Глава 8 «Сохраните кровь дуче»

Глава 8

«Сохраните кровь дуче»

25 июля — 12 сентября 1943 года

Разве можно было назвать ужином то, что стояло на столе фельдмаршала: чашка бульона, салями, корнишоны и кружка пенящегося пива? Фельдмаршала Кессельринга, главнокомандующего вермахтом и шефа южного командования, обслуживал — отметил про себя штандартенфюрер Ойген Дольман — как и положено, один из офицеров в белых шерстяных перчатках. Еда мало беспокоила Кессельринга, ему вполне достаточно было полевой кухни. Прежде чем направиться в штаб-квартиру фельдмаршала в Фраскати — в ста километрах от Рима, — Дольман, личный представитель Гиммлера в Италии, крепко предварительно пообедал в Риме.

Расправившись с салями, Кессельринг отодвинул стул и перешел в комнату для отдыха на чашку кофе вместе со своим начальником штаба генерал-майором Зигфридом Вестфалем и гостем — генералом Куртом Штудентом, командиром 11-го авиакорпуса, ветераном Роттердама и Крита.

В обеденной комнате виллы девятнадцатого столетия Дольман оказался вместе с оберштурмбаннфюрером Хербертом Капплером, полицейским атташе посольства, и Отто Скорцени, долговязым австрийцем, прибывшим с генералом Штудентом. Странно, но в этот душный вечер 27 июля на Скорцени была летная куртка, отороченная мехом, со знаками отличия капитана военно-воздушных сил.

Обращаясь к обоим, Скорцени произнес:

— От имени фюрера должен просить вас поклясться, что все, что бы ни произошло далее, будет сохранено в строжайшем секрете.

У Дольмана и Капплера такое начало вызвало повышенный интерес. В 1943 году не многие молодые офицеры попадали в окружение Гитлера, а тем более удостаивались его беседы. За день до этого Скорцени получил специальное задание. Этот блондин, настоящий гигант, со шрамом на щеке со времен студенческой дуэли, должен был отыскать Муссолини.

В девять часов вечера 26 июля тридцатипятилетний Скорцени, гауптштурмфюрер войск СС, стоял перед Гитлером в его штаб-квартире в сосновом бору под Растенбургом в Восточной Пруссии впервые в своей жизни. В течение прошедших трех месяцев он был начальником секретной тренировочной школы VI управления Главного управления имперской безопасности. Перемены, происходившие в Италии, его мало интересовали. В его задачу входила подготовка будущих агентов — от вопросов самообороны до осуществления саботажа.

— Муссолини, мой друг и добрый товарищ, — сказал ему Гитлер эмоционально, — обманут королем и арестован собственными земляками. Я не могу и не хочу оставить одного из великих сынов Италии в беде. Я хочу сохранить верность старому моему союзнику и дорогому другу — его необходимо срочно отыскать и выручить, или же он будет выдан союзникам.

Но это было лишь одним из пунктов задачи, которая привела Штудента и Скорцени в Италию, причем столь срочно, что из багажа у них были лишь зубные щетки, а из одежды — то, что было на них.

Хотя Бадолио и заверил немцев, что «война будет продолжена», Гитлер был уверен в отступничестве Италии. 25 июля в Италии находилось всего восемь немецких полнокровных дивизий, а уже 26 июля еще три дивизии спешно преодолевали Бреннерский, Тарвисский и Малый Сен-Бернарский перевалы. Операция под кодовым названием «Аларик», предусматривавшая массовое разоружение итальянской армии парашютистами Штудента, должна была в скором времени стать суровой реальностью.

— Проинформированы ли об этом фельдмаршал и Маккензен? — спросил Дольман у Скорцени.

Но тот лишь покачал головой. Гитлер подчеркнул, что ни армейское командование, ни посол не должны ничего знать о его миссии.

— У них в корне неправильное представление о ситуации, — проворчал фюрер, — и они сделают все не так.

Кроме присутствовавших в комнате, еще два человека во всей Италии будут знать о задаче Скорцени — генерал Штудент и оберштурмфюрер Карл Радль, помощник Скорцени.

Подкрепления были уже в пути. В течение сорока восьми часов на римском аэродроме Пратика-ди-Маре должны были приземлиться 10 000 десантников из состава корпуса Штудента. Скорцени тоже не терял время. Карл Радль, остававшийся в Берлине, собирал необходимые материалы, постоянно получая из штаб-квартиры фюрера телетайпные сообщения и телефонные звонки с кодовой фразой «Макароны подгорают».

Скорцени распорядился выслать ему два десятка отборных инструкторов из школы, говорящих по-итальянски, тропическое обмундирование, гражданские костюмы, оружие и глушители, веселящий газ, слезоточивый газ, аппаратуру, создающую задымление, тридцать килограммов пластиковой взрывчатки, мешок фальшивых британских фунтов стерлингов и два комплекта одежды иезуитских священников. В назначенное время Радль с людьми и затребованным имуществом садился на борт транспортного самолета «Ю-52» на берлинском аэродроме Штаакен.

Капплер тут же задействовал свою агентурную сеть. До февраля 1943 года в Италии не было никакой немецкой секретной службы, поскольку Гитлер запретил ведение разведывательной работы против своего друга и союзника дуче. Но в феврале начальник VI управления Вальтер Шелленберг в нарушение приказа фюрера послал в Рим двадцативосьмилетнего австрийского профессора истории оберштурмбаннфюрера Вильгельма Хёттля в помощь Капплеру. В офисе Капплера они установили секретную радиостанцию, имевшую прямую связь с Берлином, о чем Маккензен не имел ни малейшего представления. Еще пять месяцев тому назад они предупредили свое руководство о неминуемом крахе Италии.

В аппарате Капплера было всего четыре человека, тем не менее он укреплял свои контакты ежедневно. И все же разыскать, где был упрятан Муссолини, было нелегкой задачей.

