Глава 5 «Дорогой наш самоучитель»

Глава 5

«Дорогой наш самоучитель»

В условиях дореволюционной России через школу книга еще не могла дойти до народа. Во-первых, школами тогда была охвачена очень слабая часть детского и взрослого населения. Во-вторых, преподавание в народных школах было так поставлено, что не могло внушить учащимся интереса к книге. Следовательно, необходимо было внешкольное образование. Но внешкольное образование — это, по существу, прежде всего есть самообразование. И вот именно самообразованию посвятил всю свою деятельность Николай Александрович Рубакин, рано почувствовавший и понявший необходимость его. В этом понимании действительных духовных нужд народа и заключается необыкновенное чутье современности у Рубакина.

В «Этюдах о русской читающей публике» он так прямо и написал: «В силу основных особенностей строя… народное образование в России заменяется самообразованием». Даже само слово «самообразование» было им популяризировано, это понятие было им значительно расширено и углублено.

Конечно, в 80-е годы, в эпоху жесточайшей реакции, не могло быть и речи о создании внешкольных учреждений в помощь самообразованию. Самообразование могло встать только как индивидуальная задача каждого, тянущегося к свету и образованию.

И вот за эту колоссальную работу — за организацию самообразования — взялся Рубакин.

Для руководства делом самообразования, которому Рубакин посвятил всю свою жизнь, он неизбежно должен был быть энциклопедистом. Он был в этом деле одинок. Пропаганда самообразования, помощь ему, классификация книг, авторов и читателей — все это имело целью способствовать самообразованию.

Рубакин строил систему самообразования, исходя не из теоретических представлений о целях самообразования, а из непосредственной практики общения с людьми самых различных категорий. Свой большой труд, вышедший в 1914 году, «Практика самообразования», в котором подводятся итоги многолетней практики, он начинает с того, что показывает, какой огромный человеческий материал служил ему для разработки теории и практики самообразования:

«Перед нами лежит большая пачка писем — более 7000 писем, полученных пишущим эти строки за последние два года из самых разнообразных уголков Российской земли… письма не только из городов, но больше всего из деревень, с фабрик, есть даже письма из казарм… Пишут люди самых разнообразных профессий, состояний и общественных положений и стоящие на различных ступенях образования: телеграфисты, конторщик, учителя и учительницы, доктор, сиделец винной лавки в одной из юго-западных губерний, еврейский мальчик из галантерейного магазина, портнихи, лесные сторожа, прислуга, крестьяне и еще крестьяне; пишет мастеровщина, чиновничество, писаря, приказчики, конторщики, офицеры, псаломщики, священники и т. д. И все более или менее на одну тему, и почти все с большей или меньшей дрожью в голосе и тоном, полным исканий и стремлений и страстного желания выйти из того положения, в котором они стоят по воле «злой судьбы» или «старушки истории», и полные мучительной жажды развернуть, углубить, расширить свою жизнь, сделать ее полнее, глубже, возвышеннее, напряженнее, а значит, и красивее…»

«Все эти тысячи писем получены нами от читателей по поводу наших статей и книг о самообразовании… и читая и перечитывая эти письма, просто диву даешься, видя, какая гигантская и напряженная работа мысли и сознания кипит в настоящее время в глубинах народной души и до какой степени глубоко пустила уже в ней свои широко ветвящиеся корни мысль, для нас, интеллигентов, давно сделавшаяся избитой истиной: один из самых лучших и самых верных способов «сделаться человеком» заключается в том, чтобы раздвинуть свой кругозор, перестать быть узким, иначе говоря, темным, перестать быть намеренно или ненамеренно слепым, поддержать, укрепить, освежить свою житейскую практику живительной влагой, содержащейся в умной, ученой, честной книге, написанной таким писателем, который понимает в жизни побольше и получше, чем он, читатель. Огромное большинство полученных нами писем заключает в себе не что иное, как запросы о том, что читать и за какую книгу прежде всего взяться, и, читая и перечитывая письма, полученные в таком количестве, что на них один человек лишь с большим трудом может ответить, невольно чувствуешь, что душевные переживания тех, кто их писал, неизбежно становятся и вашими, а их горе, недуги, напасти, страдания — вашими собственными страданиями».

Вот эти переживания и эти страдания сотен тысяч читателей и стали переживаниями и страданиями самого Рубакина.

Из слушателей и читателей Рубакина огромное большинство были молодыми. Именно в молодости остро ощущается и недостаток знаний, и горячая жажда их приобрести.

«Работа над самообразованием не так трудна, как кажется, — говорил Рубакин. — Гейне писал: «Тот, кто верой обладает в невозможнейшие вещи, невозможнейшие вещи совершать и сам способен».

«При самом же начале нашей работы требуйте от себя, чтобы всякое знание, вами приобретаемое, непременно было: 1) точным, 2) достоверным, 3) отчетливым, 4) связным, т. е. связанным и в вашем сознании единством с окружающей жизнью, 5) действенным, т. е. вносящим и в вашу и в окружающую жизнь нечто светлое, плодотворное, красивое и радостное… не будем никогда забывать, что самообразование есть не что иное, как орудие расширения жизни, ее углубления и возвышения во всех смыслах, жизни не только своей, но и других людей, массовой, народной, общественной».

