Иван Григорьевич Щегловитов (1861–1918) «СУД ПРЕВРАЩЕН В „КАПИЩЕ БЕЗЗАКОНИЯ“

Иван Григорьевич Щегловитов (1861–1918)

«СУД ПРЕВРАЩЕН В „КАПИЩЕ БЕЗЗАКОНИЯ“

Щегловитова ввели в Екатерининский зал. Там, сконфуженный и растерянный, красный от холода, а возможно, и от волнения, высокий ростом, он был похож на затравленного зверя.

Ему предложили стул, он сел. Кто-то дал папиросу, он закурил. Находившиеся в зале люди с любопытством разглядывали некогда грозного министра юстиции и руководителя царской прокуратуры, но теперь он никому не был страшен.

Иван Григорьевич Щегловитов происходил из потомственных дворян Черниговской губернии, где у его отца было имение и полторы тысячи десятин земли. Он родился 13 февраля 1861 года. Двадцати лет, окончив с золотой медалью Императорское училище правоведения, начал службу при прокуроре Санкт-Петербургского окружного суда в чине титулярного советника. Через некоторое время молодого чиновника направили в распоряжение следователя 9-го участка города Санкт-Петербурга. На новом месте Иван Григорьевич освоился быстро, и вскоре ему доверили самостоятельно производить следственные действия. Правда, занимался он этим хлопотным делом недолго. В конце года его перевели кандидатом на судебные должности, но теперь уже в более высокую инстанцию — при прокуроре судебной палаты. Прослужив полгода, как теперь сказали бы, "на побегушках", он занял место секретаря при прокуроре палаты. Его годовое содержание, включающее жалованье, столовые и квартирные, составляло вполне приличную сумму в полторы тысячи рублей.

Трудоспособный, усидчивый, умный, хорошо знающий законодательство, особенно уголовное, Иван Григорьевич обратил на себя внимание начальства. Бывший тогда прокурором Санкт-Петербургской судебной палаты Н. В. Муравьев, строгий и требовательный к подчиненным, быстро оценил блестящие способности своего сотрудника и старался держать его при себе. Когда Министерству юстиции потребовались толковые чиновники для проверки работы прокуроров и судебных следователей в Витебской губернии, Муравьев в числе других направил туда и Щегловитова. Справился тот со своими обязанностями превосходно.

Спустя два года после начала службы определением департамента герольдии Правительствующего сената от 19 октября 1883 года Иван Григорьевич произведен в коллежские асессоры. Вскоре после этого он назначается исполняющим должность смотрителя здания Петербургских судебных установлений, а в начале февраля 1884 года возвращается к исполнению своих основных обязанностей — секретаря при прокуроре судебной палаты. Тогда же Н. В. Муравьев представил молодого юриста к награждению орденом Святого Станислава 3-й степени, что для двадцатитрехлетнего чиновника было большой честью. Он получил его 6 июня 1884 года.

Когда Н. В. Муравьев перешел на должность прокурора судебной палаты в Москву, Щегловитову была предоставлена первая самостоятельная должность товарища прокурора Нижегородского окружного суда. В городе на Волге он провел два года, а весной 1887 года возвратился в столицу, где занял должность товарища прокурора Санкт-Петербургского окружного суда. Здесь он прослужил три года. Ему приходилось выполнять разные поручения, но на всю жизнь ему запомнилось одно из первых: присутствие при казни "первомартовцев" — А. И. Ульянова и его товарищей, покушавшихся на жизнь императора Александра III и приговоренных за это к повешению. Позднее Щегловитов рассказывал, что воспринял это поручение как "чрезвычайно тяжелое". Ночевать накануне ему пришлось в Шлиссельбургской крепости, и всю ночь он не мог сомкнуть глаз. Утром, надеясь получить телеграмму о высочайшем помиловании, придумывал всяческие отговорки, чтобы только оттянуть казнь. И только после настойчивых требований коменданта крепости и жандармского офицера казнь состоялась.

