ЛЕСНОЙ ЖИТЕЛЬ

ЛЕСНОЙ ЖИТЕЛЬ

Когда в тени высоких пальм

мы переходим реки вброд,

мы слышим, как сама земля

к себе на помощь нас зовет…

И все сильнее гул шагов,

и мы уходим в путь опять,

чтоб кровь свою и жизнь свою

до капли Родине отдать.

Тхань Хай

1

В начале февраля 1941 года сквозь густые заросли тропических кустарников, покрывавших склоны живописных гор на стыке китайской провинции Гуанси и вьетнамской провинции Каобанг, пробиралась с северо-востока на юго-запад группа из шести человек. Все они были одеты в одинаковые темно-синие, цвета индиго, домотканые платья жителей этих краев — нунгов. Впереди группы путников шагал самый старший из них — высокий худой мужчина лет пятидесяти. В руках у него была бамбуковая палка, на которую он, впрочем, опирался лишь при спуске с крутой горы. Шел он быстро, легко, прыгая, как юноша, с камня на камень, чем удивлял своих молодых товарищей.

К вечеру, преодолев несколько перевалов и с трудом пробившись сквозь непролазную чащу дикого тростника, группа вышла к огромному раскидистому дереву кэйси, под могучей кроной которого могло бы разместиться несколько крестьянских домов. Неподалеку от этого гиганта возвышался полосатый каменный столб с отметкой 108. Выбитая на нем надпись на китайском и французском языках гласила, что дальше начинается территория Вьетнама.

Пожилой нунг осторожно положил посох у подножия холма, опустился на колени, набрал в ладони горсть земли и приложил ее к своим губам. Спутники тотчас же последовали его примеру. Затем он поднял затуманившиеся глаза и долго-долго смотрел на юг, словно пытаясь разглядеть за туманной дымкой на горизонте далекую родную деревню. Вдали, у подножия величественной горы, среди зарослей маиса угадывались разбросанные тут и там хижины на сваях. Зеленые террасы рисовых полей поднимались уступами по склонам. В воздухе плавал аромат персиковых и абрикосовых цветов. Их розовые лепестки резко выделялись на фоне тутовника и грейпфрутовых деревьев, гуайявы и лесных бананов.

Нгуен Ай Куок, а это, конечно же, был он, глядел и не мог наглядеться на благословенный кусочек родной земли. 30 лет он мечтал об этом дне, в мельчайших подробностях видел во сне тот сладостный миг, когда он наконец-то, после стольких скитаний и мытарств, ступит на землю Вьетнама. И вот этот час настал. Он смотрел на причудливые контуры горной цепи, пропадавшей в туманной дымке за горизонтом, куда садилось оранжевое солнце, и вспоминал, каким долгим и сложным был последний участок его растянувшегося на целых тридцать лет «хождения за три моря».

В памяти всплыли серые, безжизненные пески пустыни Гоби и такие же серые, почти лишенные растительности города Урумчи, Сиань, Яньань, через которые пролег его путь после того, как в октябре 1938 года он, выехав из Алма-Аты, пересек советско-китайскую границу. Вспомнился трудный и опасный переход из Сиани в Яньань, занявший целую неделю. Пришлось в основном идти пешком, держась за повозку, в которых старьевщики перевозили тряпье, шедшее на изготовление матерчатых тапочек для населения и солдат. Некоторые повозки представляли экзотическое зрелище — в них были впряжены «тройки», состоявшие из вола, осла и лошади.

В Яньани, в долине реки Яньшуй, окруженной плоскими столообразными сопками, находился один из основных центров Освобожденного района, размещалась штаб-квартира руководства КПК и китайской Красной армии. В лёссовых голых холмах, как пчелиные соты, виднелось множество пещер, где размещались армейские склады, жили люди — военнослужащие, партийные работники, крестьяне окрестных деревень. То и дело здесь объявлялись воздушные тревоги: японские самолеты все чаще вторгались в воздушное пространство Освобожденного района и сбрасывали бомбовый груз на города и окрестности.

В Яньани Нгуен Ай Куок встретил нескольких китайцев, с которыми познакомился еще в Москве, в здании Исполкома Коминтерна. По старой памяти они называли вьетнамского коммуниста товарищем Лином, хотя документы у него были на имя китайского гражданина Ху Гуаня. Яньаньские знакомые сообщили, что единый национальный фронт в Китае стал наконец свершившимся фактом. Правительство Чан Кайши заявило, что оно признает существование Освобожденных районов и вооруженных сил, руководимых КПК. Помимо Севера, Освобожденные районы созданы и в Центральном Китае, в бассейне реки Янцзы, где действовала Новая 4-я, армия под командованием коммуниста Е. Тина.

Именно этим маршрутом — через провинции Шэньси и Хунань — решил Нгуен Ай Куок пробиваться на юг. В далекий путь он отправился вместе с еще одним вьетнамцем, с которым случайно встретился в Яньани. В целях конспирации каждый оделся подобающим образом и разыгрывал в пути свою роль: товарищ изображал путешествующего мандарина, а Нгуен Ай Куок — его слугу. До Гуйлиня — центра провинции Гуанси — добирались хоть и долго, но без особых приключений. В Гуйлине решили задержаться и попытаться установить связь с зарубежным бюро ЦК КПИК.

Долгие поиски связи со своими не дали результатов. Пришлось перебазироваться в соседнюю провинцию Юньнань. В городе Куньмине Нгуен Ай Куоку наконец-то повезло. Там его разыскал связной партии, который через несколько дней свел его с целой группой руководящих деятелей КПИК, в числе которых были Чыонг Тинь, Фам Ван Донг, Во Нгуен Зиан, Фунг Ти Киен и другие. Встреча совпала по времени с неожиданной вестью, пришедшей из далекой Европы: 14 июня под ударами гитлеровских войск пал Париж, а через несколько дней Франция капитулировала. Это событие в корне меняло обстановку и требовало экстренных решений. На совещании всех находившихся в Куньмине членов КПИК Нгуен Ай Куок поставил вопрос о необходимости немедленного возвращения на родину основной части партийных работников. Было решено срочно перебраться в пограничный город Цзинси и готовиться к переходу вьетнамской границы.