«Правда, некоторые читатели пишут нам: я сам не знаю, что мне интересно, что неинтересно. Таким читателям нельзя не дать такого ответа: вы глубоко заблуждаетесь… Ничем не интересуются только мертвецы, у каждого же живого человека есть целый ряд интересов…

Таким читателям можно сказать: хорошенько над собой подумайте и поищите и постарайтесь отыскать в своей душе то, что интересно вам, точнее говоря, то, что интересует вас более, чем что-либо другое».

«…Мы глубоко верим, что во всяком человеке при известном, более или менее умелом, внешнем воздействии всегда можно пробудить какой-нибудь интерес к чему-либо, а пробудив его и опираясь на него, как на первую ступень, которая завтра же будет оставлена и забыта по своей ненужности, идти все дальше и дальше… И это тем более справедливо для тех людей, которые сами просят о помощи в деле самообразования… Повторяем, нет и не может быть таких людей, которые бы ничем не интересовались».

Уже в 90-е годы у Рубакина появилась и стала развиваться мысль о том, что важно не содержание книги, а то, что читатель в нее вкладывает, какие чувства, настроения, мысли она вызывает, отрицание объективного содержания книги, за которое потом его так корили и советские критики и Ромен Роллан.

В «Практике самообразования» Рубакин пишет: «В чем же… главное значение книжного влияния? Не столько в том, что читатель выносит из книги, сколько в том, что он сам переживает во время ее чтения, в том, что он передумывает, читая ее, в том, какие чувства, настроения, стремления, мечты и т. д. зарождаются при этом в читательской душе и — стремления к каким именно действиям. Но все это происходит не столько под влиянием книги, сколько совместно с нею, одновременно. Говорят нередко — «книга наводит на мысль». Это правильнее, чем говорить — «книга внушает мысль».

Утверждение, что книга только возбудитель, а не источник мысли, возникло у Рубакина очень давно. Оно, по существу, уже зарождалось в его очерках о читающей публике еще в конце 90-х годов, но постепенно принимало все более и более четкое выражение. В «Практике самообразования» эта мысль уж сформулирована почти в окончательной форме и впоследствии в дальнейших работах по созданию теории читательства, библиопсихологии была только развернута. Она применялась автором прежде всего к делу самообразования. Вот что он пишет в этой книге: «…Читатели сплошь и рядом сводят самообразовательную работу к усвоению чужих идей, чужих мнений, чужих теорий. Между тем самая суть этой работы вовсе не в усвоении чужого, а в процессе мышления, продумывания». И дальше: «…Если на кого и можно положиться, то лишь на самого себя, и поэтому считать приходится только те чужие мнения истинными и только те доказательства доказательствами, которые пропущены через свою собственную мысль. Вот в этом-то передумывании и крепнет человек. Это-то собственное передумывание чужих дум и есть сила, главная могущественная сила, с которой ничего не может поделать никто со стороны. Поэтому на каждую читаемую книгу необходимо смотреть не как на источник мыслей, а как на возбудительницу их. Разумеется, при такой работе нередко случается, что и чужие мысли становятся своими. Важно то, чтобы стали-то они ими изнутри, а не извне, чтобы они всосались, а не присосались к душе».

Рубакин разработал своего рода основные правила для самообразовательной работы. «Первое и главное правило, — пишет он, — надо начинать самообразовательную работу не с книги, а с жизни. Жизнь учит гораздо большему, чем лучшая из лучших книг. Книга только орудие и пособие. Не жизнь нужно проверять книгами, т. е. теориями, а как раз обратно.

Второе правило: всякое явление жизни надо обсуждать непременно и постоянно не с одной какой-либо стороны, а со многих, — с возможно большего числа сторон…»

Самообразование заключается не только в воспитании и развитии своего ума, но и в воспитании и развитии чувств. Можно и должно не только глубоко и тонко мыслить, но и глубоко и тонко чувствовать.

Первой задачей для возбуждения у человека интереса к самообразованию Рубакин ставил нахождение такой книги, которая зажгла бы в нем этот интерес. Именно определяя такие книги, учитывая социальное положение, психологический тип читателя, его интерес, Рубакин и начал разрабатывать свою теорию книги, теорию типов книг, читателей и авторов, теорию «книги-приманки».

Говоря о самообразовании, Рубакин всегда подчеркивал три основные его задачи: дать человеку «знание, понимание и настроение». Рубакин целью самообразования ставил всегда выработку не только миросозерцания, но и определенного революционного действия. Самообразование должно было сделать человека революционером.

Именно в этом смысле он и говорил о «боевом, революционизирующем характере» всех своих работ, в том числе библиографических.

Любопытно, что возможности самообразования Рубакин выразил даже в цифрах.

«Всякий может уделить чтению один час в день, а в воскресенье 3 часа. Следовательно, 52 воскресенья по 3 часа дадут 156 часов. А 313 будней по 1 часу — это 313 часов чтения. Значит, в год получается более 450 часов чтения. Это самое малое 5 тысяч страниц! А при навыке в два-три раза больше».

Такая программа не просто предусматривает число часов для человека, желающего заняться самообразованием. Это программа воспитания в себе упорства, целеустремленности, непреодолимого желания стать образованным. Дело тут не в числе часов, а в том, чтобы иметь волю расходовать свое время на чтение так, как это подсчитал Рубакин.

