К НОВОМУ ПОДЪЕМУ

К НОВОМУ ПОДЪЕМУ

Так получилось, что Михаилу Ивановичу пришлось сменить любимую специальность на другую — тогда довольно редкую. В Москве, куда семья Калининых приехала в 1908 году, он стал работать на Лубянской электроподстанции помощником монтера.

Лубянка, как и другие московские площади и улицы, не была похожа на привычные петербургские. Древние стены Китай-города роняли на площадь тень седой старины, необычную для молодого града Петрова. Больше других петербургские здания напоминал Лубянский пассаж. Совсем по-современному выглядело здание подстанции, выстроенное между двумя проломными воротами Китай-города в 1904 году, когда по рельсам конки побежали вагоны электрического трамвая.

Калинин снял на Большой Полянке квартиру из двух комнат в мезонине. Все бы хорошо, да с обстановкой неважно дело. Но и тут выход из положения нашелся. Катя по дешевке приобрела несколько ящиков из-под яблок. Вечерами Михаил Иванович мастерил из них нехитрую мебель. Сколотил прежде всего кроватку для Валерьяна, стол и некое подобие шкафа для посуды.

Москва еще не оправилась от баррикад 1905 года. На работу устроиться было трудно: московские промышленники ввели «черные списки». Раз попадешь в них — на работу уж нигде не поступишь. С продуктами плохо.

В Москве у Калининых родилась девочка. Ребята требовали внимания, и Михаил Иванович, по горло занятый работой на подстанции и установлением связей с большевистскими организациями, чувствовал себя виноватым перед женой. Времени на семью почти не оставалось.

Связь с организацией установить удалось, хотя и нелегко было. Москва, по выражению одного товарища, была «нашпикована» до предела. Провалы следовали за провалами.

Осенью 1909 года по заданию ЦК в Москву приезжал Яков Михайлович Свердлов. Ему удалось восстановить потерянные связи, оживить работу Московского комитета партии. Но деятельность его продолжалась недолго. В конце года выслеженный шпиками Свердлов был арестован прямо на заседании Московского комитета.

В этих условиях меньшевики оказались совершенно деморализованными. В панике они отказывались от всякой нелегальной работы, звали рабочий класс к примирению с буржуазией. По существу, вся их деятельность была направлена к ликвидации партии. Надеясь получить от царских властей право на легальное существование, они готовы были отказаться от программы и тактики партии, от ее славных боевых традиций.

А среди большевиков нашлись такие, кто, не поняв обстановки, напротив, стал призывать к ликвидации всех легальных форм работы. Революционер только тот, говорили они, кто зовет на баррикады. Они предлагали отозвать из Думы социал-демократическую фракцию. «Отзовистами» передовые рабочие прозвали таких неудачливых политиков. Они-то хорошо понимали» что отказ от использования легальных возможностей привел бы к разрыву партии с массами, а следовательно, к ликвидации партии.

Такая обстановка сложилась, разумеется, не только в Москве, но и в Питере и других городах. К моменту приезда Михаила Калинина московская организация большевиков была занята яростной борьбой с ликвидаторами и отзовистами, с эпидемией отступничества и измен идеалам социал-демократии. Калинин остро чувствовал, что разгром революции породил среди некоторой части пролетариата (да и крестьян) усталость и равнодушие. Воспринимал он это болезненно. Поэтому с ожесточением принялся за революционную работу.

Вскоре с Лубянской подстанции Калинина перевели на Миусскую трамвайную подстанцию — тоже помощником дежурного монтера. Техником подстанции в то время работал опытный профессиональный революционер Петр Смидович. Здесь, на станции, вместе с монтерами С. Чуркиным и М. Ивановым Калинин устроил хранилище подпольной литературы.

Будни и праздники были насыщены собраниями, диспутами, печатанием листовок, опасными ночными рейдами по путаным московским улицам — приходилось ночью распространять листовки, переправлять их надежным людям.

На бесконечных диспутах с меньшевиками-ликвидаторами и отзовистами Калинин доказывал, что новый революционный кризис неизбежен, что главное сейчас в том, чтобы воспитать, организовать и сплотить пролетариат, крестьянство, армию, используя и легальные и нелегальные формы борьбы.

