Маршал артиллерии Василий КАЗАКОВ

Маршал артиллерии Василий КАЗАКОВ

Замечательный военачальник Великой Отечественной войны маршал артиллерии Василий Иванович Казаков был моим другом. Но не только и не столько дружеские чувства побудили меня написать о нем настоящий очерк. Василий Иванович принадлежал к числу тех людей, которые, окончив свой жизненный путь, благодаря своим личным качествам, а главное, благодаря всему содеянному ими продолжают жить, их дела не уходят с ними. Живые и прежде всего молодежь должны знать о них: ведь нельзя продолжать великие дела старших поколений, не учась и не воспитываясь на их богатейшем опыте.

Имя и дела Василия Ивановича Казакова неразрывно связаны с проведением многих важнейших операций Советской Армии против фашистских захватчиков, с организацией и боевым применением в этих операциях - в Московской, Сталинградской, Курской и Берлинской битвах - артиллерии, являвшейся главной огневой ударной силой наших войск. И если, оценивая роль советской артиллерии в разгроме фашистского вермахта, ее по праву образно называли "богом войны", то заслуга в этом в значительной мере принадлежит ее замечательным кадрам, тем, кто своим искусным руководством добивался максимально эффективного использования всех ее возможностей. Этим искусством мастерски владел маршал артиллерии Василий Иванович Казаков один из выдающихся организаторов крупномасштабного боевого применения артиллерии в годы минувшей войны.

Великая Отечественная война была затяжной. Длилась она без малого четыре года. Но это все же не такой срок, чтобы в течение его мог сложиться и вырасти крупный современный полководец или военачальник. Правильнее будет сказать, что минувшая война раскрыла, развила и умножила все то, что было достигнуто ранее упорным трудом и напряженной учебой будущих ее полководцев и военачальников.

Именно такую роль в становлении Василия Ивановича Казакова как военачальника сыграла его предвоенная служба в рядах Советской Армии. Вся она представляла собой процесс непрерывного наращивания того потенциала знаний и опыта, той зрелости и дерзости мысли, непререкаемой воли к достижению цели, которые столь ярко и плодотворно раскрылись в деятельности Казакова на ответственных постах в Советских Вооруженных Силах в многотрудные годы Великой Отечественной войны.

Познакомились мы с Василием Ивановичем и крепко сдружились еще в 30-х годах, когда оба служили в Московской Пролетарской стрелковой дивизии: он командовал артиллерийским полком, а я 3-м стрелковым. При всякой возможности мы старались быть вместе, даже вдвоем ходили к командиру дивизии Л. Г. Петровскому, когда тот вызывал одного из нас, заметив какие-либо неполадки. "Опять вдвоем?" - пряча усмешку, говорил командир дивизии, на что Василий Иванович неизменно отвечал: "Взаимодействие, товарищ комдив!"

Первые впечатления живучи. Вспоминая Казакова, я чаще всего вижу его таким, каким он был в далеких 30-х годах. Небольшого роста, как говорится, ладно скроенный и крепко сшитый, подтянутый, энергичный, он неизменно сразу же вызывал симпатию к себе, заражал окружающих свойственной ему жизненной бодростью. Впрочем, почти таким же он оставался и в зрелом возрасте.

Как обычно и бывает между друзьями, мы вместе вспоминали прошлое, делились мыслями, думами о будущем. Оказалось, что биографии наши во многом схожи. Мы были почти ровесниками: Казаков родился 17 июля 1898 года, а я годом раньше - 1 июня 1897 года, оба были выходцами из бедных крестьянских семей, его и меня в один и тот же 1916 год призвали в старую армию и опять же в один и тот же 1918 год мы добровольцами вступили в ряды Красной Армии. И в дальнейшем наши судьбы напоминали одна другую. Видимо, так и должно было быть - по одной ведь дороге шли.

Уже в годы гражданской войны определилась военная специальность, а правильнее - дело, которому Василий Иванович посвятил всю свою жизнь. В 1918 году он окончил 2-е Петроградские артиллерийские курсы и, командуя батареей, сражался с белогвардейцами и интервентами на Северном и Западном фронтах.

"Кончилась гражданская, - рассказывал Василий Иванович, - и я задумался: как дальше быть? К артиллерии уже сердцем присох, а грамотишки и знаний у меня кот наплакал. Стал проситься на учебу. Направили меня в артиллерийскую школу. И намучился же я там! В учебниках полно иностранных терминов, а мы тогда и в своих, российских, не ахти как разбирались. А математика, баллистика, расчеты разные! Я ее, свою малограмотность, как контру на фронте, выкорчевывал, науку где штурмом, где осадой брал. В 1925 году окончил школу - легче стало. Но в школе я понял: не будешь сам буквально каждый день учиться, ничего из тебя не получится. Вывод, как сам понимаешь, не новый, но верный".

Разговор этот состоялся, когда Василий Иванович стал уже всесторонне подготовленным командиром-артиллеристом, человеком большой общей эрудиции. За его плечами был курс Военной академии имени М. В. Фрунзе, которую он окончил в 1934 году. Кроме того, дважды - в 1929 и 1936 годах он занимался на курсах усовершенствования начсостава РККА. Побывал он и командиром артиллерийского дивизиона, стал командиром артиллерийского полка. И право, если бы Василий Иванович на этом успокоился, то можно было бы подумать, что он несколько рисуется достигнутым. Но и тогда - в 30-х годах - и позже, став военачальником и общепризнанным специалистом в области боевого использования артиллерии, Казаков не переставал науку "где штурмом, где осадой брать". Постоянное самообразование было нормой всей его жизни. И теперь, как напутствие молодым, я могу повторить его слова: "Не будешь сам буквально каждый день учиться, ничего из тебя не получится".