Постепенно Щегловитов приобретает опыт и быстро преодолевает одну ступень служебной лестницы за другой. В ноябре 1887 года он становится надворным советником. В эти же годы активно сотрудничает в газетах и журналах, публикуя статьи на правовые темы. Только в "Юридическом вестнике" за пять лет появились пятнадцать его статей. Тематика публикаций была самая разнообразная, что свидетельствовало о широкой юридической эрудиции автора: "Сопротивление и неповиновение властям", "Права прибрежных владельцев в отношении судовых пристаней", "О праве судебных следователей направлять дела к прокурорскому надзору без производства следствия", "Участие потерпевшего от преступления в уголовном преследовании", "Уголовно-частный порядок преследования по Судебным уставам" и другие.

В январе 1890 года Щегловитов получает очередную награду — орден Святой Анны 3-й степени, а в декабре назначается за обер-прокурорский стол в Правительствующем сенате. В следующем году Н. А. Манасеин переводит его в аппарат Министерства юстиции на должность заведующего уголовным отделом законодательного отделения. Благодаря своим личным качествам, старательности, основательности во всем, за что бы он ни брался, а также блестящим способностям и великолепной теоретической подготовке Иван Григорьевич сумел в 1893 году занять место юрисконсульта министерства. Оно считалось престижным, к тому же хорошо оплачивалось. Публицист И. В. Гессен писал, что юрисконсультская часть относилась к "привилегированной, аристократической" службе в министерстве. "Это был настоящий питомник министров и их товарищей", — сообщал он.

Щегловитов продолжал активно сотрудничать в юридических периодических изданиях и стал, в частности, одним из лучших авторов в возобновленном Н. В. Муравьевым "Журнале Министерства юстиции", а позднее и в газете "Право".

В 1894 году Щегловитов был назначен прокурором Санкт-Петербургского окружного суда, а в следующем году — товарищем прокурора столичной судебной палаты. Здесь он получил чин статского советника и сумел проявить себя не только хорошим организатором работы, но и блестящим судебным оратором. Одну из самых ярких обвинительных речей он произнес по крупному уголовному процессу — о подлоге духовного завещания миллионера Грибанова.

Иван Григорьевич был одним из самых эрудированных юристов того времени. С 1889 года он действительный член Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. Вскоре его избрали членом ревизионной комиссии, а затем секретарем общества. Одним из первых Щегловитов понял всю ценность судебной фотографии для расследования преступлений и дал этому научное обоснование. В 1891 году он прочитал в Юридическом обществе доклад "Фотографическая экспертиза документов", и вскоре он был опубликован в третьем номере журнала "Юридическая летопись". На доклад и статью в печати появились многочисленные отклики, в частности, в "Судебной газете". В следующем году Щегловитов печатает в "Северном вестнике" еще одну статью — "Судебная фотография", которую также не обошли своим вниманием критики. Теорию он успешно совмещал с практикой — в бытность свою прокурором в Петербурге учредил там первую судебно-фотографическую лабораторию.

В 1897 году И. Г. Щегловитов становится товарищем обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. С 1900 по 1903 год он последовательно занимает должности вице-директора первого департамента Министерства юстиции и члена консультации при министерстве, выслуживает чин действительного статского советника. Его познания в области уголовного права и судопроизводства были настолько обширны и основательны, что он по праву считался лучшим криминалистом России. Иван Григорьевич участвовал в образованной под председательством министра юстиции Н. В. Муравьева Комиссии по пересмотру Судебных уставов, в многочисленных совещаниях по правовым вопросам, разрабатывал законопроекты по переустройству карательных учреждений Сахалина, об отмене ссылки и прочее. Большую организаторскую работу проделал он по подготовке Конгресса криминалистов в Петербурге в 1902 году, с этой целью посетил Париж и внимательно ознакомился там с деятельностью Центрального союза криминалистов.