Вспомнилась ему и просторная пассажирская джонка, на которой плыли в Цзинси. Кроме них, на борту находились китайцы и несколько незнакомых вьетнамцев. Из предосторожности Нгуен Ай Куок изъяснялся только по-китайски, выдавая себя за местного журналиста. Старались друг с другом много не говорить, но трудно было скрыть радостно-возбужденное состояние, охватившее всех от мысли о скорой встрече с родиной. Уже когда до конечной пристани оставалось несколько сот метров, кто-то из товарищей, куря, обронил пепел на свои брюки, и те начали тлеть. Нгуен Ай Куок совершенно непроизвольно, правда, не глядя в его сторону, но довольно внятно воскликнул по-вьетнамски:

— Горит же, ты что, не видишь?

Через несколько минут, сойдя на берег, они долго, до слез, хохотали, вспоминая об этой неожиданной промашке.

В Цзинси их ожидала приятная встреча. Большая группа революционно настроенной молодежи из провинции Каобанг перешла границу в поисках руководящих деятелей патриотического движепия, чтобы примкнуть к революции. Первым, с кем познакомилась в Цзинси эта группа, был Чыонг Бой Конг, давно эмигрировавший из Вьетнама деятель Национальной партии, примыкавший к правому крылу китайского Гоминьдана. Хотя он не имел никакого военного образования, Чан Кайши присвоил ему звание бригадного генерала и поручил вербовать для Гоминьдана сторонников среди вьетнамских эмигрантов. Встретившись с молодыми людьми из Каобанга, Чыонг Бой Конг хвастливо именовал себя «известным патриотическим деятелем», ветераном революции и покровительственно заявлял, что готов принять молодых людей под свое начало. Однако его развязные манеры и нескромные речи насторожили каобангцев, а вскоре большинство из них пришло к выводу, что никакой он не революционер, что у него, как говорят во Вьетнаме, голова дракона, а хвост креветки. Если бы к этому времени не подоспели Нгуен Ай Куок и его друзья, большинство из молодых людей подалось бы обратно через границу.

Встреча оказалась для обеих сторон как нельзя кстати. Среди молодых людей было немало опытных проводников, хорошо знавших тайные лесные тропы. Они с радостью согласились провести новых знакомых через границу. Пока шла подготовка к переходу, Нгуен организовал краткосрочные политические курсы для молодых каобангцев, к которым присоединились постепенно еще десятка два вьетнамцев, служивших в чанкайшистских войсках и рвавшихся на родину. Учеба проходила за городом в тенистой роще на склоне горы. Перед самым тэтом состоялся выпуск курсантов. Они выстроились посреди поляны, затем каждый из них выходил из строя и целовал красный флаг с желтой звездой. Этого флага, который сегодня является государственным флагом СРВ, и молодые каобангцы, и даже их новые знакомые никогда прежде не видели. Всего лишь два месяца назад он впервые появился в руках восставших на берегу реки Тиензянг в Намки.

После окончания курсов новые бойцы революции небольшими группами возвращались на родину. Проводив последнюю группу, Нгуен Ай Куок радостно сказал своим друзьям:

— Ну вот, сорок три орла устремились в полет. Скоро от них придут добрые вести. Давайте и мы готовиться в дорогу.

И вот теперь Нгуен Ай Куок смотрел на Пакбо с вершины горы, где проходила граница. Вереница огромных каменных валунов как будто скользила вниз по склону горы, указывая путь к далекой деревне. Это уже была родина. Начиналась новая страница и в его жизни, и в истории вьетнамского освободительного движения. И символично, что опять, как и в 1930 году, когда создавалась партия, она начиналась в радостные дни тэта — праздника встречи весны, с которым каждый вьетнамец, где бы ни застал его этот праздник, связывает свои самые сокровенные надежды и чаяния.

Еще когда готовился переход границы, было решено поселиться у нунга Май Ли, сочувствовавшего революции. Однако, побывав в его доме, Нгуен Ай Куок сразу же отверг этот вариант. Разместиться шестерым в небольшой бамбуковой хижине с двумя перегородками было крайне трудно. К тому же она находилась посреди деревни, что было не совсем удобно с точки зрения безопасности.

— Невдалеке от деревни, если углубиться в джунгли, есть в одной скале укрытая зарослями пещера. Всякий раз, когда на деревню совершают набег бандиты, мы скрываемся в ней, — сказал Май Ли.

И он повел группу по тропинке, тянувшейся змейкой через лес, а потом вверх по почти совершенно голой скале. Пещера оказалась довольно тесной, однако пять-шесть человек в ней могли разместиться. У входа в пещеру возвышался огромный каменный валун, который время, дожди и ветры обтесали и сделали похожим на человеческое изваяние. Май Ли называл пещеру «кокбо», что на местном наречии означает «начало источника». Где-то в этих местах брал начало горный ручей, змейкой вившийся вокруг скалы, а затем падавший вниз пенистым водопадом.

Временное пристанище всем пришлось по душе. Тут же принесли из деревни несколько досок, сделали из них подобие нар и забросали сухими листьями и травой. Потом решили познакомиться с окрестностями. Остановившись на берегу горного ручья, Нгуен Ай Куок задумчиво, как бы продолжая начатый разговор, заметил:

— У меня есть идея. Этот ручей прозрачен и чист, словно жемчуг. К тому же он берет отсюда свое начало. Предлагаю назвать его именем Ленина. А вот ту величественную гору, — Нгуен Ай Куок показал рукой налево, — назовем вершиной Карла Маркса. Возражений нет?