На протяжении всей службы в Советских Вооруженных Силах Казакова отличала ставшая его подлинной сущностью, глубоко осознанная партийность, стремление абсолютно во всем быть достойным своей принадлежности к ленинской партии коммунистов, членом которой он стал в 1932 году.

- Я мог бы и раньше вступить в партию, - рассказывал Василий Иванович, - но думал: чем я отличаюсь от других? Потом понял, что отличаться и не нужно, следует только всегда, во всем быть коммунистом, не делить жизнь на две части: это для партии, тут по-партийному, а это для себя, тут как вздумается. Коммунист - это целостный человек.

Василий Иванович обладал завидной способностью во всем поспевать: в службе, учебе, общественной жизни. Он много читал, находил время посещать театры и кино, с увлечением заниматься спортом. Внешне эта способность подчинять себе время казалась каким-то врожденным даром. Но, присмотревшись, я понял: это была суровая, бескомпромиссная самодисциплина или то, что у нас в армии принято называть требовательностью к себе.

Это необходимое для каждого человека и особенно для военнослужащего качество Казаков настойчиво воспитывал у подчиненных. Помню, как на одном из совещаний комначсостава артиллерийского полка (иногда мы ходили друг к другу на совещания) Василий Иванович вместо того, чтобы похвалить кого-то из командиров за в общем-то хорошо выполненной задание, отчитал его:

- Сделали вы все хорошо и правильно, но затратили на это неоправданно много времени.

- Но вы не указали срок, да и дело было неспешным, - с ноткой обиды в голосе оправдывался командир.

- Суть не в сроке и спешности, - прервал командира Казаков. - Просто на каждое дело нужно тратить минимум необходимого для этого времени. А еще лучше найти способ сократить этот минимум. Мы, люди военные, лучше других должны понимать это. Война на все будет свои минимумы устанавливать. Нужно научиться поворачиваться.

И, изменив тон, дружески-участливо Василий Иванович сказал командиру:

- И вообще, это же и для жизни нужно. Больше успеете, познаете, прочувствуете. Говорят, жизнь коротка. Ерунда! От человека зависит, сколько он настоящей жизни вложит в суженный ему срок. Это как в математике: десять плюс десять будет двадцать, а десять помножить на десять - уже сто.

Рассмеявшись, Казаков обратился ко всем командирам:

- Так что давайте жизнь строить не по арифметической, а по геометрической прогрессии. Тогда и сделать можно больше, и жизнь полнее будет. Говорят же про иных людей: "За одну жизнь две прожил".

Воспитание подчиненных Казаков ставил во главу угла всей своей работы и понимал его очень широко. "В армии отношения между людьми должны быть предельно ясными, - часто говорил он, - и главное, никакой фальши, скрытности. Я должен до конца знать каждого, с кем служу, и меня также все должны знать. Ведь очень важно, с кем рядом будешь воевать: с тем, кто техникой и уставами хорошо овладел, или с тем, кто к тому же и понимает необходимость чувства локтя, в кого ты веришь, как в самого себя, или по крайней мере хорошо знаешь, на что он способен".

В воспитании подчиненных для Казакова не было мелочей. Помню такой случай. Я вошел к Казакову, когда он, расхаживая по кабинету, взволнованно говорил стоявшему перед ним навытяжку командиру батареи:

- Виновного я накажу. Но вынужден и вам сделать замечание. Вы предлагаете наложить взыскание за сам проступок, и только?

- За что же еще? - недоуменно спросил командир роты.

- Как "за что же еще?"! - горячился Казаков. - Подчиненный лгал вам, вынудил провести целое расследование, чтобы докопаться до истины. Вы зло видите только в самом нарушения подчиненным дисциплины. А я вижу и другое, более опасное. Ложь! Вот главное в этом проступке! Заготовьте новый проект приказа о наказании. Упор сделайте на неискренность провинившегося.

Отпустив командира батареи и не остыв еще, Василий Иванович обратился ко мне:

- Многое могу простить подчиненному, если он искренен, но ложь никогда! И этот командир хорош! Почему ему подчиненные лгут? Плохо их знает? Не нашел контакта с ними? А может, строгостью отпугивает, вынуждает людей унижаться ложью?

- Ты против строгости? - спросил я. - Это что-то новое в тебе.

- Строгость разная бывает, - все еще горячился Казаков. - Одна из интересов дела исходит, из уважения к людям, тогда тебе подчиненные не лгут, другая - из формализма, от равнодушия к людям, тут ложь неизбежна.

Продолжая волноваться, Казаков говорил:

- Тут и я виноват. Командир этот недавно у нас. Надо бы поинтересоваться, помочь ему в работе с людьми. Может, и хороший командир. Разобраться нужно.

Дальше началось то, что в артиллерийском полку называлось "командирской раскруткой". Досталось всем, кто так или иначе имел отношение к воспитательной работе в батарее, где произошло нарушение дисциплины.

Сам Казаков отличался и строгостью, и требовательностью, и взыскательностью. Без этого нельзя быть командиром в армии, да и вообще руководить любым делом. Но в строгости своей Василий Иванович неизменно был справедлив. Такая строгость не унижает подчиненных, не отпугивает их от командира, наоборот, помогает им становиться лучше, повышает командирский авторитет. И естественно, что одновременно Василий Иванович был чуток, доброжелателен к людям, внимателен к их нуждам.

Все это - строгость и чуткость, требовательность и сердечность, сосредоточение на воспитании у личного состава высоких моральных качеств, умение объединить самых разнохарактерных, с различными способностями людей - делало большое дело: артиллерийский полк представлял собой сплоченный воинский коллектив, живший единой жизнью, едиными задачами.

