Глава 17 Двигаться дальше
Глава 17 Двигаться дальше
Возвращаясь к телевидению, нельзя пропустить такое крупное явление, как Клара Фатова79.
Эта крепкая и цепкая женщина стоила целой съёмочной группы. Она поставила, то что в мире теперь называется «клип-мейкерство» на питерском телевидении на поток. Так в мире, я уверен, не работал никто. Есть разница между советским кинопроизводством и Голливудом? Есть, ответит каждый!
Но мало кто знает, что основная разница даже не в качестве фильмов, а в темпе и скорости их съёмок. Если в России фильм снимают за полтора-два года, то в Голливуде, за 2 – 3 месяца. И это самые серьезные картины, типа «Титаника» Камерона.
Клара Фатова победила Голливуд ещё в 80-х – она снимала иногда по три клипа за один короткий выезд ТЖК – одна машина, одна камера, один телеоператор, один короткий телевизионный съёмочный день длинною в 3 – 5 часов и три клипа!. Вот это темп!
Выходила её программа «Кружатся диски» один раз в неделю и за это время она успевала показать как минимум 4 – 5 коллективов с короткими связками из попугая и ведущего. Мир тесен и в эти жернова так же неминуемо попали и мы.
Правда, Клара обладала и ещё одним очень значительным достоинством – если ей начинаешь что-то предлагать для съёмок, так после этого она ни во что не вмешивалась, а только была рада, что за неё сейчас подумают, придумают и вообще все сделают.
Ах, какое это было редкое качество для телевидения того времени, хотя для сегодняшнего, наверняка то же.
Благодаря этому ценнейшему качеству в эфир прошли «Танцы на грани весны» и «Сны» примерно в том виде, в котором хотелось их видеть и одновременно можно было снять.
Это были мои первые попытки в режиссуре, правда чужими средствами, но практически всю натуру, все мизансцены, все движения выбирал я сам и только шофёр иногда ворчал, что ему скоро смену сдавать…
Чуть позже на свет появилась и телевизионная версия «Мир, как мы его знали…» – то же её рук дело.
Все телевизионные клипы тех времен были предтечей малобюджетного кинематографа. За короткое время, малыми средствами или вообще без таковых увековечивались целые эпохи в жизни города и жизни страны. За короткое время они снимались, монтировались, а затем бесследно исчезали.
Вы напрасно думаете, что эти материалы кто-нибудь хранил эти годы. Не тут-то было!
Интересно дело в смысле киноиндустрии обстоит сейчас: кино ухитряются снять за 25.000$, а видеоклип длинною в 3 минуты за 60 – 80.000$
Видеомагнитофонов ещё в России не было, а если и были, то переписать этот материал – было прерогативой богатых, а богатые ещё не так любили свой рок-н-ролл, чтоб его коллекционировать. Они с большей охотой углублялись в изучение женских прелестей, которые «видеобум» в стране принес прямо в их дом.
Я это к тому, что все раннее видео восьмидесятых сохранилось только у тех, кто писал на свои видеомагнитофоны с эфира.
Ещё одним интересным телевизионщиком, который работал с «Аквариумом» была режиссёр Серова. Она как-то раз сняла нас на берегу финского залива, глубокой холодной зимой, когда все грелись у костра и плясали от мороза, но это осталось за кадром. В кадре же была мистическая идиллия со снегом, виолончелью, летними плетеными креслами, льдом и морозом, который совсем не чувствовался на экране. Все это называлось «Двигаться дальше».
Тупая аналогия дня накатывала во время съёмок – вот мы, вот залив, а вон там, за горизонтом – Финляндия…
Куда ж там двигаться дальше? Но слава Богу, об этом никто и не задумался, хотя в «Марине» и пелось: «Ей пора выйти замуж за финна…»
Впоследствии я сам успел с Серовой поработать, но ей тогда сильно досталось от «Митьков», с которыми мы снимали мою песню – «Матросская тишина». Но об этом когда-нибудь потом.
«Двигаться дальше» получился одним из самых милых видео того времени. Мила была режиссёр, мило было видео, милы были и мы, наверное…
Другим замечательным видео в «Аквариумовской» обойме оказался «Поезд в огне». Для видеотворчества восьмидесятых это был закономерный итог. Красивый и достойный финал перед эрой компьютерных технологий. В советской Эстонии он надолго занял первое место. Попал в самое эстонское яблочко.