Каждое утро Нгуен Ай Куок вставал с восходом солнца и будил остальных. Потом делал интенсивную гимнастику на расчищенной им недалеко от пещеры площадке. Вместо гантелей использовал каменные песты от ступок. Регулярно лазил босиком по скалам, выбирая самые крутые. «Надо, чтобы ноги привыкали ко всему». — объяснял он друзьям. После зарядки спускался к ручью и, как бы ни было прохладно, плескался в нем до ломоты в костях. К ручью от пещеры вела очень крутая тропинка, почти сплошь заросшая колючим кустарником. После дождя она раскисала так, что по ней страшно было подниматься, а древесные пиявки, устилавшие кроны деревьев, бросались с веток на головы и спины людей, словно дикие пчелы.

Рабочий день Нгуен Ай Куока проходил также на берегу ручья, где он облюбовал себе полированную каменную глыбу, служившую ему столом. Орудием труда была его неразлучная спутница последних лет — пишущая машинка «гермес-бебе» с вьетнамским шрифтом, подаренная ему друзьями. Каменный стол, за которым он работал, был хорошо укрыт от посторонних взоров густыми зарослями лесного фикуса. С одной стороны высилась скала, с другой пенился разлившийся в этом месте широко и привольно ручей Ленина. В минуты отдыха Нгуен Ай Куок бросал в его прозрачную, как слеза, и казавшуюся неподвижной воду вареные рисинки, приманивая золотистых красноперых рыб. Через несколько дней они настолько привыкли к гостю, что стаей бросались к нему, чуть заслышав его шаги. Здесь, в этом тихом, поэтическом месте, написал он четверостишие, которое сегодня знает наизусть каждый вьетнамец:

Утром к ручью прихожу, а стемнеет — дарит пещера кров;

варево из лепестков закипает, нежный бамбук готов.

На валуне пишу перевод истории большевиков,

жизнь, посвященная правому делу, славна во веки веков.

В пещере в дождливую погоду было неимоверно сыро. Холод пронизывал до самых костей. Откуда-то сверху по причудливым сталактитам, покрытым густым слоем мха, беспрерывно и методично, словно в камере пыток, капала вниз вода. По ночам приходилось по очереди поддерживать костер, чтобы не замерзнуть. Обитатели пещеры любили сидеть перед сном вокруг костра и слушать рассказы своего руководителя и старшего товарища, немало повидавшего на своем веку. Хо Ши Мин рассказывал о своих поездках в Советский Союз, о том, как он не успел встретиться с Лениным, о том, каких успехов достигла родина первой социалистической революции. Он умел так рассказывать, что перед их глазами отчетливо вставали пейзажи России, ее грандиозные стройки. От него они узнали о мужестве советских людей — покорителей Севера, о подвиге советских летчиков, совершивших перелет через Северный полюс в Америку.

Дни и месяцы, проведенные в Пакбо, запомнились Нгуен Ай Куоку и его соратникам как нескончаемый радостный праздник, окрашенный яркими красками ожидания великих перемен. Они были непосредственными участниками революционного творчества, у них на глазах и благодаря им рождались новая жизнь, принципиально новые люди и взаимоотношения между ними. Если Вьетнам еще продолжал жить под пятой колонизаторов, то здесь, в деревне Пакбо и ее окрестностях, революция уже фактически победила, новый, демократический строй уже становился явью.

Никогда еще Нгуен Ай Куок не работал с таким жаром души. Он словно бы помолодел на два-три десятка лет. Он писал, переводил, встречался с партийцами, курьерами, местными жителями, лично вникал во все повседневные дела. Каждое утро он опрашивал окружающих, кто чем занят. У кого не было дела, он тотчас же находил его, вплоть до таких, казалось некоторым, мелочей, как шитье обуви и починка одежды. Все, кто работал с ним в те дни, единодушно отмечают его талант руководителя и организатора, ярко проявившийся с первых часов пребывания на родной земле, такие присущие ему замечательные качества, как полная самоотдача делу, максимальная ответственность за его выполнение, оперативность и деловитость, простота в общении с товарищами по партии и в то же время требовательность к ним, тесный контакт с местными жителями и целенаправленная политическая работа с ними. Одним словом, Нгуен Ай Куоку была в полной мере присуща совокупность всех тех качеств партийного руководителя, которые мы сегодня называем ленинским стилем работы.

2

Стремительно нараставший грозный вал драматических перемен в развитии политической ситуации внутри Вьетнама и вокруг него ставил перед КПИК новые серьезные задачи. После капитуляции Франции в Индокитае пришли к власти фашиствующие элементы — сторонники марионеточного режима Виши. Однако еще более серьезная угроза нависла над Индокитаем с севера. К маю 1940 года милитаристская Япония оккупировала Южный Китай и вышла к границам Вьетнама. Поскольку Франции как великой державы больше не существовало, японские милитаристы стали добиваться подчинения вишистских колониальных властей своей агрессивной политике. В августе 1940 года было подписано политическое соглашение между Виши и Токио, на основании которого вишисты признали «преимущественные позиции» Страны восходящего солнца на Дальнем Востоке и предоставили ей военные льготы в Индокитае.