Скорцени передал ему слова фюрера: «Дуче необходимо разыскать, прежде чем его захватят союзники». Если его держали в какой-нибудь крепостной тюрьме, надо было разработать план ее штурма.

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы выполнить приказ, — завершил Скорцени свой инструктаж.

Еще в мае Капплер послал в Берлин донесение, к которому его непосредственный босс Эрнст Кальтенбруннер, шеф службы безопасности, и барон Адольф фон Штеенграхт, заместитель министра иностранных дел, отнеслись скептически. А он писал: «Фашизм подобен прекрасному дворцу с захватывающим дух фасадом, проеденным, однако, термитами. Достаточно легкого удара молотком, и он рассыплется в пыль».

Через три месяца, видя, что его предсказания становятся реальностью, Капплер разработал собственную концепцию, как поступить с Бенито Муссолини. Если он поможет найти того и освободить, это обеспечит ему замок на Рейне, золотую клетку, окруженную низкопоклонниками, но не даст власти.

Поскольку задача Скорцени заключалась в том, чтобы вновь посадить дуче в седло, Херберт Капплер решил, что никто в мире не найдет Муссолини. Когда они прошли мимо доков, никто не обратил на моряков особого внимания. В последнюю неделю августа 1943 года пребывание моряков германского военно-морского флота в заспанной морской базе на острове Маддалена, расположенном к северу от Сардинии, стало обычным явлением. Оживленно разговаривая и неся узел грязных рубашек, завернутый в травяной мат, они направлялись, по всей видимости, в коттедж, находившийся на холме на окраине порта.

Одного из них местные жители знали как адъютанта и переводчика капитана Хунойса, немецкого коменданта порта. Он не пропустил ни одной таверны, в которых пил много и шумно. Гигант, шагавший рядом с ним, был здесь новым человеком, вероятно, из состава флотилии катеров, базирующейся в порте Анцио, на материке, в 350 километрах отсюда.

Лишь сотрудники VI управления, расквартированные вместе с десантниками Штудента на аэродроме Пратика-ди-Маре, смогли бы опознать в этих моряках оберштурмфюрера Роберта Варгера, бывшего тирольского альпиниста и непоколебимого трезвенника, и его начальника Отто Скорцени.

— Почему вы не доложили, что в виллу Вебер идут несколько телефонных линий? — сердито произнес Скорцени. — Подобные упущения могут привести к срыву всей операции.

У Скорцени были причины для недовольства. Дополнительная телефонная линия, которая не была учтена, была одной из типичных проблем, его занимавших. Он со своими людьми разыскивал Муссолини вот уже двадцать девять дней, но пока безрезультатно. Время от времени они вроде бы выходили на след, но он оказывался ложным. 10 августа капитан Хунойс с Маддалены доложил о неожиданном усилении гарнизона. Более того, телефонисты получили распоряжение от адмирала, начальника базы, чтобы из его офиса была установлена прямая телефонная связь с виллой Вебер, независимая от центрального коммутатора. По слухам, на этой вилле в 3.30 ночи 7 августа появился дуче, доставленный на остров на эсминце «Пантера». Вилла охраняется 150 карабинерами.

Теперь, если все пойдет хорошо, день «икс» будет назначен на 6 часов утра 28 августа. Накануне в порт прибудут шесть катеров с официальным визитом и станут на якорь у мола. Одновременно флотилия тральщиков и минных катеров, посадив на борт добровольцев Корсиканской бригады СС, будет ожидать сигнала к отплытию в Палау. С ними будет находиться Карл Радль.

На рассвете обе флотилии выйдут в море на учения. По сигналу катера откроют заградительный огонь, а диверсионно-десантный отряд с тральщиков начнет штурм виллы Вебер.

План, доложенный Гитлеру и одобренный им, требовал полнейшей синхронизации по времени. Итальянские зенитные батареи на холмах вокруг гавани должны быть в случае необходимости подавлены огнем корабельной артиллерии. В портовых казармах размещались 200 морских курсантов, проходящих на острове учебную практику. Следовательно, необходимо было предусмотреть обеспечение и этого фланга. Как только Муссолини окажется на борту катера, специальная команда должна быстро установить заграждение на выходе из порта.

В присутствии дуче на вилле Вебер сомнений у них не было. Вначале Варгер противился распоряжению Скорцени отказаться в интересах дела от своих давних привычек. Тогда Карл Радль сказал ему:

— Видел ли кто-нибудь когда-либо трезвого моряка? Запасясь вином и коньяком, оба принудили его к послушанию.

— Дорогой друг, — стали они втолковывать Варгеру после первой рюмки, — все не так плохо, как ты думал.

Под их руководством он быстро вошел в роль. Через два дня после прибытия на Маддалену он даже предложил пари на бутылку коньяка, что дуче мертв.

Тогда его привели в дом, расположенный по соседству с виллой Вебер, и, не говоря ни слова, ткнули пальцем. На узкой террасе виллы, в западном ее крыле, на деревянном стуле сидел Бенито Муссолини, смотря на море.

Для проведения операции надо было решить еще целый ряд тактических проблем. С борта тральщика, когда тот сделал разворот в гавани, Скорцени сделал скрытно несколько снимков виллы. С внешней ее стороны был задействован подвижный патруль и рядом установлен пулемет. Однако высокие стены забора не позволяли видеть происходящего во дворе. Для этой цели и было придумано посещение прачечной, расположенной выше виллы, с узлом грязных капитанских рубашек.

Пока Варгер выкладывал белье на стол, Скорцени напросился в туалет.

— Наверное, я схватил дизентерию, — пояснил он, корча гримасу как от боли. — В желудке творится что-то невероятное.

Женщина стыдливо извинилась за свой бедный дом. Тогда в разговор вмешался Варгер, сказавший своему компаньону:

— Метрах в пятидесяти от дороги я видел каменную расщелину. Иди туда, а я подожду здесь.