Современники отмечали, что в те годы Щегловитов "чтил Судебные уставы и возражал против нажима на суд". Именно по его инициативе министр юстиции издал даже циркуляр о праве присяжных заседателей ходатайствовать об облегчении участи осужденных. В молодости Щегловитов "не чужд был и свободолюбивых речей". И. В. Гессен отмечает такой примечательный факт. 15 апреля 1902 года, в день убийства министра внутренних дел Д. С. Сипягина, он был в театре и в одном из антрактов встретил бывшего тогда вице-директором департамента Министерства юстиции Щегловитова. "Поздоровавшись и не выпуская моей руки, — писал Гессен, — он увлек меня в сторону и спросил: "Ну, что скажете?" Я ответил: "Конечно, это ужасно". Не давая мне окончить фразы, он торопливо перебил: "Ужасно, ужасно! Но поделом вору и мука"".

6 апреля 1903 года Щегловитов занял высокий пост обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. Ему приходилось давать заключения по самым разнообразным делам, причем их содержательная часть всегда отличалась высоким профессионализмом, основательностью и глубиной, что отмечал даже такой требовательный юрист как А. Ф. Кони. Последнему, например, очень понравилось заключение Щегловитова по делу Семенова, в котором обер-прокурор убедительно разъяснил, что в уголовном процессе слова "виновен" и "совершил" не синонимы.

Обремененный многочисленными служебными делами, зачастую довольно сложными, требующими напряжения всех сил, Иван Григорьевич продолжал разрабатывать теоретические вопросы уголовного права, судопроизводства и судоустройства. Одна за другой в печати появляются его заметки, статьи и сообщения, многие из которых он выпускает затем отдельными изданиями.

В 1903 году Щегловитов в качестве профессора стал читать лекции в Императорском училище правоведения, сначала по теории и практике уголовного судопроизводства, а позднее — об основных началах судоустройства. По материалам своих лекций он издал двухтомный "Курс русского судоустройства".

Будучи обер-прокурором Правительствующего сената, Щегловитов успешно выполнил ряд ответственных поручений первостепенной важности, чем обратил на себя внимание Высочайшего двора. Ему было доверено выполнение прокурорских обязанностей в Особом присутствии Правительствующего сената по так называемому Делу о злодеянии, жертвой коего пал великий князь Сергей Александрович. Расследованием дела занимался судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда Головня. Наблюдал за производством следствия обер-прокурор Щегловитов. Обвинительный акт был составлен Щегловитовым 23 марта 1905 года. Само событие было изложено так: "4 февраля 1905 года в Москве, в то время, когда его императорское высочество великий князь Сергей Александрович проезжал в карете из Николаевского дворца на Тверскую, на Сенатской площади, на расстоянии 55 шагов от Никольских ворот, неизвестный злоумышленник бросил в карету бомбу. Взрывом Сергей Александрович был убит, а сидевшему на козлах кучеру Андрею Рудинкину, который скончался через несколько дней, были причинены многочисленные тяжкие повреждения".

Неизвестным злоумышленником оказался И. П. Каляев, член Боевой организации партии социалистов-революционеров.

Дело слушалось в Особом присутствии Правительствующего сената 5 апреля 1905 года под председательством П. А. Дейера. Обвинение поддерживал Щегловитов. Подсудимого защищали присяжные поверенные М. А. Мандельштам и В. А. Жданов, произнесший одну из лучших своих речей. В три часа пополудни был вынесен приговор. Каляев осуждался на смертную казнь через повешение. Выслушав приговор, он заявил: "Я счастлив вашим приговором и надеюсь, что вы исполните его надо мною так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии. Учитесь мужественно смотреть в глаза надвигающейся революции". Казнь состоялась в ночь на 10 мая 1905 года в Шлиссельбургской крепости.

Вскоре после окончания дела Щегловитов вернулся в Министерство юстиции. Высочайшим указом от 22 апреля 1905 года он назначается директором первого департамента. Иван Григорьевич с восторгом воспринял известие о подписании государем Манифеста от 17 октября 1905 года и искренне приветствовал начавшееся в империи преобразование государственного аппарата, созыв Первой Государственной думы. Он даже участвовал в выработке некоторых законодательных актов, последовавших вслед за Манифестом, — в частности, указа от 21 октября, "даровавшего" облегчение всем государственным преступникам, или, как их стали тогда называть, "пострадавшим за деятельность в предшествующий период".

