20. Кто из вас Малала?

Как-то утром в конце лета отец, собираясь в школу, заметил, что мой портрет, подаренный школьниками Карачи, висит косо. Отцу очень нравился этот портрет, который он повесил над своей кроватью, и ему неприятно было видеть, что портрет покосился.

– Поправь его, – приказал он маме непривычно резким тоном.

Через несколько дней наша учительница математики, госпожа Шазия, пришла в школу очень расстроенная и сообщила отцу, что сегодня ночью видела дурной сон. Ей снилось, что я пришла в школу с сильно обожженной ногой и она не знала, как мне помочь. Госпожа Шазия просила отца раздать бедным как можно больше вареного риса. У пуштунов есть поверье, что не только люди, которые получают от нас вареный рис, но даже птицы и муравьи, поедающие крошки с нашего стола, будут за нас молиться. Отец вместо риса раздал бедным деньги. Госпожа Шазия была этим очень расстроена, так как деньги не заменяют рис.

Никто из нас не придал значения тревожным предчувствиям госпожи Шазии, но вскоре я тоже начала видеть дурные сны. Я ничего не говорила родителям, но страхи преследовали меня все настойчивее. Выходя на улицу, я боялась, что талибы выстрелят в меня или плеснут мне в лицо кислотой, как они это делали с женщинами в Афганистане. Стоило мне услышать шаги по лестнице, ведущей на нашу улицу, сердце мое замирало. Иногда по ночам мне казалось, что я слышу шаги и вижу в сумраке чьи-то грозные тени.

В отличие от отца я принимала меры предосторожности. Вечером, дождавшись, когда все домашние уснут, я проверяла, надежно ли заперты двери и окна. Выходила на улицу и проверяла засов на воротах. Потом поочередно обходила все комнаты. В моей комнате было два окна. Отец советовал мне задергивать на ночь шторы, но я не делала этого, чтобы сразу увидеть террористов, проникших во двор. С родителями я не делилась своими страхами. «Если бы талибы хотели меня убить, они сделали бы это в 2009 году», – смело говорила я. А сама каждую ночь воображала, как боевики приставляют к стене лестницу, карабкаются по ней и врываются в дом через окно.

Главным моим утешением была молитва. По ночам я молилась особенно горячо. Талибы заявляли, что нас с отцом нельзя считать мусульманами. Но это не так. Мы верим в Бога ничуть не меньше, чем они, и всегда просим у Него помощи и защиты. Обычно я читала аят аль-Курси (стих Престола), 255-й аят второй суры Корана «Аль-Бакара» («Корова»). Это особый аят, и мы верим: если на ночь прочесть его три раза, твой дом будет защищен от вторжения шайтана и прочей нечистой силы. Если прочесть его пять раз, нечистая сила не проникнет на твою улицу, если семь – под защитой будет весь город или деревня. Я обязательно читала аят семь раз, а то и больше. Потом я обращалась к Богу.

– Благослови нас, Господи, – просила я. – Благослови моего отца и всю нашу семью, нашу улицу, нашу махалля, всю долину Сват и всех мусульман. Нет, Господи, прошу Тебя, благослови не только мусульман, но всех людей на земле.

Больше всего я молилась в период экзаменов. В это время я и мои подруги непременно молились пять раз в день, как моя мама делала всю жизнь и пыталась приучить меня. Молиться днем было особенно трудно – в это время по телевизору обычно показывали интересные передачи, от которых не хотелось отрываться. Но в период экзаменов я обязательно вставала на молитву и просила Аллаха послать мне хорошие оценки. Правда, наши учителя часто повторяли:

– Бог не будет помогать вам, если вы сами не будете стараться. Бог щедр и милостив только к тем, кто этого достоин.

Надо сказать, я старалась изо всех сил. Я всегда любила экзамены, потому что они давали мне возможность показать, на что я способна. Но в октябре 2012 года я сильно нервничала, потому что боялась, что снова стану второй, уступив Малке-и-Нур, как это случилось в марте. Она опередила меня не на один-два балла – таков был обычный разрыв между нами, – а на целых пять баллов! Не желая уступать первенство, я дополнительно занималась с учителем из школы для мальчиков, господином Амджадом. Накануне экзаменов я занималась до трех часов ночи и перечитывала учебник от корки до корки.

