ГЛАВА 12 ПОД ФЛАГОМ ДИРЕКТОРИИ 14 ноября—27 декабря 1918 г.

ГЛАВА 12 ПОД ФЛАГОМ ДИРЕКТОРИИ 14 ноября—27 декабря 1918 г.

Четырнадцать заговорщиков собрались вечером 14 ноября в полутемном кабинете Министерства железных дорог, что на Бибиковском бульваре. «Помещение» им любезно предоставил директор одного из департаментов железных дорог — Андрей Макаренко, который сам был одним из вдохновителей восстания. Среди заговорщиков присутствовали: генерал Осецкий, полковники Васыль Тютюнник и Николай Аркас, полковник Коновалец с несколькими лидерами сечевых стрельцов, Макаренко — «от железнодорожников», представители украинских партий эсеров, федералистов, «самостийныкив» социал-демократов и, конечно же, главные лидеры восстания: Винниченко и Шаповал.

Настроение собравшихся было приподнято-нервозное. Еще бы, по всему городу их уже искали... А они тут, в двух шагах от здания разогнанной Центральной Рады, должны были немедленно провозгласить начало долгожданного всеобщего восстания против гетмана, а также распределить власть в новом революционном правлении Украины.

Петлюры не было на этом собрании. Это объяснялось несколькими причинами... Петлюру предупредили, что гетман снова хочет отправить его за решетку, за нарушение слова, данного при освобождении, — «больше не участвовать в заговорах». Очевидно, спасаясь от ареста, Петлюра еще утром 13 ноября тайно выехал в Белую Церковь — готовить восстание сечевых стрельцов.

Винниченко и Шаповал, «старые» недоброжелатели Петлюры, только обрадовались его отсутствию — лишний конкурент... Они подумывали вообще не включать Петлюру «во власть», как это сделали с «президентом» Грушевским и бывшим премьером Голубовичем... Петлюра был опасным, сильным соперником, мешавшим «социадиетическим экспериментам» лидеров Национального союза... и к тому ж его особенно не любили возможные союзники в Советской России.

Присутствие Петлюры на тайном собрании могло изменить весь ход событий. Ни Винниченко, ни Шаповал, а именно он — Петлюра — осенью 1918-го был самым популярным деятелем в кругах «сознательных украинцев», знаменем всех недовольных гетманом и немцами. За ним была слава защитника Киева от «красных», противника призвания немцев, военного министра и земца, сторонника активной борьбы против гетмана, а главное, пострадавшего от диктатуры — «сидельца», который почти весь период гетманщины просидел за решеткой «за правду». Ни за одним из участников совещания за последний год не числилось подобных подвигов. Петлюра вполне мог претендовать на положение главы Директории, и его кандидатура могла собрать большинство голосов... Но Петлюра не появился на Бибиковском...

Хотя появились «его люди» — сечевые стрельцы, которые в ультимативной форме потребовали введения Петлюры (который дал на это свое согласие) в состав новой революционной власти — Директории — и утверждения Петлюры командующим революционными войсками. Винниченко и Шаповал вынуждены были уступить, так как спор со стрельцами мог привести к срыву уже подготовленного восстания. Через полтора месяца они горько пожалеют о своей уступчивости...

Название «Директория» для революционного руководства было придумано писателем Владимиром Винниченко, в юности зачитывавшимся романами о Великой французской революции.

Директория «по-украински» имела функции коллективного президента, диктаторскую власть и формировалась на Основе компромисса различных политических сил. Присутствующие на собрании избрали «директоров» единогласно. Было решено, что Директория останется у власти только до ликвидации режима Скоропадского, а после победы ее заменит представительская власть.

Кроме Винниченко (эсдека), который сразу был избран главой Директории, и Петлюры (эсдека) — наиболее популярного лидера, в нее вошли малоизвестные в «партийных кругах» деятели, оказавшиеся тогда «под рукой». Обыкновенные украинские патриоты, плохо разбирающиеся в событиях, не проявлявшие активности в эпоху Центральной Рады, они были, в спешке и, казалось, «на время», вынесены волной истории на гребень новой власти... Университетский профессор Федор Швец выдвигался как представитель эсеров и «Селянской спилки», адвокат Опанас Андриевский выдвигался от националистов-«самостийны-кив», беспартийный служащий Андрей Макаренко — от железнодорожников. Ни до, ни после Директории эти трое ничем особым себя не проявили.

Справка: Швец Федор Петрович (1882—1940) — профессор геологии Киевского университета, член ЦК «Селянской спилки», член ЦК УПСР «центра», член Центральной Рады и Всеукраинской Рады крестьянских депутатов. С 1919 г. в эмиграции в Чехословакии. Андриевский Афанасий Михайлович (1878—1955) — мировой судья, адвокат, член партии «самостийныкив» и Национального союза. С 1919 г. в эмиграции в Австрии и Чехословакии.

Макаренко Андрей (1885—1963) — чиновник управления железных дорог. В 1917 г. организатор профсоюза украинских железнодорожников. С 1919 г. в эмиграции в Австрии, Чехословакии, США.

