Домодедово, 1967

Домодедово, 1967

Смена политического лидера в нашей стране всегда была подобна маленькому (а, может, и не маленькому) цунами. В стране объявлялось чрезвычайное положение, в столицу вводились войска, дни траурных церемоний для простых обывателей были днями скорби, а для членов похоронной комиссии временем ожесточенной борьбы за место на иерархической лестнице, где все ступеньки вмиг (или на миг) оказывались пустыми. «Первыми ленинцами» зачастую становились совсем не те люди, портреты которых москвичи видели на окнах Центрального телеграфа во время демонстраций. После Ленина к власти пришел не Троцкий, не Бухарин, а малозаметный аппаратчик Сталин. Пост Сталина, вознесшегося на небывалую высоту вождя всех народов, унаследовал не верный Молотов или еще более верный Берия, а игравший роль простачка из народа Никита Сергеевич Хрущев (конечно, с танками на улицах, а как же!). Пока люди терялись в догадках, кто станет «верным продолжателем ленинского учения», в Кремле неожиданно возникла фигура Леонида Ильича Брежнева (танки на улицах непременно). А ведь даже не Брежнев был инициатором заговора 1964 года, в результате которого свергли Н.С. Хрущева, но случилось так, как случилось.

Теперь о цунами. Каждый новый руководитель в нашей стране начинает с реформ, вот они-то и есть настоящие цунами. Ленин сокрушил политические и экономические устои России, и она, Россия, долго оправлялась от этого, Сталин демонтировал ленинские хозяйственные эксперименты (нэп и пр.) и фактически создал свою партию, пересажав и перестреляв соратников Ильича, именем которого он прикрывался. Хрущев, ненавидевший Сталина, принялся крушить сталинский культ личности (как говорил М. Шолохов: «Был культ личности, но и личность была»), ликвидировав введенные им министерства, дезорганизовав экономику страны созданием совнархозов, целиной и т. д. Брежнев стал отменять все, что оставил ему в наследство страшно непопулярный в народе его предшественник.

Авиастроители, в силу специфики своей работы, а в первую очередь, из-за тотальной секретности их предприятий, в политическую жизнь страны были вовлечены мало (только не надо думать, что те, у которых секретности не было, были вовлечены больше). Просто они всегда чувствовали на себе то, что государство (партия, что тогда было одно и то же) развитию авиации уделяет приоритетное внимание. На авиастроительных преприятиях зарплата всегда была выше, чем в среднем по стране, обеспеченность жильем (для тех, кто не знает, повторим, что жилье в СССР предоставлялась рабочим, служащим, всем трудящимся бесплатно) и объектами соцкультбыта тоже была выше, здесь были возможности карьерного роста, так что устроиться на работу на авиационный завод, а тем более в ОКБ, было непросто.

Хрущев и в области авиации пошел наперекор предшественнику: при нем авиация ушла из числа приоритетных задач. Так что понятно, с каким нетерпением ждали авиастроители первых шагов нового лидера. Все произошло примерно так, как и должно было произойти: маятник качнулся в противоположную сторону, и авиастроители вздохнули спокойнее. Госкомитет вновь был преобразован в Министерство авиационной промышленности, улучшилось финансирование многих программ, некогда замороженных Хрущевым, был поднят статус Генеральных конструкторов, некогда обойденным наградами заслуженным людям воздали по заслугам и т. д.

Когда круги от цунами улеглись, в годы начавшегося штиля восстала из праха идея, похороненная Н.С. Хрущевым: провести в СССР всемирный смотр достижений авиации. Идея проведения собственного авиасалона в Советском Союзе витала в воздухе. Одним из инициаторов этого мероприятия выступил А.С. Яковлев. Он, много раз – с довоенных времен – бывавший за границей на авиационных заводах, выставках, авиасалонах, лучше, чем кто-либо, понимал, сколь важно для авиаконструктора творческое общение с коллегами, представителями разных школ авиастроения, как важно видеть своими глазами воплощенные в металле новинки техники, шедевры технологии, изумительной красоты полеты новых машин.

