3

3

Могучий двигатель творческой культуры, Пушкин щедро оплодотворил и всю область родного искусства — музыку и театр, живопись и скульптуру, хореографию и кино.

Великие композиторы стали гениальными истолкователями Пушкина. От Глинки и Даргомыжского, через Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского и Рахманинова русская опера выросла, окрепла и получила мировое признание на образах и темах Пушкина. В наши дни «Станционный смотритель» В. Крюкова, «Граф Нулин» М. Коваля, «Пир во время чумы» А. Гольденвейзера, «Барышня-крестьянка» Бирюкова длят эту славную традицию. Уже при жизни поэта было написано до семидесяти песен на слова его стихотворений — Алябьевым, Верстовским, Титовым, Геништою и многими другими. В последующих поколениях Балакирев, Бородин, Рубинштейн, Кюи, Лядов, Танеев, Глазунов, Аренский, Гречанинов, Метнер, помимо названных мастеров оперы, не переставали разрабатывать знаменитые сердечные признания и «вакхальны припевы». Их дело с честью продолжает целая плеяда советских композиторов: Хренников, Книппер, Василенко, Шапорин…

Одновременно творчество Пушкина обогащало искусство русского танца, которое поэт так любил за его глубокую одухотворенность. От ценимого им балетмейстера Дидло до советского композитора и ученого Б. В. Асафьева балетная сцена сумела пластически истолковать волшебные сказки Пушкина и «Руслана и Людмилу», первые южные поэмы и «Барышню-крестьянку». На сюжет «Цыган» написан балет С. Василенко, «Медного всадника» — Р. М. Глиэром, «Сказки о попе и о работнике его Балде» — М. Чулаки.

Русский драматический театр в своих лучших представителях не переставал воплощать великие образы Пушкина. Гениальный трагический поэт дал бесценный материал для актеров-трагиков. Уже его современники — Каратыгин и Мочалов — влеклись к сложным и глубоким героям пушкинской драматургии. Позже пламенная Ермолова и простонародная Стрепетова раскрыли весь трагизм образа дочери мельника в «Русалке». Комиссаржевская воплотила Мери в «Пире во время чумы», Качалов создал великолепного Дон-Жуана, Остужев — потрясающего Скупого рыцаря. Но и артисты характерного стиля — Щепкин, игравший старого барона, Пров Садовский, воплощавший Лепорелло, Самойлов в роли Самозванца, Давыдов — Вальсингам, Варламов — беглый монах, Москвин — Григорий Отрепьев (и станционный смотритель на экране) — создали ряд первоклассных сценических образов. Русский актер нашел в драматургии Пушкина высшую школу трагедии и ритмического слова. Целую галерею пушкинских образов создал Шаляпин. В столетнюю годовщину со дня смерти Пушкина советский театр выдвинул новых сильных исполнителей его драматических образов: Н. К. Симонова и М. Ф. Ленина (Борис Годунов), Б. А. Бабочкина (Самозванец), Е. Н. Гоголеву (Марина Мнишек), И. Н. Берсенева (Дон-Жуан), С. В. Гиацинтову (Донна Анна).

Остановимся на некоторых из этих сценических воплощений.