Было заявлено, что три «директора»: Винниченко, Петлюра, Швец — являются главными «директорами», а двое других «вспомогательными». Но со временем от этого принципа отошли, предоставив «директорам», кроме главы — В. Винниченко, равные права голоса.

Главной ошибкой при формировании Директории было то, что люди, в нее пришедшие, придерживались диаметрально противоположных взглядов на будущее Украины. Андриевский был далек от социалистических фантазий Винниченко, Петлюра являлся скорее умеренным демократом, чем социалистом, Макаренко и Швец еще окончательно не определились... «Директора» были люди достаточно молодые, одного поколения — «юношей 1905 года». Макаренко было 35 лет, Швецу — 36, Винниченко — 38, Петлюре — 39, Андриевскому — 40. Кандидатура Грушевского — президента УНР — даже не была предложена в члены Директории. На Грушевском лежала вина привлечения немецких войск на Украину, да и присутствующие на заседании не желали конкуренции с непредсказуемым и конфликтным «батьком» Грушевским. М. Грушевский уже в 1924 году вспоминал, жалуясь в письме к Т. Починку, что с началом восстания лидеры Директории стремились оттереть его от политики: «Я тогда предлагал, чтобы после изгнания немцев была собрана Ц. Рада... Их компания стояла на том, что Ц. Рада утратила всякое значение, и незачем о ней вспоминать. Они, Винниченко и Петлюра, тогда и потом старались всякими способами лишить меня всякого авторитета...»

Войти в Директорию собравшиеся предложили еще и Никите Шаповалу, однако он неожиданно отказался. Шаповал надеялся, что, оставшись главой Национального союза, он сможет сам влиять на решения Директории. В то же время он не хотел работать вместе с Петлюрой, отношения с которым у него были испорчены еще с весны 1917-го.

Винниченко, как блестящему литератору, было предложено написать воззвание к народу, но он «не успел» это сделать до отъезда из Киева. Воззвание было написано уже в спешке в Белой Церкви. В нем гетман назывался «предателем», «узурпатором», а новое правительство Гербеля — «реакционным». Их власть объявлялась недействительной, провозглашалось возрождение власти Украинской Народной республики (УНР), а народ призывался к восстанию против гетманского режима.

Одновременно с воззванием Винниченко и Директории появляется отдельное воззвание лично Симона Петлюры, в котором он как верховный главнокомандующий — Головный (Главный) атаман, призывал всех «солдат и казаков» выступить против Скоропадского и запрещал под страхом военного суда помогать гетману скрываться от возмездия. В воззвании были такие слова: «обязанность каждого гражданина, что живет на Украине, арестовать генерала Скоропадского и передать его в руки республиканских властей».

Появление двух воззваний создавало некоторые проблемы. Винниченко считал, что Петлюра не имел права выпускать воззвание только от своего имени. Он критиковал Петлюру за саморекламу и замечал, что «вся акция, все движение сразу, с самого начала было поставлено под марку одной, отдельной особы, окрашено персональным характером, сужено, обеднено, затуманено. Все повстанцы, что стали стекаться в революционные центры, стали называться «петлюровцами». «Петлюра идет на гетмана», «Петлюра зовет против немцев». Часто среди крестьянства, которое до этого времени не слышало имени Петлюры, слышались такие возгласы: «Ага, вот идет Петлюра на гетмана, она ему покажет; слава Богу, не будет больше такой Украины». Словом, произошло именно то, чего хотели избежать: движение характеризовалось неясностью целей, отсутствием четкой программы коллективности и даже республиканского характера.

Имя Петлюры действительно стало в ноябре 1918-го именем одинокого героя, вождя никому неведомой, но оттого не менее грандиозной силы, вождя народной стихии, харизматического былинного богатыря.

Никита Шаповал, непосредственный участник тех событий, писал, что «восстание против гетмана — самое темное место украинской революции». Что ж, попытаемся разобраться в хаотичном хитросплетении событий...

Уже на следующий день после совещания «директоров», в час дня пополудни, Винниченко и Коновалец со «свитой» выехали в местечко Белая Церковь под Киевом, в расположение частей сечевых стрельцов. Вечером того же дня (15 ноября) Петлюра, Винниченко, Осецкий и командиры сечевиков собрались для последнего обсуждения планов восстания. Было решено передать оперативное военное руководство «революцией» штабу Симона Петлюры, в котором были собраны отличные боевые офицеры: генерал Осецкий, полковник Александр Шаповал, подполковник Васыль Тютюнник, полковник Владимир Кедровский, Евгений Коновалец, Андрей Мельник. Именно эта «шестерка» военных впоследствии приведет Симона Петлюру к полновластию в Директории. Был принят план Осецкого по «охвату» Киева повстанческими отрядами.