А я до сих пор радуюсь, когда проскакивают эти кадры. Но мало кому известно, что они стали свидетельством факта удивительного самопожертвования, связанного со съёмками этого «кино».
Дело было так – мы нашли склад, если не сказать кладбище, старых паровозов. Его местоположение является строжайшим секретом. Почему? А потому, что «случись война» (прямо как у Лескова), то мы все с вами на этих паровозах поедем. Электричества-то не будет!
Вот приехали мы на этот охраняемый объект, предъявили все пропуска, какие только были и стали снимать. И так снимаем и этак. Режиссеры бегают, камеры скрежещут, паровозы ездят, и вот наконец подходит время очередного эпизода – паровоз проезжает мимо этакой рафинированной личности «кропоткинского» вида, по неизвестной причине оказавшейся в лесу.
Камера переходит на него, он улыбается, поднимает бокал драгоценнейшего вина и выпивает в знак уважения.
До этого момента все кажется безобидным, но вот дальше происходит самое сильное – раздается взрыв, человек замирает и падает…
Это хорошо на словах, но мы ведь не снимаем кино каждый день, из года в год, где пиротехники на этих взрывах собаку съели – мы приехали с телевизионщиками, которые впервые в жизни эти взрывные шашки в руках держат. Никто не знает сколько их надо. Никто не знает как их подкладывать.
Никто не знает, что после этого будет? То ли поезд под откос пойдет, накрыв нашего «героя-кропоткинца», то ли дымовых шашек так мало, что и затевать все это ни к чему.
По внешнему виду этих шашек ничего не скажешь! Поэтому, чтоб понять как и что – надо рвать! А шашек только на один заряд…
К слову сказать, в роли «кропоткинца» был тот самый «Ливерпулец», в доме которого мы встречали ревущие восьмидесятые.
Алексей был единственный из всех нас, кто до последней минуты ничего не подозревал, поскольку все время «разминался» ликёром и за событиями не следил. Пока режиссёры показывали ему, что надо делать когда поезд будет проезжать мимо, их помощники подкладывали под Алексея весь этот заряд шашек. Надо сказать, что хоть он и был подслеповат и с лютого похмелья, но чувство самосохранения в нем ещё теплилось и он почувствовал неладное.
Уставившись на человека, зарывающего под него целую связку шашек непонятного происхождения, он резонно поинтересовался:
«Это что?»
«Дымовые шашки», – был холодный ответ
«А зачем они?»
«А взорвут этот бугорок, на котором стоишь, когда поезд подъедет!»
«А я?» – робко проскулил Алексей
«Так с тобой и взорвут!» – последовал спокойный ответ.
Алексей отропел, но с места не сошел.
«А как же я?» – ещё раз робко поинтересовался он.
«А я не знаю, может обойдется…» – ответил помощник
Алексей не сходил с места, но по всему было видно, что улыбаться он больше не будет.
Так и вышло – со съёмочного места он больше не сходил, но натянуть на лицо улыбку так и не смог.
Лишь после съёмок я догадался почему он не ушёл с бугорка и не пытался даже попробовать застраховать свою жизнь от случайности – его просто разбил временный похмельный паралич, когда и шелохнуться-то не можешь…
И вот поезд под парами подходит к этому бугорку, на локомотиве сидит «Аквариум» и как это вы все видели, поёт «Этот поезд в огне…», Алексей не шелохнувшись стоит с рюмкой черного вина в руке и мрачно ждет смерти за искусство. Поезд достигает крайней черты, ещё мгновение …
Раздается взрыв. Мы его только слышим, но не видим, т.к. сидим на локомотиве к взрыву спиной. Но вот мы выходим из кадра и теперь можно посмотреть, что же там с Алексеем.
Он стоит в дыму, живой, половина бугра разворочено дымовыми шашками, в руках все та же рюмка с черным вином, только в отличии от его предыдущей гримасы, на его лице улыбка ликования и радости за спасенную жизнь…
Проходит мгновенье и вино из рюмки исчезает, проваливаясь внутрь широко улыбающегося алексеевского рта. Он продолжает ликовать ещё более… Он жив, он снят, все рады, он вместе со всеми… Только вот жидкость?
Я начинаю вспоминать, что это никакое не вино, а что-то чёрное, что наливали бутафоры из какой-то бутылки, но наливали столь неосторожно и даже с каким-то презрением, что я понял – это что угодно, только не вино. Вино они давно уже выпили…
Но Алексей продолжает стоять на бугорке и ликовать – значит и здесь ничего страшного – пронесло… Волшебная сила искусства! Но это ещё не все приключения, что случились в ту съёмку.
