1998. Родилась мышь
1998. Родилась мышь
Николай Гульбинский описал на страницах «Нового Взгляда» Бориса Березовского как кодификатора мифов российского неолиберализма.
«Ходили упорные слухи, что подуставший от многих “славных дел” в бизнесе и политике Борис Абрамович Березовский займется партийным строительством. Одни полагали, что он попытается вдохнуть жизнь в умирающую (а точнее, и вовсе не родившуюся) “социалистическую” партию г-на Рыбкина, другие, принимая во внимание прагматический склад ума г-на Березовского, не могли представить его за столь дохлым начинанием и полагали, что он примется создавать свою партию “с нуля”, но опять же — социалистическую. Что заставляло иных журналистов и аналитиков принимать одного из “столпов” спекулятивного российского капитализма за тайного апологета социалистической идеи — судить не берусь. Вероятно, извечная российская склонность “искать черную кошку в комнате, где ее нет”, т. е. не доверять очевидному, а за любым явлением видеть второй и третий планы, тайны, заговоры и игру темных сил.
Как бы то ни было, Борис Абрамович решил самолично опровергнуть слухи о своем подпольном “социалистическом вероисповедании”и с этой целью обнародовал свое политическое кредо во вполне зависимой от его капиталов “Независимой газете”. Слегка редуцируя известную поговорку, смею утверждать, что “родилась мышь” (первая ее часть не вполне соответствует рассматриваемому случаю). Точнее — куцее кодифицированное изложение догм и мифов современного российского “масс-либерализма” (т. е. “либерализма” для массового употребления). Поскольку означенные мифы и догмы излагает не очередной м. н. с. из гайдаровского “Демвыбора”, а без пяти минут академик и крупнейший “практик” российского капитализма, имеет смысл остановиться на них поподробнее.
Миф первый. Березовский утверждает: “Большевики прервали ход естественного процесса преобразования России в государство экономических и политических свобод. И напротив, утвердили вновь диктаторское (тоталитарное) политическое устройство”.
По-видимому, г-н Березовский не усматривает никакого различия между диктаторским (авторитарным) и тоталитарным политическим устройством. Поясню это отличие на конкретном примере. Режим, установившийся в Чили после переворота, совершенного генералом Пиночетом, был, безусловно, диктаторским (авторитарным). Этот режим требовал от гражданина безусловного подчинения политической власти и карал всякое неподчинение. Однако за пределами политики у индивидуума оставалась значительное поле для ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ (религия, культура, свободное время), на которую режим не покушался. Иными словами, режим стремился подчинить себе человека политического, но не человека вообще. Правда, были в окружении генерала Пиночета разного рода деятели, мечтавшие придумать и насадить общеобязательную идеологию, что, кстати, свидетельствует о том, что авторитарный режим всегда может переродиться в тоталитарный, но до этого дело не дошло (и слава богу). Испания при Франко продвинулась дальше в сторону тоталитаризма, но тоже до него не дошла — “каудильо” старел, а вместе с ним дряхлел установленный им режим.
Утверждать, что большевики немедленно после прихода к власти установили именно тоталитарное политическое устройство, — значит запутывать проблему во имя якобы ее “упрощения”. На самом деле тоталитаризм наступил далеко не сразу. Были и выборы в Учредительное собрание, был нэп, были дискуссии о восстановлении “советской” многопартийности, была острейшая борьба внутри ВКП(б) и т. д. вплоть до конца 30-х годов, когда режим действительно приблизился к классическому тоталитаризму.
Кстати, слово “тоталитарный” применительно к сталинскому режиму впервые использовал организатор Октябрьского переворота Лев Троцкий. Не правда ли, это обстоятельство дает некоторую пищу для размышлений любителям мазать всех большевиков “одним миром”?
Но дело даже не в этой терминологической путанице, хотя для крупного математика, коим является г-н Березовский, она более чем прискорбна. Речь о другом: какой же “естественный процесс” был прерван большевистским переворотом? Из сочинения г-на Березовского не сведущий в истории человек непременно сделает вывод, что большевики пришли к власти в благополучной стране, идущей семимильными шагами по пути обретения экономических и политических свобод. В действительности же Октябрьский переворот произошел в стране, находящейся в состоянии войны и терпящей на фронтах одно поражение за другим. В стране, пребывающей в состоянии хаоса и анархии, с фактически парализованной системой управления на всех уровнях (Керенский ездит по фронтам и УГОВАРИВАЕТ солдат наступать).
Напомню, даже далекий от апологии большевизма Николай Бердяев отмечал, что в ТЕХ условиях только ДИКТАТУРА и могла остановить процесс сползания к полному хаосу и разложению. Это могла быть либо диктатура генерала Корнилова (можно сожалеть, что она не наступила, на здоровье), либо диктатура большевиков. Что, кстати, доказал и опыт гражданской войны: все эти “Комучи” и другие “демократические” правительства сметались железной рукой — либо “белых” диктаторов (Колчак), либо “красных” диктаторов (Ленин и Троцкий). Быть может, проигрыш белых был обусловлен именно тем, что среди них не нашлось людей, в достаточной степени “склонных и способных к диктатуре”: слишком много было дискуссий, мягкости, несогласованности, взаимной борьбы (Врангель против Деникина, Слащев против Врангеля и т. д.).