Это характерно и для него самого. Для писания своих книжек, для ответов на бесчисленные письма, для составления каталогов и крупнейших библиографических работ Рубакин должен был и сам распределить свое время так, чтобы у него не пропадало зря ни одного часа. Как я помню отца, он начинал работу около пяти часов утра и продолжал ее весь день с короткими перерывами для еды. Я не помню, чтобы он ходил в театр. Позже, когда появилось кино, он стал его постоянным посетителем. Но его влекло в кино то, что он считал его замечательным техническим достижением, а он питал огромный интерес ко всем техническим достижениям и зорко следил за ними.

Он следил за ними и восхищался ими, потому что верил в бесконечную силу человеческого гения и его возможность создать такую технику, при которой человечеству будет жить легко. Когда появились самолеты, он сразу взялся писать книгу о них. Когда появилось радио, отец с восторгом принял это изобретение. Я сложился с моими братьями, и мы преподнесли ему в один из его дней рождения в Лозанне самый лучший в то время приемник — «Телефункен». И каждый вечер наш отец с восторгом слушал его. Но удивительное дело — его интересовало не столько то, что передавали по радио, сколько то, что люди научились пользоваться невидимыми электромагнитными волнами для передачи человеческого голоса и любых звуков.

Он, к сожалению, не дожил ни до распространения телевидения, ни до запуска первых спутников Земли. А какой бы для него было радостью все это узнать и увидеть!

Когда Рубакин поставил вопрос о самообразовании на реальную почву — число нужных для этого часов, — встал вполне логично вопрос и о том, что именно читать для того, чтобы в минимальное количество часов приобрести максимум знаний. Вопрос экономии чтения неизбежно приводил к вопросу о качестве чтения, то есть о составлении программ для чтения.

Опыт показал Рубакину, что эти программы могут и должны быть также и индивидуальными. Я говорю «также», потому что можно составлять и огромные программы для массового читателя, в масштабе всей страны, но в этих массовых программах нужно дать характеристику предлагаемого для чтения материала так, чтобы каждый читатель мог его выбрать по своему вкусу, интересу и желанию.

Но читателю были нужны и свои, индивидуальные программы. А для этого Рубакин должен был узнать самого читателя, определить его психический тип, интересы, возможности и т. д. Иначе говоря, для получения наилучших результатов при самообразовании нужно было изучить и книгу и читателя, а значит, и автора.

Вот такого рода исследования и привели Рубакина к построению теории чтения, основанной на изучении психических типов читателей и книг. Это легло в основу созданной им новой отрасли психологии и библиологии — библиопсихологии, которую он называл наукой о социальном и психологическом воздействии. Как бы ни относиться к ней, она является серьезной и пока что единственной попыткой внести научный подход в дело чтения, изучения читателя и книги. До сих пор психологи изучали психологию человека вообще, не применительно к чтению, а библиологи изучали книгу независимо от читателя.

Рубакин и в своей теории самообразования показал, что все это должно быть объединено, связано одно с другим — изучение читателя и книги. Это является наиболее выгодным в деле самообразования, так как путем рекомендации книг, соответствующих психическому типу читателя, возможно значительно ускорить у него процесс усвоения знаний. Тогда и те цифры для числа часов чтения, которые мы привели, получат иное значение. Тогда самообразование действительно станет научной областью.

За свою жизнь Рубакин вел личную переписку с более чем 20 тысячами человек — с рабочими и крестьянами, учителями и учащимися. Он составил и разослал своим корреспондентам около 15 тысяч индивидуальных программ для чтения и самообразования. Недаром Плеханов писал о Рубакине, что «среди русских писателей он занимает особое место». И это место было исключительно почетным. Рубакин пробудил к жизни, знанию и деятельности миллионы людей.

Не только с ранней молодости, но, можно сказать, с ранней юности Рубакин инстинктивно пришел к мысли о важности самообразования, потому что и сам занимался самым глубоким и широким самообразованием. Те часы, которые он высчитал как необходимые для самообразования, он затратил и сам, но ввиду его необычайной работоспособности, блестящих способностей он за эти часы усвоил неизмеримо больше, чем любой из его корреспондентов. Но он этим отнюдь не гордился, наоборот, он считал, что все усвоенное им может служить примером для усвоения и другим, всем желающим.

С 14 лет и до последнего дня жизни, то есть в течение 70 лет, Рубакин занимался вопросами самообразования. Еще мальчиком, работая в библиотеке своей матери, он знал чуть не наизусть все книги и даже их содержание, давал советы читателям при выборе ими книг. С 1882 года, когда он был еще студентом 2-го курса Петербургского университета, он организовал при библиотеке кружки читателей и руководил ими. В 1887 году к ним присоединились рабочие бумагоделательной фабрики, которая принадлежала его отцу. И среди них Рубакин организовал кружок читателей.

В 1889 году Рубакин составил первую программу вопросов к читателям. Программа эта была обсуждена в Комитете грамотности, в котором он тогда работал. На ее основе Рубакин разработал анкету для читателей, распространенную им через журналы и индивидуально. Полученные данные легли в основу первых трудов Рубакина о самообразовании и об изучении читателя. По поводу переписки Рубакина с читателями его старый друг Н. В. Чехов правильно замечает, что «если мы вспомним положения, которые Н. А. Рубакин поставил в основание всей своей работы, то поймем, что общее направление этой переписки должно было революционизировать читателей, особенно рабочих и крестьян». Между 1889 и 1907 годами в переписке участвовали 5189 читателей, а за период после переезда Рубакина за границу, с 1911 по 1915 год, к ней прибавилось еще около 5500 корреспондентов из России, в том числе около тысячи промышленных рабочих. Журнал «Вестник знания» был и посредником в этой переписке.

