ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

В ночь с 16 (3) на 17 (4) июля 1918 года в Екатеринбурге совершилось страшное преступление. В подвале «Дома особого назначения» варварски убили императора Николай II Александровича, императрицу Александру Федоровну, цесаревича Алексея Николаевича, великих княжен Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию. Вместе с ними и за них погибли верные приближенные: доктор Е. С. Боткин, камердинер А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов, горничная А. М. Демидова.

Организаторы и исполнители прекрасно знали, что творят злодеяние. Ни с какой точки зрения, ни с какой идеологической меркой невозможно было понять и принять убийство женщин и детей. Поэтому публично лишь сообщили, что «Николай Романов расстрелян, а семья эвакуирована в надежное место». Потом коммунистический режим наложит на екатеринбургское событие жесткое табу, а в исторических сочинениях станут, открыто или завуалированно, непременно оправдывать преступление, выставлять какие-то «объективные причины», обусловившие убийство. Самая расхожая: от «бывшего царя» исходила угроза новой власти. Да, исходила, но не потому, что его освобождение привело бы к реставрации династии, как то нередко утверждали. В тот конкретный момент подобное было совершенно исключено. Главные силы антикоммунистического сопротивления не вели борьбы под флагом Романовых, и никто из членов царской фамилии ни в какой форме не участвовал в гражданской войне. Невозможно и вообразить, чтобы сам Николай Александрович, после всего случившегося, согласился бы снова стать во главе страны.

Но в перспективе возвращение к монархической форме правления отнюдь не было исключено. Здесь таилась основная угроза для новых хозяев. Несмотря на все дискредитации, поношения, шельмование, у большинства населения сохранялась внутренняя, глубинная привязанность к самодержавно-авторитарной власти, реальным воплощением которой и являлся екатеринбургский узник. Его убийство — сугубо политическая акция. Александра Федоровна была совершенно права, когда говорила, что Николай II «воплощает в себе Россию». Он оставался национальным символом, знаком русской государственной традиции, живым образом великой империи. Победившие интернационалисты уничтожали связь России с прошлым. Не могли не уничтожать. Та же причина обусловила и беспощадное истребление прочих членов династии. Никакой отдельно взятый великий князь не был страшен большевикам. Их пугала та идея, тот принцип, на которых многие века стояла Россия.

Убивали в Екатеринбурге не «бывшего полковника Романова», а именно царя. Много раз различные оправдатели большевиков писали о том, что ничего необычного тогда не произошло и «в других странах» подобное случалось. Вот, например, во Франции казнили же короля Людовика XVI и королеву Марию-Антуанетту. Да, казнили, и это тоже невозможно оправдать. Чужие преступления не могут служить индульгенцией для собственных злодеяний. Но нужно учитывать, что чету Капетингов убили не за то, что это король и королева, а по причине их конспиративных связей и заговорщической деятельности против республиканского строя. К тому же во Франции казнь провели гласно, при свете дня, с обнародованием хоть какого-то приговора. В России же дело обстояло совсем иначе. Николай Александрович борьбой с властью не занимался и смиренно относился к своей участи. А если бы занимался, если бы властям удалось уличить в чем-то, то не преминули бы с шумом и криком публично лишить его жизни. Сделали же все глубокой ночью, в подвале, потом несколько дней ликвидировали тела и хранили эту тайну неколебимо, а на публике лгали и лгали без конца.

С формально-юридической и фактически-исторической точек зрения Николай Александрович оставался монархом до последнего своего земного часа. То обстоятельство, что передал властные прерогативы брату и Временному правительству, теряло всякое значение после отказа Михаила Александровича и исчезновения Временного правительства. Далее всякая видимость легитимной правопреемственности закончилась.

Когда в октябре — ноябре 1917 года воцарились коммунисты, они-то являлись уже откровенными узурпаторами, не имевшими никаких, даже призрачных прав. Большевики самим фактом своего прихода отменили отречение последнего царя. Радикалы прекрасно понимали непредсказуемость собственного будущего (на то, что их власть установилась всерьез и надолго, они и не надеялись тогда) и, упрочивая его, должны были ликвидировать царя. Его и раньше бы убили, но не получалось. Целый ряд документов и косвенных данных убедительно свидетельствует, что эту акцию начали готовить уже за несколько месяцев до июля 1918 года.

По поводу злодеяния в Екатеринбурге написано, сказано и показано невероятно много. Выяснены все детали, выявлены участники и очевидцы. После установления власти белых, через неделю после убийства царской семьи, дело в течение нескольких месяцев расследовалось профессиональными следователями. Собирались вещественные доказательства, проводились опросы свидетелей, скрупулезный осмотр места происшествия. Удалось установить факт убийства и непосредственную причастность к злодеянию 164 человек. Палачи были названы поименно. В русском зарубежье появилось немало документов об этом. Десятки лет в разных частях света, там, где жили или доживали свой век остатки русской эмиграции, в многочисленных храмах служились поминальные панихиды о последнем царе и его близких. Русской Зарубежной Православной Церковью они все были причислены к лику Святых.

На закате коммунистической эры, когда рухнули прежние табу, история Романовых стала необычно популярной и в России. Большинство людей впервые узнало тогда, как варварски убили семью последнего царя, кто являлся планировщиком и исполнителем кровавого замысла. Со страниц газет и журналов, с экрана телевизора, из динамиков радиоприемников зазвучали голоса, повествующие о екатеринбургской трагедии; массовыми тиражами переиздавались книги и документы, вышедшие за рубежом.