Петлюра еще до конца не верил в успех восстания, хотя и считал, что оно необходимо — как ответ на смену политики гетмана. Еще бы, против всей армии гетмана и, возможно, против многочисленных немецко-австрийских войск (более 150 тысяч штыков и сабель) в распоряжении Петлюры был всего лишь небольшой отряд сечевых стрельцов в 870 человек (по другим данным 1500 или даже 2000 человек) и человек 70 «добровольцев»: беглецов из Киева, семинаристов и выпущенных из белоцерковской тюрьмы заключенных, что томились там «за политику». С такими силами Петлюра решил не только провести переворот в Белой Церкви, но и, главное, немедленно наступать на Киев, в котором находилось до десяти тысяч регулярных гетманских войск и «варты».

Для того чтобы поднять дух восставших, Петлюра отправляет телеграмму о том, что восстание, едва начавшись, уже имеет грандиозные успехи: «занята Полтава, Харьков, Екатеринослав... мобилизовано до 30 тысяч крестьян». На самом деле ни один из этих городов еще не был занят повстанцами, а что касается крестьян, их было среди восставших пока всего несколько десятков.

15 ноября был заключен договор с солдатским советом немецкого гарнизона Белой Церкви о нейтралитете в ходе противостояния Директория—гетман.

А.Гольденвейзер вспоминает, что «немецкий нейтралитет во время восстания Петлюры не объяснялся ни сочувствием повстанцам, ни (как некоторые говорили) злокозненным желанием оставить на Украине хаос и тем повредить Антанте... У истощенной, уставшей и разочаровавшейся германской армии не было ни малейшей охоты проливать кровь ни за ни против гетмана. Ей хотелось возвратиться поскорее домой: в этом заключалась вся ее политическая платформа».

Восстание началось утром 16 ноября, когда восставшие полностью захватили Белую Церковь, разоружили гетманскую «варту».

Железнодорожники, присоединившись к восставшим, доставили им на станцию эшелоны для быстрого похода на Киев. Опыт «эшелонной войны» не пропал для Петлюры даром. Первоначальный план заключался в том, что эшелон с отрядом стрельцов сможет, неожиданно для гетманцев, приехать на Киевский вокзал и, захватив его, двинуться в центр города, где к восставшим стрельцам присоединятся повстанцы, проникшие в Центр с Подола.

Утром 17 ноября, подъехав на предоставленных эшелонах к соседней станции Фастов, петлюровцы внезапно захватили ее, разоружив ничего не подозревающую «варту». Затем «революционными эшелонами», что неслись на Киев, была захвачена станция Мотовиловка. Но далее путь на Киев оказался перекрыт, потому что станция Васильков была уже занята гетманским карательным отрядом, недавно прибывшим из Киева.

Узнав о событиях в Белой Церкви, гетман немедленно послал на подавление «бунта» хорошо вооруженную офицерскую дружину в 570 штыков и сабель, под командованием генерала князя Святополк-Мирского, бронепоезд и полк личной гвардии гетмана — сердюков (700 штыков).

Утром 18 ноября произошла первая решающая схватка этой войны... Офицеры, выйдя из эшелонов у станции Мотовиловка, решили наступать через открытые поля, на позиции сечевиков-петлюровцев, что скрывались в окрестном лесу, окружавшем станцию. Против гетманцев выступило всего около 400 сечевиков с 10 пулеметами и 2 пушками. Перестрелка переросла в штыковой бой, в ходе которого окруженные гетманцы были вынуждены отступить. Провал «офицерского похода» объясняется двумя причинами: во-первых, офицеры были уверены, что против них будут сражаться неорганизованные «банды» крестьян, поэтому недооценили противника, который имел хороший фронтовой опыт и в составе австрийской армии, и в боях против большевиков. Во-вторых, части гетманских сердюков, не желая драться с петлюровцами, оторвались от офицерской дружины и «залегли» в обороне у села. Некоторые из сердюков перешли на сторону восставших.

Бой под селом Мотовиловка стоил жизни половине офицеров гетманской дружины. Хотя, как указывает «летописец» истории стрельцов, «бились офицеры необыкновенно храбро», но их бездарное командование поставило дружину под пулеметный огонь сечевиков.

Гетман объявил мобилизацию офицеров бывшей армии Российской империи, которых только в Киеве насчитывалось до 10 тысяч человек. Но на мобилизацию в армию гетмана откликнулось только около 5 тысяч, да и из них тысячи две стремительно разбежались по многочисленным штабам и отделам. Гетман вспоминал, что «на фронте считалось по спискам 9 тысяч человек, а на самом деле было всего 800».

На следующий день после мотовиловского боя стрельцы подошли к Киеву с юго-запада, заняв станцию Боярка и местечко Васильков. Бои завязались в районе Жулян (в городской черте современного Киева). Только у пригородной станции Пост-Волынский стрельцы были остановлены офицерскими дружинами.

Испуганный гетман назначил главнокомандующим своей армии генерала графа фон Келлера, который сам вынашивал планы военного переворота против гетмана и присоединения армии гетмана к белогвардейцам.

Своими призывами к восстановлению монархии и «единой неделимой России», своим непризнанием Украинской державы Келлер вызвал протест со стороны командиров-украинцев из гетманской армии. Это привело к переходу к повстанцам Запорожского корпуса и Серожупанной дивизии. Заговор Келлера в гетманской армии стал толчком для части офицеров, которые покинули Киев и устремились на Северный Кавказ и Дон, к Деникину. 26 ноября гетманский главком Келлер за подготовку «правого» антигетманского переворота был заменен на генерала князя Долгорукова.