Таким образом, г-н Березовский в упрощенном виде воспроизводит популярную в российских либеральных кругах антиисторическую схему: кучка заговорщиков-болыиевиков, совершив переворот, прервала “нормальный”, “естественный” ход развития России. Отсюда недалеко до теории “сионистско-масонского” заговора и прочих бредней.
Миф второй. Березовский утверждает: “Как теперь известно (и не из учебников только), централизованная плановая экономика в XX веке оказалась существенно менее эффективной по сравнению с рыночной, но благодаря своим огромным внутренним ресурсам более 70 лет Россия смогла выживать даже в рамках не соответствующего времени политико-экономического режима”.
Это утверждение как нельзя лучше отражает стиль мышления российских “неолибералов”, стиль, являющийся зеркальным отражением догматического большевизма (недаром к ним так прилипло прозвище “необольшевики”). Для них рыночная экономика ВСЕГДА лучше централизованной, демократия ВСЕГДА лучше диктатуры, частное ВСЕГДА лучше государственного и т. д. Подобные умозрения рассыпаются в прах, как только мы поставим конкретные вопросы. На каком историческом этапе рыночная экономика оказалась эффективнее централизованной? В каких странах? При каких ресурсах? И т. д. Например, г-ну Березовскому будет любопытно узнать, что в 1932 году к концу первой пятилетки объем промышленной продукции в СССР (централизованная экономика) вырос по сравнению с уровнем 1913 года на 334 процента, в то время как соответствующий показатель США (рыночная экономика) снизился до 84 процентов, Англии и Германии (рыночные экономики) — соответственно до 75 и 62 процентов. Или что уровень жизни в ГДР в 1988 году (предельно централизованная экономика) был выше, чем, например, в Перу или Пакистане (рыночная экономика). “Но он был все же ниже, чем в ФРГ”, - скажет г-н Березовский вслед за г-ном Уринсоном, который привел этот “потрясающий” аргумент в одной из недавних телепрограмм. “Вот он, «чистый» эксперимент”, - радуются российские “неолибералы”. “Чистый”, да не очень. Эти две страны можно сравнивать, если “отвлечься“ от таких “малозначащих” обстоятельств, как американская помощь, “план Маршалла”, а также не принимать во внимание то место, которое занимала ФРГ в системе неэквивалентного обмена между капиталистическим Центром и периферией капиталистического мира. А если “отвлечься“ от обстоятельств такой значимости, то доказать можно вообще все что угодно. Вот только отвлекаться-то нельзя. Как говорил один из видных деятелей нелюбимой г-ном Березовским партии большевиков, можно “отвлечься” от холода и милиции и попытаться забраться на Мавзолей зимой голым, но, боюсь, продолжал он, ни погода, ни милиция не отвлечется от вас, если вы такой опыт проделаете.
В построениях г-на Березовского “есть своя система”, и, как и в математике, одна ошибка тянет за собой другую.
Миф третий. Березовский не может не признать, что “наряду с успешными (США, Англия, Франция, Япония) среди стран с рыночной экономикой есть те, в которых данная экономическая система не дает сегодня бесспорных результатов (Марокко, Нигерия). Однако далее он утверждает, что рыночная экономика может оказаться успешной во всех странах, которым удастся адекватно подобрать “правила налогообложения, таможенное законодательство, систему социальной защиты, систему борьбы с преступностью и т. д.”.
Г-на Березовского, похоже, совершенно не занимает такая проблема: почему ПОДАВЛЯЮЩЕМУ БОЛЬШИНСТВУ СТРАН (а не только Марокко и Нигерии) это сделать не удается? И правительства меняются, и разных умных советников, например, из МВФ и Всемирного банка приглашают, а все равно не удается. Г-на Березовского как математика мог бы заинтересовать вопрос: нет ли какой-то взаимозависимости между процветанием двух-трех десятков капиталистических стран и безысходной нищетой “мира бедности” — периферии капиталистического мира? И вообще: хватит ли на Земле ресурсов, чтобы при рыночной системе весь мир жил так, как живут в США, Франции и Японии? Наивная вера г-на Березовского в бесконечность капиталистического прогресса была бы, быть может, уместна на заре прошлого века, но она оказывается совершенно вне контекста современной научной мысли, начиная со знаменитых докладов Римского клуба. Ах, если бы это было так просто: подобрал оптимальную налоговую систему, таможенное законодательство ит. д. — и все зажили, как в США. Но именно такой вывод и делает г-н Березовский: чтобы стать, как США, Англия, Франция и Япония, Россия “должна выстроить адекватные достаточные условия: налоговый кодекс, таможенные правила, систему социальной защиты и пр.” И все будет о’кей.
Иными словами, в построениях г-на Березовского “исчезает” главный вопрос: какое место займет Россия в мировой капиталистической системе разделения труда, окажется ли она среди высокотехнологичных стран капиталистического “Центра” или попадет на периферию капиталистического мира, превратится в сырьевую полуколонию и мировую свалку, будет отнесена к странам “мира бедности”, откуда выбраться чрезвычайно трудно (хотя и возможно за счет каких-то необычных внутренних ресурсов, например, готовности работать по шесть дней в неделю с полной отдачей и за минимальную заработную плату, как в Южной Корее)? Но эта проблема — вне сферы внимания “классика” российского капитализма. Быть может, подразумевается, что этот вопрос решен уже навсегда?»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.