Законы того времени давали рабочим некоторую возможность для легального объединения. Пользуясь этими возможностями, они создавали свои клубы, культурно-просветительные общества, курсы, воскресные школы. Все эти легальные организации большевики стремились использовать для налаживания марксистской учебы, проведения нелегальных собраний и т. п. Вот за создание такой легальной организации взялся и М.И. Калинин.

На одном из небольших домишек в районе Миусской площади вскоре появилась вывеска: «Клуб для небогатых слоев населения». Сюда вечерами приходили рабочие. Убедившись, что все спокойно, выставляли у дверей патруль и начинали очередное собрание.

Внешне все выглядело вполне законно: и название — клуб, и сборы рабочих по вечерам — собираются члены профсоюза рабочих и служащих московских предприятий — организации, разрешенной правительством, читают дозволенную литературу. И все же полиция пристально следила за клубом. Калинина занесли в списки охранки. Он продолжал числиться под кличкой «Живой».

Если бы даже не было ничего известно об этом периоде жизни Калинина, то по одной лишь его кличке можно было судить о его делах. Полиции он казался вездесущим. Там, где едва лишь намечалось волнение рабочих, можно было видеть Калинина. В профсоюзе — Калинин, в клубе — Калинин, после работы дольше всех задерживается на подстанции опять Калинин.

Михаил Иванович уже привык жить настороженно, привык каждое свое действие сопровождать вопросом: «А все ли улики уничтожены?» И полиция, понимая, что без Калинина революционная работа не обходится, усиленно искала предлог для его ареста. И такой предлог нашелся. Официально клуб «Для небогатых слоев населения» зарегистрирован не был. Придравшись к этому обстоятельству, полиция выписала ордер на арест Калинина.

Так на счету Михаила Ивановича прибавилась еще одна тюрьма — Сущевский полицейский дом.

Долго держать Калинина в тюрьме было нельзя — улик не хватало. Поэтому полиция вынуждена была отпустить его, взяв подписку, что он немедленно покинет Москву.

Снова — в который уж раз! — вынужден был Михаил Иванович уехать в Верхнюю Троицу.

Эта ссылка в деревню была для него особенно тягостной. В Питере начинался новый подъем революционного движения, а тут сиди себе в тишине! Несколько раз пытался он в это время устроиться в Петербурге, но вынужден был снова и снова возвращаться в деревню — либо высылали, либо сам скрывался от полиции.

Так Михаил Иванович приехал в Питер в начале 1911 года и устроился было на Орудийный завод, но не успел включиться в работу, как был арестован и без лишних слов выслан в деревню.

Но и здесь полиция не оставляла его в покое. Раз в деревню (это было в 1912 году) явился отряд жандармов во главе с приставом. Начали обыск. Ощупали даже Марию Васильевну. Осерчав, она сбросила с себя пониток, кинула в лицо стражнику:

— Нате, ищите хорошенько…

Искали долго и, конечно, ничего не нашли. Потом начали допрашивать крестьян.

Пристав интересовался, не собирает ли Калинин народ, не ведет ли противоправительственных бесед, не читает ли книг запрещенных. Крестьяне прикидывались непонимающими.

— Не-е, — говорил один, — Михайло живет справедливо, мужик хороший.

— Хороший! — злился пристав. — Ссыльный, не по своей воле в деревне живет, а ты говоришь — хороший…

— Грамотный мужик Михайло, ваше благородие, — стоял на своем крестьянин, — умный мужик…

В пот вогнали пристава, а ничего не сказали.

Выждав некоторое время, Калинин опять едет в Питер. Вновь ему удается устроиться на Орудийный.

Об этих своих поездках в Петербург он с большой теплотой будет вспоминать позднее.

