34
34
Онорину Жюль честно предупредил, что утренние часы всегда будут отдаваться литературным занятиям.
— Это принесет нам деньги?
Он честно ответил:
— Нет.
Веру в быстрый успех он успел подрастерять.
Но работал. Каждое утро работал. Онорина же вставала около семи.
В своих привычках и вкусах Онорина оказалась такой же последовательной, как и муж. Что бы в мире ни происходило, какие бы события ни волновали Париж или заморские территории, завтрак в уютной маленькой столовой (она служила Жюлю Верну и кабинетом) подавался ровно в девять. Пуста домашняя касса или нет, есть лишний франк или нет, — обход бутиков и модных лавок входил в число главных развлечений Онорины. А Жюль пил свой кофе (всегда превосходный), просматривал свежие газеты и слушал болтовню жены, которая обо всем знала намного больше, чем любая самая информированная газета…
Около десяти Жюль Верн отправлялся на биржу.
В конторе брокера Эггли он сразу попадал в финансовый шторм, иначе это не назовешь. В 1857 году во Франции, а потом почти во всей Европе разразился мощный экономический кризис. Неудачные попытки отдельных биржевиков выправить положение собственными силами только ухудшали ситуацию. Газеты полнились тревожными новостями. Писали об ужасном восстании в Индии. Это, конечно, больше касалось Англии, но французские корабли тоже плавают по океанам, в том числе и у берегов Индии. В Китае длились «опиумные войны». Одна за другой назначались военные экспедиции в Японию, Аннам, Мексику, Сирию. Успех или неуспех на далеких азиатских и африканских рынках незамедлительно отражался на курсе ценных бумаг. Банковский работник Жюль Верн обязан был тщательно следить за колебаниями ценных бумаг, за состоянием дел иностранных казначейств, за прибылями отечественной промышленности, французских железных дорог, торгового флота. Но даже на бирже существовали тихие уголки, где всегда можно было обменяться с друзьями свежими литературными новостями, посмеяться над карикатурами в газетах. В определенное время под колоннадой собирались Шарль Валю, бывший сотрудник журнала «Семейный альманах», Дюкенель, мечтавший стать директором театра Шатле (мечта его сбудется), Филипп Жиль, сменивший Жюля Верна в «Лирическом театре»; через пять-десять минут к ним присоединялись пианист Делиу, романист Фейдо и еще такие же отъявленные «финансисты», — неудачниками себя, впрочем, не считавшие.
Сквозь трещины каменных плит прорастала трава. Колонны нагревались на солнце.
«Мертвый город застыл в глазах, давай завоюем себе новые земли!» — такие песенки распевали тогда во всех кабачках Латинского квартала. Созданный в 1831 году французский Иностранный легион рос, утверждался. Любой француз, отвечавший определенным физическим кондициям, мог отправиться в заморские территории — подальше от скуки и безденежья.
«Мы печатаем шаг, мы хотим прочесать дальние страны!»
Брат Поль, морской офицер, плавающий по далеким морям, не раз слышал такие распевы. «Отправляйся-ка, парень, отправляйся на поиски незнакомого цветка в дальние страны, лежащие там, за океаном». Поль не раз бывал в заморских владениях Франции. «Пусть дрожат те, кому хотелось бы остановить тебя!»
Легион — наше отечество. Легион поет только свои песни.
«Кровяная колбаса! Колбаса для эльзасцев, швейцарцев, лотарингцев…»
Le Boudin (кровяная колбаса) — синее шерстяное одеяло, символ легиона, его носят легионеры на своем ранце. «Легион — это Тонкий. Легион — это Аннам! Легион — это Сенегал! Le Boudin! Кровяная колбаса! Лихорадка и огонь…» У легионеров даже темп маршировки был другой. Обычные армейские подразделения маршируют со скоростью 120 шагов в минуту, в легионе — только 88. В песках больше не сделаешь. Целый месяц газеты восторженно обсуждали историю о том, как некий удачливый французский консул на свой страх и риск купил у султана Сомали целый городок вместе с жителями. Казалось, сама Земля каждый день стремительно расширяется. Немудрено, что любопытные постоянно торчали в книжных лавках.
— У вас есть новые географические карты?
— Придется подождать. Но они уже печатаются.
По воскресеньям Жюль с удовольствием водил Онорину и падчериц в зоологический сад.
— Ой, какое удивительное животное! — Онорина не находила слов.
— Это окапи, — солидно и со знанием дела пояснял Жюль.
— А это что такое? Что это за птица?
— Это ехидна. Просто у этого животного, как у птиц, клюв.
Онорина смотрела на мужа чуть ли не с испугом. Мало того что он знал всех этих ужасных актеров и поэтов Монмартра, этих придурков, грубиянов, алкоголиков, теряющих время за «зеленой колдуньей», этих падших девок, строящих из себя нежных фей, — Жюль вообще знал имена всему. Зверям, травам, птицам, рыбам, насекомым, планетам, морям, островам, звездам. Разговаривать с Жюлем было страшно: знакомые слова у Онорины быстро заканчивались, а у Жюля таких проблем не было, он продолжал и продолжал говорить. Со звезд переходил на рыб, с рыб на птиц и на необыкновенных животных, с Фламмариона на Ламарка, с Магеллана на Ливингстона, а когда Онорина совсем теряла нить рассуждений, вдруг вспоминал о любимом Александре Дюма-отце. Это имя успокаивало Онорину. Ода, Дюма! Конечно, Дюма! Человек-праздник! Его читают даже белошвейки!
Но Жюль переходил на исторические романы, и Онорина испытывала разочарование.
Зачем ей романы, тем более исторические? Они длинные и скучные. Зачем ей знать, о чем пишет некий господин Бальзак? Наверное, о страшном. Или этот Лоренс Стерн. «Сентиментальное путешествие». Разве путешествия бывают сентиментальными? Онорина предпочла бы услышать что-нибудь остренькое, пикантное. Что ей до книг, в которых главным, видите ли (по словам Жюля), является достоверный пейзаж. Онорина считала (и не без оснований), что достовернее всего на свете не какой-то там дурацкий пейзаж или сантименты какого-то путешествия, а истинная, непридуманная любовь мужчины — к женщине и все такое прочее. Звезд и рыб — миллионы, насекомых еще больше. Какой смысл знать по имени каждое живое существо? Хоть 100 лет живи, всех даже не перечислишь. Пусть себе птицы летают, жабы прыгают, рыбы ныряют. Какая разница, как их обозвали двуногие ученые чудаки?
— Смотри, Жюль, какая собачка!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.