Театр Пушкина определил репертуар и сформировал сценический метод великого артиста-психолога Шаляпина. Огромный образ мельника из «Русалки» получал в его трактовке поистине шекспировские масштабы. Недаром критика сближала этого обезумевшего старца, потерявшего дочь, с королем Лиром в исполнении Сальвини и Поссарта. Тот же величественный дух реял и над шаляпинским Борисом Годуновым. Верный замыслу Пушкина и осуществлению Мусоргского, певец стремился представить исторического героя трагически-обаятельным, каким он является в ряде сцен «народной музыкальной драмы». Увлеченный историческими характерами, Шаляпин создавал здесь и незабываемые типы мудреца Пимена и расстриги-монаха Варлаама. «Мусоргский, — разъяснял свое понимание великий актер-певец, — с несравненным искусством и густотой передал бездонную тоску этого бродяги… Тоска в Варлааме такая, что хоть удавись, а если удавиться не хочется, то надо смеяться, выдумывать этакое разгульно-пьяное, будто бы смешное». Он запевает веселые слова, но «это не песня, а тайное рыдание». В «Руслане и Людмиле» Шаляпин создал шедевр монументального юмора — сатирический тип трусливого воина Фарлафа. В сотрудничестве с Врубелем, Серовым и Рахманиновым он раскрыл зловещую фигуру Сальери во всем трагизме внутренней борьбы его эстетических и нравственных идей. Восхищение Моцартом неожиданно вызывало жестокий приговор творцу несравненной музыки, чье недосягаемое совершенство как бы отменяло в глазах его соперника труд всех современных композиторов. Такое истолкование поднимало на подлинную трагическую высоту проблематику знаменитого монолога:

Что пользы в нем? Как некий херувим,

Он несколько занес нам песен райских,

Чтоб, возмутив бескрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь!

Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

Шаляпин увековечил и сложный характер Алеко в опере молодого Рахманинова и дал одну из самых своеобразных сценических трактовок Евгения Онегина. Какая обширная и драгоценная галерея пушкинских образов! Корифей оперного театра вырос на бессмертных замыслах величайшего национального поэта и дал им неумирающее воплощение.

Мастером пушкинского образа на сцене был и В. И. Качалов. Его Дон-Жуан по глубине замысла и тонкости исполнения относится к выдающимся явлениям русского театра. Превосходно исполнявший с эстрады монолог Вальсингама из «Пира во время чумы», артист-мыслитель исходил в толковании севильского обольстителя из дерзкого вызова судьбе, звучащего в заключительных строфах бесстрашного гимна:

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы,

И в аравийском урагане,

И в дуновении Чумы…

По словам Качалова, он хотел дать не того Дон-Жуана, который избрал источником наслаждения женщин, но того, «которому превыше всего дерзать, важнее всего преступить запрет, посчитаться силой с кем-то, кто выше земли».

Отсюда необычайная сила дерзания в эпизоде приглашения мраморного Командора на ужин к его вдове и мужественная встреча каменного мстителя («Все кончено. Дрожишь ты, Дон-Жуан». — «Я? нет. Я звал тебя и рад, что вижу». — «Дай руку». — «Вот она»). Пусть тяжело пожатие каменной десницы, но герой гибнет с именем Донны Анны на устах. Он до конца бравирует смертельной опасностью и отстаивает свое право на безграничную страсть и мятежную мысль.

Станиславский признал качаловского Дон-Жуана лучшим образом пушкинского спектакля. Сам артист заявил, что он стремился к новому истолкованию героя «через осуществление прежде всего легкости и красоты стиля этой пушкинской вещи». Такое задание ему блестяще удалось.

И, наконец, событием сценической «пушкинианы» был уже на советской сцене «Скупой рыцарь» в исполнении А. А. Остужева. Артист романтического стиля и героического репертуара отказался от традиционного сближения старого барона с Шейлоком и Гарпагоном и, сохраняя суровую мрачность персонажа феодальной эпохи, сообщил ему черты рыцарства средних веков и властолюбия времен возникающего Ренессанса. Черты гордого индивидуализма этого скупца в металлических перчатках имеются в тексте маленькой трагедии:

Что не подвластно мне? Как некий демон

Отселе миром править я могу…

…Мне все послушно, я же — ничему;

Я выше всех желаний; я спокоен;

Я знаю мощь мою: с меня довольно

Сего сознанья…

Артист раскрывал во весь рост, как на старинном дворцовом портрете, фигуру «верного храброго рыцаря», как называет его герцог. При этом исполнитель не придавал своему мелодическому голосу старческих интонаций, и выражал по-молодому обуявшую его страсть. Ростовщика заслонял фанатик, маньяк, безумец, не лишенный мужественной стойкости души и непоколебимой преданности своей идее. Смелым воплощением этой энергии и железной воли, господствующей над всеми пороками и вожделениями, Остужев внес новый тон в историю трагедийного театра.

