Визит президента Никсона в СССР (22–30 мая 1972 г.)
Визит президента Никсона в СССР (22–30 мая 1972 г.)
Президентский самолет с Никсоном на борту приземлился в аэропорту Внуково в 4 часа дня 22 мая. Шел небольшой дождь. Церемония встречи с участием Подгорного и Косыгина была корректной, но атмосфера вокруг нее была весьма прохладная. Не было на улицах обычных организованных групп москвичей, которые бы „радостно приветствовали" иностранного гостя. Этим как бы косвенно подчеркивалось, что в Москве не могут полностью игнорировать события в далеком Вьетнаме. Так начинался государственный визит Никсона в СССР. Его сопровождали Роджерс, Киссинджер и другие официальные лица. С советской стороны в переговорах с президентом участвовали Брежнев, Косыгин, Подгорный и Громыко. Я присутствовал на всех встречах.
Надо сказать, что американская делегация с момента прилета была не совсем уверена, как поведет себя Брежнев, опасаясь, как бы он не отчитал Никсона за бомбардировку Вьетнама, поставив его в неловкое положение, а может быть, и всю встречу под угрозу (как это было в свое время при встрече Эйзенхауэра с Хрущевым в Париже). Эта озабоченность американцев чувствовалась во время первой беседы Никсона с Брежневым, которая проходила наедине в течение более часа. Настороженно вели себя и Роджерс, и отчасти Киссинджер, которые в соседнем зале спрашивали у советских участников, о чем говорил Брежнев Никсону. Однако распространенные среди американцев опасения не оправдались. Разговор прошел в хорошем ключе, открыв дорогу к дальнейшим успешным переговорам.
Встреча в целом оказалась значительным событием в советско-американских отношениях. Она продемонстрировала взаимное стремление руководителей СССР и США начать процесс разрядки между обеими странами. Сама по себе встреча в верхах становилась базой для дальнейшего развития их отношений.
Советско-американские переговоры охватили самые различные стороны наших отношений — политические, экономические, научно-технические связи и проблему взаимного ограничения стратегических вооружений. Итоги переговоров были зафиксированы в совместном советско-американском коммюнике, опубликованном 31 мая.
Из всех документов, подписанных в ходе визита, следует особо выделить два.
29 мая, в заключительный день встречи, Брежнев и Никсон подписали совместный документ „Основы взаимоотношений между СССР и США", принятый по инициативе советской стороны. Это был важный политический документ, закладывавший основы нового политического процесса в отношениях между двумя странами — процесса разрядки.
Советское руководство придавало этому документу особое значение. В нем фиксировались главные принципы, которых оно давно добивалось. Прежде всего, отмечалось, что в ядерный век, кроме мирного сосуществования, не существует иной основы для поддержания отношений между обеими странами. Констатировалась необходимость предотвращения кризисных ситуаций, чреватых ядерной войной. Признавался „принцип равенства, как основы для интересов безопасности обеих стран". В широком смысле встреча в верхах и подписанные документы как бы впервые символизировали признание взаимного паритета между СССР и США, как великих держав.
Все это было важно для руководителей Кремля не только с точки зрения их престижа, но и для того, чтобы поставить отношения с США на более стабильную и более перспективную основу. Поэтому этот документ получил широкий резонанс в Советском Союзе. Действительно, согласованные тогда в Москве базисные принципы имели под собой здоровую основу. Слабостью этого важного документа было то, что он не предусматривал какого-либо контрольного механизма за его соблюдением и осуществлением. Не предпринималось в этом смысле попыток и в последующие годы.
В США этот документ не привлек к себе большого внимания. Администрация его особо не рекламировала, видимо, потому, что он был в известной степени продуктом настойчивых усилий советской стороны, ибо сама администрация в нем не была как-то особо заинтересована. Основную роль в его подготовке сыграл компромиссный настрой Киссинджера, который, по существу, один — с согласия Никсона — участвовал с американской стороны в разработке этого документа (госсекретарь Роджерс вначале даже не знал о его существовании). Публично он давал ему философское обоснование, избегая привязывать его к конкретным ситуациям. Надо признать, что Киссинджер сыграл немалую роль в подготовке договоренностей и по другим вопросам встречи.
Вторым главным результатом встречи в Москве было подписание соглашений по ОСВ-1: бессрочный Договор об ограничении систем противоракетной обороны и Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений, которые явились результатом трудных многомесячных переговоров между сторонами. Временное соглашение предусматривало пятилетний период, в течение которого продолжались бы переговоры с целью поиска более серьезных сокращений.