Припадая к скалам и приспустив для достоверности брюки, Скорцени внимательно рассматривал виллу Вебер. Стены ее были украшены терракотовыми львами и орлами. Муссолини видно не было, вероятно, у него был полуденный отдых, но на террасе находилось не менее двух десятков человек охраны. Скорцени задумался: «Может быть, дуче не разрешается находиться на террасе?»

Даже теперь ему не верилось, что он находится столь близко от Муссолини. Вот уже три недели он следует за передвижениями дуче, каждый раз немного опаздывая. Вначале в офис Капплера на улице Виа Тассо пришло сообщение, что Муссолини совершил самоубийство. Чтобы разобраться во всем, Скорцени, Радлю, Капплеру и Дольману потребовалось около восьми часов за кофе и сигаретами. Во втором сообщении говорилось, что Муссолини находится в одной из клиник и смертельно болен. Были и слухи о том, что он якобы находился в Испании в качестве почетного гостя генерала Франко, а также — что он отправлен рядовым на сицилийский фронт.

Отмечая шестидесятилетие со дня рождения Муссолини — 29 июля, — Гитлер прислал собрание сочинений Ницше в обложках из голубой марокканской кожи. — Вы должны лично проследить за тем, — передал Штудент Кессельрингу слова фюрера, — чтобы дуче получил подарок.

Кессельринг обратился к королю и Бадолио, но те ответили лишь, что «Муссолини жив и здоров и находится под личной защитой короля». Бадолио обещал, что передаст подарок фюрера адресату.

4 августа информатор из штаба карабинеров сообщил Капплеру, что Муссолини находится всего в часе езды от казармы Подгора. На санитарной автомашине он доставлен оттуда в казарму карабинеров Легнано и помещен в комнату ожидания командира части.

А в одном из римских ресторанов Карл Радль разговорился с неким поставщиком продовольствия на побережье в район Гаэты, в 170 километрах к югу от Рима. Так вот он слышал от немецкого унтер-офицера, крутящего любовь с местной девушкой, что «весьма высокопоставленный заключенный» направлен на днях в тюрьму на остров Понца — в сорока километрах от побережья.

Буквально через несколько часов этот унтер-офицер был доставлен к генералу Штуденту, затем отправлен в ставку Гитлера «Волчье логово». Там он рассказал фюреру то, чему был свидетелем. В полночь 27 июля по пустынным из-за воздушного налета союзников улицам Гаэты к порту подъехал кортеж из шести автомашин. Из закрытой машины в сопровождении полицейских агентов вышел дуче и ступил на борт корвета «Перзефоне». В это же время источник, близкий к Рашель, находящейся под домашним арестом на вилле Рокка-делле-Каминате, сообщил, что она передала два чемодана с одеждой дуче некоему рыбаку, плававшему между островом Понца и материком.

Однако Гитлер, внимательно изучивший карту, пришел к выводу, что скорее всего речь идет о соседнем острове Вентотене, почти недосягаемом, когда дует сирокко из Африки.

— Никаких хороших вестей из этой проклятой Италии, — в сердцах чертыхнулся фюрер.

Ежедневно досье в голубой обложке с надписью «Документы государственной важности», хранившееся в сейфе Капплера, пополнялось новыми бумагами. От Генриха Гиммлера из Берлина пришло сообщение, что дуче покинул Понцу и на борту линейного корабля «Италия» доставлен на остров Специя, находящийся почти в шестистах километрах от Понцы. Скорцени знал, что Хайни, как они звали своего шефа, собрал лучших астрологов, угостив их шампанским и русской семгой, чтобы они определили местонахождение дуче.

— Подшей эту бумагу и забудь о ней, — сказал Скорцени Капплеру, — вместе с сообщениями, что Муссолини находился одновременно на острове Капрера, западнее Сардинии, и в больнице монастыря Святой Марии.

И вот пришло сообщение с Маддалены.

Поспешив назад, Скорцени увидел, что Варгер мирно беседовал с каким-то карабинером из охраны. Поговорив о фруктах, девушках и вине, он как бы между прочим сказал, что по немецкому радио утром было передано сообщение о смерти дуче от лихорадки. Карабинер ответил, что это — самые настоящие враки.

— Мне известны подробности его болезни, — вмешался Скорцени. — Мне их рассказывал знакомый врач.

— Нет, нет, синьор, — возразил карабинер, — это не так. Сегодня утром я лично сопровождал дуче и видел его собственными глазами. Мы посадили его в белый самолет с красными крестами, и он улетел.

Выйдя из прачечной, Скорцени внимательно осмотрелся. Слова солдата подтверждались. Под их ногами виднелась гавань, ярко освещенная солнцем. Но гидросамолета, стоявшего там у причала всю последнюю неделю, видно не было. А с исчезновением самолета исчезла и надежда на освобождение Бенито Муссолини.

Почти в тысяче километров к северу от Маддалены два человека сидели на берегу озера Штарнберг под Мюнхеном, смотря на рябь на его водной поверхности.

— Скажите мне честно, — вдруг спросил Чиано своего компаньона. — Обещаю, что не обижусь. Кто я — ваш пленник или гость?

Оберштурмбаннфюрер Вильгельм Хёттль раздумывал, как ему ответить. Вот уже несколько дней чета Чиано с детьми находилась на вилле Штарнберг на берегу одноименного озера. Проблема заключалась в том, что австриец и сам толком не знал, был ли он тюремщиком, следователем или добрым и гостеприимным хозяином для них. По прошествии четырех дней он ожидал прибытия Генриха Гиммлера, который расставит все по своим местам.

В девять часов утра 27 августа, когда семья Чиано садилась в транспортный самолет «Ю-52» на римском аэродроме Чиампино, Хёттль, по крайней мере, знал свою задачу. По прямому указанию Гитлера он являлся сопровождавшим лицом, выполнявшим указание «сберечь кровь дуче в венах его внуков».

