6. Беспокойные 80–е

6. Беспокойные 80–е

В конце восьмидесятых годов началось и покатилось, как снежная лавина, падение Советского Союза. Много факторов привело к этому. Восемнадцать лет брежневского «застоя», афганская война, экономический спад. Произошло еще одно важное внешнее событие: в 1980 году в Польше возникло освободительное движение «Солидарность», которое заложило первую трещинку в лагере европейского коммунизма, стало первым массовым антиправительственным движением в странах Восточной Европы[102].

В Польше стали впервые появляться элементы «гласности», и именно там началась экономическая реформа.

Эти события повлияли на ускорение тех же процессов и в Советском Союзе. Для подъема своего престижа Горбачев в 1986 году освободил двух видных диссидентов: Анатолий Щаранский был обменян на русского шпиона и уехал в Израиль, а академик Андрей Сахаров возвратился в Москву из ссылки. Освобождение главных диссидентов стало победой свободомыслия.

* * *

И все-таки представить себе, что это приведет к падению коммунизма и развалу Советского Союза, не был способен никто. Только очень проницательные люди, такие как военный историк Павел Берг, умели предвидеть колоссальные последствия этих перемен.

Павел был ровесник века, он сильно одряхлел, уже не мог усидеть на своем любимом кавалерийском седле — ноги не держали. Но он с жадностью следил за наступлением перемен, слушал передачи иностранных радиостанций, читал воспоминания, переживал, обсуждал их с Августой и писал письма Лиле с Алешей.

Августа волновалась, что в письмах он слишком откровенен. А он недовольно ворчал:

— Я не могу и не хочу не писать того, что думаю. Это мое понимание событий. Что они со мной сделают за это — опять сошлют в лагерь, как пятьдесят лет назад? Так теперь они этого уже не могут. Не те времена, они уже не наступают, а отступают.

Вот что писал Павел: «Все-таки прорвало бетонную плотину коммунизма. Это пока первая щель. Семьдесят лет они упорно возводили эту плотину, им казалось, что она нерушима, что их мир стоит „как утес“ (по выражению Хрущева). Но вот через эту щель потекла тонкая струйка свободы, и заткнуть ее своими корявыми пальцами коммунисты уже не смогут. Предвижу, что приближается время, которое я давно жаждал увидеть, — полный развал Советского Союза. Предвижу, что наши беспокойные 80–е — это только преддверие еще более трудных и истощающих 90–х. До них я не доживу, но они покажут, в какую пропасть загнали Россию коммунисты. Ах, дорогие наши дети, мы с Авочкой только и мечтаем увидеть и обнять вас напоследок. Постарайтесь приехать, может быть, скоро разрешат».

Лиля плакала, читая эти письма, а Алеша сидел мрачный, закусив губу, — ему никак не разрешали въезд в страну, из которой насильно выслали.

* * *

К эмигрантам из России стали приезжать в гости по приглашению родственники и друзья. Это было чудом — советские власти разрешили своим гражданам общаться с эмигрантами! Радости встреч не было предела. Гости жили у родных в бедных районах Брайтона или Квинса, но стандарты американской жизни все равно поражали их. Эмигранты казались гостям богатыми, хотя на самом деле все пожилые жили на поддержку государства и получали бенефиты.

Гостям они рассказывали:

— Куриц мы покупаем только парных, чтобы свеженькие были. И все вообще чтобы свеженькое.

— Да вы тут как при коммунизме живете, совсем жизни не знаете!.. — качали головами гости.

Пожилые и больные были обеспечены уходом прислуги, тоже из эмигрантов.

— Она и убирает, и покупки делает. Это что ж, нянька у вас? — спрашивали новых американцев.

— Да, что-то вроде, а в России она учительницей была.

— Да ну! И много вы ей платите?

— Мы ничего не платим, нам это полагается бесплатно. Платит Америка.

А потом хозяева расспрашивали гостей о жизни, от которой сумели сбежать:

— Ну, а как у вас там жизнь?

— Ой, не спрашивайте — какая жизнь! Все разваливается, выживать все трудней: продуктов совсем мало, товаров вообще нет, целыми днями бегаем из магазина в магазин, чтобы достать хоть что-нибудь. Зарплату по много месяцев не платят — воздухом питаемся.

Уезжая обратно, гости старались скупить как можно больше дешевых вещей, чтобы продавать их в России. Некоторые надевали на себя по несколько платьев или костюмов. За то, с каким энтузиазмом они подчищали прилавки, их прозвали «пылесосами».

* * *

С притоком новых эмигрантов в Нью — Йорке и по всей Америке стала нарастать преступность и активизировалась русская мафия. Хозяином Брайтона, его «крестным отцом», был, как помнят читатели, Марк Балабула. Он имел сеть бензоколонок и контролировал магазины, аптеки, бары. Вел он себя как спаситель еврейской общины, помогал бывшим соотечественникам обустраиваться на чужбине. Вместе с Бубой Нечинским они держали на Брайтоне сеть ресторанов.

В Америку на гастроли устремились актеры, писатели, музыканты. Балабула приглашал их выступать в его ресторанах. Там читали стихи Михаил Козаков и Иннокентий Смоктуновский, пели Вилли Токарев и Иосиф Кобзон. На концерты приходили важные и довольные жизнью мафиози, их жены являлись в богатых нарядах, украшенные драгоценностями. Сам Балабула, всегда одетый с иголочки и с наманикюренными ногтями, красовался за первым столиком у эстрады. Выступавшие не вполне понимали, что развлекают русскую мафию. А эмигранты прозвали их «Рабиновичи русской земли». Балабулу им представляли как очень авторитетного в эмигрантской среде человека, а он задаривал гастролеров видеомагнитофонами и дефицитными дубленками. И их не интересовало, кто этот человек, им нужен был заработок.

Но неожиданно Марк Балабула исчез, его арестовали за участие в подделке кредитных карточек. Жители Брайтона судачили: «Мало ему было миллионов, которые нажил на нас, — жадность фраера сгубила». Его отпустили на время без права на выезд. Не дожидаясь приговора, он сбежал в Южную Африку. Перед бегством он вызвал к себе брата Мишу. Тот, как всегда, стал жаловаться, что ему надоело работать официантом в ресторане брата.

— Хочешь разбогатеть? — хитро сказал Марк. — Добро, дарю тебе торговый флот в Одессе.

— Какой такой флот? О чем ты говоришь? В Одессе я был по снабжению, дай мне и здесь должность по снабжению, чтобы распоряжаться.

— Слушай внимательно: мне надо временно смыться. Но я не хочу терять все. Недавно я приобрел торговый флот на Черном море — десяток кораблей. Ты мой брат, будешь владельцем. Я перевел флот на твое имя, вот тебе все бумаги. А когда я вернусь, возьмешь меня обратно в пайщики, будем делить доходы пополам.

Миша опешил:

— Что я буду делать с флотом? Мне что, придется уехать обратно в Одессу?

— Нет, тебе не надо уезжать. Там обстановка сложная и опасная, ты будешь время от времени наезжать и проверять, как идут дела. У меня там есть нанятый управитель. А меня не ищи, я сам дам тебе знать, где я, когда придет время.

Так Миша неожиданно стал богачом.

А Марк осел в Южной Африке и наладил контрабанду алмазов из Сьерра — Леоне в Таиланд, обменивая их на героин, а наркотики вывозил в Европу[103].

Брайтонская русская мафия продолжала процветать, появилось много богатых содержателей ресторанов, магазинов, театров. «Америчка» гуляла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.