А задачи артиллерийского полка, особенно в боевой и политической подготовке личного состава, были сложными. Общеобразовательный уровень бойцов в то время был невысок. Семилетка считалась роскошью. А артиллерийская техника требовала от бойцов-артиллеристов многих знаний, которые нынешние солдаты приобретают еще до призыва в армию - в средних школах. Недостаток образования восполнялся напряженной учебой.

И здесь, в боевой подготовке полка, Казаков был буквально неутомим. Его страстная увлеченность артиллерийским делом какими-то незримыми токами передавалась подчиненным, увлекала их. Казаков не жалел ни сил, ни времени для повышения знаний и тактической подготовки командиров и делал это так, что заражал их своей привязанностью к артиллерии. Думаю, что это обстоятельство сыграло важную роль в том, что многие служившие с Казаковым в артиллерийском полку командиры в годы Великой Отечественной войны командовали артиллерийскими соединениями, занимали высокие посты в армейских и фронтовых органах управления артиллерией.

От командиров "казаковские импульсы" шли к бойцам. Любо было смотреть на бойцов артиллерийского полка, когда они, ладные, подтянутые, сноровисто и четко работали у орудий. На учениях и поверках боевой и политической подготовки артиллерийский полк всегда оказывался в числе лучших.

За заслуги в боевой и политической подготовке артиллерийского полка Василий Иванович Казаков в 1936 году был удостоен первой правительственной награды - ордена Красной Звезды.

Я остановился на Казакове - командире артиллерийского полка потому, что сам он впоследствии нередко говорил, что тому, кто не получил закалки в командовании полком, трудно командовать войсками или занимать высокие начальствующие должности в армии. Да, это так. Командование полком в миниатюре содержит все элементы того, что необходимо военачальнику для командования крупными войсковыми соединениями и объединениями, для руководства родами войск в армейских и фронтовых масштабах.

Должен сказать, что в этом смысле - в смысле приобретения опыта для дальнейшей более ответственной деятельности - командование артиллерийским полком оказалось для Казакова весьма плодотворным. Многое, очень многое, что было свойственно Казакову - командиру артиллерийского полка в 30-х годах, отличало в дальнейшем Казакова - командующего артиллерией армии, а затем фронта в годы Великой Отечественной войны: те же, теперь уже помноженные на опыт, высокая личная ответственность за порученное дело, умение подбирать и выращивать трудолюбивых, энергичных работников, способность развязывать инициативу подчиненных, сколачивать исключительно работоспособные, слаженные коллективы помощников. И все гот же поиск наиболее рациональных и эффективных путей решения новых, то и дело возникавших задач.

Во время службы в Московской Пролетарской стрелковой дивизии Казакову, что говорится, повезло: он работал под руководством Николая Николаевича Воронова - выдающегося советского артиллерийского командира, впоследствии Главного маршала артиллерии. Василий Иванович был командиром дивизиона артиллерийского полка этой дивизии, когда в 1930 году командиром полка стал Воронов. Он быстро отметил Казакова и всемерно помогал ему формироваться, вырабатывать командирские навыки, умножать знания. Вскоре Василий Иванович стал командиром учебного дивизиона, затем помощником командира полка. А когда Воронов был назначен начальником артиллерии дивизии, то рекомендовал на прежнюю свою должность Казакова. И в дальнейшем Воронов не оставлял вниманием Василия Ивановича.

Во время Великой Отечественной войны Казакову везло и со многими другими начальниками. На него обратил внимание, выдвинул и не расставался с ним почти всю войну Рокоссовский, выделял его Жуков. Но достаточно ли в данном случае слова "везло"? Все ли оно выражает? Думаю, что нет. Конечно, это везенье - служить и воевать под руководством таких выдающихся военачальников и полководцев. Однако никаким везеньем не объяснить, почему Воронов выдвинул Казакова и заботился о дальнейшем его росте, почему его столь высоко ценили Рокоссовский и Жуков. Здесь уместно перефразировать известную поговорку, выразив ее примерно так: "Скажи, кто тебя ценил, и я скажу, кто ты". Внимание Воронова, Рокоссовского, Жукова - это высшая аттестация незаурядным деловым достоинствам и организаторским способностям Казакова.

Служба в Московской Пролетарской стрелковой дивизии дала Казакову гораздо больше, чем опыт командования артиллерийским полком. Здесь он активно участвовал в проводимых Наркоматом обороны опытных учениях и стрельбах, в войсковых испытаниях новых образцов артиллерийского оружия. Председатель комиссии на этих испытаниях, заместитель наркома обороны Тухачевский, высоко оценивший Казакова, требовал, чтобы тот присутствовал буквально на всех стадиях испытаний и разборе их результатов. Это позволяло Казакову лучше видеть перспективы развития и боевого применения артиллерии. Главное же состояло в том, что Казаков постоянно общался с Вороновым, уже пользовавшимся большим авторитетом у руководящих работников Наркомата обороны, которые поручали ему ответственные задания. В 1932 году Воронов в составе советской военной миссии ездил в Италию на войсковые маневры, он участвовал в составлении документов по организации и боевому использованию артиллерии, в работе уставной комиссии по разработке Боевого устава артиллерии. Словом, круг занятий Воронова был значительно шире его служебных обязанностей как начальника артиллерии дивизии. Своими наблюдениями, сомнениями и мыслями Николай Николаевич делился с Казаковым. И это явилось для Василия Ивановича своеобразной, весьма ценной теоретической школой.

