые в бою «тридцатьчетверки» и К.В. Вот почему перед штурмом Харькова было принято решение: ни в коем случае не допустить, чтобы город переходил из рук в руки.

Впоследствии цеха Харьковского тракторного завода будут оперативно ремонтировать бронетехнику армий и танковых корпусов. Боевые машины, получившие в бою увечья различной степени, будут быстро возвращаться в строй именно благодаря тому, что ХТЗ смогли захватить, не допустив значительных разрушений.

Многострадальный Харьков. Ветераны, а потом и историки назовут его «проклятым местом Красной армии». Харьков до этого наши войска освобождали дважды: в 1942-м и 1943-м, в феврале. Но не удержали.

К концу дня Конев объехал все передовые НП своих войск и принял решение, что наиболее выгодное положение для штурма Харькова у 53-й армии генерала Манагарова[62]. К тому же для Ивана Мефодиевича Манагарова эти края родные.

Одиннадцатого августа общевойсковые армии начали наступление. В первые же часы продвинулись вперёд и завязали бои в траншеях. На некоторых участках это были схватки, переходящие в рукопашные.

7-я гвардейская прорвалась в город с северо-востока. 57-я форсировала реку Роганку и смяла немецкую оборону на внешнем обводе. 69-я подавила узлы сопротивления в районах Черкасское, Лозовое и Большая Даниловка, штурмовала северные кварталы Харькова. 53-я заняла выгодные рубежи на северо-западной окраине города. Тем временем 5-я гвардейская танковая армия охватила харьковскую группировку противника с запада и юго-запада.

Двадцать второго августа Манштейн понял, что Конева ему не остановить, что промедление чревато окружением харьковской группировки, и, вопреки требованию Гитлера Харькова не отдавать ни при каких обстоятельствах, принял решение отводить войска в южном направлении.

Конев ждал этого момента, и, как только разведка сообщила, что противник снимается с позиций и отходит, приказал начать ночью штурм Харькова.

Рано утром 23 августа Конев проехал по улицам города, вернулся на КП и позвонил в Москву. Об успехах он всегда докладывал лично. Он знал, что Сталин после долгой ночной работы в эти часы обычно ещё спит. Позвонил Поскрёбышеву[63]. Тот ответил:

— Товарищ Сталин отдыхает. Я его беспокоить не буду.

— Да поймите же вы, наши войска освободили Харьков! — кричал в трубку Конев.

Но секретарь Верховного был непреклонен.

Тогда Конев решил позвонить по прямому телефону. Телефон долго не отвечал. Телефонистка, соединявшая его с кабинетом Сталина, начала волноваться.

— Звоните ещё, — настаивал он. — Звоните. За последствия отвечаю.

И вот в трубке послышался знакомый голос с хрипотцой:

— Слушаю.

— Звонит Конев. Докладываю, товарищ Сталин, войска Степного фронта сегодня освободили город Харьков.

— Поздравляю! — тут же ответил Верховный; в голосе его чувствовалась радость. — Салютовать будем по первому разряду.

Теперь Конев понимал, что заслужил не только доверие, но и любовь Верховного.

В день освобождения в Харькове на центральной площади у памятника Тарасу Шевченко состоялся праздничный митинг. Организовали и проводили его партийные работники Харьковского горкома КП(б)У. Главное слово произносил генерал Конев. На митинге присутствовал маршал Жуков.

Подводя итоги августовских 1943 года боёв на Белгородско-Харьковском направлении, И.С. Конев в своих «Записках…» размышлял: «…оборона под Курском была преднамеренной, и это наложило свой отпечаток на весь её характер. Известно, например, что наши войска под Курском были весьма насыщены артиллерией, позиции были хорошо оборудованы, боевые порядки глубоко эшелонированы. Оборона под Курском была не только более устойчивой, но и более активной, чем под Москвой и Сталинградом. Это выразилось прежде всего в проведении мощной артиллерийской и авиационной контрподготовки, в своевременном занятии подготовленных к обороне полос, в широком манёвре силами и средствами и проведении контрударов по войскам врага.

Глубокая, многополосная оборона под Курском строилась в первую очередь как противотанковая. Она отличалась большой устойчивостью, что достигалось правильным расположением противотанковых опорных пунктов и районов, тесным огневым взаимодействием между ними, широким применением инженерных заграждений, минных полей, увязанных с системой противотанкового огня, манёвром противотанковыми артиллерийскими резервами. Но победа в этой битве была одержана наступлением».

Победы, как известно, оплачивались солдатской кровью. Исследователи говорят, что ежесуточные потери Степного фронта в период с 11 по 23 августа составляли до пяти тысяч человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.

Двадцать шестого августа 1943 года Коневу было присвоено воинское звание генерала армии. А на следующий день вышел указ о награждении его ещё одним орденом Суворова 1-й степени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.