Не удовлетворившись этим, японцы в сентябре 1940 года начали прямую вооруженную интервенцию: захватили ряд вьетнамских городов близ китайско-вьетнамской границы и высадили морской десант в Хайфоне. В последующий период японские милитаристы, пользуясь слабостью вишистских властей, делавших одну уступку за другой, продолжали «мирную экспансию» в Индокитае. К концу 1941 года, когда Япония, напав на Пирл-Харбор, развязала войну на Тихом океане, весь Индокитай был уже оккупирован ее войсками и превращен в военный плацдарм для агрессивных действий против других стран Юго-Восточной Азии. Установив контроль над Индокитаем, японские оккупанты сохранили французский колониальный аппарат, который формально «делил власть» с ними. Вьетнамский народ оказался, таким образом, сразу под двойным гнетом — японского милитаризма и французского колониализма.

В ответ на агрессию Японии и соглашательство вишистов во Вьетнаме одно за другим вспыхивают вооруженные восстания патриотов. Особенно серьезные последствия имело восстание в Намки (Южный Вьетнам), начавшееся 23 ноября 1940 года.

Условия для развертывания массового вооруженного выступления в тот момент не были благоприятными, поэтому VII пленум ЦК КПИК, состоявшийся в конце октября 1940 года в северной части Вьетнама, не одобрил решение партийной организации Намки о переходе к восстанию, считая его несвоевременным и не отвечающим объективной обстановке в стране. Пленум ориентировал партию на сохранение и укрепление сил революции, создание и расширение партизанских баз, на подготовку к восстанию в масштабах всей страны.

Однако решение пленума не дошло до руководства партийной организации Намки. Ее представитель, участвовавший в работе пленума, сразу же по возвращении в Сайгон был арестован. Одновременно французской охранке незадолго до восстания удалось захватить документы, раскрывавшие сроки его начала. Были арестованы многие руководители. Революционно настроенных вьетнамских солдат накануне выступления разоружили и заперли в казармах. Несмотря на это, восстание началось в запланированные сроки. И хотя восставшие добились поначалу крупных успехов — в некоторых районах возникли органы народной власти, просуществовавшие почти два месяца, — оно было довольно скоро подавлено, причем с жестокостью, превосходившей даже самые страшные дни террора 1930–1931 годов. Более ста человек были казнены, в их числе видные деятели вьетнамского коммунистического движения.

Среди жертв террора оказались и самые близкие соратники и воспитанники Нгуен Ай Куока — секретарь ЦК КПИК Ле Хонг Фонг и секретарь Сайгонского комитета партии Минь Кхай, «Красный ветер» — Ле Хонг Фонг был схвачен охранкой еще в 1938 году: вмешалась черная рука предателя. Но полиции не удалось найти достаточно улик против умелого конспиратора, каким был Ле Хонг Фонг, чтобы отправить его на гильотину. «Опасный преступник» был брошен в тюрьму но обвинению в ношении поддельного удостоверения. Палачи ждали случая, чтобы расправиться с революционером. И такой случай, казалось, представился — в самый разгар подготовки восстания в Намки в полицейский капкан угодила Минь Кхай. В сайгонском централе произошла последняя встреча молодых супругов, которая называлась очной ставкой.

Кажется, совсем недавно они бродили, взявшись за руки, по набережной Москвы-реки, слушали на Красной площади мелодичный перезвон кремлевских курантов. И вот сейчас стоят друг против друга, закованные в кандалы, посреди душной камеры для допросов. Измученные пытками революционеры ни словом, ни взглядом не выдали, что знают друг друга. Один из них должен был остаться в живых — для партии, для дела революции, наконец, для крохотного родного существа — дочери, которая родилась всего за год до этого страшного дня. В память о Советской стране родители назвали девочку Хонг Минь — Красной Авророй.

Нежной, веселой, любящей была Минь Кхай для своих родных, близких, товарищей. И «наиопаснейшим главарем мятежников» — для колонизаторов. Какие-нибудь десять лет минули с той поры, когда девушке по имени Минь Кхай серебряной заколкой собрали в пучок волосы на голове в знак совершеннолетия. А враги уже успели приговорить ее заочно к пяти годам лишения свободы, к 20 годам одиночного тюремного заключения, к пожизненной каторге и дважды — к расстрелу. Последний приговор палачам удалось привести в исполнение. 24 мая 1941 года вместе с другими членами ЦК КПИК — Ха Хюи Таном, Нгуен Ван Кы, Фан Данг Лыу, Во Ван Таном она была расстреляна в тюремном дворе. Коммунисты погибли несломленными, последние их слова, перед тем как прогремел безжалостный залп, были: «Да здравствует Компартия Индокитая!», «Да здравствует Советский Союз!» Это о них потом напишет волнующие строки То Хыу:

В застенках, восходя на эшафоты,

под пулями отравленными падая,

бесстрашно восклицают патриоты:

«Да здравствуют СССР и Партия!»

На стене камеры, в которой содержалась Минь Кхай, нашли надпись: «О себе не беспокоюсь. Все мои помыслы — о спасении партии». Отрезанная от всего мира, обреченная на неминуемую гибель, мужественная коммунистка сумела оставить завещание боевым соратникам и товарищам — спасти и укрепить партию.

Ненамного пережил Ле Хонг Фонг свою боевую подругу. Из сайгонской тюрьмы его этапировали на остров смерти Пуло-Кондор, где томились сотни участников восстания. Поместили его в «тигровой клетке», пытали, били, морили голодом, глумились над ним. После нескольких месяцев заключения у Ле Хонг Фонга началась скоротечная чахотка, и 6 сентября 1942 года его не стало. Незримым свидетелем его смерти стал содержавшийся в соседней клетке еще один выпускник КУТВа, Зыонг Бать Май. Последние слова Ле Хонг Фонга были обращены к нему:

— Товарищ, передай партии: до последнего вздоха Ле Хонг Фонг всем сердцем верил в то, что придет час победы нашего революционного дела.