Соглашение по ОСВ-1 представляло собой беспрецедентный шаг в области контроля над стратегическими вооружениями, первую договорную конкретную материальную основу для процесса разрядки. Две наиболее мощные державы договорились поставить определенные пределы количественному наращиванию своих стратегических наступательных ракетно-ядерных вооружений и свести к минимуму свои стратегические оборонительные системы. Важность договора по ПРО подчеркивалась тем фактом, что он был заключен как бессрочный. Не случайно противники Договора по ПРО в США, выступавшие против принципа равенства и одинаковой безопасности в отношениях с Советским Союзом, сразу же включились в кампанию против него. Их активность достигла кульминационной точки с приходом к власти администрации Рейгана.
Во время визита Никсона были подписаны также несколько двусторонних соглашений: о сотрудничестве в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях; о сотрудничестве в области науки и техники; о предотвращении инцидентов в открытом море; о сотрудничестве в области охраны окружающей среды.
Известные трудности встретились в вопросах торгово-экономических отношений. Было решено, что переговоры по ленд-лизу будут проводиться параллельно с переговорами о торговом соглашении. Никсон обещал, что будут приняты меры, создающие нормальную обстановку для развития советско-американских торговых и экономических связей, устраняющие дискриминацию с американской стороны. Договорились, что переговоры по этим вопросам будут продолжены на уровне советско-американской комиссии, а также министров и послов.
Большое внимание на переговорах было уделено международным проблемам. Советская сторона подчеркнула, что необходимо закрепить и развить далее процесс разрядки и общей нормализации в Европе. Особо были выделены вопросы нерушимости существующих границ в Европе, признания ГДР и приема ее в ООН.
Никсон в ответ заявил, что американская сторона ценит взаимодействие, которое имело место между СССР и США в процессе выработки берлинских соглашений; в общей форме он высказал согласие, что следует продолжать процесс разрядки и укрепления безопасности в Европе.
Стороны изложили свои позиции по Ближнему Востоку и подтвердили поддержку ближневосточному мирному урегулированию в соответствии с резолюцией № 242 Совета Безопасности. Однако каких-либо конкретных подвижек по этому вопросу на переговорах не было.
В совместном коммюнике по итогам переговоров каждая сторона изложила свою точку зрения в отношении продолжающейся войны во Вьетнаме и положения в районе Индокитая.
Стороны высказались в пользу дальнейших переговоров по проблемам ограничения вооружений и разоружения, повышения эффективности деятельности ООН.
По инициативе советской стороны, был затронут вопрос о Кубе. Никсон не возражал, чтобы обе стороны вновь подтвердили друг другу, что они продолжают признавать и соблюдать договоренность о Кубе от 1962 года.
Специально вопрос о Китае не обсуждался. Советская сторона обратила внимание Никсона на тот факт, что нынешнее китайское руководство в международных делах стремится сеять раздоры и играть на противоречиях между другими странами, в том числе между СССР и США. Никсон ограничился лишь отдельными фразами о позиции Китая в том или ином вопросе.
Несколько слов об обстановке на переговорах. Атмосфера в целом была конструктивная, без резких обострений. С американской стороны обычно вначале выступал Никсон, который достаточно кратко и четко излагал суть американской позиции по тому или иному вопросу. Затем для более подробного изложения и дискуссии он предоставлял слово Киссинджеру, на которого ложилась основная тяжесть самих переговоров. Никсон вмешивался в ключевые моменты дискуссий, но в целом у Киссинджера была „свобода слова".
С нашей стороны было известное „разделение труда". Брежнев вел военно-политические вопросы, дипломатическую поддержку ему активно оказывал Громыко. Нередко переговоры сводились к дискуссии между Громыко и Киссинджером.
Экономические проблемы с нашей стороны обсуждал единолично Косыгин. Интересна была сцена обсуждения с Никсоном вопроса о сумме, которую должен был выплатить СССР за американские поставки по ленд-лизу во время второй мировой войны. Расхождения в оценках составляли почти миллиард долларов: США настаивали на сумме в 1 млрд 200 млн. долларов, мы предлагали 200 млн. долларов, ссылаясь на большие жертвы СССР во время войны. Таковы были устоявшиеся позиции сторон, когда они сели за стол переговоров в Москве. Косыгин предложил Никсону „по-деловому" решить, наконец, затянувшийся спор, сказав, что он готов на 100 млн. долларов увеличить предлагаемую нами сумму. Никсон выразил согласие с таким подходом „по-крупному" и отметил, что он, в свою очередь, готов снизить американские претензии на 100 млн. долларов. Затем в полной тишине они, как на аукционе, стали отрывочно называть свои цифры: Косыгин — повышая, а Никсон — понижая. За полминуты спор, длившийся годами, был ими решен компромиссом — они „встретились" примерно на половине пути -600 млн. долларов.