Бывало, под вечер пропадет Казаков, нигде его не сыскать. А он за полночь сидит у начальника артиллерии дивизии. И разговоры у них отнюдь не сугубо служебные. Воронов излагал Казакову свои взгляды на возможности артиллерии в будущей войне, проверял на нем убедительность своей аргументации. И кто знает, может быть, именно тогда зародились и начали зреть новаторские принципы организации и боевого использования артиллерии, столь успешно примененные во время Великой Отечественной войны Вороновым и его талантливым учеником - Казаковым.

Василия Ивановича глубоко волновали появившиеся в 30-х годах в нашей военно-теоретической литературе высказывания о неизбежном снижении роли артиллерии в современной (для того времени) войне. Кое-кто из теоретиков полагал, что танки и самолеты с гораздо большей эффективностью могут заменить артиллерию. Некоторые из них предлагали в расчете потребных огневых средств артиллерию прямо заменять авиацией: скажем, один артиллерийский дивизион одной эскадрильей легких бомбардировщиков.

- Какие тут могут быть замены? - горячо говорил мне Василий Иванович. - Если танки и авиация получают развитие, то нужно и артиллерию всячески развивать!

- А почему? Докажи. Горячность и декламации тут ни к чему, - иногда подзадоривал я друга, чтобы еще раз выслушать его доводы.

Доводы Казакова становились все убедительнее. Чувствовалось, что он обстоятельно штудирует специальную литературу, много думает, да и беседы с Вороновым идут ему впрок, оставляя след в его сознании. Словом, нет худа без добра. Борьба мнений о перспективах артиллерии явно пошла на пользу Василию Ивановичу. Он свободно оперировал глубоко осмысленными и прочувствованными соображениями и данными, аргументами и выводами, которые по своей масштабности далеко выходили за круг знаний и понятий, необходимых командиру артиллерийского полка.

В 1934 году Воронов убыл к новому месту службы Василий Иванович на какое-то время замкнулся - видимо, тяжело переживал разлуку с любимым начальником и наставником. Вскоре у него, как в свое время у Воронова, стали собираться энтузиасты-артиллеристы.

Время шло. В 1936 году на Западе зарокотали первые громовые раскаты надвигавшейся на мир войны:) фашизм пробовал клыки на республиканской Испании. Помочь испанскому народу, сражаться вместе с ним против фашизма стремились многие. Удавалось же это далеко не всем желающим. Мне удалось. В Испании я встретил Воронова, бывшего там в качестве старшего артиллерийского советника при командовании республиканских войск. Виделись мы редко, разговаривали еще реже.

В одну из встреч Воронов сказал: "Как-то там Казаков? Завидует, наверное, нам. Ему бы здесь надо быть. Боевой командир и голова светлая. Мыслит творчески и масштабно". Приятно было- слышать такой отзыв о друге, да еще от Воронова, авторитет которого быстро креп.

Когда после возвращения в 1937 году из Испании я несколько раз встретился с Казаковым, то поразился тому, насколько он вырос в теории, и сказал ему об этом. Василий Иванович махнул рукой: "Это потому, что не виделись два года. Был бы на глазах, не поражался бы". Он подробно расспрашивал меня о ходе войны в Испании, особо интересовался боеспособностью фашистских войск, их авиацией и танками. По характеру его вопросов чувствовалось, что они подчинены единой мысли. Большинство их касалось взаимодействия родов войск, места и роли в этом взаимодействии артиллерии.

Расспрашивая, Василий Иванович высказал свои взгляды на роль артиллерии в современной войне, на возможности ее взаимодействия с другими родами войск, критиковал устарелые взгляды и шаблоны. Я не ошибусь, если скажу, что он уже тогда начал мыслить как крупный организатор боевого применения артиллерии, каким стал в годы Великой Отечественной войны.

Новым импульсом для творческих исканий Казакова явилось разрешение затянувшихся разногласий о перспективах артиллерии. Сталин, указав на огромную роль артиллерии в современной войне, поставил задачу превратить ее в могучий род войск, создать первоклассную артиллерийскую технику. Но уже был и другой грозный импульс - все более очевидная угроза новой мировой войны.

За два предвоенных года произошли серьезные изменения в служебном положении Василия Ивановича. В марте 1939 года он был назначен начальником артиллерии Московской Пролетарской стрелковой дивизии, в этом же году - в августе - начальником артиллерии 57-го стрелкового корпуса. В петлицах Казакова появился ромб - в 1939 году ему было присвоено звание комбрига, а через год, в июне 1940 года, - с введением в Советской Армии генеральских званий - звание генерал-майора артиллерии. В июле 1940 года Василий Иванович Казаков был назначен начальником артиллерии 7-го механизированного корпуса.

Предвоенная судьба Казакова как бы отражала происходившие в то время качественные изменения Советских Вооруженных Сил - они росли численно, укреплялись организационно, их оснащали новой боевой техникой, механизировали. Но грозные военные испытания приближались быстрее, чем происходили эти изменения.

Начало Великой Отечественной войны застало Казакова в Москве. И здесь, далеко от границы, где уже развернулись ожесточенные бои, жизнь в войсках сразу же приобрела фронтовой характер. Через сутки части и соединения 7-го механизированного корпуса были приведены в боевую готовность, а вечером 24 июня направлены в Белоруссию - навстречу врагу.

Горестно вспоминал Казаков первые бои корпуса. Стойко, геройски сражались бойцы и командиры. Врагу был нанесен значительный ущерб. Но исход боев определился общим превосходством немецко-фашистских войск на фронте. Корпус понес большие потери, его части и соединения были выведены в район Орши на формирование. "Оставалось утешаться поговоркой: "За одного битого двух небитых дают", - с грустью говорил Казаков, рассказывая мне впоследствии о своем боевом крещении.