Партия осталась жива, она продолжала действовать. Но чтобы снова расправить крылья, чтобы добиться подъема национально-освободительного движения, требовалась новая тактика, соответствующая резко изменившейся политической обстановке. Контуры новой тактики наметил еще VI пленум ЦК КПИК, тайно созванный в ноябре 1939 года в Сайгоне. Пленум постановил приступить к созданию единого национального антиимпериалистического фронта, выдвинув на первый план решение национально-освободительных задач революции. Лозунг конфискации всех помещичьих земель и передачи их крестьянству временно был снят и заменен более ограниченным лозунгом конфискации земель французских колонизаторов и помещиков-предателей. Пленум снял также лозунг создания правительства «рабочих, крестьянских и солдатских Советов» и заменил его требованием образования правительства Союза демократических республик Индокитая как «формы общего правительства для всех слоев народа, принимающих участие в национально-освободительном движении, в том числе и для той части буржуазии, которая еще может на каком-то этапе идти вместе с народными массами». На этом пленуме произошло еще одно знаменательное для партии событие — участники пленума избрали в состав Постоянного бюро ЦК КПИК одного из молодых руководителей партийной организации Намки товарища Ле Зуана.

Решения пленума создали реальную возможность для образования под руководством рабочего класса и КПИК широкого национально-освободительного фронта. Однако практическое воплощение эта лилия получила только с возвращением во Вьетнам Нгуен Ай Куока и других членов Постоянного бюро ЦК КПИК.

С первых же дней после возвращения на родину Нгуен Ай Куок ведет подготовку к созыву очередного пленума ЦК КПИК. Как и в Гонконге в 1930 году, он выступает здесь в качестве представителя Коминтерна. Начавшаяся мировая война нарушила деятельность заграничных секций Коминтерна и на Западе, и на Востоке. Уже долгое время Нгуен Ай Куок не имеет никаких вестей от Президиума ИККИ. Но он остается верным интернациональному братству коммунистов мира, он продолжает считать себя полномочным представителем Коминтерна, действующим здесь, в лесной глуши Каобанга, от его имени.

10 мая 1941 года в бамбуковой хижине на сваях в глубине леса в нескольких верстах от деревни Пакбо открывается VIII пленум ЦК КПИК. Среди членов Центрального Комитета очень мало представителей партийной организации Намки. Большинство ее руководителей погибло, оставшиеся в живых, в их числе и товарищ Ле Зуан, томились кто в тюрьмах, кто на Пуло-Кондоре.

Заседание открывает и ведет Нгуен Ай Куок. Авторитет его в партии, среди патриотов непререкаем. В числе тех участников пленума, кто впервые встретился с основателем КПИК, находился тогда еще совсем молодой коммунист Хоанг Куок Вьет. Когда его познакомили с пожилым худощавым мужчиной, сказав, что это «представитель Коминтерна товарищ Нгуен Ай Куок», юноша так разволновался, что только крепко стиснул руку нового знакомого, не сумев вымолвить ни слова в ответ на его приветствие.

«Нгуен Ай Куок! Это имя было знаменем для всех членов партии, — вспоминает Хоанг Куок Вьет, — для всех тех вьетнамцев, кто встал на сторону революции, кто страдал, видя свою страну порабощенной, одним словом, для всех, чьи сердца бились в одном ритме с сердцем народа и отчизны. Когда до нас, каторжников Пуло-Кондора, дошла весть о его аресте в Гонконге, нас охватила безмерная тревога. Узнав, что Международная организация помощи борцам революции вырвала его из лап английской полиции, мы как бы сбросили с плеч непосильную тяжесть. И потом очень часто с любовью и восхищением вспоминали мы, подпольщики, имя Нгуен Ай Куока. Мало кто из нас верил, что когда-нибудь удастся лично встретиться с ним…»

Участники пленума, заседавшего 10 дней, сделали глубокий анализ причин и хода развития второй мировой войны и выразили твердую уверенность, что она неизбежно закончится полным поражением фашизма.

— Гитлеровская Германия, разгромив Францию, подчинила себе пол-Европы, — говорил Нгуен Ай Куок, который был основным оратором по вопросам международного положения. — Фашисты готовятся к нападению на Советский Союз, первое в мире государство рабочих и крестьян. Но мы, коммунисты, твердо убеждены в том, что день нападения Гитлера на Советский Союз станет началом конца германского фашизма. Можно с полной уверенностью сказать, что, если первая империалистическая война привела к образованию СССР, то на этот раз в результате разгрома фашизма социалистические революции победят во многих других странах.

Эти его мысли нашли отражение в резолюции пленума. В ней указывалось, что вьетнамская революция является составной частью мировой революции и выступает на стороне международного антифашистского движения. Поэтому судьба народа Вьетнама на данном этапе впервые за долгие годы его развития оказалась непосредственно связанной с судьбой Советского Союза. Победа вьетнамской революции зависела целиком от того, сумеют ли антифашистские силы выстоять в тяжелейшей борьбе против фашистской оси.

Участники пленума одобрили решения предыдущих пленумов о переориентации тактической линии партии и о выдвижений на передний план задач национально-освободительной борьбы.

— Три восстания вспыхнули одно за другим в течение нескольких месяцев, — говорил Нгуен Ай Куок. — В сентябре 1940 года — в Бакшоне, через два месяца — в Намки, и, наконец, уже в январе этого года произошло вооруженное выступление тонкинских стрелков в Долыонге, в провинции Нгеан. Эти события — яркое свидетельство того, что наш народ — это народ героев, который только и ждет случая, чтобы подняться на борьбу с оружием в руках. Сегодня более чем когда-либо народ полон решимости добиться освобождения. Этот беспредельный революционный энтузиазм мы должны оценивать по достоинству и умело использовать. Задача партии — работать под флагом патриотизма среди всех социальных слоев и групп, собирать силы на борьбу за спасение родины, за изгнание французов и японцев.