Правительство Бадолио содержало Джалеаццо Чиано под домашним арестом, но для опытных Хёттля, Капплера и Дольмана это не представляло слишком большого препятствия. В 8.15 утра Эдда с детьми, обладавшие свободой передвижения, вышли из дома на прогулку, якобы решив покататься на лодке по Тибру. За ближайшим же углом их поджидала автомашина Хёттля. Сам Чиано впрыгнул в спортивную автомашину, притормозившую у тротуара на соседней улице.

В инструкциях Хёттля ничего не говорилось о Чиано. Эдду же следовало беречь как зеницу ока.

Пять часов полета были чистейшим кошмаром. На высоте около 9000 метров над Альпами было очень холодно, и ребятишки буквально посинели. Хёттль осушил две бутылки коньяка, врученные ему Скорцени. На Чиано и его жену, однако, холод не оказывал почти никакого воздействия. Перед самым отлетом молодой граф достал из карманов золотые браслет и кольца и надел их на руки, переложив при этом золотой портсигар. Эдда стала копаться в рюкзачке дочери, проверяя свои табакерки, шпильки, брошки и драгоценности.

Приземлившись в Мюнхене, Хёттль вздохнул с облегчением, считая, что его миссия на этом окончена. Но это оказалось4не так. По прибытии на виллу Штарнберг, где их ожидали повар и горничная, ему было вручено письменное предписание Гиммлера оставаться на вилле и ждать дальнейших инструкций.

И вот теперь Чиано задал ему вопрос, следует ли им считать себя пленниками или гостями.

Гиммлер не давал указаний относиться к ним как к пленникам. Дочь Муссолини, естественно, могла передвигаться свободно, но как быть с ее мужем? Инстинктивно Хёттль относился к нему радушно и спокойно. Заручившись разрешением шефа службы безопасности Эрнста Кальтенбруннера и получив бонус министерства экономики, Хёттль повез семью в Мюнхен в меховой магазин Шобера. Там же, пока Эдда дебатировала о достоинствах каракуля и белки, Чиано вдруг исчез.

Хёттля охватила паника, и он стал спешно обходить отделы салона, пока не обнаружил «беглеца» в примерочной кабине.

Эсэсовец резко сказал Чиано:

— Ради Бога, поднимите воротник вашего плаща и наденьте черные очки — ведь никто не знает, что вы находитесь в Германии.

В тот же вечер Чиано, недовольный пищей, приготовленной поваром, надел фартук и приготовил ужин сам, затем отправился спать.

И вот Хёттль случайно узнал о существовании знаменитого дневника Чиано. Во время одного из вечерних разговоров между Эддой и Чиано, в которых они обменивались почти ничего не значащими словами, не затрагивая последствий союза Италии с Германией, Эдда сказала:

— А ведь в течение долгих лет мы вели подробный дневник, записывая все, представлявшее какой-либо интерес. И целый ряд событий имеет несомненную историческую ценность.

Услышав ее слова, Хёттль забеспокоился. Если графиня говорит правду, то в дневнике Чиано должны быть записи о недомыслии и безрассудстве Иоахима фон Риббентропа, о чем сам Хёттль и его шеф Кальтенбруннер давно догадывались.

Хёттлю и Кальтенбруннеру было ясно, что военные действия союзников будут развиваться в северном направлении — Италия, а затем и Альпы. В результате этого Третий рейх окажется между молотом и наковальней. Муссолини можно спокойно оставить союзникам, к тому же его трудно обнаружить. Пока Риббентроп возглавляет министерство иностранных дел, каши, как говорится, не сваришь. И Хёттль увидел реальную возможность дискредитировать его в глазах фюрера с помощью дневниковых записей Чиано.

Когда он попытался прощупать этот вопрос через Эдду, Чиано проявил осторожность.

— Думаю, что не стоит беспокоить полковника нашими личными делами, дорогая, — резко оборвал он супругу.

Видя, однако, что Хёттль пытается выяснить кое-какие подробности, Чиано понял, что ему представляется шанс заключить своеобразное соглашение. За оказанную услугу дневники будут депозитированы в одном из швейцарских банков. Под услугой Чиано подразумевал получение паспорта для себя и семьи для выезда в Аргентину или Испанию.

Кальтенбруннер одобрил сделку, и паспорта были готовы. Но вот Эдда стала настаивать на поездке в Растенбург, чтобы встретиться со старым другом и союзником отца. Гитлер уже знал, что Чиано находится на озере Штарнберг: мюнхенское гестапо опознало его в парикмахерской города и доложило своему руководству. Гитлер откладывал встречу до тех пор, пока генерал Штудент не обнаружит дуче. Да и Хёттль опасался, что визит Эдды прольет свет на их задумку.

Она совсем забыла, что 1 сентября было днем ее рождения, но Адольф Гитлер вспомнил об этом. На ее полированном столике из орехового дерева в салоне гитлеровского поезда лежали два огромных букета ярко-красных роз. Поезд находился на стоянке, имеющей кодовое название Гёрлиц, в трех минутах езды по лесу от бункера фюрера, где размещались жилые помещения и комната для работы с картами.

Гитлер, что было для него не совсем обычно, вел разговор односложно. 28 июля к нему прилетел Витторио Муссолини с просьбой помочь отыскать отца. Поэтому беседу поддерживали Эдда и Риббентроп.

За несколько минут до этого Витторио встретился с сестрой около поезда и сильно расстроился.

— Ты, видимо, сошла с ума, что приехала сюда! — сказал он, вместо приветствия. — Ты не могла сделать более неудачного выбора.

Четыре недели, проведенные в Германии в обществе представителей старой гвардии фашистов, бежавших из Италии после 25 июля, таких, как Гуидо Буффарини-Гуиди и Роберто Фариначчи, показали ему, что Джалеаццо Чиано вызывал у них нескрываемую ненависть и презрение.

К своему ужасу Витторио услышал, как сестра конфиденциально заговорила о предстоящей поездке в Испанию, будто бы Гитлер был ее транспортным агентом. Вполне возможно, что там они будут жить раздельно: граф собирался заняться написанием мемуаров. Она даже сделала деловое предложение: если фюрер обменяет шесть миллионов лир на песеты, Третий рейх сможет заработать на разнице курсов.