«…Приедешь из провинции на Николаевский вокзал, денег, по обыкновению, ни гроша, выходишь на Знаменскую площадь, идет липкий, мокрый снег. Скупой питерский свет скрывает конец проспекта 25 Октября (Невский проспект. — А.Т.). Вдыхаешь полной грудью воздух столицы. Ах, как хорошо! Если есть деньги, на трамвай сядешь, а нет — быстрее трамвая айда на Васильевский, Выборгскую или Нарвскую заставу, к выходу рабочих из заводов. Там встреча с товарищами, выходящими с ра-: бот. Кормят обедом. Устраивают с квартирой. Пускаются в ход все пружины на поступление в завод на работу.

Вечером тесная компания — идет обсуждение заграничных новинок, новые тезисы Ленина, дающие богатый материал в полемике против меньшевиков…»

Ликвидаторы и троцкисты в это время обратились к рабочим с призывом подписать петицию в Думу с просьбой разрешить свободу союзов, собраний, стачек и т. п. Большевики разъясняли вздорность этих требований. Они говорили о том, что никакие свободы невозможны, пока страной правят черносотенцы, а во главе государства стоит главный помещик — царь. Рабочие не пошли за меньшевиками. Им удалось собрать под петицией лишь 1 300 подписей.

Перед большевиками встала задача — укрепить партию, усилить руководство революционным движением масс.

В период реакции Центральный Комитет партии фактически перестал существовать. Уцелевшие после разгрома большевистские группы находились в глубоком подполье. По указанию Ленина, жившего в то время в Париже, развернула работу Российская организационная комиссия, куда входили Г.К. Орджоникидзе, С. Спандарян, И.И. Шварц. Они вели подготовку к партийной конференции, которая должна была очистить партию от ликвидаторов.

Усилия Российской организационной комиссии давали свои плоды. Вскоре был восстановлен Петербургский комитет партии. Условия и характер работы руководящего партийного органа тогда были, конечно, совсем не похожи на сегодняшние. Достаточно сказать, что во всей петербургской организации в то время насчитывалось не более ста двадцати большевиков. Из них двадцать два — в Выборгском районе. ПК создавался в эти годы так: заводские ячейки посылали своих представителей в районные комитеты, а те, в свою очередь, тайным голосованием избирали свои исполнительные комиссии. Из представителей этих комиссий и создавался Петербургский комитет, также избиравший Исполнительную комиссию. Правда, нередко случалось так, что по конспиративным соображениям Петербургский комитет вынужден был, не дожидаясь выборов в районных организациях, привлекать к работе комитета новых членов. Это называлось кооптацией.

При ПК создавались различные комиссии для проведения легальной и нелегальной работы. Была, например, группа подпольщиков-техников, занимающихся созданием и работой нелегальных типографий. Большую работу вела межклубная комиссия, пропагандистская коллегия и др. От Выборгского района в Петербургский комитет, кроме М. И. Калинина, входил еще В. В. Шмидт. От других районов членами ПК были многие давнишние друзья Михаила Ивановича — Правдин, Иванов, Митревич, Ермаков, а также новые знакомые — Подвойский, Бадаев, Дерябина.

Ванюшка Иванов по-прежнему работал на Путиловском. Митревич — в трамвайном парке, Костя Бедняков — на Орудийном. Связь с ЦК и Лениным осуществлялась через Александра Васильевича Шотмана, которого друзья прозвали «Дипломатом», поскольку он без конца разъезжал за границу и обратно.

Несмотря на самые строгие меры конспирации, провалы были довольно частым явлением. Однако вплоть до начала первой мировой войны Петербургский комитет работал беспрерывно.

Собирались чаще всего у Иванова, где разрабатывали планы очередных действий.

Наученный горьким опытом, Калинин особенно предостерегал друзей против бессмысленного бравирования, учил конспирации.

— Мы, генералы революции, должны руководить боевой армией так, чтобы неприятель не знал, где находится главная действующая сила…

Эти «генералы революции» умели не только конспирироваться и громить ликвидаторов. Это были обыкновенные люди, которые любили собраться вечерком за бутылкой пива, потолковать о романах Л. Толстого и рассказах А. Чехова. Любили пошутить, посмеяться, отпустить в адрес друга острое словцо. Правдин обычно награждал всех кличками. Калинина, например, прозвал «деревенским кулаком». Как-то Михаил Иванович приехал в Питер и зашел к Митревичу. Остановился на пороге в поддевке и валенках. Правдин глянул на него — и улыбка во весь рот. Приняв позу оратора, заговорил, обращаясь к товарищам:

— Смотрите, братцы, вы имеете перед собой деревенского кулака, с которым нам потом придется воевать.