Еще несколько наблюдений и эпизодов по ходу визита Никсона.
Вопрос о Вьетнаме на пленарных заседаниях практически не обсуждался. Чтобы не портить общий деловой настрой переговоров, на Политбюро было решено организовать для Никсона ужин на загородной даче в узком кругу (Брежнев, Косыгин, Подгорный, даже без Громыко). Во время этой неофициальной встречи Никсон подвергся активной „проработке", о чем был впоследствии информирован и Ханой. Ни о чем, разумеется, не договорились, но наша совесть перед вьетнамцами была чиста.
Когда заключительные переговоры по временному соглашению по ограничению стратегических вооружений зашли в тупик, Брежнев на помощь Громыко призвал Смирнова, заместителя премьера, который занимался военно-промышленными вопросами и отлично знал все о стратегических вооружениях. Они вдвоем и вели переговоры с Киссинджером. Последний сразу про себя отметил: Громыко излагал официальную позицию, но не вел конкретный торг по содержанию. Это возлагалось на Смирнова.
Никсон жил во время визита в Москве в Кремле, что, вообще говоря, случалось очень редко и считалось особой честью для иностранного гостя. Однако советоваться с Киссинджером по текущим вопросам в своих кремлевских апартаментах он не хотел, опасаясь подслушивания. В этих целях он использовал свой специальный звуконепроницаемый лимузин, который всегда стоял внутри Кремля. В нем он и „запирался" с Киссинджером для обсуждения тактики переговоров.
На московский аэродром, откуда Никсон должен был вылететь на специальном советском самолете с однодневным визитом в Ленинград, его приехал провожать Косыгин. Они зашли в салон и стали беседовать, ожидая рапорта пилота самолета о готовности к полету. Прошло 10–15 минут, а пилот не появлялся. Косыгин вызвал к себе пилота. Тот появился, красный от смущения, и доложил, что один из двигателей барахлит и что лучше сменить самолет. "Косыгин, оказавшись в неловком положении перед президентом США, был разгневан, обругал пилота, прибегая к сильным выражениям.
Никсон спросил, что случилось. Косыгин объяснил и сказал, что пилот будет наказан за то, что самолет не готов к полету в положенное время. Никсон призвал к спокойствию, заявив, что пилота надо наградить, а не наказывать. Озадаченный советский премьер спросил: „А за что же награждать?" Тогда президент рассказал, что аналогичный случай произошел с ним в Африке. Американский пилот тогда тоже заметил, что один из двигателей самолета не совсем в порядке, но побоялся доложить, решив, что удастся долететь, тем более что полет должен был быть непродолжительный. Однако двигатель вышел из строя, и пришлось делать вынужденную посадку в песках пустыни, в результате чего Никсон чуть было не погиб. Вот почему, сказал Никсон, я предлагаю наградить вашего пилота.
Пилот был явно благодарен американскому президенту за это вмешательство, а Косыгин, „сменив гнев на милость", приказал быстро подготовить резервный самолет.
В Ленинграде Никсон был действительно тронут печальной церемонией возложения венков на Пескаревском кладбище, где похоронено около миллиона ленинградцев, умерших от обстрела и голода во время войны. Особенно его потряс дневник девочки, которая отмечала, как один за другим умирали от голода члены ее семьи. После смерти матери она и сама умерла.
В ходе встречи не был обойден личным вниманием и Киссинджер. Поскольку пребывание в Москве совпало с днем его рождения, кремлевские кондитеры изготовили для него большой праздничный торт. Когда утром он вышел из своей комнаты, его ждал генерал, начальник охраны Кремля, который и вручил ему этот торт. Присутствовавшие тут советские и американские коллеги Киссинджера тепло поздравили его. Брежнев сделал это отдельно.
Когда Киссинджер вернулся в Вашингтон, его сотрудники вручили ему свой сувенир: деревянную фигуру медведя, играющего в футбол (Киссинджер был любителем футбола).
В целом, надо сказать, что Никсону в Москве был оказан весьма радушный прием, превосходящий все обычные нормы советского государственного протокола. Состоялся „обмен подарками": Брежнев подарил Никсону катер на подводных крыльях, а Никсон — автомобиль последнего выпуска (Брежнев сам заранее об этом намекнул).