Риббентроп сделал вид, что не понимает ее. Разве Чиано недоволен своим размещением?

— Жилье графа — одно из лучших и соответствует его положению, — произнес он холодно. — Для чего ехать в Испанию? В Германии ему будет обеспечена полная безопасность, и он спокойно сможет ожидать нашу верную и неизбежную победу.

Риббентроп вполне отчетливо представлял, какой материал может быть опубликован в мемуарах Чиано, поэтому настаивал, чтобы граф не покидал территорию, контролируемую немцами. Не догадываясь, что Кальтенбруннер его ненавидит, он признался шефу службы безопасности: если Чиано окажется за границей, то «непременно учинит какое-нибудь свинство против него, Риббентропа». Риббентропа поддержал Йозеф Геббельс.

— Не пройдет и месяца, как этот грязный скандалист начнет что-нибудь писать против нас, — предупредил он.

Витторио, протянув руку к сигаретнице, стоявшей на столике, заметил, что Эдда занервничала. Вспылив, она сказала, что им должны разрешить выехать в Испанию. Гитлер ничего не ответил. Но Риббентроп решительно покачал головой, бросив:

— Об этом не может быть и речи.

— Стало быть, мы — пленники, — крикнула Эдда, адресуясь к Гитлеру. — Что с вами со всеми происходит? Война уже проиграна, разве вы этого не понимаете? Давно пора начать переговоры с Россией о мире.

Вдруг щека Гитлера стала нервно подергиваться.

— Разве можно смешивать огонь и воду? — хрипло произнес он. — Нет, никогда! Мы будем сражаться в степях России, в городах России до последнего патрона и последнего человека — против коммунизма!

Когда он поднялся, показывая этим, что беседа закончена, Витторио украдкой посмотрел на часы. Прошло пятнадцать минут, которые показались ему часом.

Лес был темным, в нем было жарко и пахло смолой, несмотря на свежий ветерок с Балтики. Казалось, что за каждым деревом скрывались охранники. Не говоря ни слова, Эдда и Витторио мяли в руках сигареты. Теперь они знали правду: Чиано оказался в западне.

Виски называлось «Джонни Уокер» с черной меткой. Подобно огненной жидкости, виски обожгло горло итальянского генерала, никогда ранее не пившего ничего подобного. Рукопожатия были долгими и крепкими. В 5.15 вечера в пятницу 3 сентября генерал Джузеппе Кастеллано подписал по поручению маршала Бадолио соглашение о перемирии, выводящем Италию из войны. Сам генерал Эйзенхауэр с теплотой потряс его руку.

У Эйзенхауэра было достаточно причин быть довольным. Для него эта война была «большим крестовым походом» по освобождению Европы раз и навсегда от жестоких уз стран «оси». Сидя в пыльной палатке, расположенной в оливковой роще в Кассибиле, неподалеку от Сиракуз, освещенной единственной электрической лампочкой, получавшей ток от генератора, он был свидетелем триумфального окончания одного из этапов вышеназванного похода. Одетый в голубой гражданский костюм Кастеллано присел за обыкновенный походный стол, накрытый войлочным покрывалом, чтобы подписать отпечатанный на пишущей машинке меморандум из двенадцати пунктов, которые он знал почти наизусть. Сидевший напротив за столом генерал Уолтер Беделл Смит, отличный начальник штаба Эйзенхауэра, поправил очки в тяжелой роговой оправе, прежде чем поставил свою подпись.

В результате подписанного соглашения итальянский военно-морской флот и авиация плюс 45 000 добровольцев из армейских подразделений должны были через несколько недель перейти на сторону союзников, а 13 октября Бадолио намеревался объявить войну Германии.

В течение трех недель до подписания меморандума Кастеллано под именем «командира Раймонди» несколько раз выезжал из Рима в Лиссабон для ведения переговоров с представителями союзников. И это беспокоило Эйзенхауэра. Беделл Смит, представлявший его в Лиссабоне, и бригадный генерал Кеннет Стронг, начальник британской разведки, сняли по его предложению требование о капитуляции итальянцев как слишком жесткое. Для Италии выход из состояния войны был более приемлемым.

Действуя по инструкциям Черчилля и Рузвельта, Эйзенхауэр должен был добиться от итальянцев не только подписания «временного перемирия», но и «длительного мирного договора» с сорока четырьмя пунктами, которые надо было еще подработать. Стремясь взять под контроль союзников политические, экономические и финансовые аспекты деятельности Италии, политики опасались, что Бадолио может отказаться от поддержки их планов — а его поддержка была жизненно важной для проведения высадки союзнических войск на континент, — когда узнает, что скрывалось за ними в действительности. С солдатским пренебрежением к политике Эйзенхауэр заклеймил такие попытки как «нечестную сделку». По этой причине он прибыл в Кассибиле. Не желая, однако, подписывать документ и предоставив это право своему начальнику штаба, он тем не менее сердечно пожал руку итальянцу, «попытавшемуся выйти из создавшейся ситуации по-мужски».

Желая избежать последнего акта драмы, Эйзенхауэр, нагнувшись, вышел из палатки и вдруг сорвал свисавшую над входом оливковую ветвь. Через двадцать столетий она вновь стала символом мира.

Оставшись в палатке, Беделл Смит молча протянул Кастеллано папку с мирными условиями, подготовленными госдепартаментом и министерством иностранных дел. Генерал, видимо, ожидал, что должно было произойти еще нечто. В статье 12 «временного перемирия» было сказано: «Другие условия политического, экономического и финансового характера, которым Италия будет обязана следовать, должны быть вручены несколько позже».

Но ничего подобного он не ожидал. Прочитав жесткие условия мира, он даже пошатнулся.