В это время в соседнем с Киевом Бердичеве подымается гетманский Черноморский кош (460 штыков), который по приказу Петлюры немедленно выступает на Киев. Уже 20 ноября он подошел к западному пригороду Киева Борщаговке. Этот день стал кризисным в обороне Киева, окруженного с запада и юга. Но у Петлюры не было сил для последнего штурма. Двух тысяч петлюровцев было очень мало для борьбы с гетманским гарнизоном столицы. Но гетманские войска имели устойчивую тенденцию «таять», а у Петлюры оставались надежды на «внутренний взрыв» в Киеве.

В момент, когда все силы были брошены на Киев, на станции Фастов в четырех вагонах оставалось пять членов Директории, канцелярия Директории, Ставка — десять штабистов-офицеров и десять сечевиков с одним пулеметом. Директория многим рисковала... Мимо станции проходили многочисленные отряды гетмана, но они опасались штурмовать станцию, думая, что там стоит не менее тысячи повстанцев.

Главным успехом Петлюры стало привлечение большинства частей гетманской армии на сторону Директории. Уже 18—20 ноября к петлюровцам перешли отдельные части сердюков, конный Лубенский полк, дивизия Серожупанников на Черниговщине, части Подольского корпуса. Конечно, перелом восстания был связан с выступлением кадрового Запорожского корпуса и его командира полковника Болбочана против гетманской власти.

Справка: Болбочан Петр (1883—1919) — из семьи священника, окончил Кишиневскую семинарию и военное училище. Участник Первой мировой войны, штабс-капитан. В 1917 г. под руководством Болбочана был сформирован Украинский республиканский полк. В 1918 г. — командир Запорожской дивизии, 2-го Запорожского полка, полковник.

Запорожский корпус (18 тысяч штыков и сабель), признав власть Директории, захватил Харьков и за десять дней восстания стал контролировать практически всю территорию Левобережной Украины. Уже с 21—22 ноября под Киев стали прибывать крестьянские «ватаги» — отряды повстанцев. Целые села вокруг Белой Церкви приходили к восставшим. Захватив огромные склады с оружием в Белой Церкви, Петлюре удалось вооружить крестьян и направить под Киев.

20 ноября в самый критический день обороны, когда гетману предложили «улететь на аэроплане в Одессу», восставшие подошли вплотную к городу. Винниченко в этот день записал в дневнике: «на днях мы возьмем Киев».

Очухавшись от первых военных неудач, генерал Святополк-Мирский организовал новую офицерскую дружину, которая 21 ноября потеснила наступавших на Киев петлюровцев. Такое развитие событий привело к переходу к позиционной войне. Директории стало ясно, что наскоком с 2—3 тысячами солдат Киев не возьмешь.

На 27 ноября Петлюрой было назначено новое наступление. С юга, из района Голосиевского леса на Киев выступило 500 повстанцев атамана Зеленого, с юго-запада — 4 тысячи сечевиков, черноморцев и повстанцев.

Но в день генерального наступления в ход событий решили вмешаться немцы. Для них бои под Киевом велись «слишком долго» и мешали отъезду немецкого солдатского контингента в Германию. А столкновения отдельных повстанческих отрядов с немцами обратили симпатии немцев против петлюровцев. Для того чтобы освободить железнодорожный путь на Запад, немцы штурмом взяли станцию Шепетовка, потребовали от повстанцев отойти от столицы на 30 километров и прекратить всякое наступление на Киев до выезда всех немецких частей из столицы. Немцы еще имели силы для того, чтобы разбить повстанцев, и Директория была вынуждена пойти на принятие немецкого ультиматума. Французские эмиссары, надеясь не допустить в Киев повстанцев и пользуясь правами победителей, пытались задержать немецких солдат у Киева, чтобы сохранить власть гетмана.

Винниченко при первых же неудачах восстания начал сомневаться в победе... В дневнике за 28 ноября он запишет: «Немцы против нас. Надежд на успех мало... В Киеве стоят тысяч десять немцев. У них около 100 пушек. Гетманцев тысяч пять при 40 пушках. У нас же тысяч восемь войска и 30 пушек». Такая статистика наводит главу Директории на мысль, что «надежд на победу нет. Условия немцев — в Киев не вступать. Требуют отойти от города на 30 верст. Гетман остается. 75 шансов в пользу поражения под Киевом».

Первые неудачи восстания казались катастрофой... Коновалец тайно приехал в Киев в надежде уговорить гетмана закончить «дело» компромиссом. Но гетман не захотел встречаться с полковником...

Этого пессимизма Петлюра вовсе не разделял. Он постоянно носился по войсковым, повстанческим частям и уверял, что победа близка. Создавал, направлял, умолял... и войско росло, «как грибы после дождя». Тысячи простых крестьянских парней-повстанцев добровольно приходили под Белую Церковь не только «воевать гетмана», но и реквизировать имущество у «буржуев и панов».