21 июля приказом командующего Западным фронтом управление корпуса было передано в "группу войск генерала Рокоссовского". Верилось, что это крупное соединение, способное решать большие задачи. Но смущало: почему такое соединение не имеет своего управления? На самом же деле "группа войск генерала Рокоссовского" оказалась действительно весьма солидной, но импровизированной организацией. Рокоссовскому было приказано подчинять себе все части и соединения на ярцевском направлении и организовывать там противодействие врагу. За короткий срок было собрано значительное количество бойцов и командиров всех родов войск. Набралось немало военной техники и автомашин. Узнав, что в районе Ярцева формируются части, которые должны тут же вступить в бой, к Рокоссовскому непрерывно шли люди - в одиночку и группами. Приходили подразделения и целые части, отбившиеся от своих соединений. Люди хотели воевать и искали руководства. Всю эту массу людей нужно было организовать, разбить по родам войск, свести в подразделения и части и при первой же возможности повести их в бой. Для всего этого необходим был налаженный аппарат управления. Им и стало управление 7-го механизированного корпуса. Рокоссовский сразу же отметил Казакова. Впоследствии он писал: "Хорошее впечатление произвел на меня начальник артиллерии 7-го мехкорпуса генерал-майор Василий Иванович Казаков. Он сразу отправился на огневые позиции - по-хозяйски оценить, что у нас и где имеется, каковы кадры. Короче говоря, генерал отдался делу..."

В августе Рокоссовский был назначен командующим 16-й армией. Фактически же произошло объединение сильно поредевшей в жестоких боях в районе Смоленска 16-й армии и "группы войск генерала Рокоссовского". И хотя армия имела свое управление, Рокоссовский добился, чтобы на основные должности в этом управлении были назначены работники, которых он уже успел оценить по достоинству. Начальником артиллерии армии стал Казаков.

В августе и начале сентября 16-я армия занимала оборону под Ярцевом. Ее кадровые артиллерийские полки были хорошо подготовлены в мирное время и теперь успешно справлялись с боевыми задачами в сложных условиях. Их огонь наносил большой урон противнику в первых частных операциях. Но Казакова это не удовлетворяло. Предстояли тяжелые бои с врагом, рвавшимся к Москве. Казаков считал, что в этих боях артиллерия должна сделать гораздо больше, чем принято от нее ожидать.

"Противник силен превосходством в танках, - говорил он. - Кто их уничтожит? Артиллерия, причем всякая, а не только противотанковая. Она же должна ослабить наступательные возможности вражеской пехоты. И другое: противник превосходит нас в авиации. Чем преодолеть это превосходство? Артиллерией". Иногда Казакову возражали:

- У нас и в артиллерии нет превосходства.

- Численного, - парировал Казаков. - Но в умелых руках одно орудие двух стоит. Важно и правильно организовать использование артиллерии.

Большую часть времени Василий Иванович проводил в войсках, по нескольку раз побывал не только в каждом артиллерийском полку, но буквально на каждой батарее, и там каким-то присущим лишь ему чутьем находил тех, в чьих руках "одно орудие двух стоит". Бывал он и в стрелковых частях, чего требовал и от других артиллерийских командиров. "Взаимодействие закладывается раньше, до боя", - говорил он.

Возвращаясь в штаб армии, Василий Иванович глубоко анализировал результаты своих поездок. На основе этих анализов он вносил командующему армией предложения по организации и расположению артиллерии, способствующие наиболее эффективному применению артиллерийского огня, максимальному использованию его возможностей. Вспоминая то время, Рокоссовский отмечал: "Мне нравилось, что мои помощники, люди образованные и влюбленные в военное дело, умели отстаивать свое мнение". В ряду этих людей Рокоссовский особо выделял Казакова. "Ценнейшим человеком оказался генерал Василий Иванович Казаков, - писал Рокоссовский. - У генерала были и глубокие знания, и интуиция, и уменье работать с людьми. Вот уж кого любили в войсках!"

Кто знает, может быть, Казаков и Рокоссовского увлек своей верой в еще не полностью раскрытые и недостаточно используемые возможности артиллерии. Во многих случаях командующий армией выезжал в войска и на передовую вместе с Казаковым, чаще всего пользовался НП, оборудованными артиллеристами, и каждый раз неизменно интересовался состоянием артиллерии.

В конце июня в армию прибыла батарея "катюш". Казаков хотел было тут же осмотреть это новое и грозное для того времени оружие. Но "катюши" оказались "недотрогами": доступ к ним разрешался только командующему армией и члену Военного совета. Рокоссовский, человек решительный, не терпевший формализма, взял на себя ответственность и не только разрешил Казакову ознакомиться с "катюшами", но и организовать их залп по противнику.

Объектом удара Казаков выбрал Ярцевский вокзал. 64 мины понеслись в расположение врага. Присутствовавшие хорошо видели в воздухе темные снаряды с огненными хвостами. Через несколько десятков секунд последовал грохот, подобный грозным раскатам грома в сильную грозу. Участок обстрела покрылся шапками разрывов. Эффект превзошел все ожидания. Фашисты побежали даже со смежных участков. Наши пехотные части без боя захватили вокзал и находившееся рядом здание школы. Пленные на вопрос, как им понравились "катюши", отвечали односложно, но предельно ясно:

- О-о-о!!!

Вечером за ужином удар "катюш" был предметом оживленных разговоров. Кто-то спросил Казакова:

- Почему их "катюшами" назвали? По песне "Катюша", что ли?