Если «Этюды о русской читающей публике» были первым материалом по изучению русских читателей из народа, то на основании последующей переписки Рубакиным были написаны его классические труды: «Письма к читателям о самообразовании» («Круг знаний», 1910, 3 переиздания — 1911, 1919, 1923 гг.), «Практика самообразования» (1914), «Как и с какой целью читать» (1922), «Вперед и вверх» (1922).

После нескольких лет жизни за границей Рубакин стал охватывать и западноевропейского читателя. Он разослал анкету «Читатель, познай самого себя!», на французском языке (Lecteur, connais toi toi-meme!) и до 1940 года из разных стран получил 20 тысяч ответов.

В письмах к Рубакину читатели рассказывали ему о своих нуждах, о своей жизни. Зачастую это были малограмотные, а порой и почти неграмотные рабочие и крестьяне. Но письма их служили для Рубакина источником настоящего вдохновения, надеждой на лучшее будущее. В них он видел свой народ, пробуждающийся к новой жизни и к борьбе. Переписка Рубакина с читателями — это отражение всей духовной и материальной жизни русского народа, отражение не внешнее, не рассудочное, а по их собственным словам, по их собственным мыслям. В этом-то и заключается ее ценность для изучения истории русского общества в конце XIX и первой четверти XX века.

Часто его корреспонденты писали вычурным, цветистым языком, думая, что так будет «литературнее» и «умнее». Иногда они употребляли слова, значение которых им самим было неясно, но которые в их глазах звучали красиво.

Так, один из читателей в своем письме к Рубакину писал: «Вы — мой имманентный интернационал» — он, видимо, наслаждался созвучием этих непонятных для него слов.

Другой читатель писал: «Вы желаете, чтобы человечество выродилось от животного происхождения», — фраза нелепая, но ясно, что автор хотел ею сказать.

В порыве любви к моему отцу один из корреспондентов, почитая Рубакина и как человека, руководящего самообразованием, и как учителя, слил оба эти понятия в одно слово и в своих письмах к моему отцу обращался так: «Дорогой самоучитель».

Мы потом долго дразнили отца, обращаясь к нему с этим титулом, а потом перенесли его на всех читателей, писавших отцу. Отца это очень обижало, он негодовал на нас. Он не допускал того, чтобы над его корреспондентами смеялись. Он относился к ним с самым большим уважением. Так же как он сразу распознавал содержание и характер книги, лишь взяв ее в руки и бегло перелистав, так он определял и характер, и настроения, и классовое положение, и даже национальность читателя, держа в руках его письмо. От писем нередко шел запах, позволявший определить профессию его автора: запах кожи, дерева, пота.

Все те, кто под руководством Рубакина приступил к самообразованию, сохранили о нем преданную память и горячие чувства любви и уважения. Для того чтобы понять, что они ценили в нем и о чем хранили память всю жизнь, интересно привести выдержки из некоторых их писем, написанных ими ко мне в ответ на мои вопросы об их переписке с отцом, следовательно, уже более чем через 20 лет после его смерти.

Вот письмо бывшего крестьянина Василия Максимовича Зиньковского, ставшего потом агрономом и жившего в городе Майкопе:

«Имя Николая Александровича Рубакина и воспоминания о нем я воспринимаю всегда с каким-то почтительным благоговением, так много он сделал для меня, и верю — для очень и очень многих, для тысяч людей, своей разумной просветительной деятельностью…

С Н. А., с его литературными выступлениями, книгами мне посчастливилось соприкоснуться давно… сразу после школы, и потом уже на всю жизнь он стал для меня учителем и добрым наставником в использовании печатного слова, книги как источника человеческих знаний.

…Оглядываясь теперь на свой пройденный интеллектуальный путь, я себя считаю прямо счастливым, что мне своевременно пришлось познакомиться с глубоким, разумным словом большого народного просветителя и ученого Н. А. Рубакина, а потом и в личной переписке с ним посильно воспринять его взгляды и стремления в вопросе самообразования. После школы Н. А. сыграл в моей жизни исключительную, решающую роль. Он своими статьями, книгами научил меня любить и использовать книги как источник знаний, научил, как выбирать и работать с книгой и при помощи книги работать над собой…

От Рубакина, — писал дальше автор этого письма, — я впитал это уважение и любовь к книге навсегда: книга была для меня основной опорой жизни…

Поэтому имя Николая Александровича Рубакина, память о нем для меня особенно дорога, по-своему священна.

Наблюдая теперь за людьми старшего поколения наших лет, прямо чувствуется у некоторых и по выступлениям с речами, в печати, по их научным работам, виден отпечаток работы в свое время над книгами, статьями, мыслями Н. А. Рубакина, наглядно заметно оставленное большое, благотворное рубакинское влияние».

Характерны также воспоминания одной сельской учительницы — Веры Степановны Власенко (по мужу Курбатовой). Среди учителей было особенно много читателей, ведших оживленную переписку с Рубакиным. Да это и понятно. Среди них было много людей, жаждавших знаний и не смогших их получить в достаточной мере, людей, работавших в глухих углах Российской империи и лишенных всякой возможности продолжать там свое образование.