В статье 29, например, черным по белому было написано: «Бенито Муссолини… должен быть арестован и передан в руки союзников…»

Под его ногами в четырех километрах от Адриатического побережья Ортоны стоял на якоре корвет «Байонетта» (642 тонны водоизмещением), слегка покачиваясь на легкой зыби. Прямо перед ним, как он надеялся, находилось надежное убежище в таком безопасном уголке Италии, куда не дойдут немецкие распоряжения. Он просил разрешения направиться в Тунис или на Сицилию, но король ему это запретил. За ним лежала в хаосе его страна — генералы не получали точных распоряжений, столица не защищена, армия подвергнута дезинтеграции, солдаты дезертировали, направляясь по домам на попутных грузовиках и поездах.

Но сам маршал Пьетро Бадолио, герцог Аддис-Абебский, был в полной безопасности — в сером гражданском костюме и мягкой шляпе. В полночь 9 сентября он оказался здесь после девятнадцатичасового переезда из Рима. Последним человеком, о котором он подумал, был Бенито Муссолини. Его отъезд был столь стремительным, что он не оставил никакого письменного распоряжения, касающегося судьбы дуче.

В 6.30 вечера 8 сентября он был напуган радиосообщением Эйзенхауэра из Алжира, что перемирие вступило в силу. В соответствии с договоренностью оставалось шесть часов до начала высадки войск союзников численностью 169 000 человек в районе Салерно, в шестидесяти пяти километрах южнее Неаполя. Эйзенхауэр подал сигнал, напоминавший, что Бадолио, в свою очередь, должен был выйти в эфир. И хотя он дрожащим голосом произнес что-то не совсем членораздельное, ему было ясно: расчет его на 12 сентября не оправдался. Перед отдачей приказа армии на вступление в боевые действия ему было точно известно о предстоящей высадке пятнадцати дивизий союзников на участке от Легхорна до Анконы. Для Бадолио и короля оставался единственный выход: бежать, предоставив Рим его судьбе.

Начиналась жалкая глава в истории Италии. Рано утром в 5.10 9 сентября от дворца Видони, где размещалось военное министерство, отъехал кортеж из семи автомашин. В передней, с синим флажком и с пятью золотыми звездами на капоте — символом савойского дома, ехали король, одетый в длинный военный плащ, доходивший ему до пят, с простым фибровым кейсом в руках, королева Елена и два адъютанта. За ними следовали машины с Бадолио, герцогом Акваронским и группой генералов и офицеров. Был среди них и кронпринц Умберто, уверенный, что его жена принцесса Мария-Джозе уехала с детьми в Швейцарию, и постоянно повторявший: «Какое позорное бегство».

Конечно, Умберто, как солдат, подчинялся приказу короля, но его и других шокировал неприкрытый ужас Бадолио. Не успели они тронуться, как автомашина Бадолио сломалась, и он пересел к Умберто. Маршал буквально дрожал от утреннего холода. Умберто снял с себя генеральскую шинель и передал Бадолио. Как потом вспоминал Умберто, маршал поднял воротник, чтобы не было видно знаков различия.

— Немцы поснимают со всех нас головы, — произнес он несколько раз, проводя пальцем поперек горла.

Хотя Бадолио и не знал об этом, риск был минимальным. В хаосе, последовавшем за объявлением перемирия и высадкой войск союзников, немецкие патрули даже не обратили на них внимание, а фельдмаршал Кессельринг предусмотрительно не отдал распоряжений о их задержании. Однако и король и генералы нервничали весь день, будучи убежденными, что немцы следуют за ними по пятам. В Креччио, в трехстах километрах от Рима, Умберто решил сделать остановку, рассчитывая на убежище в замке старых друзей — герцога и герцогини Бовио, Проехав тридцать километров, в Пескаре в машину короля пересел герцог Акваронский, указывая дорогу.

В ближайшем аэропорту находилось до сотни самолетов, но ни один из них не был готов к вылету. Адмирал Рафаэле де Коуртен, командующий флотом, доложил, что в шестидесяти километрах от Пескары под Ортоной на якоре стоит корвет «Байонетта», на который король решил погрузиться ночью. Пока же королевское семейство остановилось в замке Бовио, где за обедом и ужином было съедено двадцать восемь цыплят.

Маршал Бадолио с ними не поехал, оставшись в баре аэропорта, где сидел, куря сигарету за сигаретой и выпив множество чашек кофе. В восемь вечера де Коуртен, оставшийся для поддержания радиосвязи с корветом, доложил ему, что «Байонетта» готова к отплытию. Это был шанс, которого маршал ожидал. В полночь — в назначенное время встречи под Ортоной — Бадолио уже три часа находился на корвете.

В порту царил полнейший хаос. Более семидесяти автомашин были припаркованы у пирса. Около 250 человек — офицеры, водители, ординарцы, из которых вообще не более четверти могли рассчитывать сесть на корвет, — толпились в темноте, освобождаясь от формы и лишнего груза. Для переправы на корабль были поданы два четырехтонных катера, сквозь перестук моторов которых слышались голоса:

— Давай, пошли, да поскорей, и не навлекайте на нас бесчестие.

Не получив никаких известий от Бадолио, король к 12.40 ночи потерял терпение и приказал добираться до корвета на рыбачьем катере «Литторио», водоизмещением всего шесть тонн.

Всю ночь «Байонетта» шла курсом на юг. Король и королева спали на палубе в креслах. Крейсер «Сципионе» составил им эскорт. Корабельное радио принесло известие, что немцы ввели в действие операцию «Аларик», и от Рима до Милана итальянские войсковые подразделения одно за другим капитулировали.

— Это все выдумки, которым я не верю, — заявил Бадолио, вновь обретя хорошее настроение.

В 4 часа утра 10 сентября «Байонетта» подошла к Бриндизи, в пятистах километрах южнее Ортоны. Де Коуртен связался с начальником порта адмиралом Рубартелли и договорился о принятии корвета, умолчав о пятидесяти семи весьма важных пассажирах.

Когда адмирал Рубартелли взобрался на борт корабля, он был изумлен, увидя перед собой короля Италии. Виктор-Эмманиул, вместо приветствия, спросил его:

— Есть ли немцы в Бриндизи? А англичане?

