«Мария Шотландская»

«Мария Шотландская»

После «Разбитых сердец» была «Мария Шотландская». Эту картину снимал Джон Форд. Продюсером, кажется, был опять Пандро Берман, хотя, возможно, что и Клиф Рид, который обычно делал фордовские картины, потому что Форд любил тех, кто ему не возражал. Нет, все-таки в этом случае был Берман.

Меня никогда не интересовала Мария. Мне казалось, что она немножко чокнутая. Я бы предпочла сделать сценарий об Елизавете. Фредрик Марч играл Джеймса Хепберна (графа Ботуэллского). Его жена, Флоренс Элдридж, играла Елизавету. Сценарий был не очень интересный. Я так и не поняла, почему Джек Форд решил реализовать его. Джек, безусловно, был исключительно интересным человеком. Мы подружились с ним и время от времени, пока он был жив, встречались. Я ходила в море на его яхте «Аранер».

Джек Форд, конечно, был одним из самых выдающихся режиссеров.

Когда я в 1932 году приехала в Калифорнию на съемки «Билля о разводе», он работал на РКО. В студии, совсем маленькой, поневоле приходилось здороваться едва ли не с каждым. И все смотрели на Форда как на бога. Он обладал потрясающей памятью. У него была «обойма» актеров, снимавшихся в его картинах, если для них имелась подходящая роль. Одним из его любимцев был Джон Уэйн. Джек его открыл.

Это была группа из шести-семи человек (в том числе Уорд Бонд), каждый выше метра восьмидесяти. Собираясь вместе, они выходили в море на яхте Джека «Аранер» (парусник длиной в 40 м, насколько я помню), плавали вдоль побережья Калифорнии и Мексики и допьяна напивались. Потом возвращались, трезвели, и он делал новую картину, используя каждого из них, насколько это позволял сценарий. Он снял «Гроздья гнева» с Хэнком Фонда. Потом снимал Джона Уэйна в «Администраторе». В «Информаторе» снялся Маклэглен. Мы с Фордом довольно быстро подружились. Он был очаровательный человек, но общаться с ним было очень трудно. Он строил свою жизнь, исходя из собственного «я», и потому лучше было ему не прекословить. Вся его «команда» состояла исключительно из мужчин, но какое-то время он терпел меня. Клер Тревор и Морин О’Хара были его любимыми актрисами, он назначал их на главные роли. Уверена, что они никогда не прекословили ему. Морин была очень красивой женщиной. Джек делал картины в расчете на мужчин, а женщин в лучшем случае использовал как декорацию.

Однажды ко мне пришел Клиф Рид и сказал, что им срочно нужен Форд — надо было что-то подправить в одной из его лент, — но он пьянствует у себя дома на Голливуд-Хиллз и наотрез отказывается помочь. Не могу ли я что-нибудь предпринять?

— Ну что же, дорогой Клиф, я могу предпринять?

— Ну, сделай так, чтобы он протрезвел!

— Но почему именно я?

Клиф сказал, что он уже пытался сделать это сам, но у него ничего не вышло.

Я отправилась в дом к Форду и, не помню как погрузив его в свою машину, привезла на студию РКО, где у меня была своя просторная костюмерная. Затащила его кое-как в комнату. И уж не знаю как, уговорила выпить коктейль, составленный из убийственной дозы виски и касторового масла.

Мне никогда не доводилось видеть человека в столь плачевном состоянии — его так рвало, что на него было страшно смотреть. Я думала, что он отдаст Богу душу. И он думал, что он умрет. Потом он заснул, и я решила, что все — конец.

Наконец, спустя часа два, он проснулся. Я отвела его в Голливудский спортивный клуб, и они привели его в порядок. Он исправил в картине то, что нужно было исправить. Господи! Никогда не забуду. В сущности, я чуть не погубила его.

Помню, как однажды Форд сошел со съемочной площадки и сказал мне:

— Эту сцену ты снимаешь.

Я сказала: «Ладно», но усомнилась в том, станет ли работать со мной Фредди. Фредди Марч сказал, что станет, и я снимала сцену в башне.

Просто Форд потерял интерес к фильму. Это был провал.

Благодаря ему я не сломала себе шею.

Я ездила верхом, сидела на седле боком — изображая королеву Марию, разумеется.

Снимался эпизод, в котором я скакала во весь опор. Джек своевременно крикнул: «Кейт, пригнись!» Я пригнулась и избежала удара о сук, который наверняка снес бы мне голову.

Мы остались друзьями. Он был замечательный парень. Ирландцы жесткие ребята. Память у него удивительная.

Последний раз я видела его, когда он болел и уже не вставал с постели — да, он умирал.

Жесткий, он любил своих друзей и ненавидел своих врагов, любил Ирландию, любил кино, любил свои хиты, обожал свои провалы.

Капризный, упрямый, непреклонный, высокомерный и большой друг.

И… ой какой опасный враг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.