Калинин, сбросив шапку, в том же тоне ответил:

— Вам, представителям пролетариата, нужно гордиться тем, что вы имеете в своих рядах представителя деревенщины — этого ближайшего своего союзника в будущем, без которого далеко никуда не уйдете…

В начале 1912 года состоявшаяся в Праге VI конференция большевиков заочно выбрала Калинина кандидатом в члены ЦК и ввела в состав Русского бюро ЦК, созданного для руководства практической революционной работой в России. Конференция, проходившая под руководством Ленина, изгнала из партии оппортунистов, меньшевиков-ликвидаторов и покончила с формальным объединением большевиков в одной партии с меньшевиками. По предложению Ленина был решен вопрос об издании ежедневной большевистской газеты.

Петербургский комитет при участии Калинина призвал к всеобщей поддержке и проведению в жизнь постановлений конференции. Со всех концов страны также приходили вести об одобрении принятых в Праге постановлений.

Революционное движение в России разрасталось с каждым днем.

Весна 1912 года принесла большевикам большую радость. 22 апреля (5 мая) вышел первый номер новой партийной газеты.

Называлась эта газета «Правда».

Калинин как-то повстречал знакомого еще по Путиловскому заводу Николая Полетаева — официального издателя «Правды». Поинтересовался у него, как придумали такое яркое, хорошее название.

Полетаев рассказал. Инспектор типографии, выдававший разрешение на название газеты, уверял, что все названия, предложенные нами, заняты. Просматривая списки разрешенных газет, Полетаев натолкнулся на название «Правда». Под ним выходила некая газетенка религиозно-нравственного содержания. Жаль было оставлять такое название за этим изданием. Но как быть? Выручил инспектор:

— А вы съездите к издателю и поговорите.

Полетаев поехал и за двадцать пять рублей выкупил у «неподкупного» синодского чиновника название, ныне известное всему миру.

Получив первый номер «Правды», Владимир Ильич решил перебраться из Парижа поближе к России в Краков. В Кракове было удобнее работать. Польская полиция враждовала с русской. Все русское для нее было ненавистно: царь, правительство… И, уж конечно, полиция. Можно было надеяться, что ни слежки, ни тайной цензуры за перепиской, как во Франции, не будет.

В Кракове все оказалось так, как и предполагал Владимир Ильич. Даже лучше, чем предполагал.

Сюда как-то проездом из Парижа в Питер явилась Инесса Арманд — старая приятельница Ленина, знакомая еще по французской эмиграции. Два дня Ильич обговаривал с ней адреса, явки, планы. Предусмотрели все столь точно и подробно, что уже через несколько дней после ее отъезда стали поступать письма — подробные, деловые, обнадеживающие.

Из этих писем Ильич узнал о «генералах революции», что собирались за Нарвской заставой и именовали себя ПК — Петербургским комитетом. Потом пришло известие о создании Северного областного бюро. Ильич внимательно следил за ходом партийной работы в Питере и знал о делах и думах Калинина и его друзей, может быть, даже больше, чем они предполагали.

Большое значение Ленин придавал очередным выборам в Государственную думу. Это подтвердил и Шотман, приезжавший на короткое время в Краков.

По новому избирательному закону рабочим разрешалось на своих собраниях выбрать лишь уполномоченных, которые избирали выборщиков. Выборщики же лишь намечали кандидата от рабочих. Избирали кандидата на губернском избирательном собрании выборщиков, где господствовали помещики и капиталисты.

Задача состояла в том, чтобы на собраниях уполномоченных от рабочих принимались решения, обязывающие каждого выборщика снимать свою кандидатуру в пользу партийного кандидата.