Участники пленума записали в резолюции, что знамя национального освобождения находится в надежных руках КПИК, которая призывает всех, кому дорога судьба вьетнамской нации, становиться в ряды борцов: «На нынешнем этапе интересы отдельных людей, отдельных классов должны быть подчинены интересам нации, так как речь идет о жизни и смерти, о существовании нашей страны. Если задача национального освобождения не будет решена, если нация не обретет независимости и свободы, то не только вся наша родина, весь народ навеки останутся в оковах рабства, но и не добьются удовлетворения своих прав ни отдельные личности, ни какой-либо класс».

Еще год назад Нгуен Ай Куок высказал своим товарищам идею о необходимости создания массовой патриотической организации, которая по своим задачам, структуре, а также по названию носила бы самый широкий общенациональный характер, а компартия выступала бы в качестве ее руководящего ядра. В ходе пленума эта идея получила практическое воплощение. Подходящее для новой организации название было найдено после долгих обсуждений и споров. Предложенный кем-то вариант «Лига борьбы за национальное возрождение» встретил решительные возражения. Эти святые для каждого вьетнамца слова уже замарали прояпонские элементы — они называли национальным возрождением Вьетнама замену французских колонизаторов японскими оккупантами. Не подходило также и определение «антиимпериалистический», так как оно было довольно радикальным по отношению к тем целям, которые ставили коммунисты перед новым национальным фронтом. Истина родилась в спорах: новая организация была названа «Лигой независимости Вьетнама». Нгуен Ай Куок настоял на том, чтобы дать лиге и сокращенное, обиходное название, которое было бы звучным, легко запоминалось и увлекало массы. Так появилось на свет короткое и точное, как выстрел, слово «Вьетминь», которое много лет звучало набатом, звавшим народ на борьбу за освобождение родины, наводило страх на колонизаторов и их приспешников.

По решению пленума находившиеся под контролем партии антиимпериалистические патриотические организации, созданные из представителей различных слоев населения — рабочих, крестьян, молодежи, женщин, военнослужащих, буддистов, — стали именоваться «обществами спасения родины». В принятой пленумом программе Вьетминя говорилось, что Вьетминь, ставя интересы нации превыше всего, готов протянуть руку всем лицам и организациям, если «они искренне хотят бороться за изгнание японцев и французов, чтобы образовать независимый и свободный Вьетнам». Как показали последующие события, программа Вьетминя, составленная на базе требований общедемократического характера, в том числе с учетом интересов национальной буржуазии, отвечала стремлениям самых широких слоев населения и явилась надежной основой для их объединения в общенациональном фронте.

VIII пленум на основе анализа обстановка в стране и на международной арене впервые четко сформулировал, что в создавшихся условиях единственно возможный путь к победе революции — это вооруженное восстание. В резолюции пленума указывалось, что «подготовка к восстанию является центральной задачей партии и народа на данном этапе». Опираясь на опыт Нгетиньских Советов и руководимых партией восстаний в Бакшоне и Намки, пленум по-новому сформулировал тактическую линию партии при подготовке вооруженного восстания: вначале создание повсюду, где позволяют условия, партизанских баз, затем вооруженные восстания с захватом власти в отдельных, в первую очередь труднодоступных для войск противника районах и, наконец, переход в нужный момент, когда сложатся необходимые объективные и субъективные предпосылки, в том числе и на международной арене, к всеобщему вооруженному восстанию.

Это важное решение VIII пленума справедливо рассматривается во вьетнамской историографии как творческое развитие марксистско-ленинской науки о вооруженном восстании применительно к конкретным условиям колониального Вьетнама.

Новый подход продемонстрировали участники пленума и к решению национального вопроса. Раньше в документах партии национальный вопрос ставился в рамках созданного колонизаторами Индокитайского Союза. Участники VIII пленума, исходя из углубившихся с приходом японских оккупантов различий в социально-политическом развитии трех стран Индокитая, предложил решать национальный вопрос в рамках каждой страны отдельно. В этой связи прежний лозунг, записанный в программе партии, о «создании правительства федеративной республики Индокитая», был заменен лозунгом «создания Демократической Республики Вьетнам». Такой подход позволил сорвать планы вражеской пропаганды сеять рознь между патриотическими силами Вьетнама, Камбоджи и Лаоса и, как показали дальнейшие события, способствовал активизации национально-освободительной борьбы в трех соседних странах. Вместе с тем было еще раз подчеркнуто, что национально-освободительные революции в трех странах тесно связаны между собой и должны, чтобы одержать победу, опираться друг на друга, оказывать друг другу помощь и поддержку.

Хижина, где проходили заседания пленума, находилась в глухом уголке джунглей, где редко ступала нога человека. То и дело доносились из чащи истошные вопли обезьян, раскатистый рык тигров, неумолчный стрекот и пересвист разноцветных диковинных птиц. Увитые лианами заросли, скрывавшие хижину от посторонних глаз, были настолько густы и труднопроходимы, что в них практически не было движения воздуха. Участники пленума по утрам пробирались глотнуть свежего воздуха к опушке леса, где террасами на холмах раскинулись рисовые поля.

К концу работы и эта возможность исчезла. Несколько дней бушевали тропические ливни — это напоминало снежную лавину в горах, такой стоял рев и грохот обрушивавшихся сверху бурных потоков воды, и речушка, неподалеку от которой находилась хижина, вышла из берегов. Вода затопила сваи и подступала прямо к порогу хижины.

Трудно было поверить, что именно здесь, в этом глухом краю, где на десятки верст в округе не встретить человека, в условиях почти что первобытных, в бамбуковой хижине на сваях, вокруг сколоченного наспех стола сидели руководящие деятели Компартии Индокитая и принимали решения, которые имели историческое значение для судеб вьетнамской нации, всего революционного движения в Индокитае.