Хотя 29—30 ноября Петлюра был вынужден отвести свои войска с южных и западных окраин Киева, он решил теперь блокировать столицу с востока и севера. С востока к Киеву подходили войска полковника Болбочана, с севера — повстанцы атаманов Мордалевича, Соколовского, Струка.

В начале декабря Директория потребовала от немецкого командования вывести свои войска с территории УНР. К этому времени Петлюра сформировал из 18 тысяч повстанцев (за неделю количество повстанцев увеличилось в три раза) четыре дивизии: Сечевых стрельцов, Черноморскую и две Днепровские дивизии повстанцев Зеленого и Данченко. Эти дивизии были сведены в Осадный корпус, который всецело начал подготовку к новому наступлению на Киев. Осадный корпус к 12 декабря 1918 года вырос уже до 30 тысяч штыков и сабель при 48 пушках и 170 пулеметах.

Однако увеличение в 10 раз за три недели войск повстанцев привело к серьезным проблемам, связанным с управлением этой стихией. Во многих полках почти напрочь отсутствовали кадровые офицеры, особенно офицеры-кавалеристы. Отсутствие офицеров приводило к проблемам с дисциплиной в войсках, к разложению, грабежам, погромам... И как часто бывает в революциях, некоторые, не контролируемые офицерами и командованием отряды повстанцев превратились в шайки грабителей. К тому же к восстанию иногда присоединялись различные «темные элементы», потому что им командиры «обещали отдать Киев на трехдневное разграбление».

В полной тайне Петлюра готовил операцию по разоружению немецких войск. К 10 декабря количество повстанцев превысило количество немецких войск, которые к этому времени хотели только одного — скорее выехать с

Украины в Германию. Ждать было больше нельзя... Повстанцы окружили немецкие казармы на Киевщине, и в большинстве своем немцы сложили оружие без боя. Разоружение немцев прошло успешно в Козятине, Виннице, Христиновке, Умани... Только в Фастове и Белой Церкви разоружение немецких солдат сопровождалось перестрелками.

Немцы были вынуждены подписать новый договор (12 декабря 1918 года на станции Козятин), по которому немецкие отряды должны были стягиваться из пригородов в столицу, в свои казармы. Немецкие солдаты обязались вывесить белые знамена над казармами и не препятствовать входу в Киев повстанцев.

Петлюра отверг как невозможное предложение гетмана прекратить борьбу и достигнуть компромисса, сев за стол переговоров. Массы, поднятые на борьбу Директорией, уже не простили бы никаких компромиссов. Массы требовали Киева и головы гетмана!

Винниченко, завидуя популярности Петлюры, обижался и негодовал. В его дневнике (за 27 ноября) читаем: «Хуже всего то, что движение совершенно неожиданно обрело окраску частного марша одного-двух лидеров. Семен Васильевич Петлюра стал лозунгом движения. Сегодня массы ему симпатизируют и доверяют». Зависть к популярности Петлюры постепенно разъедала сознание Винниченко. Вскоре в дневниках он будет называть Петлюру только уничижительно: «честолюбцем», «балериной», «выскочкой»...

А в декабре 1918-го, уже по всей Украине, стали ползти слухи, которые Винниченко немедленно зафиксировал в дневнике: «Как будто я арестовал Петлюру, а Петлюра меня, как будто у нас была дуэль, как будто Директория грызется в своей среде». Хотя все эти слухи были «легендами», но они возникали не на пустом месте...

Новый конфликт между Винниченко и Петлюрой продолжился и после переезда Директории в Винницу. Личная неприязнь снова обрела формы политического противостояния — уже на Государственном совещании 12— 14 декабря. Именно это совещание должно было определить направления государственной политики Директории на будущее. Однако оно со своей задачей не справилось — из-за конфликта внутри Директории.

Часть лидеров восстания выступали против парламентаризма, считая его «буржуазным пережитком» и ратуя за власть трудящихся, предлагая систему «настоящих» Советов (Рад) для УНР, Именно к этому направлению в начале восстания примкнул и Винниченко, а кроме него левые социал-демократы «незалежныки», левые эсеры «боротьбисты», часть эсеров «центра». «Директора» Макаренко и Швец высказывались за совсем непонятный (даже им самим) принцип «трудовой власти». В то же время Петлюра и Андриевский отстаивали широкую демократию и равные «внеклассовые» выборы в Учредительное собрание Украины.

Винниченко выступал за союз с Советской Россией и достижение с ней компромисса любыми путями и был согласен на любые уступки. Петлюра же ратовал за союз со странами Антанты и намеревался делать уступки Западу... Петлюру уже тогда поддерживали «военное лобби» и «екатеринославская группа» УСДРП.

Директория под влиянием Винниченко в конце концов выбрала принцип «нейтрального государства» и решила проводить дипломатические переговоры о союзе сразу с двумя совершенно противоположными силами, с Кремлем и Антантой. Принцип «нейтральности» в обстановке тотальной гражданской войны и привел внешнюю политику Директории к краху.