Больше всего досталось впередсмотрящему, т. е. Борису. Помните, он стоит, как капитан «Крюк»(Hook) над всеми в шляпе и смотрит вперед у самой трубы. Смотреть-то он смотрел, но вот дым их трубы…
По началу все было вроде бы прилично, но потом было внесено предложение запустить цветной дым из трубы. Для этого открыли топку и положили в неё несколько дымовых шашек. Подожгли и поезд поехал. Дым от хорошей тяги внутри паровоза стал по-настоящему валить из трубы и вот тогда капитану «Крюку» досталось по-полной.
Несколько раз его просто сдувало этим дымом и он медленно сползал, тем более, что дым был ещё и горячий, как кипяток, так что мало того, что превращал всех нас в «краснокожих», он ещё и обжигал, как «хамсин», т.е. ветер из пустыни. Вот тебе и поезд в огне… Боря молчал и выдержал всю съёмку до самого её конца без комментариев.
Сказать серьезно, это счастье съёмочной группы, что последняя часть программы прошла без задержек и проволочек. Случись бы какая порча, то не снести никому из них головы. Мы бы их растоптали.
К этим историям необходимо добавить ещё вот что – сама идея клипа принадлежит собственно «Аквариуму». Основная тяжесть, связанная с его рождением, легла на тех редакторов, которые получили разрешение на его съёмку – им досталось больше всего, а непосредственным исполнителем задуманного стал телережиссёр Макаров80.
Нельзя недооценивать участие во всем этом режиссёра Сергея Дебижева81, но это вопросы уже режиссёрской этики, и пусть они сами расставят все точки над «i». С Сережей была иная съёмка, не менее интересная и увлекательная.
Вообще необходимо отдельно сказать о нем. Сергей Дебижев в истории всеобщей клипомании пошел дорогой известной, использовавшейся ещё Александром Сокуровым82 в полнометражном кино, но цели, которые удавалось Сергею достичь в этом приеме, несколько отличались от его маститого предшественника.
Александр Сокуров этим приемом стирал понятия времени и пространства в повествовательной нити кино, заставляя нас оторваться от рамок привычного сюжета и вводил нас в эмоциональный мир героев через кинохронику, до невозможности измененную или загадочным образом вмонтированную в общую канву сюжета. Сережа же лихо оттенял ей ритмические «па» в «2-12-85-06» или конкретно иллюстрировал то, о чем в клипе шла речь.
Это так же раздвигало рамки возможного в уже избитых приемах монтажа видеоклипов. Как изобразительный прием, метод внедрения кинохроники так пришелся во всероссийской клипомании, что он сразу же получил своих безоглядных продолжателей в лице режиссёров-клипмейкеров второго плана, типа Андрея Базанова83. В этом случае, даже формальное подражание Сергею приносило немедленный успех («Митьки на „Авроре“).
Так вот, следующей съёмкой, «о которой так долго и упорно говорили…», стала съёмка на крейсере «Аврора».
Это сейчас нет ничего удивительного в том, что, то в одной телевизионной передаче, то в другой перед нами мелькает наполненный до краев артистами светлый лик символа октябрьской революции.
В тот 1990 год это было впервые после эры «Голубых огоньков», деятельность которых только по инициативе Москвы могла касаться этого мятежного образа. До нас «Аврору» иногда даже сдвигали с места, что б она удачно вписывалась в тот или иной план.
Помнится мы даже один раз с приятелями специально приезжали в гостиницу «Ленинград», что напротив крейсера и выпивали там «всяко разно» под такое событие – уж больно диковинно это выглядело со стороны. Стоит артист Горбачев, что-то читает, а за его спиной проплывает «Аврора» И вот теперь нам предстояла целая съёмка, и уже на самой «Авроре». Песня, которую собирались снимать, носила название: «Боже, помилуй полярников»
Был выбран целый день – четверг, когда на судне нет посетителей. «Аврора» и по сей день – большой музей, где все открыто для этих самых посетителей, кроме мест проживания самой команды, которая и по сей день несет там свою морскую службу. Началось все с переодевания нас в морскую форму.
Занятие увлекательнейшее, поскольку никто толком не понимал как должен выглядеть настоящий моряк и тем более какой-то малоизвестной всем эпохи. Форму привезли на манер скорее периода русско-японской войны, чем что-то имеющее отношение к покорению ледяных континентов.