«…Тогда я жила в селе Холмец Ржевского уезда Тверской губернии, — вспоминает В. С. Курбатова, — позади была тюрьма, ссылки. Меня долго не допускали к работе. Только с 1911 года я получила место учительницы в бедном глухом селе. В Холмеце было еще два учителя, к сожалению, далекие от политики. Они избегали «предосудительных разговоров», подразумевая под этим не только критику самодержавия, но даже проблемы улучшения системы народного образования. Я чувствовала себя одинокой и очень тосковала. Как расти самой, как учить людей, когда даже библиотеки в селе не было? Я растерялась».

В это время в одном прогрессивном журнале о самообразовании ей попалась статья Н. А. Рубакина. Она написала Рубакину письмо и через довольно продолжительное время получила от него ответ из Швейцарии: письмо и пакет с книгами. «С этого момента, — писал ей. Рубакин, — не считайте себя одинокой». Так началась переписка с Рубакиным — письма и книги шли от него в ответ на ее письма. В архиве Рубакина в Ленинской библиотеке в Москве хранятся сотни таких писем к нему и копии его писем к читателям. Среди корреспондентов Рубакина был и будущий писатель А. С. Новиков-Прибой.

А. С. Новиков-Прибой писал Рубакину 27 апреля 1912 года, получив газету «Русское слово» с его статьями о самообразовании: «Очень благодарен Вам за присланную газету с Вашими статьями о самообразовании. Я прочитал их с большим удовольствием. Прочитал по этому же предмету и все, что Вами было напечатано в «Новом журнале для всех» за прошлый год… Я очень рад, что Вы взялись за такую работу. Лично я придаю этому большое значение. Думаю, что такого же мнения будет и всякий, кто стремится к свету знания. А таких людей много, даже очень много. Но вся беда их в том, что они не знают, что читать, как читать и куда обратиться за советом. И брали книги, какие попадались под руки, часто ничего не дающие ни уму, ни сердцу. Мне, например, приходилось встречать людей, годами увлекающихся чтением, и все-таки как мало развились они! И вот являетесь на помощь Вы, знаток книжных богатств, со статьями, изложенными популярным языком.

Мало того, что Вы указываете жаждущим знания на богатые сокровища человеческой мысли: Вы при этом еще доказываете им, что при старании они могут достигнуть огромных успехов, бодрите их, зовете вперед. Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что, читая книги по Вашему указанию, можно за один год приобрести знаний больше, чем в другом случае за целых десять лет. Да, тут есть за что горячо Вас приветствовать и выразить Вам самую искреннюю благодарность: в особенности много будет обязан Вам наш брат, рабочий люд».

Впервые он пришел к отцу, будучи еще простым матросом, и принес ему свою рукопись о морском бое при Цусиме, в котором он участвовал как матрос военного корабля «Орел», потопленного японцами. Новикову просто хотелось передать письменно то, что он пережил. Отец вложил ему в сердце страсть к писательству, убедил его в том, что он станет писателем. И так и вышло.

Рубакин считал, что каждый человек может писать, может стать писателем. Вопрос в том, чтобы его натолкнуть на это, зажечь в нем искру, которой не подозревает он сам.

Каждому читателю отец советовал возможно больше писать о своей жизни, пробовать силы в литературе. Надо сказать, что немало своих читателей он «втолкнул» на литературное поприще.

Упорно советовал Рубакин заняться литературой А. А. Демидову, малограмотному крестьянину, которого он и в глаза не видел. По этому поводу у них завязалась дружеская переписка. Демидов в конце концов стал писателем. По совету моего отца взялись за перо Павел Низовой, А. С. Новиков-Прибой и ряд других писателей. Надо сказать, что уже сама переписка читателей с Рубакиным вырабатывала у них литературные наклонности, стимулировала их к писанию вообще.

«СРЕДИ КНИГ»

Научно-популярные книжки Рубакина в настоящее время значительно устарели: очень устарел материал, поданный в них, так как прогресс во всех областях человеческого знания и жизни за последние полвека был огромным. Несколько устарел и язык этих книжек.

Современный советский читатель неизмеримо вырос по сравнению с дореволюционным, он знает много, он понимает любой научный язык, если ученый пишет ясно.

Но один вопрос, поставленный Рубакиным в то время, сохраняет свою актуальность и теперь: это вопрос о том, как разобраться человеку, занимающемуся самообразованием, в том огромном книжном богатстве, которое имеется в нашей стране и в которое непрерывно вливаются новые бесконечные потоки все новых книг? При таком количестве книг проблема ориентация в книгах приобретает особенное значение, даже большее, чем раньше, когда было гораздо легче рекомендовать книги для самообразования. Иначе говоря, надобность в рекомендательном каталоге теперь не менее, а может быть, и более остра, чем раньше.

Но есть и различие. Во времена Рубакина еще можно было составить общий рекомендательный общеобразовательный каталог книг по самообразованию. В настоящее время при огромном количестве книг и резкой специализации учащихся и работников, кроме такого общеобразовательного рекомендательного каталога, нужны еще и специальные, но каждой области науки, ибо они так разрослись, что уже не могут уместиться в качестве раздела в общем каталоге.