Калинин понимал, что с ликвидаторами найти общий язык по поводу кандидата в депутаты будет трудно. Но все же решил попробовать. Вместе с Правдиным, Ивановым, Митревичем созвали совещание выборщиков. Собрались в лесу, вечером. Спорили до хрипоты. И не пришли ни к какому соглашению. Ну что ж, этого и следовало ожидать! Калинин сказал, обращаясь к товарищам:

— Чтобы мы да не победили ликвидаторов…

Слово «ликвидатор» прозвучало как ругательство.

…Осенью Ильич получил сообщение, что депутатом Думы, от Петербурга избран большевик Алексей Егорович Бадаев. От всех шести крупнейших промышленных районов страны депутатами от рабочих были избраны большевики. Меньшевиков оказалось на одного больше, но они представляли лишь четверть миллиона рабочих, в то время как большевики — миллион!

Петербургский комитет поручил Калинину и Правдину шефство над социал-демократической Фракцией Думы. По очереди они и ходили на заседания фракции. От большевиков тут, кроме Бадаева, было еще пятеро.

Калинину нравились эти мужественные, уверенные люди — рабочие депутаты.

Лишь к одному старому знакомому по Союзу металлистов — Роману Малиновскому, избранному от рабочих Москвы, Михаил Иванович не питал доверия, присматривался к нему и убеждался: такой же, как и в шестом году. Разве еще более истеричен стал,

К Петровскому же Калинин проникся особой симпатией. Прямой, честный, несгибаемой воли человек. Григорий Иванович, в свою очередь, с большим уважением относился к Калинину. Он вспоминал впоследствии, что Калинин, казалось, приносил с собой на заседания фракции боевой дух петербургских пролетариев. Дыханием борьбы, волнением питерских заводов веяло от его речей, когда он обосновывал большевистскую точку зрения или разоблачал политику правительства.

Однажды, рассказывал Петровский, Калинин пришел во время обсуждения вопроса о том, как относиться к утверждению сметы святейшего синода.

Кто-то из меньшевиков вяло доказывал, что-де незачем в этот вопрос глубоко вникать, надо воздержаться, все равно ничего не изменишь.

Михаил Иванович долго слушал, сжимая кулаки от гнева.

Но выступил, как всегда, спокойно. Сказал, что обсуждение сметы святейшего синода надо рассматривать как удобный предлог для разоблачения политической системы царского самодержавия. Надо показать, как духовенство глушит сознание пролетариата и крестьянства, как церковники помогают царю держать народ в кабале. Да разве можно при таком вопросе говорить о нейтралитете?

После заседания фракции Калинин сказал Петровскому:

— Рано иль поздно наши дорожки с меньшевиками окончательно разойдутся. Встанет вопрос о создании самостоятельной большевистской фракции. Как ты думаешь?

Петровский мотнул головой в знак согласия.

Встречались они и вечерами. Михаил Иванович рассказывал о товарищах по Орудийному заводу, о забастовке в знак протеста против смертных приговоров, вынесенных царским судом группе севастопольских матросов, о том, как тогда его чуть не арестовали. Околоточный надзиратель явился уже в проходную завода. Да рабочие подслушали его разговор с помощником начальника завода Старком и предупредили Калинина. Михаилу Ивановичу удалось выйти другим ходом. Правда, через десять дней его все же арестовали и предложили уехать на родину.

— Но я, как видишь, здесь, — смеясь, закончил Калинин, — хотя знаю, что в покое меня все равно не оставят.

И правда, полиция вскоре стала действовать решительнее. 17 января 1913 года к проходной Орудийного завода явился сам жандармский офицер с околоточным и четырьмя агентами охранки. От вызванного в проходную Старка потребовали немедленной выдачи Калинина и Беднякова. Беднякова на месте не оказалось, а Калинина в сопровождении многочисленного эскорта отправили в тюрьму,

Екатерина Ивановна, лишь недавно приехавшая из деревни, побежала в охранное отделение. Дежурный жандарм наорал на нее, а потом сообщил все же, что Калинин вернется дня через три, но жительство в Петербурге ему будет запрещено. Екатерина Ивановна вздохнула свободнее: «Запрещено так запрещено… К этому не привыкать», И пошла собирать чемоданы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.