О своём замысле режиссёр Дебижев, как профессионал молчал, и что нам предстояло делать – никто не догадывался. Много времени ушло на переодевание, но в конечном итоге все были экипированы, включая Славу Егорова84, нашего аппаратчика все эти долгие годы.
О нем нельзя не сказать отдельно, поскольку в «Аквариуме», в отличии от иных групп, он был таким же членом коллектива, как любой другой музыкант. Он принимал такое же непосредственное участие в творческом процессе и мог своим участием многое принципиально менять.
Ему принадлежит восстановление когда-то давно забытого способа выстраивать концертный звук так, чтоб железно было слышно только один голос солиста, т.е. Бориса, а остальное находилось в пространстве, как независимое приложение к этой доминанте.
Может он был и прав в чем-то, но очень часто остальные музыканты на это обижались. Он прислушивался, но при первой же возможности об этом забывал.
Благодаря такой забывчивости на долгие годы установился именно тот «аквариумовский» звук, к которому вы так привыкли. И кто знает, будь все чуть иначе, может и жизнь наша потекла бы чуть в другую сторону. Но ничего уже не повернешь, так что какой он был этот звук, так и хорошо! Славе за это огромное спасибо. Сейчас он где-то в Канаде, а там уже совсем другая музыка… Так что вскорости к съёмке готовы были все, ожидался только Боря.
А пока его ждали и съёмочная группа не торопясь готовилась выйти на проектные мощности, происходили вот какие события. Не отставая ни на шаг уже давно за Михаилом Файнштейном ходил замполит корабля.
Дело в том, что и по сей день «Аврора» – пост № – 1 на всем флоте (может и не на всем, но на Балтийском – точно), а значит его экипаж – самый настоящий морской экипаж. С командиром (капитаном), замполитом и всеми другими начальниками и подчиненными, что полагаются на любом боевом корабле. Каждый из них при этом, не музейный экспонат, а наоборот, самый настоящий, за все, что положено, отвечающий офицер или матрос.
От этого и замполит должен был все знать о том, что должно происходить на судне. Судно-то – «Аврора»!
И оттого бегал он за Михаилом, отчего-то решив, что Мишка самый главный и все это затеял. Бегал, заглядывал в Мишины глаза, и постоянно твердил один и тот же профессиональный вопрос: «Скажите, Миша, а меня после этих съёмок оставят на флоте или спишут?»
Ещё ничего не началось, а профессионал уже чувствовал неладное. Михаил мудро молчал и старался избегать ответов… Через какое-то время на борт поднялся капитан…
Меня, как только я оказался на корабле, спросили – не понимаю ли я что-нибудь в пианино? Я тогда одобрительно кивнул головой… Теперь, когда появился капитан, меня вновь нашли и уже привели прямо к нему.
Капитан провел меня в одну из кают, что находилась в той части крейсера, где, со слов капитана, отдыхал Император, когда бывал на борту. В дальнем углу стояло пианино. Он указал на него и ещё раз задал вопрос: «Вы разбираетесь в пианино?» Я утвердительно кивнул и не теряя ни мгновения подошел к инструменту.
Поначалу капитан не придал значения моей прыти и продолжал разговор. Он начал рассказывать, что этот инструмент принадлежал Государю-Императору, что только он на нем любил и мог поигрывать на корабле, и что команда умудрилась его сохранить до сегодняшних дней. А сейчас им очень интересно, можно ли на нем играть?
Я же, слушая весь этот рассказ, что-то поиграл на инструменте, а затем начал спокойно его разбирать.
Мои действия вызвали замешательство в морских рядах. Капитан замолк, а офицер, стоявший рядом, притих. Все, замерев, смотрели за моими действиями…
Ну а я спокойно разобрал все, по-морскому говоря «переборки», и полностью оголив рабочий механизм инструмента, начал его беглый осмотр. Это наверно очень забавно выглядело со стороны.
Императорское пианино, над которым склонилась личность в мичманско-офицерской форме времен японской кампании 1905 года, а над ним в оцепенении стоят советские морские офицеры и не смеют шелохнуться.
Сергей Дебижев был в тот момент рядом и все видел. Как он сожалел впоследствии, что такая сцена не была отснята… Такое уже никогда специально не отрепетируешь, и, конечно же, не снимешь.