Однако среди высших царских сановников у него появились явные недоброжелатели. Из них самый опасный и влиятельный — председатель Совета министров С. Ю. Витте. Последний настолько невзлюбил Щегловитова, что однажды даже просил министра юстиции С. С. Манухина не приглашать его на заседания Совета министров. По мнению Витте, новый директор департамента высказывал слишком "трафаретные красные идеи". Поэтому, когда 1 февраля 1906 года новый министр юстиции М. Г. Акимов назначил Ивана Григорьевича своим заместителем, Витте очень удивился и поинтересовался у министра, хорошо ли он знает Щегловитова. Акимов ответил, что не только хорошо знает его, но и ценит как отличного работника.

В апреле 1906 года председатель Совета министров С. Ю. Витте был отправлен в отставку, и кабинет его пал. Вслед за ним оставили свои посты почти все министры, в том числе и М. Г. Акимов.

24 апреля 1906 года министром юстиции и генерал-прокурором нового правительства назначается Щегловитов. На этой высокой должности он оставался девять лет, несмотря на частую смену председателей Совета министров. Ему одновременно были вверены посты статс-секретаря императора, члена Государственного совета и сенатора. Назначение Щегловитова вызвало неоднозначную реакцию, у одних сдержанную, у других откровенно враждебную. С. Ю. Витте писал впоследствии: "Это самое ужасное назначение из всех назначений министров после моего ухода, в течение этих последних лет и до настоящего времени. Щегловитов, можно сказать, уничтожил суд".

Когда после нового правительственного кризиса в июне 1906 года председателем Совета министров стал П. А. Столыпин, Щегловитов сохранил за собой портфель министра юстиции. Известно, что на этой должности Столыпин хотел видеть А. Ф. Кони, блестящего юриста и общественного деятеля, человека безупречной репутации, но тот отказался от такой "чести". Щегловитов же, со слов премьера, нравился государю "легкостью, вразумительностью и точностью своих докладов", и Николай II с таким министром расставаться не захотел. Абсолютное доверие императора помогало ему удерживать свое кресло долгое время.

Но если в молодости И. Г. Щегловитов ратовал за судебную независимость, приветствовал демократические преобразования, то теперь он, по словам современников, "круто повернул вправо". Он перестал считаться с принципом несменяемости судей и судебных следователей, зачастую изгонял со своих мест неугодных ему судебных работников и прокуроров, а на руководящие должности подбирал людей "более твердых, более монархически настроенных". Его замашки многим казались диктаторскими.

На одном из заседаний Государственной думы Щегловитов произнес: "Тяжелые годы смуты и политического шатания возлагали на Министерство юстиции сугубые обязанности ограждения русского суда от засорения всем тем, что отражает в себе колеблющееся, меняющееся общественное движение и настроение, и партийные вожделения. Между тем общее политическое шатание не может не коснуться суда, как ни прискорбно это явление. Волны бушующих политических страстей докатились и до святой храмины правосудия… Будучи призван… стать во главе Министерства юстиции, я приложил все усилия к тому, чтобы русский суд устоял перед соблазном политической борьбы и чтобы в нем, в особенности в лице его главных руководителей, были не люди, слабые волей и равнодушные к ограждению государственного порядка и общественного спокойствия, но люди, сильные волей и твердые в подлинном исполнении и применении закона. Само собою разумеется, что особое внимание пришлось обратить на обновление в некоторых судебных местах личного персонала".

Затем он продолжал: "Нападки… на меня не смущают, они бледнеют и гаснут перед величием лежащей на мне обязанности охранить тот храм, который именуется храмом правосудия, во всей чистоте".

Деятельность Щегловитова подвергалась критике со всех сторон. Резко выступали против него некоторые депутаты Государственной думы, в частности, В. А. Маклаков, который приводил убедительные факты того, что прокуроры, подчиненные Щегловитову как генерал-прокурору, часто подминались местной властью. Именно при нем были введены военно-полевые суды, когда на дознание, предварительное следствие, судебную процедуру и исполнение приговора отводилось всего двое суток — "скорострельность" чудовищная. И хотя идея их создания принадлежала не Щегловитову, и даже есть сведения, что он вовсе ее не одобрял, однако ему ничего не оставалось, как согласиться с волей государя.