Первым экзаменом, который состоялся в понедельник, 8 октября, была физика. Я очень люблю этот предмет за то, что он изучает незыблемые и объективные законы Вселенной, которые не зависят ни от политической ситуации, ни от настроения в обществе, ни от положения дел в нашей стране. Пока мы ждали начала экзамена, я повторяла про себя священные стихи. Я быстро ответила на все вопросы, но, уже сдав экзаменационный лист, поняла, что допустила в одном ответе ошибку. От досады я едва не плакала. Неверный ответ на один вопрос стоил всего одного балла, но мне казалось, это настоящая катастрофа.

Вернувшись домой, я чувствовала себя очень усталой и хотела спать. Но на следующий день нам предстояло сдавать историю Пакистана – предмет, который всегда казался мне сложным. Мне не хотелось терять баллы, поэтому я сварила себе кофе с молоком, чтобы отогнать духов сна. Мама вошла в кухню, попробовала кофе, и он ей так понравился, что она выпила его без остатка. Не могла же я сказать:

– Бхаби, пожалуйста, не пей, это мой кофе.

Но, хотя больше кофе в нашем шкафу не осталось и мне не удалось сварить себе вторую порцию, я вновь просидела допоздна, изучая историю нашей независимости.

Утром родители, как обычно, вошли в мою комнату и разбудили меня. Не помню ни единого раза, чтобы я проснулась сама. Мама, как всегда, приготовила нам завтрак – яичницу, хлеб чапати и сладкий чай. Мы позавтракали все вместе – я, родители и мои братья Хушаль и Атал. Для мамы это был особенный день. Сегодня она собиралась начать заниматься с госпожой Ульфат, учительницей начальной школы, у которой в свое время училась я.

Отец дразнил восьмилетнего Атала, который ужасно трусил.

– Смотри, Атал, когда Малала будет премьер-министром, ты станешь ее секретарем, – сказал он. – На большее ты вряд ли способен.

Атал жутко обиделся.

– Ну уж нет! – заявил он. – Я не глупее Малалы. Скорее уж я буду премьер-министром, а ее, так и быть, возьму в секретари.

Из-за этой шутливой болтовни я слишком засиделась за столом и вскочила, не доев яичницу, когда поняла, что опаздываю.

Экзамен по истории Пакистана прошел лучше, чем я ожидала. Мне достались вопросы о том, как Мухаммед Али Джинна провозгласил Пакистан первым в истории государством для мусульман, и о национальной трагедии, в результате которой возникла новая независимая страна Бангладеш. Трудно было представить, что Бангладеш, которую отделяют от Пакистана тысячи километров, когда-то была частью нашей страны. Я быстро и уверенно заполнила экзаменационный лист. Радуясь тому, что экзамен остался позади, мы с подружками болтали и смеялись в ожидании школьного автобуса, который должен был развезти нас по домам.

Автобус каждый день совершал два рейса, и мы поехали вторым. Всем нам хотелось еще немного побыть вместе. Как сказала Мониба, «после экзамена поболтать особенно приятно». Я была с ней совершенно согласна. Сдав экзамен, я чувствовала такое облегчение, что позабыла обо всех своих тревогах. Правда, мне очень хотелось есть, а так как нам всем уже исполнилось четырнадцать лет, мы не могли выйти на улицу и купить себе перекусить. Пришлось попросить одну из маленьких девочек принести мне початок вареной кукурузы. Я откусила от него несколько раз и отдала другой девочке.

В 12 часов дня баба объявил по громкоговорителю, что прибыл автобус. Мы бегом спустились по лестнице. Все девочки, кроме меня, закрывали лица, прежде чем выйти за школьные ворота. А я ограничивалась тем, что покрывала голову платком.

Рассевшись по местам, мы стали ждать двух учителей, которые должны были поехать вместе с нами. Я попросила водителя, Усмана Бхай Джана, рассказать нам какую-нибудь забавную историю. У него всегда было в запасе множество анекдотов. Но в этот день он не стал ничего рассказывать, а показал нам фокус с исчезающими камешками.