Особое внимание, повышенный интерес вызывал один сюжет, одна, леденящая кровь, история: как убили царя и что сделали с его останками. Тема приобрела необычайно сильное общественное звучание, когда в 1991 году недалеко от Екатеринбурга извлекли из земли кости и черепа, якобы принадлежавшие членам царской семьи. Затем годами занимались немыслимо дорогостоящими «генетическими экспертизами», с привлечением аналитиков и экспертов из разных стран, даже вскрывали, «в целях установления подлинности», некоторые захоронения в Романовской усыпальнице Петропавловской крепости. И что же узнали? То, что было давно известно: Романовых действительно убили. Останки же частично сожгли, а частично тайно погребли. Вокруг этих заключений продолжают бушевать страсти. Фотографии черепов и костей публиковались бессчетное число раз. Некоторые успели стать «профессиональными знатоками», сделали себе имя на этих скандальных манипуляциях.

Выяснением подробностей, скрупулезным анализом трагического финала занимались различные люди: историки, журналисты, публицисты, юристы, писатели, краеведы, а порой и просто случайные лица, якобы сумевшие «разгадать тайну смерти царя». А тайну его жизни? Смысл его служения России? Это мало кого занимало. Вот кто стрелял в царя, кто стрелял в наследника, из какого оружия, кто сделал первый выстрел, как перевозились трупы, как они расчленялись, сжигались, закапывались, — о том писали и пишут без устали. Опубликовали биографии всех убийц, установили родословные, взяли интервью у прямых (и непрямых) их потомков. Публике сейчас о каком-нибудь садисте и убийце Юровском известно куда больше, чем, например, о докторе Евгении Сергеевиче Боткине.

В нашей книге имена большинства палачей не упомянуты. Достаточно знать главных виновных, а фамилии подручных нет надобности популяризировать. Нет здесь и описания подробностей той кровавой ночи, когда окончилась земная жизнь последних венценосцев. Пусть эти жуткие детали смакуют другие. В историческом контексте все, что происходило после умерщвления монарха и его близких, — не более чем частность. К истории жизни Николая II это уже прямого отношения не имеет.

Если ответственно относиться к событиям, к документу, то не может подлежать сомнению один, достоверно установленный факт: той июльской ночью 1918 года все члены царской семьи были убиты. Другие утверждения и гипотезы, а также повествования о «чудесном спасении», в которые так хочется верить, не имеют к реальности никакого отношения. Это все из области исторического мифотворчества. Во имя восстановления трагической картины прошлого следует не сочинять биографии самозваных «Алексеев» и «Анастасий», что порой напоминает массовое умопомрачение, а заниматься изучением действительных событий и реальных людей. Только таким путем можно узнать и понять, кем был последний царь и почему он в конце жизни оказался там, где оказался. Необходимо осознать и то, что екатеринбургское злодеяние — великий грех всех живших в России и их потомков.

Когда весть об убийстве царя (о смерти других почти никто в тот момент не знал) дошла до Москвы, Святейший Патриарх Тихон произнес в московском Казанском соборе проповедь, где, среди прочего, сказал: «Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его. Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим. Но мы знаем, что он, отрекаясь от престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней… Он ничего не предпринял для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе… И вдруг он приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей, не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви». Это был мощный, страстный, но — одинокий голос.

Летом 1918 года никакого общественного осуждения убийства царя в стране не было. Так, шушукались обыватели, комментировали в своем кругу осколки разметанного «общества». Многие были уверены: сам и виноват. Тогда еще не предполагали и не предвидели, что вот они, конкретные «Ивановы» и «Петровы», раньше или позже, сами или с домочадцами, их родственники или знакомые непременно станут жертвами красного режима, возникшего и утвердившегося благодаря преступному пренебрежению к прошлому подавляющего большинства «образованных и просвещенных». Когда же каждого из них обожжет беспощадная действительность, зацепит «колесо истории», станут кричать о личной невиновности, начнут взывать к другим, чтобы помогли, посочувствовали, заступились. И редко кто будет откликаться, как когда-то не откликнулись и они сами. «И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его» (Откровение. 14. 11).

По мере «погружения во тьму» люди невольно начинали снова вспоминать «старые добрые времена», которые были куда милостивей к человеку, чем те, что наступили потом. Стали вздыхать по безнадежно ушедшему, горевать по нему. И образ царя в сознании начал приобретать совсем иные очертания, иную окраску. Его же преждевременная гибель, как и смерть егс близких, потрясали, трогали все не зачерствевшие души. Поэт-эмигрант Адеркас написал пронзительные строки:

Не в Петропавловском соборе

В рядах гробниц других царей,

Не в пышном траурном уборе

При свете трепетных свечей

Царь Николай Второй с семьею

Почил до Страшного Суда.

Его с могилою иною

Венчала горькая судьба.

Зимой над нею вьюга взвоет,

Сугробом снега заметет,

Весной ее кустарник скроет

И след травою зарастет.

Взамен священных песнопений,

В созвучьях скорбных панихид,

Взамен рыданий и молений

Суровый лес вокруг шумит.

Лети же птицей быстрокрылой,

Скорбь неизбывная, с мольбой

И там, над брошенной могилой,

Шепни, — «С Святыми упокой».

Последний царь всегда помнил слова Спасителя, наставлявшего: «Претерпевший же до конца спасется» (Матф. 24. 13). Николай II и царская семья испили свою горькую чашу до дна. Они испытали все мыслимые и немыслимые несчастья и разочарования на земле, и даже самые лютые враги не смогли бы ничего уже добавить к их страданиям. Трагедией своей жизни и смерти император искупил свои вольные или невольные, действительные или мнимые вины, ошибки и заблуждения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.