«Директора» страстно желали вывести Украину из международной изоляции, обрести признание и поддержку победителей-союзников. Однако «директора» не понимали, как достичь желаемого, поэтому метались из стороны в сторону. Такая политика, «на две стороны», приводила к крушению всех начинаний... Антанта не хотела признавать Директорию, зная о ее «советских симпатиях», считала лидеров Директории «большевиками» и «германофилами». В то же время Кремль, зная о стремлении Директории сблизиться с Антантой, называл «директоров» «буржуазными прихвостнями» и «врагами пролетариата». Большевики умело использовали «антантовские симпатии» Директории в своей пропаганде.

К Антанте, вернее к ее представителям, что съехались в румынский город Яссы в середине ноября 1918-го, была послана тайная миссия Директории. Представители Антанты, не предполагая, как будут развиваться события дальше, фантазировали на тему Украины, сея надежду у дипломатов Директории. Украине обещали даже передать «австрийские владения» — Галичину, Буковину, Закарпатье, в обмен на выступление против немецких войск до прихода кораблей с антантовским десантом в черноморские порты. Представители Антанты, убеждая посланцев Директории в своей заинтересованности проблемами Украины, требовали список возможного правительства УНР для взаимных консультаций, еще до его учреждения. Но надежды на «интерес» Антанты оказались преждевременными. Антанта выбрала гетмана как наиболее подходящую кандидатуру для управления «украинской зоной в период смуты», а Скоропадский ждал, «как манны небесной», высадки войск Антанты и похода этих войск на Киев, для защиты «своего друга» — гетмана.

С конца ноября 1918-го у лидеров Директории начинается затяжной конфликт с полковником Болбочаном, который стал за какие-то две недели восстания не только руководителем самой сильной военной формации Директории, но и реальным, практически независимым «правителем-диктатором» всей Левобережной Украины. В его частях игнорировали приказы Директории и продолжали носить «старорежимные» погоны, присутствовало чинопочитание... Болбочан думал притянуть в армию всех бывших генералов и офицеров из гетманского войска, простив все их «грехи» в отношении революции. Болбочан активно «лез в политику», пытаясь на контролируемой им территории установить свои порядки, которые не особенно сочетались с «революционным курсом» Директории.

Так, Болбочан запретил созыв рабочих Советов в Харькове, разогнал рабочее собрание и арестовал президиум, состоящий, в основном, из меньшевиков. Эти диктаторские действия, не имеющие ничего общего с программой Директории, вызвали широкие рабочие протесты и всеобщую забастовку в Харькове. По приказу Болбочана были арестованы рабочие-железнодорожники, также выступавшие за создание советов, несколько активистов-рабочих было расстреляно. Даже съезд Крестьянского союза (Селянской спилки) Полтавщины чем-то не угодил Болбочану и был разогнан.

Петлюра понимал, что Болбочан подрывает доверие жителей Левобережной Украины к новой республиканской власти, но ничего не мог сделать... Болбочан был единственной реальной милитарной силой на Левобережье и «укротить» его, до взятия Киева, было делом практически невозможным.

Тем более что Болбочан в телефонном разговоре с Петлюрой уверял, что рабочие находятся с ним «в согласии», что он даже разрешил рабочие дружины... Через Болбачана Петлюра надеялся наладить связь с Антантой, когда в Харькове появился консул Нидерландов, он обещал помочь в налаживании таких связей. Вместе с тем Петлюра предупреждал Болбочана: «Мы должны быть готовы и к активному отпору Антанте, если она будет навязывать нам свою волю». Петлюра, опережая события и не принимая в расчет реального положения, предлагал Болбочану захватить Дебальцево и Донецкий угольный бассейн, а также попытаться пробиться в Крым.

Но в Киев частям Болбочана было запрещено вступать «во избежание конфликтов». Боясь погромов, грабежей и прочих «эксцессов», Петлюра приказал дивизиям атаманов Зеленого, Данченко и Черноморской дивизии также прекратить наступление на Киев и дал команду «вступить» в Киев только силам дисциплинированных «любимых» сечевых стрельцов Коновальца, которые не были замечены в погромах и грабежах.

После того как Болбочана лишили «киевского парада», он возненавидел не только Петлюру, но и Коновальца, заявляя, что роль сечевых стрельцов «будет иметь фатальное влияние на развитие ситуации». Атаманы Зеленый и Доценко, тоже лишенные «парада», стали врагами Петлюры.

Винниченко, а с ним и Макаренко, уже в первых числах декабря требовали от Петлюры немедленно отстранить Болбочана от командования корпусом. Но Петлюра на это не пошел, хорошо понимая, что такой шаг может вызвать бунт в армии и отпадение Левобережья от УНР...

В ночь с 12 на 13 декабря начался общий штурм Киева войсками Петлюры. Войска, верные гетману, составляли не более 3 ООО штыков и сабель при 43 пушках и 103 пулеметах; петлюровцев, шедших на штурм было в десять раз больше.