Среди членов партии давно уже утвердилось в обращении слово «донгти» — товарищ. К Нгуен Ай Куоку же редко кто так обращался. В Пакбо местные жители дали ему прозвище Тху Шон — Лесной житель, а так как он уже носил бороду и усы, называли его дедушка Тху. Но какой же он был дедушка, если у него даже на висках еще не пробилась седина, а в работе его всегда отличали поистине неиссякаемая энергия и молодой задор. Поэтому с легкой руки кого-то из партийцев за ним закрепилось обращение «бак» — так во Вьетнаме, особенно в деревнях, обращаются обычно младшие к старшему. На русский язык это слово можно перевести как «дядюшка», хотя такой перевод, к сожалению, не передает всего диапазона нюансов и оттенков, вкладываемых в это обращение вьетнамцами. Так с тех пор и стали обращаться к Нгуен Ай Куоку: вначале — Бак Тху, затем — Бак Хо, когда он стал Хо Ши Мином, а в последние годы жизни — просто Бак. И если это общепринятое обращение «дядюшка» было написано с большой буквы, каждый знал, что речь идет о Президенте Хо Ши Мине.

3

Когда вода немного спала и наконец прояснилось затянутое несколько дней подряд свинцовыми тучами небо, участники пленума стали собираться в дорогу. Первыми отправлялись делегаты из центральных и южных провинций, которым предстоял долгий путь. Прощаясь с ними, Нгуен Ай Куок спросил:

— Вы не забыли, что я вам наказывал? Ни в коем случае не нести с собой документы пленума.

Тут же выяснилось, что некоторые сочли слова Нгуен Ай Куока излишней предосторожностью. Предвидя трудности связи с ЦК, они записали материалы пленума на крохотных клочках бумаги, свернули их в трубочки и тщательно зашили в швах одежды. Нгуен Ай Куок потребовал тут же уничтожить все записи и сердито отчитал виновных:

— Сколько раз я вам говорил, но вы ничего не хотите слушать. Ведь еще наши предки говорили: «И в джунглях есть тропинки, и у стен есть уши». Вспомните, сколько уже было провалов. Самым молодым из вас немногим более 20 лет, остальным под тридцать. Впереди еще вся жизнь. А представляете, чего стоило нашей революции подготовить из вас преданных и стойких бойцов? Если по собственной халатности погибнете в лапах врага, кто заменит вас? Еще раз повторяю: все документы пленума получите позже от связного.

Массовые аресты членов партии в Кантоне, Гонконге, Сайгоне, многообразный опыт жизни подпольщика научили Нгуен Ай Куока неослабному вниманию к вопросам конспирации и бдительности. По его инициативе в Пакбо разработали разветвленную систему охраны тех мест, где находился руководящий штаб: вначале пещеры Кокбо, затем хижины в джунглях, куда он переместился во второй половине 1941 года. На подступах к партизанскому району несли охрану местные жители, на наиболее опасные направления высылались по ночам партизанские дозоры, наконец, круглосуточное дежурство было организовано вокруг самого штаба.

Вместе со всеми на ночную вахту регулярно выходил и Нгуен Ай Куок, хотя многие протестовали против этого, ссылаясь на его возраст и слабое здоровье. Поскольку протесты не помогали, договорились не будить старшего товарища, когда подходил его черед. Однако это мало помогало. В особенно темные ночи случалось и такое: кто-нибудь выходит на дежурство вместо Бак Тху; слушает ночную тишину, нарушаемую лишь истошными воплями обезьян, доносящимися из глубины леса; ему досаждают москиты, он взмахивает рукой, отгоняя их, и вдруг его рука натыкается на спину человека. Оказывается, это Бак Тху, который давно уже неслышно заступил на свою вахту.

Один из ветеранов КПВ, By Ань, долго живший с Нгуен Ай Куоком в Пакбо, вспоминает, какое большое значение придавал он вопросам конспирации, без знания основных законов и методов которой, подчеркивал он, не может быть настоящего революционера. Однажды в Каобанг, рассказывает By Ань, прибыла новая связная от ЦК партии с письмом для товарища Тху. Она вошла в пещеру Кокбо и, увидев там человека в одежде нунга — это был Нгуен Ай Куок, — обратилась к нему. Тот взял письмо и сказал ей: «Товарища Тху пока нет, я его связной и передам ему письмо». Связная, ее звали Ми, осталась надолго в партизанской зоне, занималась на политических курсах. Через несколько дней она заметила, что основную часть занятий проводит все тот же связной товарища Тху. «Да, — подумала она тогда, — поистине необычные люди эти революционеры. Простой связной, а как все здорово объясняет». Товарища Тху она так больше и не встретила, но не раз слышала, как на курсах увлеченно рассказывали о каком-то Нгуен Ай Куоке. После окончания курсов Ми направили в провинцию Хадонг, где она участвовала в вооруженном восстании. В августе 1945 года, когда победила Августовская революция, был опубликовал состав Временного правительства Демократической Республики Вьетнам. Однако в нем она не увидела фамилий ни Тху, ни Нгуен Ай Куока, о которых так много говорили в Пакбо, потому что к тому времени этот человек уже стал Хо Ши Мином. И только 2 сентября 1945 года, когда на ханойской площади Бадинь появились члены нового правительства, она вдруг, к изумлению своему, обнаружила, что президент ДРВ, оказывается, все тот же связной товарища Тху, которому она передала письмо. Тут только Ми все и поняла.

Благодаря усилиям Нгуен Ай Куока, постепенно прививавшего своим соратникам чувство высокой бдительности, колониальной охранке так и не удалось в течение нескольких лет обнаружить местонахождение руководящего штаба революции, хотя, как говорилось выше, у нее и имелись сведения о пребывании на территории провинции Каобанг руководителя КПИК. Не раз вражеские лазутчики оказывались в нескольких сотнях метров от расположения штаба, однако так и не сумели его обнаружить.