«Отличный инструмент!», – был мой приговор, и я так же уверенно и быстро его собрал. Капитан молчал. Подчиненные тоже…
«Нужен мелкий ремонт некоторых молоточков и настройка», – добавил я напоследок. Пожал руку капитану и вышел. Капитан молчал. Часть команды тоже… По палубе замполит так же бегал за Файнштейном и задавал все тот же вопрос: «Меня только спишут на берег или совсем уволят с флота после этой съёмки?»…
Теперь дело было за Борисом – сидел дома и ждал, когда за ним приедут. «Дом» находился неподалеку, в квартире Александра Житинского85 – писателя и большого любителя российского рок-н-роллла. Боря был тогда у него в гостях.
Когда я писал о Самсоновой-Роговицкой и её отношении к своей работе, то уже упоминал о той категории людей, которые любят, то чем занимаются и безгранично преданы этой любви. Именно такие эпитеты необходимо применять и ко всему творчеству питерского писателя Александра Житинского.
Он первый из этой гильдии деятелей искусств не только обратил внимание на этот срез российской культуры, как рок-н-ролл, но и полюбил его. И не только полюбил, но в своей любви попытался понять, осмыслить и даже постарался донести это знание до своих коллег. Другое дело, что его коллеги, насквозь пропитанные ромом, оказались в массе своей бледно фосфорисцирующей поверхностной массой, подобной планктону, что попросту не желала что-нибудь слышать. Достучаться до их сознания оказалось делом гиблым. Но гиблым для них, а не для окружающих.
По его инициативе в залах Дома союза писателей Ленинграда бывали даже концерты, в которых обязательно принимал участие и «Аквариум», но они, писатели, естественно проводили время в буфете, как довесок к цитате из Островского: «Актёру – место в буфете!»
И закономерно, что это здание в самом начале «перестройки», когда писательский труд наконец-то, хоть и на короткое время, вновь стал востребован – сгорело. Да ещё как! Милый был особняк!…
Так вот за Борисом отправился автобус. Небольшой студийный УАЗик. В нем, чтоб показать дорогу к «старшему по званию», а у Бориса был какой-то «адмиральский» костюм, отправились «морские офицеры» Андрей Романов и Андрей Решетин86.
Андрей Решетин или для многих «Рюша» пришёл в «Аквариум» в то время, когда вакуум, возникший после гибели Саши Куссуля стал невыносим. Одно время мы вообще боялись брать скрипачей в состав, поскольку это могло бы нарушить ту, ещё жившую внутри каждого из нас, атмосферу его, Сашиного, участия во всех наших делах.
Звук не его скрипки мог вызвать неправильные вибрации в тех «аквариумовских» полях, выстраивающихся на концертах. Он присутствовал, незримо участвовал, в каждом концерте, в каждом нашем совместном деле. Замены ему тогда, по нашему разумению, не могло быть…
Но в какой-то момент все разрешилось само. Не являя собой никакой подмены Саше, а наоборот, являясь другой и уже самостоятельной единицей, в «Аквариум» вошли сразу два скрипача – Андрей Решетин и Иван Воропаев87.
Они ничего не продолжали после Саши, они все начали заново и в этом была прелесть.
Ко всему прочему их приход был обусловлен ещё и тем, что они все трое, т.е. Куссуль, «Рюша» и Ванечка были одной компанией всю свою сознательную жизнь Вместе учились, вместе шалили, вместе… Короче, это был не чей-нибудь выбор, а это была какая-то необходимость… Так и пошло с тех пор – «Рюша» и Ваня стали «Аквариумом».
И выходит так, что скрипка, которая когда-либо звучала в этой группе, всегда как бы принадлежала одному источнику – этой магической питерской скрипичной школе.
Где-то от Гоголя и Достоевского, где-то от Мусоргского и Шостаковича. Эти ассоциации могут показаться странными. Но послушайте сами… «Все это джаз» – милый мой читатель! Но Боже упаси: «Аквариум» – это Вам не джаз!!!
«Рюша» в своё время потряс нас уникальным открытием, простым и невероятным. Он открыл простейший метод борьбы с похмельем. Метод оказался по-детски прост, да по взрослому эффективен! Итак «Правило Кепки и Холодильника»:
Перед тем как лечь спать после хорошей вечеринки, обязательно положите в морозилку свою кепку! Именно в морозилку!
Настигшее врасплох утро, обязательно испортит вам настроение головной болью… А если на улице тридцатиградусная жара? Это уже не жизнь!