14 декабря в Киев со стороны Пост-Волынского ворвались части сечевых стрельцов. К 16.00 стрельцы, захватив железнодорожный вокзал, приблизились к Крещатику. Они уже не встречали никакого сопротивления врага... В то же время, возмущенные недоверием к ним Петлюры, повстанцы атамана Зеленого не выполнили приказа, прорвались в центр Киева, где их остановил пулеметный огонь гетманцев.

Около 13.00 во дворец Скоропадского прибыла делегация умеренных украинских и земских деятелей — с целью уговорить гетмана прекратить кровопролитие. Когда гетман попросил у них совета, делегаты предложили немедленное отречение... В 13.30 командование гетманцев приказало войскам оставить позиции и разойтись по домам. В 14.00 Скоропадский подписал манифест, подготовленный украинской делегацией, об отречении от власти и выехал из своего дворца в неизвестном направлении. Вскоре появился еще один документ, подписанный уже правительством гетмана, в котором министры объявляли о том, что «передали власть Директории».

Некоторое время Скоропадский прятался в Киеве. Петлюра знал о месте его нахождения, однако не выдал его, связанный масонской клятвой. Через несколько дней Петлюра позволил Скоропадскому инкогнито выехать из столицы в Германию вместе с немецким эшелоном. Только 17 декабря Директория огласила документ об объявлении Скоропадского «вне закона» и о конфискации всего имущества гетмана.

К 20.00 14 Декабря весь Киев оказался в руках Директории. На следующий день состоялся парадный вход частей Осадного корпуса в Киев. С этого времени вся полнота власти в Киеве была передана Директорией по требованию Петлюры командованию сечевых стрельцов, С политической точки зрения это было выгодно Петлюре, так как сечевые стрельцы пока еще во всем поддерживали Главного атамана.

Стрельцы арестовали гетманских генералов и министров во главе с премьером Гербелем и «заключили» их под домашний арест в шикарной гостинице «Версаль» в центре Киева.

Интересно, что Петлюра собирался въехать в Киев как триумфатор уже 15 декабря во главе парада стрельцов. Однако Винниченко запротестовал, начал угрожать отставкой, потребовав, чтобы Петлюра не «выставлял свою персону» и въехал в Киев вместе с другими членами Директории. Тогда Винниченко был возмущен тем, что Петлюра планировал принять парад войск, восседая на белом коне, которого ему подарили повстанцы еще в Фастове. Чтобы не «дразнить гусей», Петлюре пришлось приехать на парад на обыкновенном автомобиле.

Директория прибыла в Киев только 19 декабря. В этот день были организованы праздничные манифестации, молебен, состоялся грандиозный парад войск на Софийской площади. Толпы народа и войска приветствовали всех членов Директории, но активнее всех — Петлюру. Украинское духовенство во главе с архиепископом Вишневским, выйдя из ворот Софийского собора, пропело «многие лета» Директории...

Главный атаман, выйдя из авто, подошел к процессии священников, опустился перед архиепископом на колени в снег и поцеловал протянутый ему крест. Собравшиеся на площади видели, как слезы радости катятся по щекам Симона Петлюры... Народное ликование вскружило голову победителям, и они решили, что в Киеве Директория «всерьез и надолго».

Первый свод законов новой власти — «Декларация о временном устройстве» — был обнародован только через двенадцать дней после обретения власти Директорией. Эти законы нужно было принимать еще до взятия Киева. Винниченко, под редакцией которого писалась «Декларация», опять не успел... Однако этот документ больше запутал людей, нежели разъяснил новый политический курс. Он провозгласил не только возобновление республики и большинства законов Центральной Рады, но и неизвестный компромиссный «трудовой принцип», который вел к отказу от всеобщего избирательного права. Во внешней политике — избрание «нейтралитета», что только спутало все политические карты. В то же время четко и окончательно так и не был решен главнейший для 90% повстанцев вопрос о земле.

В день провозглашения «Декларации» был объявлен и новый Кабинет министров УНР. Он был построен по принципу «широкой коалиции», но постоянное выяснение партийных позиций между министрами совсем не способствовало плодотворной работе. В новом кабинете были представлены как «левые» украинские партии: 6 министров эсдеков, 5 — эсеров, так и умеренные политики, которые захватили почти половину министерских портфелей: 5 «самостийныкив», 4 федералиста. К Антанте правительство поворачивалось «умеренным боком» — «боком» сторонников широкой демократии, а Кремлю рекламировалось «левое большинство» и борцы за «советский принцип».

Премьер правительства — эсдек Владимир Чеховской — был «всем хорош», чтобы понравиться Кремлю. Революционер, входивший вместе с большевиками в один повстанческий штаб, сторонник советской системы и союза с Красной армией, пацифист, стремившийся соединить христианство и марксизм... Ан нет, не пришелся даже он ко двору! Большевикам не нужны были союзники, им требовалась «вся полнота власти» и своя безраздельная диктатура в Украине. И не хотели они властью делиться с какими-то «провинциальными меньшевиками».

