Глава 8 РАЗНЫЕ СУДЬБЫ НЕСОСТОЯВШИХСЯ ПРЕЕМНИКОВ И.В. СТАЛИНА

Глава 8

РАЗНЫЕ СУДЬБЫ НЕСОСТОЯВШИХСЯ ПРЕЕМНИКОВ И.В. СТАЛИНА

Круто поступил Н.С. Хрущев с кандидатами в преемники Сталина. На совместном заседании высших органов власти 5 марта 1953 года оба сталинских фаворита были освобождены от обязанностей секретарей ЦК КПСС, в связи:

— П.К. Пономаренко — с переходом на руководящую работу в Совете Министров СССР;

— Л.И. Брежнев — с переходом на работу начальником Политуправления Военно-морского министерства.

Одновременно Пономаренко переводится из членов Президиума ЦК КПСС в кандидаты, а Брежнев выводится из состава кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС. В качестве члена Правительства Пономаренко назначается на пост министра культуры, главой министерства, созданного на базе 14 бывших министерств, комитетов и ведомств.

Расчет у Хрущева был простым: не имея опыта работы в сфере культуры, Пономаренко быстро свернет себе шею на этом посту, потеряет авторитет среди строптивых кинорежиссеров, писателей, художников и артистической братии. При Сталине с их мнениями, настроениями и даже капризами считались— вождь прощал людям искусства многое, лишь бы только они создавали произведения, помогающие воспитанию нового человека, реализации поставленных партией идеологических задач. Один кинорежиссер Иван Пырьев, лауреат нескольких Сталинских премий, чего стоил. Считая себя крупной фигурой в киноискусстве, он и с партийными руководителями разговаривал свысока. Один раз даже нагрубил самому Хрущеву, который, как руководитель Московской партийной организации, пытался найти подходы к творческой интеллигенции.

На этом посту Пономаренко проработал немногим более года, сумев завоевать авторитет у своих строптивых подопечных. Он любил искусство, прекрасно знал художественную литературу и кинематограф, причем не только отечественный, но и зарубежный и, главное, умел ладить с творческими людьми. С тем же И. Пырьевым, пришедшим к нему с жалобами на своих начальников, Пантелеймон Кондратьевич нашел общий язык и тот ушел от нового министра в хорошем настроении. И потом не раз повторял своим друзьям, что новый министр, в отличие от партийных дураков и невежд вроде Хрущева, разбирается в искусстве и понимает его специфику. Авторитет Пономаренко как умелого и знающего руководителя на новом посту только возрос. В творческих, да и партийных кругах стали говорить о том, что новое руководство во главе с Маленковым и Хрущевым сознательно затирают более способных и грамотных деятелей.

Пономаренко невольно становился фигурой, вокруг которой начинало концентрироваться глухое недовольство новым руководителем страны. Чувствуя это, Хрущев, легко заручившись согласием других членов Президиума ЦК, направляет Пономаренко на периферию— в Казахстан. Там планировалось крупномасштабное освоение целинных земель — мероприятие, по замыслу Никиты Сергеевича, весьма перспективное для быстрого и окончательного решения проблемы обеспечения страны зерном, но в то же время крайне сложное и рискованное. Пономаренко направляли в республику для избрания Первым секретарем ЦК компартии Казахстана, под чьим руководством и должно было осуществляться освоение целинных земель.

Пока Пономаренко «руководил» культурой, Л.И. Брежнев, снова надев генеральский мундир, возглавил Политуправление Военно-морского флота. Это назначение было встречено в кругах военных моряков негативно. Многие адмиралы вспоминали, что, когда в Кремль вызвали военно-морского министра адмирала Н.Г. Кузнецова и предложили ему в заместители кандидатуру Леонида Ильича, он сухо ответил: «Брежнев? Я такого моряка не знаю!» И все же назначение состоялось. Это было унизительное для кандидата в члены Президиума ЦК КПСС и секретаря ЦК КПСС назначение, а по существу, низвержение с политического Олимпа, куда его занесла нелегкая по воле Сталина пять месяцев тому назад. Это была расплата «молодому выскочке» со стороны партийных корифеев, переживших смертельный страх своего неминуемого падения, не случись внезапной смерти Сталина.

Из всех сталинских выдвиженцев, которые лишились своих должностей в ЦК, «падение» Брежнева было самым сокрушительным. Действительно, из четырех освобожденных секретарей ЦК один был назначен Первым секретарем Горьковского обкома (Игнатов), другой — секретарем Президиума Верховного Совета СССР (Пегов), третий, как уже отмечалось выше, — министром культуры СССР (Пономаренко), оставаясь при этом кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. По логике вещей Брежнева можно было бы вернуть обратно в Молдавию — мол, рановато взлетел на такую высоту. Ан нет, его, «сухопутного» генерала-политработника, отправляют в заместители к морскому асу, который весьма неласково встречает новоиспеченного «моряка», будущая служба которого обещает быть малоприятной и безрадостной.