Творчество Пушкина дало богатейший материал для русских художников. Ни один из представителей отечественной литературы не получил такого широкого и полноценного отражения в живописи и графике, как величайший из ее поэтов. Пушкина иллюстрировали Федотов, Брюллов, Крамской, Репин, Суриков, Серов, Врубель, Бенуа, Билибин, Кардовский, а в Октябрьскую эпоху — Кустодиев, Добужинский, Митрохин, Куприянов, Кравченко, Конашевич, Рудаков, Кузьмин, Хижинский, Савицкий и многие другие. На пушкинские темы работали Соколов-Скаля, А. Герасимов, Шмаринов, Манизер. Ряд рисунков и гравюр к «Медному всаднику», «Евгению Онегину», «Пиковой даме», «Египетским ночам» представляют собой шедевры изобразительного искусства. Наконец Пушкин вдохновлял таких мастеров декорационной живописи, как Головин, Юон, Коровин, Симов, Фаворский, Рабинович, Дмитриев, Чупятов, Федоровский и ряд других. Мир Пушкина по-новому возник в больших и ярких сценических картинах.

Ценитель русской скульптуры, отразивший в своем стихе статуи Пименова, Логановского, Орловского, Пушкин стал героем и двигателем отечественного ваяния. Уже современники поэта — Витали, Гальберг, Тербеньев — дали его первые бюсты и статуэтки. Несколько позже всеобщее признание получили московский памятник поэту, воздвигнутый Опекушиным, и «Пушкин-лицеист» Баха. Изящен и выразителен бронзовый Пушкин П. Трубецкого. В советское время лепные изображения великого поэта дали Суворов, Королев, Домогацкий.

Грустен и светел вхожу ваятель в твою мастерскую.

Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен тебе, —

кажется, слышится этот приветственный дистих Пушкина перед замечательным собранием его изображений в русской скульптуре.

Массовое искусство экрана показало миллионному зрителю «Руслана и Людмилу», «Сказку о царе Салтане», «Станционного смотрителя», «Путешествие в Арзрум», «Дубровского» и «Капитанскую дочку».

Но шире всего отразили поэзию Пушкина бесчисленные и безыменные мастера кустарного творчества. «Всему миру известные народные живописцы села Палех покрыли тончайшими лаками новые шкатулки, блюда, лари и подносы, воспроизведя в чудесных миниатюрах мотивы из поэм и сказок Пушкина. Прославленные вышивальщицы Украины приготовили ткани и аппликации на пушкинские темы. Уральские литейщики отлили из чугуна монументальные иллюстрации к творениям своего поэта. Холмогорские резчики по кости выточили из мамонтовых клыков трубки и брошки с изображением героев Пушкина. Гранильщики из Гусь-Хрустального воплотили в стекло и хрусталь сцену дуэли поэта. Московские игрушечных дел мастера создали из дерева и кости царя Дадона, золотого петушка и бабу Бабариху. Ленинградские мастера изготовили для кукольного театра марионетки Дон-Жуана и Донны Анны. Вологодские мастерицы соткали единственные в своем роде кружева, в тонкой паутине которых, как в изморози зимнего окна, выступают изображения бессмертного пролога к «Руслану и Людмиле»[26]:

Таким великим инициатором национального искусства во всех его отраслях был Пушкин. На его образах и драмах лучшие мастера русского пластического и тонального творчества, наряду с поэтами и романистами нашей страны, возвестили миру о неисчерпаемых творческих возможностях своего народа. Прав был в своем метком суждении Гончаров: «Пушкин — родоначальник русского искусства, как Ломоносов — отец науки в России».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.