— Ни тех, ни других нет, ваше величество.

— Очень хорошо, тогда пошли, — промолвил король.

Герберт Капплер был очень расстроен. Операция «Аларик» стала свершившимся фактом, итальянские войска в основном разоружены, король и его министры сбежали, большинство членов большого совета находились в бегах. Капплера осенила отличная, как он думал, идея: ведь Гитлер не станет восстанавливать Муссолини у власти. В 3 часа утра 11 сентября, проезжая по пустынным римским улицам на своем «фольксвагене», он был почти уверен, что знает, где скрывался дуче. Но этого «почти» было явно мало для генерала Курта Штудента.

Рядом с Капплером в машине сидел Карл Радль — Скорцени номер два. Он, как бы догадавшись, о чем думает Капплер, сказал:

— Штудент не рискнет начать акцию, пока мы не будем уверены.

Молча они оба обдумывали имеющиеся у них сведения. По сути дела, сам Штудент дал им последнее связующее звено — толчок к размышлениям после неудачной попытки Скорцени на Маддалене. Чтобы разобраться, куда же вылетел этот таинственный гидросамолет с красными крестами, он навестил эскадрилью морских самолетов «Ю-52», дислоцирующуюся на озере Брацциано в шестидесяти пяти километрах севернее Рима. За чашкой кофе командир эскадрильи рассказал, что еще до полудня 27 августа спасательный итальянский самолет приводнился в одном из заливов озера. Из него вылез Муссолини, тут же севший в санитарную автомашину, которая направилась в сторону Рима.

В который раз дуче, подобно героям детективов, исчез в клубах дорожной пыли.

И тут Капплеру повезло. Будучи страстным фотолюбителем, он ранним утром часто выезжал на старую Аппиеву дорогу, чтобы пополнить свою коллекцию слайдов и заодно встретиться с информатором из министерства внутренних дел. 1 сентября тот передал ему копию радиограммы, в которой говорилось: «Меры безопасности в Гран-Сассо приняты».

Капплер и Скорцени запросили карты. В ста сорока километрах восточнее озера Брацциано начинались склоны гор Монте-Корно, высочайшей вершиной которых была Гран-Сассо, покрытая снегом и достигающая высоты 3000 метров над уровнем моря, — высочайшая вершина Итальянских Апеннин. У ее подножия располагалось плато высотою 2150 метров, простиравшееся на двадцать пять километров на юго-запад, называемое Кампо-Императоре и являвшееся излюбленным местом горнолыжников. К единственной гостинице от деревни Ассерджи был проложен фуникулер длиною немногим более 1000 метров.

События после этого разворачивались довольно быстро. Агенты Капплера докладывали, что в Ассерджи размещено на постой много карабинеров. На всех дорогах, ведущих в деревню, установлены контрольные посты. Местные жители пожаловались, что обслуживающий персонал гостиницы «Кампо-Императоре» был выгнан без предупреждения, чтобы освободить место для дуче. Капплер разослал по всем туристским агентствам своих людей для приобретения проспектов гостиниц и туристических карт. Но как ни странно, вся такая литература исчезла с прилавков.

Штудент, в свою очередь, предпринял некоторые шаги, поставив перед лейтенантом Лео Крутофф задачу подыскать подходящие места для размещения больных малярией.

— На Гран-Сассо имеется гостиница, — сказал Штудент. — Независимо от обстоятельств вы должны лично ее обследовать. И не допустите, чтобы вас оттуда выставили.

Когда он намекнул, что там может находиться некое высокопоставленное лицо, Крутофф понял, как ему следует действовать.

На станции фуникулера в долине Ассерджи Крутофф встретил холодный прием карабинеров. На просьбу подняться наверх ему ответили:

— Это невозможно!

Назвав себя и цель своей миссии, медик стал настаивать наличной встрече с офицером, отвечающим за гостиницу. Тогда унтер-офицер снял трубку старомодного настенного телефона и стал в нее кричать. Положив резким движением трубку на рычаг, он сказал лейтенанту:

— Синьор, если вы немедленно отсюда не уберетесь, я буду вынужден вас арестовать.

Возвратившись в Рим, он доложил обо всем Штуденту. Тот задумчиво кивнул, затем улыбнулся и отпустил медика. Вне всякого сомнения, дуче держали в заключении в этом горном лесном массиве. Но ведь его опять могут куда-либо перевести. Никаких планов по спасению дуче пока не было, но имелось ли у него достаточно оснований для того, чтобы дать, как говорится, зеленый свет?

Когда «фольксваген» подъезжал к площади Виминале, такой же вопрос стоял и перед Радлем и Капплером. В этот момент они заметили группу офицеров перед зданием министерства внутренних дел. В их окружении находился мужчина средних лет со щеткой усиков над верхней губой, в гражданской одежде.

— Это же ведь генерал Солети, один из начальников карабинеров, — узнал его Капплер.

— А почему бы его не спросить, где находится Муссолини, — подал мысль Радль.

И Капплер решил пойти на блеф. Остановив машину около Солети, он дерзко спросил того:

— А где сейчас Муссолини?

— Я не знаю, — ответил Солети.

На губах Капплера появилась скептическая улыбка, и он сказал, не спуская глаз с генерала:

— Вы лжете.

Наступила небольшая неловкая пауза, и Солети через несколько мгновений произнес:

— Хорошо. Я знаю, где он был вчера, поскольку посылал продукты в гостиницу «Императоре».

Не сказав ни слова, Капплер сел в автомашину. Как только они немного отъехали, Радль промолвил:

— Я бы взял этого генерала в Гран-Сассо, но только в форме.