- Кто знает, может быть, и не по песне, - ответил Казаков. - Думаю, что это бойцы из обслуги реактивных установок придумали. Марки установок засекречены, но на них стоит клеймо "К" завода "Компрессор". Вот вам и "катюша". Важно же здесь другое: значит, не унывают бойцы, сживаются с войной, всерьез и надолго воевать намерены, если ласковые названия полюбившемуся оружию дают.

Затем разговор перешел на ближайшие перспективы. А они были тревожными. Враг скапливал значительные силы на ярцевском направлении. Отсюда путь вел на Москву.

- В полосе нашей армии противник наиболее вероятно будет наступать на правом фланге, вдоль автострады Минск - Москва, - сказал Рокоссовский. Танков у нас мало, в воздухе господствует фашистская авиация. В связи с этим возрастает роль артиллерии, хотя орудий и минометов у нас тоже маловато, даже с учетом подошедших полков резерва Верховного Главнокомандования и еще нескольких батарей "катюш" - их у нас полк. Нужно добиться наиболее эффективного использования огня всей артиллерии в сочетании с огнем пехотного оружия, найти какой-то особый способ своевременного подавления всех важнейших объектов в расположении противника. Что скажете, Василий Иванович?

- Я уже давно обдумываю эту головоломку, - ответил Казаков. Разрешите завтра доложить конкретные предложения.

Согласно предложенному Казаковым плану на вероятное (подтвержденное разведкой) направление наступления противника была выдвинута вся находившаяся в распоряжении командования армии артиллерия резерва Верховного Главнокомандования - пять полков, значительная часть артиллерии входивших в 16-ю армию дивизий. Таким образом при общем недостатке артиллерии и отсутствии авиации командование 16-й армии получало мощный ударный кулак на главном направлении. Иными словами, речь шла о массировании артиллерии на решающем участке. Но важно было правильно, с наибольшей эффективностью рассчитать удар этого кулака. И здесь Казаков предложил отступить от канонов. Считалось, что артиллерия должна в первую очередь наносить удар по переднему краю расположения врага, разбивать его наступающие войска. Казаков предложил другое решение. Позже он писал: "Поступив против всяких правил, мы решили начинать контрподготовку огневым налетом по вражеской артиллерии и другим объектам, удаленным на 6 - 8 километров от переднего края. После этого намечалось переносить огонь из глубины по рубежам скачками через 300-400-500 метров и таким образом сближать его с огнем пехотного оружия". Что достигалось этим? Удар по вражеской артиллерии должен был, во-первых, помешать ей разрушать передний край обороны советских войск, во-вторых, дезорганизовать управление и снабжение наступающих частей. А перенесение артиллерийского огня по рубежам из тыла противника к его переднему краю имело целью расстроить боевые порядки наступающих войск и значительно ослабить их еще до подхода к обороне частей 16-й армии.

Так и произошло. На рассвете гитлеровские войска начали наступление на том именно участке, где предполагало командование 16-й армии, то есть вдоль автострады Москва - Минск. Сразу же открыли огонь все орудия, намеченные планом Казакова для контрартиллерийской подготовки. Благодаря массированию и точности огонь советской артиллерии оказался для противника неожиданно мощным. Прямой наводкой били противотанковые батареи. "Катюши" целым полком обрушивались залпами на вылезших из окопов вражеских солдат. Губительный шквал артиллерийского огня расстроил, а местами смял наступавшие части противника. Дело завершили пехотинцы, плотным огнем встретившие прорвавшихся к переднему краю цепи гитлеровцев. На отдельных участках дело дошло до рукопашных схваток. В полдень бой закончился. Понеся большие потери в людях и технике, противник никакого успеха на ярцевском направлении не добился.

В дальнейшем Казакову довелось руководить артиллерией в крупнейших сражениях с фашистскими агрессорами. Но бой под Ярцевом он запомнил навсегда и охотно вспоминал его. Это был первый и успешный бой, где Василий Иванович смог на практике осуществить свои взгляды на организацию и боевое использование артиллерии.

Удар 16-й армии под Ярцевом оказался настолько сильным, что враг отказался от дальнейших попыток активных действий на этом направлении и стал искать обходные пути. Вскоре согласно приказу штаба Западного фронта участок обороны вместе с войсками был передан 20-й армии, командование и штаб 16-й армии направлены в Вязьму, оттуда они прибыли в Можайск. Находившийся в городе новый командующий Западным фронтом Жуков приказал Рокоссовскому выйти со штабом в район Волоколамска и подчинить себе все части, расположенные на фронте от Московского моря до Рузы. Так начался боевой путь 16-й армии в обновленном составе.

Сразу же была развернута подготовка к упорной обороне. Казакова радовало наличие в армии весьма значительной по тому времени артиллерии: два истребительно-противотанковых артиллерийских полка, два пушечных артиллерийских полка, два дивизиона Московского артиллерийского училища, два полка и три дивизиона "катюш". Верный своему принципу: "техника сильна людьми, которые ею управляют", Казаков с работниками штаба артиллерии объехал все артиллерийские части, изучая их командный состав и боеспособность. Во всех полках и отдельных дивизионах прошли митинги, партийные и комсомольские собрания. На некоторых из них побывал Казаков. Говорил он о том же, что и все: Москву нужно во что бы то ни стало отстоять. Касаясь чувств и мыслей, которые владели тогда воинами 16-й армии, Казаков писал после войны: "Московское море, Волоколамск, Руза... Все эти дорогие сердцу места становились полем жестокого сражения, до них докатилась война! И совсем, совсем близко Москва! Эта мысль была невыносимо тягостной и заставляла нас действовать решительнее, чем когда-либо. И мы, несмотря на постигшие нас неудачи в начале войны, не сомневались, что не отдадим Москву врагу".