Давать людям знания означало для Рубакина писать научно-популярные книжки. А для того чтобы их писать, он считал необходимым собирать и изучать огромные книжные богатства. Так начала свою историю ставшая знаменитой библиотека Рубакина. Для самообразования, крупнейшим пропагандистом которого он являлся, нужно было составлять пособия и рекомендательные каталоги, рассчитанные и на массового и на индивидуального читателя. Вся колоссальная переписка Рубакина с читателями — это его подробнейшие советы: как приобретать необходимые знания, какие книги надо обязательно прочитать и т. д. Давать же такие советы можно было, только досконально изучив и литературу и читателей.

Задача просвещения масс, все те формы, которые, по мнению Рубакина, подводили к осуществлению этой задачи: развитие самообразования, создание научно-популярной литературы, библиотечная работа — были неразрывно связаны с библиографической работой. Помочь читателю найти подходящую книгу, соответствующую его интересам, его психическому типу, помочь ему среди огромного книжного потока выбрать книги, позволяющие с меньшей затратой времени получить необходимые знания, — этим принципом руководствовался Рубакин, составляя библиографические списки, указатели, каталоги. Значение его в этой области чрезвычайно велико. Библиографические труды Рубакина — скольким людям помогали они в течение многих лет, скольких вели по трудному пути приобретения знаний!

Вершиной трудов Рубакина стала его знаменитая «Среди книг». Это как бы синтез всей многосторонней и многогранной деятельности Рубакина.

«Среди книг» действительно была событием в культурной жизни нашей страны. Помню, кто-то из писателей заметил, что, если бы даже Рубакин ничего не написал, кроме этого, его имя вошло бы в историю русской литературы.

Новый читатель знал, осознавал свои запросы, но он не мог знать нужных ему книг. Именно в этот период рекомендательный каталог с оценками, рецензиями и т. п. мог играть огромную роль. Рубакин это подметил и писал во Введении к первому тому «Среди книг», что «множество людей роются в «указателях лучших книг», «рекомендательных каталогах», читают рецензии и «библиографии», сотни тысяч людей идут целыми толпами в библиотеки и книжные магазины и спрашивают там определенные рекомендованные книги, рекомендованные то какой-нибудь «программой чтения», то последней книжкой любимого журнала, то просто-напросто каким-нибудь хорошим человеком».

Что же представляет собой эта работа?

«Опыт обзора русских книжных богатств в связи с историей научно-философских и литературно-общественных идей. Справочное пособие для самообразования и для систематизации и комплектования общеобразовательных библиотек, а также книжных магазинов» — так определяется характер этой книги в подзаголовке.

Первое издание «Среди книг» вышло в 1905 году, второе — в 1911–1915 годах (три тома). Второе издание значительно отличалось от первого. Если в первом рассматривалось около 7500 книг, то во втором около 20 тысяч. Кроме того, во втором издании многое было сделано, чтобы облегчить пользование книгой, сделать ее практически доступной даже для малоподготовленного читателя.

Первый том (мы рассматриваем второе издание) состоит из двух частей. Первая — теоретическая, «научно-библиологический очерк» о книжных богатствах, их изучении и распространении. Сам Рубакин рассматривает ее как попытку изложить основы книжного дела. Вторая часть собственно библиографическая. Она, в свою очередь, тоже состоит из двух частей: I — изящные искусства (в том числе беллетристика), литература, публицистика, этика в связи с их историей, теорией, критикой, II — общественные и естественные науки, математика, логика, гносеология, философия, детский, справочный и библиографический отделы и приложения (алфавитные указатели — именной и предметный).

Во второй части не просто перечисляются книги, размещенные по определенным отделам, но каждому отделу предпосланы предварительные замечания, в них дается характеристика литературы, собранной в данном отделе, характеристика авторов, исторические сведения, история идеи.

Библиографическая часть каждого отдела разбита на параграфы, в которых собраны книги, трактующие один вопрос, иногда весьма частный.

Как отмечено в предисловии, книги расположены по степени относительной трудности в изложении и в понимании их. Римской цифрой I перед номером отмечены книги, доступные читателям, получившим образование ниже среднего и начальное, цифра III отмечает книги специальные, требующие от читателя значительной подготовки, и, наконец, цифра II указывает книги, доступные начинающим читателям со средним образованием. Большая же часть книг, не отмеченная никакими знаками, рассчитана именно на читателя со средним образованием.

В предварительных замечаниях, как правило, оговариваются книги, которые могут быть рекомендованы для сельских и фабричных, товарищеских и общественных библиотек.

Таким образом, труд «Среди книг» представляет собой массовую программу самообразования для любого читателя. Читатель только должен научиться ею пользоваться.

«Среди книг» не могла бы быть, если бы Рубакин не писал своих научно-популярных книжек, не составлял тысячи индивидуальных и массовых рекомендательных каталогов и программ чтения, если бы не переписывался с тысячами читателей. «Среди книг» — это результат всей огромной работы, произведенной им в его долгой жизни. Это лучший памятник ему и всей его просветительной деятельности. Для составления «Среди книг» ему пришлось просмотреть, как он сам пишет, около 60 тысяч книг и отобрать из них лучшие. Но на деле надо учитывать и прочие книги, здесь им не упомянутые, а сам он считал, что на своем веку прочел и просмотрел не менее 200 тысяч книг. Вот какой колоссальный труд был им проделан!

Об огромном значении этой работы говорит и тот факт, что Владимир Ильич откликнулся на нее специальной рецензией, которая выходит далеко за пределы простого отзыва о книге. В рецензии этой Ленин излагает и взгляды на библиографию.