Но загляните в холодильник – вас там ждет кепка. Достаньте её и медленно, не торопясь и растягивая удовольствие, натяните на голову… А?!!! Вот это да!
Теперь вы полностью способны и можете при ступать к тем делам, что день грядущий вам уготовил… Вперед на улицу, к новым свершениям. Ах, как хорошо и прохладно голове!…
Вот истинный буддистский подход к проблеме. Вы абсолютно свободны, никакого пива или ещё чего…
Надо сказать, что к этому моменту на нас были не только морская форма, ботинки и фуражки, но ещё и полный грим, подчеркивающий длительное пребывание за Полярным кругом. Я во всяком случае я был весь в инее и чуть присыпан бутафорским снегом. Да и Рюша тоже.
И вот такая компания направилась в один из оживленных дворов жилого района, находящегося недалеко от Финляндского вокзала. И что удивительно, появление в нем двух морских офицеров образца «серебряного века» не вызвало никакой ответной реакции. Никто даже не посмотрел в нашу сторону. Прохожие шли по своим делам… Помните я рассказывал о «казачьем разъезде»?
Но сейчас эффект был иной, т.е. его совсем не было. А как хотелось хоть кого-нибудь озадачить своим видом…
Не удивился такому нашему появлению и Боря. Но это-то как раз понятно. А вот наш народ – отчего он такой невеселый и невосприимчивый?
В очереди за чем-нибудь рядись, не рядись – так обхамят, а здесь вон какой повод порадоваться или позлословить… Нас бы устроило и то, и другое – ан, нет! Ноль эмоций! Кураж пропал, и мы ретировались к себе на «Аврору»! А там и пошло кино.
Съемка – дело специальное и хоть весь тот день шёл дождь, на происходящее с «кораблем революции» прохожие все же обращали внимание.
Ну посудите сами, вдоль бортов бродили люди, откуда-то валил дым, то вспыхивали, то гасли прожектора…
Привыкшие к спокойному ритму жизни местные жители дивились такой активности на привычно-спокойном историческом объекте.
Уникален и ещё один момент. Часть съёмки, в частности в том месте, где Боря что-то говорит в большую железную трубку, проходила в боевой рубке корабля, известной тем фактом, что в первые минуты, самого первого боя, который в своей короткой боевой истории принял этот корабль, там погиб его первый командир, убитый первым же прямым попаданием снаряда. Все первое – первый командир, первый бой, первый снаряд… А теперь первый корабль флота…
И «Аквариум» – первый, кто снялся на борту этого во всем первого российского корабля …
Съемка эта холодным осенним днем 1990 года положила основу для будущего большого фильма Сергея Дебижева « Два капитана – 2».
Первое название этой полнометражной кинокартины предполагалось как «Аквариум»: миф и реальность». Но по каким-то причинам так не сложилось и все впоследствии узнали этот фильм только как «Два капитана – 2».
Из всех деятелей искусств, что снимались в этой кинокартине досталось больше всего «Африке»88 и мне с Михаилом Файнштейном. Но по-порядку… Первому досталось Африке.
В фильме есть сцена, когда он подплывает на лодке к берегу, или наоборот отплывает от берега, что в конкретном случае не так и важно, а важно, что вокруг, по замыслу режиссёра, «рвутся снаряды, трещат пулеметы…»
Все бы ничего, да только когда вокруг тебя рвутся снаряды, то тебя и землей посыпает. Зрителю в кинозале это только видно, а вот артист это чувствует на себе.
Здесь же снаряды рвались в воде и Африку посыпало уже не землей, а поливало водой, да ещё как! Но это не самое страшное – простуда легко лечится. А вот то, что лодку, на которой отплывали-приплывали, раскачивало как соломинку, и так и норовило перевернуть от каждого взрыва – это осталось за кадром.
Когда Африка садился в неё перед съёмкой, то все было почти как в истории с Ливерпульцем Только со знаком «минус».
Алексей перед началом съёмки, если вы помните, был мрачен, в финале же все ликовали, Африка же наоборот – стену воды он как-то перенес спокойно, но вот перспектива оказаться в быстрой и холодной Неве, подавила в нем киноэнтузиазм и вовсе.
На фоне зловещей Петербургской ночи и черной Невы – это не так бросается в глаза. Но как это было на самом деле…
Это коротко об Африке и его природном героизме, нам с Михаилом досталось ещё крепче…
Меня и Мишку Сережа приберег для самого главного съёмочного дня – и этот день был на заводе «Шампанских вин». На том самом заводе, за продукцией которого в те времена гонялся весь город. Время-то было горбачевской борьбы с алкоголизмом.