После отъезда Никсона состоялось специальное заседание Политбюро по итогам его визита. Оценки были весьма положительные. Надо сказать, что в ходе визита изменилось и — в целом предубежденное — отношение советских руководителей лично к Никсону. В их глазах он долгое время был глашатаем „холодной войны" с давно укоренившимися антисоветскими взглядами, с которым практически невозможна какая-либо договоренность по крупным вопросам. Достигнутые же соглашения в Москве продемонстрировали прагматизм и деловитость Никсона и знаменовали действительно серьезный поворот в ряде областей наших отношений. „С Никсоном можно иметь дело, — так суммировал свои впечатления Брежнев. Теперь надо готовиться к ответному визиту в США".
Хорошее мнение Брежнев составил и о Киссинджере, который сумел найти к нему соответствующий подход в ходе переговоров.
Громыко же не разделял восхищение Брежнева „хитроумным Генри". Он высоко ценил Киссинджера как профессионала, но лично недолюбливал его (в частности за то, что тот пользовался популярностью и повышенным вниманием международной прессы, потому что умел создавать особый интерес к своей персоне).
В целом же встреча в Москве вылилась в серьезный прорыв в советско-американских отношениях, ознаменовав собой начало периода разрядки, с чем, должен признаться, мы связывали немалые надежды.
Лично я считал советско-американскую встречу в Москве в мае 1972 года немалым успехом. Мне довелось присутствовать или участвовать почти во всех советско-американских встречах на высшем уровне. Это была первая встреча такого рода за период, охватывающий 50-е, 60-е и начало 70-х годов, которая завершилась принятием важных политических документов и достижением первых конкретных договоренностей по ограничению стратегических вооружений.
Не скрою, не сбросив еще всех оков долгой „холодной войны", я задавал себе тогда вопрос: что же произошло в Москве? Начало разрядки напряженности или лишь эпизод в советско-американском противоборстве? Означало ли это, что в Вашингтоне новая для нас администрация Никсона берет курс на установление более прагматических отношений, среди которых наряду со старым курсом соперничества и противоборства начинают пробивать себе дорогу и ростки конструктивного взаимодействия и взаимовыгодного сотрудничества? Ответ на эти вопросы имел кардинальное значение. Определенности тогда еще не было. И все-таки я был почему-то настроен на лучшее.
После 1972 года советско-американские встречи на высшем уровне действительно стали важным цементирующим элементом наших отношений, не позволявшим этим отношениям выходить из-под определенного контроля. А переговоры по ограничению стратегических вооружений стали своеобразным барометром уровня наших отношений на каждый конкретный период.
Когда американская делегация вернулась в Вашингтон, Киссинджер передал мне личное письмо Никсона Брежневу. В нем президент благодарил за хороший прием, оказанный ему в СССР. Далее он излагал„свои взгляды относительно стоящих теперь перед нами задач", остановившись на ряде конкретных вопросов, которые были уже предметом обсуждения в Москве, но требовали дальнейшего рассмотрения. „Учитывая многие важные расхождения, которые еще остаются между нами, дорога к следующей встрече в верхах, несомненно, также не будет легкой. Однако мы теперь знаем, как готовиться, и мы можем ускорить этот процесс".
Из письма в целом было видно, что президент США действительно положительно оценивал результаты московской встречи и стремился закрепить достигнутый позитив в отношениях с советским руководством.
Киссинджер остановился кратко на ближайших задачах, стоявших перед администрацией. Главное для Никсона в предстоящие месяцы — выборы. В области внешней политики у него сейчас вполне прочное положение. Лишь Вьетнам может быть предметом предвыборных дискуссий. Он дал понять, что для решения вьетнамского вопроса Никсон не прочь вести дальнейшую игру и с китайцами, используя для этого факт успешной встречи в Москве. Одновременно сообщил, что в связи с поездкой председателя Верховного Совета СССР Подгорного в Ханой президент отдал приказ не бомбить Ханой и Хайфон, а также несколько снизить общую активность американской авиации над ДРВ (в ответ на наше обращение).
В ответном письме Брежнев полностью разделял позитивные оценки, данные президентом майским переговорам. „Заложена хорошая основа для коренного улучшения советско-американских отношений. Главное сейчас — последовательное претворение в жизнь того, о чем мы договорились". Брежнев сообщил также, что во время своего визита в Ханой Подгорный довел, как было условлено, позицию американской стороны до сведения вьетнамского руководства. В Ханое с вниманием отнеслись к этой информации, что подчеркивало большое значение, которое ДРВ придает переговорам с США в Париже, и свидетельствовало о готовности возобновить их. Было сказано, что в ближайшее время Ле Дык Тхо вернется в Париж. Брежнев со своей стороны рекомендовал Никсону — для успеха переговоров — не усложнять положение бомбардировками и другими военными действиями во Вьетнаме. В заключение он, как и Никсон, подчеркивал необходимость заблаговременной всесторонней подготовки к их следующей встрече на высшем уровне.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.