С расширением деятельности патриотов в провинции власти усилили репрессивные меры. Повсюду на дорогах и горных тропах, ведущих в этот район, появились «зеленые кушаки» — солдаты императорских войск безопасности. Появился приказ о введении комендантского часа. Тот, кто с наступлением ночи оказывался за пределами своей деревни, немедленно подвергался аресту. По данным, которые удалось раздобыть патриотам, охранке стали известны многие самые потаенные убежища партизанской зоны, в том числе, возможно, и местопребывание руководящего штаба.

Было принято решение любыми путями переправить Нгуен Ай Куока в более безопасный район. Однако сделать это оказалось не так-то просто. Ночью в джунглях передвигаться почти невозможно, да и легко нарваться на засаду. Идти же днем сквозь плотный кордон агентов безопасности казалось чистейшим безумием. Где же выход? И вот, когда все уже были близки к отчаянию, Нгуен Ай Куок, молча выслушивавший, сидя на скамье, различные варианты, неожиданно обратился с вопросом к местным товарищам:

— Скажите, кому-нибудь из вас доводилось пользоваться услугами шаманов-знахарей?

— Да, наверное, всем, и не один раз, — в недоумении ответили они.

В этих краях врачей испокон веку и в глаза не видывали, а всякую дурную болезнь изгоняли из больного с помощью кудесников или шаманов, которые пользовались здесь, как и у всех отсталых народов, непререкаемым авторитетом.

— Тогда приготовьте мне все, что полагается иметь шаману, — твердо сказал Нгуен Ай Куок.

Ему выделили в провожатые молодого нунга-партийца. Собрали среди жителей деревни по частям то, что входило в реквизит шаманов. И вот наконец сборы закончены. На плече у провожатого коромысло с плетеными корзинами, в них пара фолиантов по черной магии, деревянные печатки с магическими знаками, коробка с гусиными перьями, небольшой медный гонг, благовонные палочки, живой цыпленок, из которого шаманы, исцеляя больного, выпускают кровь, и вместительная бутыль деревенского самогона. Нгуен Ай Куок облачен в черное долгополое платье, расшитое загадочными иероглифическими письменами, на ногах матерчатые тапочки, на голове повязка в форме тюрбана, за спиной соломенная конусоугольная шляпа-нон, в руках бамбуковый посох.

В путь тронулись ближе к полудню. Первый полицейский пост. На вопрос офицера провожатый ответил, что ведет шамана к больной жене. Так удалось пройти несколько постов. Неожиданно впереди они увидели группу крестьян, возвращавшихся с рынка, которые шли в том же направлении. Переглянувшись друг с другом, Нгуен Ай Куок и его провожатый решили смешаться с ними. Однако только они успели пройти несколько сот метров, как увидели впереди очередной пост службы безопасности. Несколько солдат подошли к ним и стали потрошить корзины, внимательно рассматривая каждую вещь. Они даже полистали «колдовские» книжки и ощупали цыпленка.

В это время из дверей поста вышел начальник службы безопасности здешней общины.

— И куда же это вас в такую жару несет? — лениво спросил он обыскиваемых.

— Да вот веду шамана к больной теще, — угодливо отвечал провожатый.

— Вот здорово! — обрадовался начальник. — А у меня жена хворает. Прошу вас, почтеннейший, зайдите и в мой дом.

— Что вы, начальник, какой из него знахарь. Он только простуду лечит, — с явной растерянностью забормотал провожатый. — К тому же на ухо туговат.

Он бросил взгляд по сторонам и неожиданно заметил неподалеку одного знакомого активиста из общества спасения родины. Провожатый инстинктивно нащупал в потайном месте пистолет. «Если дело станет плохо, — подумал он, — дам сигнал этому человеку, и попробуем, угрожая оружием, скрыться в лесу. В округе немало наших, они помогут».

Тем временем начальник подошел к неподвижно стоявшему шаману и, тронув его за плечо, повторил:

— Почтеннейший, прошу вас, зайдите на минутку ко мне, посмотрите мою жену.

Шаман медленно повернул голову и, приставив ладонь к уху, что есть мочи гаркнул:

— Чего?

Зубы его обнажились, и начальник увидел, что они золотисто-черного цвета. Красить зубы черным лаком, чтобы предохранить их от порчи, — это стародавний обычай во Вьетнаме. И сейчас в деревнях можно встретить немало людей преклонного возраста с эбеновыми зубами с алой каймой от жевания бетеля. Перед тем как отправиться в путь, Нгуен Ай Куок предусмотрительно натер себе зубы молодой древесной смолой и стал совсем похож на деревенских стариков.

— Видите, начальник, я же говорил — глухой он. А теща у меня так хворает, так хворает, — запричитал провожатый.

— Ну ладно. Скажи старику, пусть все-таки на обратном пути заглянет ко мне. — Начальник величаво взмахнул рукой, давая понять, что разрешает идти дальше.

Оставшийся путь прошли без приключений. Достигнув места назначения, провожатый рассказал товарищам в деталях, как все было. По лицу его от пережитого волнения градом катил пот, и он то и дело возбужденно восклицал:

— У дядюшки Тху такая выдержка, такая выдержка! Если бы не он, я бы все испортил.

В июне 1941 года Нгуен Ай Куок от имени Вьетминя пишет обращение к соотечественникам, в котором призывает их подниматься на борьбу за национальное освобождение. Он говорит им, что французские колонизаторы «проводят в нашей стране политику притеснения, террора и убийств» и в то же время «безропотно выдали нас Японии… В результате наш народ изнывает от двойного гнета: он превращен в рабочий скот для французских колонизаторов и в рабов для японских захватчиков».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.