Или взять «сокращенных» кандидатов в члены Президиума ЦК, коих оказалось одиннадцать персон. Все, кроме Л.И. Брежнева, были неплохо трудоустроены. Пятеро стали (или остались) министрами, двое— первыми секретарями обкомов, двое послами, а вышеупомянутый Пегов перешел на парламентскую работу.

Брежнев тяжело переживал эту явную несправедливость со стороны новых руководителей, о чем он впоследствии с горечью вспоминал, как о самом тяжелом периоде в своей карьере. Сам он объяснял случившееся тем, что не успел наладить должных отношений с новыми коллегами, которые воспринимали его как личного выдвиженца Сталина, а этим все сказано.

«Связи и окружение наверху иногда гораздо важнее личных заслуг и качеств, — признавался он в минуты откровенности своим подчиненным по Президиуму Верховного

Совета в 1960 году. Так вот, не хватало их у меня. А тут новое руководство, Маленков — аппаратчик, у него собственные подходы к кадрам. Я его расположением не пользовался. Был молод и горяч»[126].

В этом признании, на наш взгляд, ключевые слова «молод» и «горяч». Видимо по молодости сталинский выдвиженец «горячо» взялся за дело, чем и вызвал недовольство партийных корифеев. За свою «горячность» он еще легко отделался, а ведь мог поплатиться и жизнью. Так, А. Хинштейн, сумел «раскопать», что уже под старость Леонид Ильич вспоминал, как после смерти Сталина он сидел три дня, запершись в квартире, напропалую пил горькую вместе с парой таких же лишенцев и ждал, когда же за ним придут. Эту историю ему поведал внук Брежнева — Андрей[127].

Однако с назначением в заместители к адмиралу Н.Г. Кузнецову злоключения опального сталинского выдвиженца не закончились. Вскоре военно-морское министерство было упразднено и влилось в состав Министерства обороны. При этой реорганизации военных ведомств о Брежневе просто забыли, и он целых два месяца находился в «подвешенном» состоянии. Все, что составляло смысл его жизни, в одночасье пошло под откос. В отчаянии он пишет слезное письмо своему главному гонителю, Председателю Совета Министров Г.М. Маленкову, где, в частности, кается в несуществующих грехах:

«Если я допускал в работе какие-либо недостатки или ошибки, прошу их простить… Доверие, которое Вы мне окажете, я всем своим существом буду оправдывать». По состоянию здоровья он просит направить его на любую партийную работу в Украину:

«Теперь, когда возраст приближается к 50 годам, а здоровье нарушено двумя серьезными заболеваниями (инфаркт миокарда и эндартериит ног), мне трудно менять характер работы или приобретать новую специальность. Прошу Вас,

Георгий Максимилианович, направить меня на работу в парторганизацию Украины…».

Это верноподданническое письмо возымело действие, и ровно через 20 дней он получил новое назначение, став заместителем начальника Главного политуправления Советской армии и Военно-морского флота. Этому назначению в немалой степени поспособствовал начальник Главпура Алексей Сергеевич Желтов, который был назначен на эту должность в апреле 1953 года. Желтов хорошо знал Брежнева со времен войны, став уже в июне 1941 года корпусным комиссаром и пройдя всю войну в войсках. Так Брежнев стал заместителем Желтова, а в качестве утешительного приза ему было присвоено звание генерал-лейтенанта.

Брежневу была совсем не по душе его новая работа. Поутру, когда ему приносили деловые бумаги, он морщился и ворчал:

— Опять эти ЧП, учения, собрания и портянки… Надоело.

Позднее Леонид Ильич говорил, что с ним «после Сталина неправильно и несправедливо поступили— по существу, выбросили за борт». В начале 60-х его однажды стали расспрашивать про историю этого «падения»:

— Кто это вас подсадил так?

— Мало вы понимаете нашу структуру, — отвечал Леонид Ильич. — Все закономерно. Слишком рано я стал секретарем ЦК, да и связывали мое выдвижение с личностью Сталина. Опасное это дело — зависеть от его расположения, но мне повезло, побывал в Президиуме ЦК… но, видно, не имел еще достаточных связей.

«Тут он интригующе посмотрел на окружающих», — вспоминал его сотрудник Юрий Королев.

— Порядок я в армии и на флоте наводил недолго, около года, но авторитет у военных заработал, а это иногда, при определенных ситуациях, очень много значит.