Развитие авиации в мире шло такими активными темпами, что даже при внимательном ознакомлении с авиационными журналами за всем невозможно было уследить. Реактивные двигатели, вертолеты, стреловидные крылья, реверс тяги, механизация крыла, планеры, беспилотные летательные аппараты, и наконец техника космической эры – все это переполняло специальные издания, и на все это просто времени не хватало. Да и то сказать, чтобы читать эти самые авиационные журналы, надо было знать иностранные языки, на худой конец, хотя бы английский, поскольку большинство специализированных журналов были иностранными – «Флайт», «Авиэйшн уик» и др.

Яковлев мог читать техническую литературу на английском, но это отнимало столько времени, что, казалось, информация того не стоила. Но – он понимал! – стоила. Оказаться в информационном вакууме – значит, отстать. А догнать потом не получится. Сейчас в середине 60-х, Яковлев ощущал, что тот невероятный всплеск, вызванный нечеловеческой энергией Сталина, позволил добиться потрясающих результатов. Ту-16, Ту-22 и Ту-114 у Туполева (там, кажется, и пассажирский сверхзвуковик варится), сверхзвуковой бомбардировщик 3М у Мясищева. На истребительном поле его Як-25 и МиГи для ВВС конструкции Микояна и Гуревича. Коллектив Сухого строит перехватчики и истребители-бомбардировщики. Два вертолетных КБ, по сути, закрывают всю потребность в винтокрылых машинах, а если бы потребовались еще вертолеты, его, Яковлева, бюро вполне могло бы включиться в строительство и этого типа машин. А каков Антонов! Какие мощные машины он строит. И для военных, и для гражданских заказчиков. А Ильюшин, многоопытный и хитрый Сергей Владимирович Ильюшин практически полностью перешел на гражданскую технику – его Ил-18 это просто шедевр.

Александр Сергеевич вспомнил свой недавний разговор с Петром Дементьевым, назначенным вновь, после роспуска совнархозов, министром авиационной промышленности. Яковлев сказал тогда Дементьеву, однокашнику по Академии, что надо бы в отрасли иметь свой информационный орган. Такой, как в довоенные годы был журнал «Самолет», где были вести и о наших успехах (те же Ил-18 или Ту-104 поднять на щит, если нельзя о военных машинах писать), где наши специалисты могли бы узнавать о новинках в западном авиастроении, где молодежь могла бы приобщаться к миру авиации, как приобщались когда-то они.

Дементьев ответил так, как Яковлев никак не ожидал:

– Тебе, что, Александр Сергеевич, печататься негде? Ты же в любой редакции гость желанный.

Глянув в лицо собеседника, министр понял, что переборщил, и, придавая ранее сказанным словам оттенок шутки, продолжил:

– Мне что, политотдел еще в министерстве заводить? Группу цензоров, да? Они ведь нас тогда с тобой замучают гостайной, она и у тебя, и у меня вот где сидит (ладонь в район кадыка). Плюс военные. Они же костьми лягут, чтобы засекретить все и вся.

– Ну, и что, по-прежнему будем читать в «Правде» или «Красной звезде» про «предприятие, где директором тов. Лисицын», или про «Энский завод».

– Не буди лихо, пока оно тихо, Александр Сергеевич. Придет время, и о нас напишут книги, будут удивляться, как это мы в голодные годы, в военное лихолетье создали авиационную промышленность, которой потомки будут гордиться.

– Думаю, Петр Васильевич, потомкам ой, как тяжело будет докопаться в архивах сквозь нагромождение бессмысленных режимных барьеров до истины. Могут умереть в безвестности многие наши конструкторы, руководители.

– И книжек о нас не напишут, и песен о нас не споют?

– А что, разве справедливо, что вся слава создателям космического корабля «Восток» досталась белозубому старшему лейтенанту? Кто знает имя Королева или Глушко? А вот Юру Гагарина, который, сложа ручки на коленях, сидел в кабине, чествует весь мир.

– Эх, слава, слава! Ты всегда был неравнодушен к славе, Александр Сергеевич. Тебе ли жаловаться?

– Не выворачивай все наизнанку. Я серьезно ставлю вопрос, будет ли у нас печатный орган. Вон у железнодорожников есть газета «Гудок», в Аэрофлоте журнал «Гражданская авиация», почему у нас нет ничего?

– Слушай, не доставай меня. Ты всегда умел договариваться с теми, кто наверху, вот и провентилируй вопрос, а у меня, скажу по секрету, есть другая мысль, и я с ней к Леониду Ильичу хочу подкатиться – хочу организовать в Советском Союзе авиасалон.