Волоколамское направление! Во время битвы за Москву оно почти ежедневно упоминалось в сводках Советского информационного бюро. Здесь встала насмерть 16-я армия, стяжавшая себе легендарную славу в боях под Москвой. Враг сосредоточил на волоколамском направлении до 20 дивизий и стал готовить их для рывка на Москву.

Положение оборонявшихся было тяжелым. Сколько-нибудь серьезных естественных препятствий и противотанковых сооружений на рубеже 16-й армии не было. Вся тяжесть и ответственность за противотанковую оборону ложилась на артиллерию. Казаков и его штаб немало потрудились, чтобы артиллерия принесла максимальную пользу в предстоящих боях. Главное, что тревожило Казакова, это растянутость фронта. Той артиллерией, которой располагала армия, нельзя было обеспечить достаточную плотность артиллерийского огня на всем стокилометровом фронте. Было решено массировать артиллерию прежде всего на танкоопасных направлениях и организовать маневрирование ею, с тем чтобы на наиболее важных участках предстоящих боев обеспечивать мощный артиллерийский огонь.

Утром 16 октября войска противника начали наступление, сначала на левом фланге, а затем и по всему фронту. Всюду они несли огромные потери в людях и танках. И всюду успех обороны советских войск во многом обеспечивался массированным разящим артиллерийским огнем. 17 октября гитлеровцы бросили на один из полков 316-й дивизии до ста танков. Им удалось потеснить здесь обороняющихся. Пытаясь развить успех, они усилили натиск, но были встречены стянутой сюда с других участков артиллерией и с большими потерями отошли. На следующий день позиции полка атаковали 150 танков и полк мотопехоты. Стальная лавина была остановлена выдвинутой сюда противотанковой артиллерией, пушечными батареями и "катюшами". Тогда противник почти сразу ввел в бой еще 100 танков. И снова маневр артиллерии спас положение. И так было изо дня в день на всем фронте 16-й армии. Искусное управление артиллерией, мастерство и героизм ее бойцов и командиров делали, казалось бы, невозможное: противник обладал значительным превосходством, в том числе в артиллерии, а практически артиллерия 16-й армии действовала значительно эффективнее вражеской и во многих случаях решала исход непрерывных боев. "Очень многое сделали в эти дни генерал Василий Иванович Казаков и его артиллеристы", - писал Рокоссовский.

Противник настойчиво продолжал натиск. Его командование знало, что за 16-й армией войск, прикрывавших Москву, было мало. Здесь, по Волоколамскому шоссе, оно рассчитывало вырваться к нашей столице и не считалось с потерями. 16-я армия с боями отходила. Ее отступление было хорошо организованным, рассчитанным на выматывание врага, сведением на нет его наступательных возможностей, "...глубоко эшелонированная артиллерийская и противотанковая оборона и хорошо организованное взаимодействие всех родов войск, - отмечал Жуков, - не позволили противнику прорваться через боевые порядки 16-й армии. Медленно, но в полном порядке эта армия отводилась на заранее подготовленные и уже занятые артиллерией рубежи, где вновь ее части упорно дрались, отражая атаки гитлеровцев".

И так было еще долго, мучительно долго. Однажды из Ставки Верховного Главнокомандования сообщили, что гитлеровцы заняли Красную Поляну и устанавливают там дальнобойные орудия для обстрела Кремля. Ставка поставила задачу: артиллерии 16-й армии воспрепятствовать обстрелу Кремля, вывести из строя вражеские дальнобойные орудия в Красной Поляне. Рокоссовский принял иное, максимальное решение: освободить Красную Поляну. Войска скрытно подошли к поселку, и на рассвете на врага, засевшего в Красной Поляне, обрушился мощный огонь орудий и "катюш". Артиллерия противника пыталась было ответить, но огневое превосходство советских войск было бесспорным. Казаков четко и умело спланировал действия артиллерии. Она была активной участницей боя на всем его протяжении. В конце концов советские танкисты, поддерживаемые артиллерией, ворвались в город, захватив много пленных и техники, в том числе и орудия, предназначавшиеся для обстрела Кремля.

Однако это был частный случай. Тягостное, выматывающее душу отступление продолжалось. "Знаешь, - рассказывал мне впоследствии Казаков, - ощущение было такое, будто мы спинами к стенам Москвы прижаты. Еще несколько дней, и отступать было бы нельзя. Но уже чувствовалась близость перемен. К нам стали поступать свежие войска".

Признаки перемен были весьма внушительными. 16-я армия пополнилась значительным количеством войск. Особенно доволен был Казаков. В его распоряжении было более 900 орудий и минометов, 70 установок "катюш". Такой артиллерии в то время не было ни в одной армии, сражавшейся под Москвой.

И наконец пришло долгожданное. 6 декабря командующий 16-й армией Рокоссовский отдал приказ о переходе армии в наступление по всему фронту. Силы бойцов и командиров удесятерились. Враг пытался контратаковать. Стоило ему это дорого: потери его были огромными. Особенно успешно действовали "катюши", названные гитлеровцами "пушками смерти". Многие населенные пункты после налетов нашей артиллерии советские войска занимали, не встречая сопротивления. Да и кому было сопротивляться: в населенном пункте Нефедьево было найдено 1000, в Луневе и Владычине - 400 трупов вражеских солдат и офицеров.