Ленин прежде всего указывает, что «…издание подобного типа представляет громадный интерес и… план автора, в общем и целом, вполне верен. В самом деле, дать разумный «обзор русских книжных богатств» и «справочное пособие» для самообразования и библиотек нельзя иначе, как в связи с историей идей»24, «Автором и его многочисленными сотрудниками (если бы Ленин знал, что этих «многочисленных» сотрудников было всего два, но у Рубакина была страсть представлять свои труды как достижение целой группы работников — так было и с его Институтом библиопсихологии. Быть может, ему думалось, что ему не поверят, если узнают, что вся основная работа во всех его начинаниях была выполнена им одним), названными в предисловии, затрачен громадный труд и начато чрезвычайно ценное предприятие, которому от души надо пожелать расти и развиваться вширь и вглубь… Ни одной солидной библиотеке без сочинения г-на Рубакина нельзя будет обойтись»25.

Одновременно Ленин отмечает и недостатки этого труда — «эклектизм и недостаточное обращение к специалистам», «предубеждение автора против полемики», хотя фактически он прибегает к «прикрытой полемике», что, по мнению Ленина, представляет собой худшую форму полемики.

Еще когда Рубакин готовил второй том «Среди книг», он решил попросить Ленина написать туда статью с изложением сути большевизма. В январе 1913 года он обратился к Владимиру Ильичу:

«Уважаемый Товарищ, во II том «Среди книг» мне хотелось бы внести характеристику большевизма, изложение самой сути его, и указать те книги, в которых имеется изложение этой сути. Полагая, что лучше Вас никто не сможет этого сделать, обращаюсь к Вам с просьбой помочь мне в этом деле и прислать (приблизительно через неделю) краткое, не более как на одной странице почтовой бумаги такое «экспозе». Разумеется, дело идет не о том, чтобы излагать сущность социал-демократии вообще, но лишь пункты, отличающие большевизм от других с.-д. течений. Желательно также, чтобы Вы указали главнейшие пункты эволюции большевизма, начиная с момента его возникновения. Постараюсь в Вашей характеристике не делать никаких изменений. Как Вам, вероятно, известно, моя книга стоит вне партий, и всякая полемика различных направлений (за исключением истории полемики) исключена. Изложение требуется догматическое. Позвольте надеяться, что Вы, ради обстоятельного ознакомления с сущностью и литературой большевизма, исполните эту мою просьбу.

Уважающий col1_0»

Ленин ответил на это письмо 25 января 1913 года:

«Уважаемый товарищ!

Исполняя Вашу просьбу, посылаю Вам «экспозе» такое короткое, какое только мог. Если бы Вы не добавили, что «история полемики» в Вашей книге не исключена, то изложение большевизма было бы совсем невозможно.

Кроме того, сомнения вызвала во мне Ваша фраза: «Постараюсь в Вашей характеристике не делать никаких изменений». Я должен поставить условием печатания отсутствие каких бы то ни было изменений (о чисто цензурных можно бы, конечно, списаться особо).

Не подойдет — верните, пожалуйста, листок.

С товарищеским приветом

Н. Ленин»26.

Как известно, «экспозе» Ленина было напечатано во втором томе «Среди книг».

Мы уже указывали, с какой злобой набросились на работу Рубакина «Среди книг» реакционные критики. Но и либеральные и даже передовые круги поняли революционный характер этого библиографического труда. Недаром в докладе, сделанном в 1916 году на заседании Русского библиологического общества, говорилось, что один из наиболее крупных библиографических трудов за 1890–1915 годы «исходит из кругов библиографических работников, деятельность которых преследует не столько библиографические, сколько социально-политические цели. Такова работа Н. А. Рубакина «Среди книг».

О революционизирующем значении «Среди книг» можно судить по тем злобным выкрикам, которыми эта книга была встречена в лагере российской реакции.

Известный «нововременский» черносотенный публицист В. Розанов писал:

«Много забот правительству дают эти социал-библиографы — Горнфельд, Венгеров и Рубакин. Все они хитры, как Талейраны: пишут библиографию, не придерешься. Нельзя же запрещать библиографию: тогда французская Академия что скажет. Изумятся англичане, возмутится Берлин. Ни для Петропавловской, ни для Шлиссельбургской крепости библиография недосягаема… Достаньте вы, например, хоть 12-дюймовой пушкой Рубакина, когда он пишет просто: «Среди книг». Просто, очень невинно, и для усиления невинности посвящает книгу своей мамаше, Лидии Терентьевне Рубакиной, 20 лет работавшей среди книг и научившей любить книгу, и верить в ее светлую и непреоборимую мощь. Во «Введении» (190 стр.) Н.Р. «научает организации библиотек» (курсивы Розанова). Что поделаешь, «Среди книг» будут читать и именно по ней организовывать читальни, библиотеки, даже сортировать в магазинах товар, книга Н.Р. будет ходка, да и уже сейчас она и пошла, как когда-то «крестный календарь» Гуцкова. (Sic! «ученый» Розанов смешал Гуцкова с Гатцуком). Во «Введении» есть специальные главы об устройстве библиотек на фабриках и об устройстве сельских библиотек, и через 20–25 лет библиотеки всей России, кроме громадных и казенных (без читателей вдали уединенные), будут подобраны во вкусе Рубакина, фатально. Неодолимо. Каталог с толкованиями подчиняет себе неодолимо библиотекаря, становясь ему другом и светящейся свечой. Кто же заметит, что в сущности «свеча Рубакина» сжигает все библиотеки, что она не «среди книг», а «против книг», за брошюрки, за листки… А без Рубакина не обойдешься! Вот все эти Киреевские, Аксаковы, Рачинские парили в воздухе, махали крыльями; к ним подполз незаметно червячок, всего только Рубакин, послушный своей мамаше, и испортил им всем блюдо…» «Социал-демократы съедят всех трудолюбием…» «Вот вам «Среди книг» получите… Вы меня генералом Курловым (тогдашним начальником охраны) не испугаете». И никто не может одолеть, удержать, противиться…»