Социалисты-революционеры немедленно дали свой ответ на введение военно-полевых судов. В 1906–1908 годах они объявили настоящую охоту на высших должностных лиц империи и провели ряд террористических актов. Считая Щегловитова главным проводником репрессий в стране, они вынесли ему смертный приговор и готовили покушение, но их попытки не увенчались успехом.

По мнению современников, щегловитовская юстиция самым печальным образом отразилась на деятельности суда. Никогда еще со времени введения Судебных уставов 1864 года судебные установления не падали так низко в общественном мнении. И. В. Гессен считал, что при нем "вплоть до Сената судебные учреждения насквозь пропитались угодливостью, разлагающей все устои правосудия". И еще одно, более жесткое его высказывание: "Суд превращен в капище беззакония". Ярким примером тому служит связанное с именем Щегловитова одиозное дело Бейлиса, который в конце концов оказался оправданным, несмотря на все подлоги и подтасовки.

В июле 1915 года, под давлением демократических кругов, император вынужден был отправить слывшего "безнадежным реакционером" И. Г. Щегловитова в отставку с поста министра юстиции, однако сохранил ему остальные должности. Но за этим последовал неожиданный взлет. В декабре 1916 года его вдруг приглашает Николай II и предлагает должность председателя Государственного совета. Указ об этом назначении опубликован 1 января 1917 года. Одновременно с этим назначением он получил и орден Святого Александра Невского.

Сведений о личной жизни Щегловитова сохранилось мало. Лишь отдельные крупицы, разбросанные по разным воспоминаниям, позволяют нарисовать более или менее целостный портрет российского министра юстиции.

Иван Григорьевич был женат три раза. Первой его женой была княжна Оболенская. От этого брака у него был сын Константин, родившийся в 1884 году, и дочь София. Вторично он женился на дочери действительного статского советника Детерихса, Елене Константиновне. В 1895 году у них родилась Дочь Анна. Третьей супругой Щегловитова стала вдова статс-секретаря С. А. Гецнера, Мария Федоровна, урожденная Куличенко. Родившаяся от этого брака дочь Мария умерла в младенчестве.

По словам современников, Щегловитов познакомился с Марией Федоровной случайно, во время личного приема. Она пришла к нему хлопотать за своего брата-революционера, арестованного по какому-то делу в Харькове. До женитьбы Иван Григорьевич был "в домашнем обиходе под башмаком своей матери, своевольной и скупой старухи". Мария Федоровна вполне заменила ее в роли "домашнего цербера". Женщина умная и тщеславная, она имела огромное влияние на Ивана Григорьевича. Ходили слухи, что она рассматривала даже бумаги, поступавшие в Министерство юстиции, и делала на них для мужа пометки, ставя крестики, когда дело, по ее мнению, подлежало решить в положительном смысле, и нолики — в отрицательном.

Министр юстиции Щегловитов, при всех своих недостатках, был все же человеком доступным и общительным. Он не кичился своими званиями и чинами и мог, например, в самый разгар бала запросто чуть ли не на час увлечься оживленной беседой о литературе и искусстве с малознакомым ему пятнадцатилетним пареньком, пришедшим с родителями. Все сослуживцы знали, что Щегловитов не любит никаких ходатайств, особенно по политическим делам, неохотно их выслушивает и почти никогда не исполняет. "Холодный и жестокий, этот вечно улыбающийся и готовый улыбаться высокий старик с розовыми щечками неизменно отвергал все "протекции" о помиловании или снисхождении", — писал о нем мемуарист Крыжицкий. Однако и у него были уязвимые места. Как "большой ухажер и галантный кавалер" он не мог устоять перед просьбой какой-нибудь эффектной женщины. К тому же он был страстным театралом, чем тоже иногда пользовались знавшие его лица.