Наступление стремительно нарастало. Руководя артиллерией армии, Казаков, как и в оборонительных боях, на практике убеждался в правоте того, о чем еще до войны говорил Воронов, что он сам вынашивал в себе в предвоенные годы: артиллерию можно и нужно более эффективно использовать на всем протяжении боев - оборонительных и наступательных, на всех их стадиях. Однако "развернуться во всю ширь" Казаков еще не мог. Не было опыта организации полного, всеохватывающего использования артиллерии, он только приобретался, а главное, не хватало самой артиллерии, особенно боеприпасов к ней. Сейчас в это трудно поверить, но факт: в разгар наступления под Москвой были установлены нормы расхода артиллерийских боеприпасов, нередко менее десяти выстрелов на орудие в сутки. Как искусно нужно было организовать использование артиллерии, сколько мастерства требовалось от артиллеристов, чтобы в условиях столь острого снарядового голода обеспечивать эффективность огня, да еще в наступлении!

Во второй половине января 1942 года штаб 16-й армии без войск перебросили под Сухиничи, где он должен был принять под свое командование часть войск 10-й армии. Здесь произошел довольно лестный для командования 16-й армии случай: гитлеровцы внезапно оставили свои позиции и отошли на семь-восемь километров. Казалось, в действиях противника не было смысла. Но позже выяснилось, что до гитлеровцев дошел слух о прибытии под Сухиничи 16-й армии. Имя ее командующего уже приобрело у командования противника достаточную известность, и оно сочло за благо вывести свои войска на более подготовленный рубеж.

Вскоре после взятия Сухиничей - 8 марта случилась беда: во время артобстрела города, прямо в помещении штаба армии, осколком снаряда был тяжело ранен Рокоссовский. К счастью, усилия врачей быстро принесли плоды, и в конце мая Константин Константинович вернулся в родную армию. Но радоваться его возвращению пришлось недолго. В июне Рокоссовский был назначен командующим Брянским фронтом. Казаков гордился выдвижением своего боевого командира. Однако расставаться с ним Василию Ивановичу было тяжело. Он искренне полюбил Рокоссовского и, как позже признавался, опасался, что новый командующий армией не будет так вникать в нужды артиллерии, так смело поддерживать его, Казакова, начинания, как это делал Рокоссовский.

Однако и Рокоссовский был не менее привязан к своим боевым помощникам. Вскоре он позвонил в 16-ю армию и предложил начальнику штаба Малинину и Казакову продолжать воевать вместе. Нужно ли говорить, как обрадовались друзья! Но судьбы военные стремительны и переменчивы. Не успел Малинин стать начальником штаба, а Казаков начальником артиллерии Брянского фронта, как через два с половиной месяца они вместе с Рокоссовским были откомандированы на Донской фронт: Рокоссовский - командующим, Малинин начальником штаба, Казаков - начальником артиллерии фронта.

Первые впечатления на Донском фронте ошеломили Казакова. В составе фронта действовало 102 артиллерийских и минометных полка, в том числе 50 полков резерва Верховного Главнокомандования, из них 13 зенитных артиллерийских полков. Всего на фронте насчитывалось около 3 тысяч орудий и минометов, 218 установок "катюш". С такой махиной Казакову еще не приходилось иметь дело. Управлять ею без хорошего, возглавляемого опытными энергичными работниками штаба было бы невозможно. А со штабом артиллерии дело поначалу складывалось очень плохо. Незадолго до приезда Казакова на фронте побывали по поручению Ставки Верховного Главнокомандования Жуков, Василевский и Воронов. У них сложилось неблагоприятное мнение о некоторых работниках штаба артиллерии и артиллерийских начальниках фронта. "Снимать их надо", - сказал Рокоссовский, встретившись с Казаковым. Но Василий Иванович, находясь под впечатлением объемов предстоящей работы, попросил не спешить. "Начальство здесь было наездом, могло не вникнуть во все, а обстановка нервная, - сказал он. - Я хочу сам разобраться в людях". Командующий фронтом не возражал.

Самому разобраться в людях! Эта черта, всегда свойственная Казакову, явилась важнейшим принципом его деятельности, когда он стал занимать высокие посты в Вооруженных Силах. Казаков познакомился со своими будущими помощниками, присмотрелся к их работе и пришел к выводу, что все они способные, добросовестные работники. Позже он писал о начальнике штаба артиллерии Донского фронта Г. С. Надысеве: "Георгий Семенович сколотил впоследствии великолепный штаб артиллерии, завоевавший признание в войсках".

В октябре началась подготовка наступательной операции, целью которой было окружение группировки вражеских войск под Сталинградом. Получив свою задачу в этой операции, командование Донского фронта разработало конкретный план подготовительных мероприятий. Им предусматривалась перегруппировка артиллерии и обеспечение ее боеприпасами. Нужно было переместить и определить в намеченных местах артиллерийские соединения и части, и сделать это скрытно от противника.

В это напряженное время Казаков и работники штаба артиллерии постоянно находились в войсках. Дело двигалось, но трудности встречались неимоверные. Шли дожди, непрерывно дули сильные степные ветры. Дороги были разбиты, тягачей не хватало, корм лошадям подвозился с перебоями. Объехав несколько колонн, Надысев доложил:

- Плохо, очень плохо с конной тягой. Лошади голодны, едва плетутся.

- А люди? Люди как переносят невзгоды? - спросил Казаков.

Надысев с восторгом рассказал, что, когда он подошел к группе бойцов и спросил о настроении, какой-то балагур, выглянув из-под капюшона плаща, весело ответил:

- Настроение у нас подходящее. Вот только коняг жалко. Не приучены они у нас без овса и сена обходиться, вот и скучают. А нам что, нас ветрюгой не проймешь, мы двужильные!

Другой боец добавил:

- Нам бы только до фрица добраться. Тогда и сами согреемся, и ему жару дадим.

Казаков не выразил, однако, удовлетворения услышанным.