«Среди книг» была адресована не только библиотекам и библиографам. Она была адресована и непосредственно читателям и, быть может, даже больше всего им. В этом-то и заключается одна из оригинальностей этого труда. Письма читателей Рубакину ясно показывают, что они непосредственно пользовались этим трудом в своей самообразовательной работе.

Книгу «Среди книг» покупали читатели как пособие для самообразования.

Новиков-Прибой, получив от автора экземпляр «Среди книг», писал: «Для меня эта книга будет вместо профессора. С ее помощью я до всего доскоблюсь» (письмо от 27 апреля 1912 г.). А в другом письме (от 1 мая 1912 г.) он еще писал: «Не нарадуюсь я, перелистывая Вашу книжку. Сохраню ее на всю жизнь. Она будет для меня лучшим советником по части чтения. Мало того, с помощью ее я сумею сделать указания по выбору книг и своим товарищам — матросам, солдатам, рабочим и крестьянам, — которые больше, чем кто-либо, нуждаются в этом».

Большой интерес к составлению «Среди книг» проявлял Георгий Валентинович Плеханов, живший тогда в Женеве.

Предварительные замечания, предпосланные каждому разделу в «Среди книг», Рубакин посылал на просмотр Плеханову, который очень внимательно их читал и подробно анализировал. Его письма к Рубакину по этому поводу представляют большой интерес и для характеристики самого Плеханова.

Плеханов очень часто пользовался библиотекой Рубакина, постоянно получал от него заказанные им книги по почте, аккуратно их возвращал, советовался с Рубакиным об отборе материалов для своих работ. Он и сам нередко приезжал к Рубакину в Кларан и в Лозанну и подолгу с ним беседовал. Бывал у него в Женеве и Рубакин.

Рубакин часто, но не всегда учитывал замечания Плеханова. Так, например, Плеханов советовал ему выкинуть произведения «легального марксиста» профессора М. Туган-Барановского из рекомендательного списка. А Рубакин, который был в свое время лично знаком с Туганом, этого так и не сделал, за что Плеханов его корил.

Когда «Среди книг» вышла и Рубакин послал ее Плеханову, тот писал Рубакину о ней: «Вы знаете, конечно, что печать встретила Вашу книгу единодушными похвалами. Да иначе и быть не могло, потому что она окажет незаменимые услуги всякому занимающемуся нашей литературой. Я с нетерпением жду второго тома».

Кроме «Среди книг», Рубакин составил и напечатал более 20 других библиографических указателей типа рекомендательных каталогов, общих и специальных, преследующих ту же цель — революционизацию книжного дела. Среди этих каталогов некоторые предназначаются для рабочих и крестьянских кружков, другие для пропагандистов и агитаторов, третьи для учащейся молодежи, четвертые для библиотекарей, пятые для учителей и т. д. Большинство этих рекомендательных указателей появилось без имени их автора, и все разошлись в большом количестве экземпляров.

Но «Среди книг» останется незабываемым памятником всей творческой жизни и деятельности Н. А. Рубакина. Не только самая идея создания такого труда, но и он сам еще долго будет оставаться необходимым пособием для работы любого библиографа, любого книговеда, любого историка нашей литературы. В этом непреходящее значение «Среди книг».

Ленину принадлежит мысль о создании «советского Рубакина», о создании сочинения, сходного по плану с трудом «Среди книг», но составленного в марксистском духе.

В 1964 году старый большевик Г. Литвин-Молотов вспоминал, как Надежда Константиновна Крупская уговаривала его заняться «советским Рубакиным», как незадолго до смерти интересовалась она выпуском проспекта «Книги о лучших книгах», который готовила Библиотека имени В. И. Ленина. Вопрос об издании такого труда был поставлен еще Лениным, и Надежда Константиновна говорила о нем как «о выполнении завещания Ленина». «Сейчас трудно сказать, — пишет Литвин-Молотов, — когда у Владимира Ильича возникла идея об издании «советского Рубакина» — совершенно новом издании… Может быть, в эмиграции, тогда, когда Ленин писал рецензию на «Среди книг», у него могла появиться мысль о том, как было бы хорошо подготовить и издать вполне современного научно-марксистского Рубакина». «…Но ясно, что беседы Ленина с Крупской о необходимости издания «советского Рубакина» (выражение Владимира Ильича) относятся уже к послеоктябрьскому периоду».

Автор этой статьи пишет, что и теперь, 25 лет спустя после смерти Надежды Константиновны, требуется издание типа рубакинского «Среди книг». Причем речь идет не о простой перепечатке старого издания, а о создании совершенно нового, но того же типа, на базе современных научных марксистско-ленинских знаний.