Он был сокрыт от всеобщих взглядов стенами и суровой охраной, находясь практически в двух шагах от центра города, через Неву, напротив тех самых Песков, с которых «Аквариум» и начался. На одной набережной с Крестами.
А сами же съёмки происходили в святая святых этого предприятия – в самых закромах шампанского – в подвалах, где его выдерживают. Где бутылки «советского игристого» мирно покоятся, ожидая своей череди выплыть ко сроку на поверхность. Это фантастическое зрелище.
Вот поистине незабываемая иллюстрация величия природы над мелочностью человеческой жизни. Оказавшись там впервые, любой человек, даже самый закаленный в вопросах выпивки, замрет в восхищении. Картина, представившаяся ему, перечеркнет в нем все имевшиеся до этого момента представления о бесконечности вселенной.
Зачем так далеко ходить – вот он, прямо перед нами это пример. Пример бесконечности шампанского. Конца и края ему нет! «Шампанское – бесконечно!» – воскликнет всяк сюда входящий.
И будет до определенного предела прав. Не только осушить, но окинуть одним взглядом это невозможно! И нам предстояло в этой обстановке трудиться.
По сценарию все было просто – два героя, революционных матроса, разговаривают друг с другом, причем в основном междометиями, о революции. И естественно после каждой фразы – выпивают. На этом слове умышленно делаю акцент. Выпивают не как все. Пьют они как победители.
Настоящее шампанское, которое пенится в огромном многолитровом железном сосуде и куда они (мы) погружают свои большущие литровые черпаки и жадно отпивают из них, – льётся рекой. Для создания «реки» требовались специалисты.
С этой целью к нам приставили двух работников завода, которые должны были обеспечивать постоянную пену в чане. Сделать это можно было только одним способом – выливать шампанское из бутылок, перевернув их вверх дном и лить обязательно с большой высоты, создавая тем самым мощный поток напитка из горлышка. Пена после этого была такая, что ой, ёй, ёй! Текста, казалось, было не много, но съёмки продолжались весь рабочий день.
Дело в том, что кино известно всем своими дублями и бесконечной сменой планов по одной и той же сцене.
Это для зрителя всё одна секунда – взял стакан, налил, выпил, поставил обратно. А с точки зрения актерской работы – этот стакан приходится брать десятки раз и опрокидывать, опрокидывать, опрокидывать… До посинения!
А в нашем случае это было настоящее шампанское, под деревянной пробкой, к тому же. Думаю, Вы знаете, что это такое. Это уже наши заводские ассистенты постарались, самое лучшее подыскали.
До этого дня я никогда не пил «Советское шампанское» с «пробковой» пробкой, в магазинах она всегда пластмассовая, если вы помните. А тут были деревянные, т. е. пробковые.
Надо знать, что хранятся и отстаиваются эти бутылки годами и лежат без этикеток. Только потом, когда их начинают извлекать на поверхность, они получают свои наклейки и серебро в горлышко. А пока они «зреют» – они безлики, как патроны или снаряды на складе. Можно знать только горку, из которой нужно брать.
Вот ставрожилы и принесли откуда-то это уникальное шампанское. На наше удивление в ответ прозвучало: «Пейте сколько надо, мы ещё принесем!» Съемка пошла! Первой режиссёрской командой была:
«Пьют только артисты! До окончания съёмочного дня группа шампанское не трогает!» – Съемка пошла!
Восемь часов без перерыва на обед мы с Михаилом под пристальным взглядом объектива пили коллекционное шампанское. По ходу работы происходили удивительные события.
Во-первых я впервые в жизни был с ног до головы мокрым от шампанского. Я промок шампанским насквозь в буквальном смысле этого слова, и если и существует традиция принимать ванну из шампанского, то я её принял не в переносном, а в буквальном смысле этого слова. Ну, если не ванну, так душ! Я уже не купался в шампанском, я в нем плыл.
Всё – брюки, ботинки, верхняя и нижняя одежда, лицо, волосы, фуражка, короче абсолютно все на мне было пропитано шампанским насквозь. Я сам был – шампанское!
Мишке повезло больше, чем мне. Он был в тот день в кожаных штанах. А они не промокают! Ах, как я ему завидовал.