Справка: Чеховской Владимир Моисеевич (1876—1937) — из семьи православных священников, окончил духовную Академию, работал преподавателем семинарии, депутат Первой Государственной Думы. Член РУП, УСДРП, масон. В 1917—1919 гг. — член Центральной Рады, политический комиссар Одессы, член Национального союза, премьер-министр УНР. Советник митрополита Украинской автокефальной православной церкви, «благовестник» (проповедник). В 1929 году репрессирован, осужден на 10 лет лагерей за «контрреволюцию», расстрелян в 1937 г.

Этого упорно не желали понимать ни «фантаст» Винниченко, ни «богослов» Чеховской.

Винниченко и Чеховской, занимаясь международной политикой, постоянно везде опаздывали. Они опоздали с отправкой украинской делегации на Парижскую мирную конференцию, которая перекраивала карту мира, опоздали отослать делегацию в Москву, чтобы выяснить отношение ленинского правительства к Директории.

Совет министров был «ответственный перед Директорией», иногда дублировал ее функции, причем «директора» частенько просто игнорировали министерства, самостоятельно решая государственные дела, издавая и проводя в жизнь важнейшие законы.

Еще в ноябре 1918-го был объявлен закон о всеобщей мобилизации, но он не работал по причинам отсутствия амуниции, оружия и офицеров для развертывания регулярной армии в 130 тысяч человек, как намечал Петлюра. К тому же крестьяне не хотели быть мобилизованными и частенько поднимали восстания против насилия «военных вербовщиков». Тех, кого успели мобилизовать (до 40 тысяч человек), зимой загоняли в холодные казармы, и они ждали обмундирования и оружия неделями, морально разлагаясь и становясь удобной «добычей» для большевистской агитации.

После вступления войск Директории в Киев, в атмосфере победы и праздника, началась выработка новой, мало связанной с реальностью военной стратегии. Тогда казалось, что у Директории уже имеется внушительная армия в 100 тысяч человек, но мало кто понимал, что больше половины из этого числа (до 60 тысяч человек) представляли собой плохо организованные отряды восставших крестьян. После захвата Киева эти «стихийные» полки очень скоро стали расходиться по домам.

Петлюра, будучи Главным атаманом с функциями «генералиссимуса», подмял «под себя» военного министра, руководя не только строевыми частями на фронтах, но и всей административной частью армии. Через военных комендантов и атаманов Петлюра контролировал и местную администрацию сел и городов (как в случае с Киевом в декабре 1918—январе 1919-го). Он активно выступал против политического контроля Директории в армии, считая, что такой контроль ослабит его влияние и влияние преданных ему командиров на солдат и снова приведет к солдатским бунтам.

Штаб Петлюры находился в переполненном отеле «Континенталь», где в двух скромных номерах и жил с семьей сам Главный атаман, предпочитающий «спартанскую обстановку» роскоши. В соседних номерах жили лидеры сечевых стрельцов Коновалец, Мельник, некоторые другие офицеры. В это время сибарит Винниченко занимал просторные хоромы гетманского дворца.

Уже 19 декабря Петлюра собрал в своем штабе основных командиров: Болбочана, Оскилко, Осецкого, Александра Шаповала, Васыля Тютюнника с целью немедленного утверждения новой военной доктрины. Генерал Осецкий со свойственным ему холерическим темпераментом выдвинул план, соответствующий «нейтральной» политике Директории: армия УНР обороняется по всем границам Украины от большевиков, белоказаков, армии Антанты, армии Польши. На этом заседании была оглашена ложная информация (дезинформация?) о том, что Советская Россия переживает кризис в связи с нарастанием гражданской войны и не нападет на УНР еще месяца два-три. Генерал Осецкий, в связи с отсутствием опасности на восточных границах УНР, предлагал все резервные силы бросить против вторгшейся в пределы ЗУНР и УНР с Запада польской армии. К середине декабря польская армия захватила Холмщину, украинское Западное Полесье, западные уезды Волыни. Петлюра даже предложил план совместного с Галицкой армией выступления против Польши. Петлюра считал, что объединенная армия УНР и ЗУНР сумеет выгнать польскую армию из Львова, Перемышля, с Волыни, Холмщины, а после победы над поляками объединенная армия УНР и ЗУНР сможет отбить любую агрессию Красной армии.

Но такие заявления были только следствием незнания реальной обстановки как в армейских частях УНР, так и на границах республики.

Этот утопичный план тогда, после неожиданной и полной победы, казался достаточно реальным. Только Болбочан, раскритиковав его, предложил для начала заключить оборонный союз против большевиков с Донским казачьим правительством.

Но большинство командиров надеялось на замирение с Красной армией и Антантой. Будущее виделось им безоблачным и мирным. Да и политики убеждали, что они смогут, используя противоречия между Парижем и Москвой, обыграть Антанту и Советскую Россию, используя их противостояние во благо молодого государства по принципу «хороший теленок двух мамок сосет».

Командиры отмахивались от неприятной им реальности, хотя большевистские власти уже развернули враждебные действия против Директории на восточных границах. Еще в конце ноября 1918 года советские партизанские отряды, выступив от нейтральной линии под предлогом борьбы против гетмана, заняли приграничный десятитысячный украинский городок Новгород-Северский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.