Было уже поздно, когда лейтенант Элимар Майер-Венер вошел в комнату для инструктажа. В воскресенье 12 сентября с опозданием почти на пять часов — в одиннадцать вечера — в Пратика-ди-Маре приземлились первые буксируемые планеры «Хе-126», затребованные из Марселя. Установив на стоянке свой планер, молодой пилот поспешил на инструктаж к генералу Штуденту. Сев молча на свободное место, Венер услышал к великому своему удивлению слова генерала:

— Еще раз подчеркиваю, что мы вынуждены проводить эту операцию на основе не проверенных точно данных. Последняя информация о Гран-Сассо имеет полунедельную давность…

В комнате находилось тридцать шесть человек — пилоты самолетов-буксировщиков, пилоты планеров, десантники, — слушавших генерала молча. С возрастающим волнением Венер вникал в то, что говорил Штудент:

— Совсем неясно, там ли находится Муссолини в настоящее время…

«Каким же образом Муссолини попал в такое положение?» — думал Венер. А ведь их первый парашютно-десантный полк должен был быть направлен в Салерно для участия в боях с американцами. Несколько уточнений шепотом, и только что прибывший летчик был в курсе дел. Им предстояло участие в одной из рискованных операций войны. В 12.30 пополудни двенадцать планеров «Хе-126» будут отбуксированы самолетами «ДФС-230». На каждом планере должны находиться десять десантников и эсэсовцев Скорцени. Через час полета на высоте 1200 метров над Гран-Сассо планеры опорожнятся, и 108 человек будут предоставлены сами себе. Как-то их встретят суровые горы и охрана Муссолини?

Голос Штудента звучал хотя и на высоких нотах, но по-отечески.

— Не нервничайте понапрасну — эта операция будет протекать, как маневры мирного времени… Все будет столь неожиданно, что итальянцы, скорее всего, даже не успеют выстрелить. Вам следует только сконцентрироваться, чтобы благополучно приземлиться в нужном месте…

Стоя у настенной карты, генерал наблюдал, как пилоты обменялись взглядами. Сам бывший планерист, потерпевший аварию в 1920 году, он знал, что они сейчас чувствовали. Перед ним стояла дилемма. Нападение на станцию фуникулера в долине отпадало, так как карабинеры тут же вывели бы из строя подвесную дорогу. Авиационная разведка показала, что и о десантировании не могло быть и речи, так как воздушные потоки отнесли бы большинство парашютистов в ужасные горные расщелины. Погодные условия ограничивали и применение планеров: технические эксперты предсказывали до восьмидесяти процентов потерь.

Слово взял офицер разведки Штудента — капитан Герхард Ланггут. В соответствии с запретом Гитлера на ведение разведки в Италии, до 8 сентября, дня вступления в силу перемирия, не было сделано никаких аэрофотосъемок района Гран-Сассо. В последующие же дни Ланггут и Скорцени провели два облета местности на «Хе-111». Во время первого угол съемки оказался неудачным, да и высота была довольно большой — около 1500 метров. Результаты второго погибли вместе с лабораторией во время бомбардировки союзниками штаб-квартиры Кессельринга в Фраскати. Экспертам, однако, удалось изготовить несколько грязный отпечаток размерами 20 х 20 сантиметров, который и был показан пилотам.

Приглядевшись повнимательнее, Венер понял, что местность там весьма сложная. В левом углу — грязное пятно, по всей видимости, гостиница, белая железобетонная терраса которой, выходящая на юг, оканчивается фуникулером. Все остальное представляло собой лунный ландшафт с нерезкими контурами, прорезаемый белыми потоками воды, текущей в самых разных направлениях. Только к западу просматривался небольшой участок предположительно гудронированной дороги, на которую и можно было бы совершить посадку.

Отто Скорцени методично разбирал детали операции с лейтенантом Отто фон Берлепшем, командиром семидесяти пяти десантников. Ланггут, видевший объект хоть и издали, полетит в навигационной кабине первого планера. На первом и втором планерах должны находиться десантники Берлепша, на третьем и четвертом — эсэсовцы в форме офицеров военно-воздушных сил во главе со Скорцени и Радлем соответственно. В их задачу входили штурм и овладение гостиницей, а также разоружение карабинеров. Одновременно десантники во главе с майором Отто Харальдом Морсом должны будут захватить станцию фуникулера в Ассерджи. Если дуче будет обнаружен, ответственность за его безопасность Штудент возложил на Скорцени.

Никто не должен был произвести ни одного выстрела до сигнала красной ракетой. В случае срыва плана операции оставшиеся в живых десантники должны были оттеснить итальянцев вниз, применив мортиры и пулеметы. В нужный момент свою роль сыграет генерал Фердинандо Солети, хорошо известный карабинерам, который полетит в планере Скорцени.

Карлу Радлю, сидевшему рядом с Солети на инструктаже, казалось, что тот был самым спокойным человеком из всех присутствовавших. Он с готовностью согласился поехать в Пратику на встречу со Штудентом, зная, что немецкие парашютисты разоружили его карабинеров. Пообещав, что оружие впоследствии будет возвращено, Штудент сказал:

— Но прежде чем обсуждать детали этого вопроса, мы намерены освободить Муссолини. Полагаю, что вы будете рады увидеть его и пожать ему руку?

Солети согласился охотно, считая, что они поедут на автомашине.

Внезапно взвыли сирены воздушной тревоги. Зенитные орудия открыли огонь. Волна за волной самолеты британских военно-воздушных сил заходили на аэродром. Бросившись на пол, Радль заметил рядом с собою Скорцени. Набрав в легкие воздуха, он произнес парольные слова, подобранные эсэсовцами для этой операции: «Будь спокоен!» Скорцени в ответ только усмехнулся. Когда был дан отбой, оказалось, что некоторые планеры получили небольшие повреждения. Штудент потребовал привести все в порядок за полчаса.

Находившийся в замке Гандольфо, в шестидесяти километрах от аэродрома, капитан Генрих Герлах посмотрел на часы. Являясь личным пилотом Штудента, он должен был сыграть большую роль в освобождении Муссолини. В 12.30, когда планеры покинут Пратику, он обязан был взлететь на своем спортивном «шторьхе» и оказаться над целью одновременно с планерами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.