Изредка съёмка давала то мне, то Мишке передышку. Это случалось тогда, когда переходили на крупные планы то одного, то другого.
Тогда можно было отойти в сторонку и тихонечко посидеть одному, без выпивки, но и тогда все не было так спокойно…
В один такой момент, уже к самому концу съёмок, Мишка вырвавшись от света юпитеров и звона бутылок, попытался уединиться. К нему подсели двое рабочих этого цеха и робко, так, полушепотом, предложили: «А не хотели бы вы выпить с нами бутылочку шампанского? Коллекционного!» Представляю, что в этот миг он почувствовал…
Не дав чувствам волю, он тут же согласился и, немедленно, винтом выпил, влив в себя на глазах изумленных аборигенов добрую половину содержимого бутылки… Конец съёмок я помню очень отчетливо.
Все, получив сигнал к окончанию, бросились это шампанское рассовывать по всяким потайным местам, чтоб утянуть с завода. Не знаю чем все это для них кончилось, да это ли важно?
Интересно другое – никакого энтузиазма это шампанское ни у меня, ни у Миши больше уже не вызывало. Оказывается есть предел этому морю. И этот предел в нас самих.
Море, как известно, можно выпить, хоть и с оговоркой, но можно… Но вот способны ли вы на это сами – это уже вопрос! Не просто пить с утра шампанское – не в лучших это аристократических традициях. И вообще, как такую, пусть даже коллекционную, галиматью можно пить?
И пусть простят меня ценители французских вин, я-то точно знаю, что после второй или третьей бутылочки «бургунского» или «шато», вы все равно бежите в магазин за водочкой, чтоб добавить…
Сергей Дебижев, который как рачительный хозяин, повез и меня и Михаила после съёмки домой, все никак не мог понять, что с нами происходит? На его глазах мы восемь часов к ряду пили, и вот теперь мы сидим у него в машине, связно разговариваем и более того, ни один из нас домой не собирается, а наоборот, мы желаем продолжать веселье… Вот она – волшебная сила искусства!
К тому, что касается этого фильма – «Два капитана – 2», нельзя не добавить и такой факт, что деньги на его съёмку предоставил Натан Федоровский89, человек ещё в 1974 – 76 годах общавшийся с «Аквариумом» по студии Горошевского. К дням съёмок он был уже солидным европейским куратором и галерейщиком, а во времена «Студии солнца» запомнился зрителю в образе «Белого черта» из Гоголевского «Невского проспекта».
И ещё одно, сам я этот фильм ни разу до конца не досмотрел, хоть Сережа и приглашал каждый раз на его просмотр.
Просто каждый раз повторялась одна и та же сцена, примерно после окончания первой части (10 минут), я всегда вставал и, не дожидаясь своих сцен с шампанским, уходил в буфет что-нибудь выпить… Брались за «Аквариум» и кинодокументалисты.
Самым именитым среди них был Алексей Учитель90. Его картина «Рок» – наиболее характерный по тем временам фильм о «советской» действительности. Был в нем и «Аквариум». Но интересно не это.
Алексей, как многие режиссёры, о ком я уже упоминал, без сомнения так же влюблялся в то, что снимал. От этого фильмы такого плана выходили у него очень легкие и доходчивые.
Примеров тут тьма – «Рок», «Митьки в Европе» и его последний фильм на эту тему «Рок в России».
К последнему имела непосредственное отношение Самсонова-Роговицкая. Как сценарист.
Все перечисленные картины нет никакого смысла подробно вспоминать, поскольку документалистика, как наука, требует подробного изучения, а не скорого пересказа. Она требует личного участия и невозможно рассказать ни сюжет, ни фабулу. Надо идти и смотреть…
Ясно ещё и вот что – Алексей Учитель после мощной документально-рок-н-рольной школы, которую он сам себе и устроил, направился дальше, в игровое кино. Ему стало тесно в рамах только документов.
Учитывая, что последнее, с чем столкнулся Алексей в документалистике в тот момент, как раз и был рок-н-ролл, то недооценить позитивное зерно последнего просто невозможно.
Тем более, что зерно это давало вполне реальные плоды в виде лауреатских званий и дипломов. Так что с кино можно сказать и пошла продолжительная череда лауреатства и побед в конкурсах.
Или не получил наравне с Алексеем Германом или Борисом Эйфманом Борис премии «Триумф»?… Правда не конкретно за это кино, но ведь и за него в конечном итоге.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.