— А как вы оттуда выбрались? — продолжали расспрашивать его слушатели. — Видно, нелегко это было?

— В политике все нелегко. И вверх, и даже вниз. Главное, стойкость и целеустремленность. И повезло мне: попал в Казахстан, на целину, лучшую школу для приобретения опыта трудно найти. Да и недоброжелатели там меня достать не смогли. А главное, ближе к народу, к его взглядам и привычкам, быть попроще, не задаваться, как у нас говорят. Помните песню: «А слава тебя найдет»? Ну и самому поработать надо…»[128]

Таким образом, по воле Н.С. Хрущева оба сталинских выдвиженца одновременно оказались в Казахстане.

Много позже, уже на склоне лет, Леонид Ильич тепло вспоминал об этом периоде: «Целина прочно вошла в мою жизнь. А началось все в морозный московский день 1954 года, в конце января, когда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была знакома, о целине узнал в тот день не впервые, а новостью было то, что массовый подъем целины хотят поручить именно мне. Начать его в Казахстане надо ближайшей весной, сроки самые сжатые, работа будет трудная — этого не стали скрывать. Но добавили, что нет в данный момент более ответственного задания партии, чем это. Центральный Комитет считает нужным направить туда нас с П.К. Пономаренко»[129].

Но прежде, чем поведать о «целинной эпопее» тандема Пономаренко — Брежнев, несколько слов об отдаленных последствиях неласкового приема руководителем военно-морского ведомства, своего нечаянного заместителя, для самого адмирала Н. Г. Кузнецова. Замечательный флотоводец, Герой Советского Союза, адмирал флота Советского Союза — Николай Герасимович Кузнецов был человеком нелегкой судьбы. За годы своей военно-морской карьеры он дважды попадал в опалу, скатываясь с вершины своей карьеры на несколько ступеней вниз. В первый раз это случилось через несколько лет после окончания Великой Отечественной войны, когда, будучи обвиненным в содействии утечки за рубеж секретной информации, он был снят с должности руководителя министерства Военно-морского флота, разжалован в воинском звании с адмирала флота Советского Союза до контр-адмирала и направлен на Дальний Восток в качестве зам. командующего Дальневосточной армией по военно-морским делам. Однако, через два года Сталин вернул контр-адмирала на прежнюю должность и Кузнецов вновь стал сначала вице-адмиралом, а затем и адмиралом флота. Воинское звание адмирал флота Советского Союза он вновь получил уже при Хрущеве в 1955 году.

Однако в начале 1956 года он попал в немилость уже Хрущеву, был разжалован до вице-адмирала и отправлен в отставку в возрасте 52 лет с мизерной пенсией, не учитывающей его воинских заслуг, как имеющий… партийное взыскание. После ухода с политической арены Хрущева командование военно-морского флота и боевые адмиралы-сослуживцы флотоводца неоднократно возбуждали вопрос о реабилитации незаслуженно обиженного Героя Советского Союза, и о восстановлении ему воинского звания адмирала флота Советского Союза, все безрезультатно.

В 1974 год Н.Г. Кузнецов ушел из жизни, однако Л.И. Брежнев не захотел вернуть ему это звание даже посмертно. И лишь в 1988 году, уже при М.С. Горбачеве, справедливость была восстановлена и имя этого отважного, кристально честного человека, отдавшего все свои силы служению Родине, было возвращено из политического небытия.

Вот чего стоило Н.Г. Кузнецову, опять же таки совершенно честное, признание: «Не знаю такого моряка»’.

Однако, вернемся к «целинной эпопее» двух бывших сталинских выдвиженцев. Почему именно в таком составе направил Хрущев в Казахстан будущих руководителей республики? Никита Сергеевич, почувствовав амбициозность и, вместе с тем, угодливость своего бывшего подчиненного, предпринял хитрый маневр — приставил Брежнева к ненавистному ему Пономаренко с тем, чтобы он присматривал за действиями своего прямого начальника. А заодно и дал понять, что положение Пономаренко не так уж прочно, и что Брежнев вполне может рассчитывать на его место. Леонид Ильич при всей своей кажущейся мягкости и уступчивости был человеком угодливым и тщеславным— другой бы в начавшуюся хрущевскую оттепель высоких постов не достиг. Сохраняя внешне лояльность своему непосредственному начальнику, он в то же время передавал в Москву информацию, которая могла ему навредить. Очень уж хотел Леонид Ильич стать первым, да и вообще подняться как можно выше по ступеням карьерной лестницы.