– Расскажите, как вы это делаете! – просили мы, но Усман Бхай Джан не выдал своего секрета.

Наконец все собрались. Госпожу Руби и двух маленьких девочек водитель усадил в свою кабину. Еще одна малышка расплакалась, заявив, что тоже хочет ехать в кабине. Водитель говорил, там больше нет места, но мне было так ее жаль, что я уговорила всех немного подвинуться, чтобы она могла сесть.

Мама настаивала на том, чтобы Атал, который учился в начальной школе, возвращался домой вместе со мной. Поэтому он подошел к нашему автобусу и, по обыкновению, заявил, что поедет сзади, в маленьком открытом кузове. Иногда Усман Бхай разрешал ему прокатиться подобным образом, хотя и ворчал, что это опасно. Но сегодня он был непреклонен.

– Залезай в салон, Атал Хан, или я тебя не возьму! – воскликнул он.

Упрямец Атал заявил, что лучше пойдет пешком, и отправился домой в компании своих друзей.

Усман Бхай нажал на газ, и автобус двинулся с места. Я болтала с Монибой. Некоторые девочки пели, и я пальцами отбивала ритм по спинке сиденья.

Мы с Монибой любили сидеть у открытой задней дверцы и смотреть, что происходит на улице. В тот день на улице Хаджи Баба царило оживление: рикши, пешеходы и мотоциклисты совершали в толпе сложные маневры, бранясь и нажимая на гудки. Продавец мороженого на большом трехколесном велосипеде, разрисованном красными и белыми ядерными ракетами, ехал за нами, пока один из учителей не погрозил ему кулаком. Какой-то человек резал цыплят на обочине, кровь брызгала на улицу. Я постукивала пальцами. Чоп-чоп-чоп. Дрынь-дрынь-дрынь. Когда я была маленькой, мне часто доводилось слышать – жители долины Сват так миролюбивы, что здесь трудно найти мужчину, способного зарезать цыпленка. Похоже, за минувшие годы люди сильно изменились.

В воздухе носился запах дизельного топлива, горячего хлеба, кебаба, смешанный со зловонием, исходившим от гниющей реки. Несмотря на все кампании за чистоту окружающей среды, проводимые моим отцом, люди продолжали бросать в реку мусор. Скоро настанет зима, подумала я, выпадет снег, и все вокруг притихнет, станет белым и чистым.

Автобус свернул направо, к армейскому контрольно-пропускному пункту. На будке висел плакат «Разыскиваются террористы!» с фотографиями людей в тюрбанах, с длинными бородами и безумными глазами. Одним из этих людей был Фазлулла. Прошло больше трех лет с проведения операции по освобождению долины Сват от талибов. Мы были благодарны армии, положившей конец власти Талибана, но не могли понять, почему наша долина до сих пор находится на военном положении: на каждом шагу стояли контрольно-пропускные пункты, на крышах засели автоматчики. Для того чтобы приехать в Сват, людям требовалось официальное разрешение.

На дороге, ведущей на вершину холма, обычно было полно рикш и пешеходов, но в тот день она была непривычно пустынной.

– Интересно, куда все подевались? – спросила я у Монибы.

Все девочки пели и болтали, и автобус дрожал от гула наших голосов.

Я подумала, что сейчас мама, возможно, входит в двери школы, чтобы взять урок чтения – первый с тех пор, как в шестилетнем возрасте она бросила учиться.

Я не видела двух молодых людей, которые внезапно вышли на дорогу, преградив автобусу путь. Я не успела ответить на вопрос: «Кто из вас Малала?» Не успела объяснить им, что все девочки на свете, в том числе их сестры и дочери, имеют право ходить в школу.

Последняя мысль, промелькнувшая в моей голове, была о том, что нынешним вечером мне надо готовиться к следующему экзамену. А потом раздались три выстрела. Перед глазами у меня встал человек, резавший цыплят. Чоп-чоп-чоп. Дрынь-дрынь-дрынь. Три отрубленные головы упали на грязную землю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.