– Не может быть! Ведь я к тебе (они неожиданно на короткий миг снова перешли на «ты») и по этому вопросу шел! Но это будет потруднее, чем журнал открыть. Вот уж где костьми лягут все – начиная от Политбюро. Салон – это же участие зрителей, зарубежных корреспондентов и специалистов. Ни за что не разрешат!

Дементьев зря прибеднялся, он договариваться с верхами умел лучше, чем кто-либо. Маленький упрямый человек, где под простачка играет, где становится твердым, как гранит, где шуточками, а где и лестью, он умел добиваться многого, что, в конечном итоге, шло на пользу авиационной промышленности. И где-то в конце 1966 года в коридорах МАП заговорили о возможном предстоящем «смотре авиационной техники руководителями партии и правительства».

И он все-таки состоялся.

Воздушный парад в Домодедове, состоявшийся летом 1967 года, привлек внимание авиационных специалистов всего мира. Это был, действительно, настоящий парад, продемонстрировавший успехи, достигнутые и в спортивной, и в гражданской, и в военной авиации. Это было реальное воплощение смелых замыслов, возможностей нашей науки и техники: большие сверхзвуковые скорости полета и малые скорости при посадке, осуществление полетов у земли и в стратосфере, управление пограничным слоем, совершенствование механизации крыла и многое другое. В показе участвовали все конструкторские коллективы отрасли. Всем было что показать. Впечатление, произведенное смотром в Домодедове, было огромным, и прежде всего на руководителей нашей страны. Впервые удалось увидеть воочию в одном месте весь арсенал той техники, что производилась на заводах от Ленинграда до Комсомольска.

«По единодушному мнению военных специалистов Запада речь идет о технике, которая находится на очень высоком уровне. Большинство этих специалистов полагает, что такой уровень мог быть достигнут лишь благодаря деятельности широкой сети научно-исследовательских институтов и лабораторий и наличию первоклассной промышленной базы в области авиастроения».

Франс Пресс

Разумеется, готовился показать свои достижения коллектив ОКБ Яковлева. На летном поле нового аэропорта были выставлены все наработки яковлевского коллектива. Но наибольший интерес у всех вызвал уникальный экспонат – самолет вертикального взлета и посадки. Вот что писал по этому поводу сам Яковлев:

«Кульминацией парада, ее «гвоздем» был показ шедевров новейшей техники – самолета вертикального взлета и посадки и двух самолетов с изменяемой в полете стреловидностью крыла.

Когда диктор объявил: «Внимание! Справа к полету готовится самолет вертикального взлета и посадки. Его пилотирует Герой Советского Союза летчик Мухин», – взоры десятков тысяч людей приковал небольшой серебристый самолет. Взревели реактивные двигатели, и машина без разбега, вертикально, как вертолет, поднялась и как бы зависла в воздухе. Лишь набрав высоту около 50 метров, самолет постепенно начал разгоняться и, убрав шасси, на огромной скорости, вихрем промчался над трибунами. Молниеносно совершив круг, машина начала торможение; было видно, как летчик выпустил шасси. Подойдя к месту посадки, самолет на какой-то миг завис на высоте 50 метров, сделал разворот на 180° и, снижаясь вертикально, плавно приземлился. Сел точно на свое место, без пробега. Бурей аплодисментов приветствовали зрители этот необычный самолет, сочетающий в себе качества скоростной реактивной машины и вертолета.

Наш реактивный первенец вертикального взлета и посадки как бы открыл новый этап в развитии воздушного флота. Близится пора, когда самые быстрокрылые машины не будут нуждаться в крупных, дорогих аэродромах и им станет доступна для взлета и посадки любая точка на земле. Еще и еще раз доказано, что авиации, как скоростному виду транспорта, предстоит большое будущее.

Это подтвердил и показ в Домодедове двух самолетов с изменяемой в полете стреловидностью крыла. Небольшие, легкие машины то проносились с огромной скоростью, прижав крылья к хвосту, то, расправив их, как планер, медленно парили над аэродромом.

На взлете крыло устанавливается на малый угол стреловидности. Разбег у машины короткий. И уже в воздухе, на глазах у зрителей, крылья как бы складываются, расправляясь лишь перед посадкой».

К Александру Сергеевичу подошел Л.И. Брежнев и горячо поблагодарил его за работу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.