Однажды произошел такой случай. Известный драматург, театровед и врач Евгений Михайлович Беспятов в бытность свою студентом участвовал в политических выступлениях, за что прослыл неблагонадежным и угодил под следствие. Дело почему-то застопорилось на долгие годы. За это время он успел окончить Военно-медицинскую академию, поступить на службу в Главное военно-медицинское управление и даже получить орден. Но вдруг дело возобновили, и для Беспятова это могло обернуться заключением в крепость на срок до семи лет. Врученный такой перспективой, он бросился по своим знакомым, пытаясь найти выход на самого министра юстиции. Мать Крыжицкого, который и описал этот случай, была хорошо знакома

с женой Щегловитова, Марией Федоровной. Беспятов попросил ее похлопотать за него. Зная, что шансов на успех мало, решили пойти на хитрость. Беспятов был неплохой драматург, его пьесы шли в театрах, а одна из них, "Вольные каменщики" (о русских масонах), особенно понравилась Щегловитову. Этим и решили воспользоваться. В письме на имя министра юстиции мать Крыжицкого просила принять молодого автора и переговорить с ним лично о его деле. Щегловитов не мог отказать подруге своей жены и согласился. Здесь "заговорщики" решили, что на прием к министру идти лучше не самому Беспятову, а его жене, молодой и очень красивой женщине. Успех превзошел все ожидания — Щегловитов не только любезно принял интересную просительницу, но даже наговорил ей массу комплиментов и пообещал быстро уладить дело. Через несколько дней на поданной на высочайшее имя просьбе о помиловании рукой государя было написано: "Дело прекратить".

Февральская революция застала председателя Государственного совета И. Г. Щегловитова врасплох. Он был арестован одним из первых. Иван Григорьевич не пытался ни сопротивляться, ни скрыться, а сразу же беспрекословно подчинился победителям. Арест происходил так. В первый же день революции, днем, на квартиру Щегловитова заявился никому не известный студент, типичный представитель выплеснутой на улицу революционной массы, который привел с собой нескольких вооруженных людей. От имени революционного народа он объявил Щегловитова арестованным. Его вывели на улицу в чем захватили — в одном сюртуке, не дав даже накинуть пальто или шубу, хотя мороз на улице был изрядный. Так и провели без одежды до здания Государственной думы, по привычному маршруту.

Щегловитова ввели в Екатерининский зал. Там, сконфуженный и растерянный, красный от холода, а возможно, и от волнения, высокий ростом, он был похож на затравленного зверя. Ему предложили стул, он сел. Кто-то дал папиросу, он закурил. Находившиеся в зале люди с любопытством разглядывали некогда грозного министра юстиции и руководителя царской прокуратуры, но теперь он никому не был страшен.

В это время появился председатель Государственной думы Родзянко, только что возглавивший так называемый Временный комитет Думы. Он приветливо обратился к Щегловитову, обнял за талию и предложил пройти в свой кабинет, но арестовавшие Щегловитова люди запротестовали, сказав, что не отпустят его без приказа А. Ф. Керенского. Тот вскоре появился в Таврическом дворце. Вот как описывает дальнейшие события А. А. Демьянов: "Удивительный контраст представляли собой встретившиеся Щегловитов и Керенский. Первый высокий, плотный, седой и красный, а второй видом совершенно юноша, тоненький, безусый и бледный. Керенский подошел и сказал Щегловитову, что он арестован революционной властью. Впервые тогда было сказано это слово, сказано, что существует революционная власть и что приходится с этой властью считаться и даже ей подчиняться".

Это были последние минуты Щегловитова на свободе. Вместе с другими арестованными высшими царскими сановниками его поместили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Чрезвычайная следственная комиссия, созданная Временным правительством, предъявила ему обвинения в злоупотреблении служебным положением, превышении власти и других преступлениях. Октябрьские события существенно не повлияли на его судьбу — он остался в заключении, но его перевезли в Москву и поместили в Бутырскую тюрьму.

5 сентября 1918 года по приговору Верховного революционного трибунала Иван Григорьевич Щегловитов был расстрелян.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.