С Брежневым, кстати, Пономаренко работал довольно слаженно. «Леонид Ильич, — вспоминал он, — считался тогда человеком с открытой душой, был компанейским: на охоту — пожалуйста, на рыбалку — пожалуйста, по бабам — пожалуйста… Вот только, я никогда не видел, что он что-нибудь читал…»[130] Пантелеймон Кондратьевич пытался приобщить его к чтению серьезной, в том числе научной литературы, но все было бесполезно. Брежнева интересовало совсем другое — он любил комфорт, красивые безделушки, стал первым в Казахстане, у кого в квартире появилась большая ванна, где он нежился после напряженного рабочего дня. Короче, любил пожить в свое удовольствие и давал также пожить и другим. Душа-человек. Только вот часто его личная доброта вредила интересам дела. Но на это хрущевское руководство обращало все меньше внимания, так что путь к вершинам власти Леониду Ильичу был открыт.

Несмотря на то, что «посланцы Москвы» для казахстанской партийной элиты были «варягами», П.К. Пономаренко сумел произвести на участников Пленума ЦК Компартии Казахстана благоприятное впечатление, и они прошли на планируемые посты благополучно.

Таким образом, Пономаренко стал первым, а Брежнев вторым секретарями ЦК Компартии Казахстана. Когда об этом сообщили Хрущеву, он долго не мог поверить и, несмотря на свои известные чувства к Пономаренко, был вынужден поздравить его с большим успехом. Однако своих попыток расправиться с ним не оставил.

Вскоре по ряду безошибочных признаков Пантелеймон Кондратьевич понял, что из высшего партийного руководства его убирают. Дело в том, что телефонные звонки членов Президиума из Москвы стали идти напрямую второму секретарю республиканского ЦК Брежневу, что было явным нарушением сложившейся субординации и означало, что Пономаренко впал в немилость. Вскоре ему уже напрямую позвонил Молотов и сказал, что Пантелеймону Кодратьевичу предстоит заняться зарубежной работой, связанной с Варшавским договором. Это было непонятно: ведь в Варшавском договоре верховодили военные, и не ясно было, какую ему там должность могли предложить.

2-6 августа 1955 года состоялся пленум ЦК КП Казахстана, на котором был заслушан доклад Л.И. Брежнева о задачах партийной организации республики и рассмотрены организационные вопросы. П.К. Пономаренко был освобожден от обязанностей первого секретаря ЦК КП Казахстана «в связи с переходом на новую работу». Новым руководителем Компартии Казахстана был избран Л.И. Брежнев.

На какую «новую работу» переводился П.К. Пономаренко?

Все прояснилось, когда в Москве Хрущев сообщил Пономаренко о решении партийного руководства назначить его послом в Польшу. Это было фактически «тихой» отставкой. Но, понимая это, он все-таки поблагодарил Никиту Сергеевича за назначение, чем несказанно удивил его. Хрущев ожидал протеста или, по крайней мере, просьбы оставить его на партийной работе. Но Пантелеймон Кондратьевич прекрасно понимал, что изменить уже ничего не сможет. Новая же работа давала возможность отстаивать интересы государства на крайне важном для Советского Союза направлении, да и быть подальше от Москвы, где Хрущев вовсю раскручивал свои бестолковые реорганизации и реформы, он счел за благо.

После Польши, где Пономаренко сумел установить дружеские связи с руководством этой страны и особенно с В. Гомулкой, его направили Чрезвычайным и Полномочным послом Советского Союза в Индию, затем в Непал и, наконец, в Голландию. Здесь и произошел инцидент, который поставил крест на его дальнейшей дипломатической карьере. В этой стране остался советский гражданин, врач по профессии. А его жена пришла в наше посольство и сказала, что хочет вернуться на Родину. Был самый разгар «холодной войны», и в дело вмешались влиятельные антисоветские политические силы. Голландские официальные лица и, естественно, печать этой страны подняли страшный шум, утверждая, что женщину насильственно удерживают в посольстве и что ее надо присоединить к мужу.

И хотя сама она несколько раз заявляла о нежелании оставаться в Голландии, ей оттуда просто не давали выехать.

Как раз в это время должен был состояться Пленум ЦК, и за Пономаренко, как членом Центрального Комитета, прислали самолет. Он посадил в свою машину женщину и доставил ее на борт самолета. Однако голландские полицейские во главе с руководителем ворвались туда, на что, кстати, не имели права — самолет все же советская территория — и попытались силой высадить отчаянно сопротивлявшуюся женщину. Пономаренко вступился за нее и в возникшей потасовке сломал палец полицейскому начальнику. Голландцы вынуждены были убраться восвояси, но шум вокруг этого инцидента был поднят невероятный. Пономаренко отозвали из Голландии. Хотя в том, что произошло, советского посла было трудно упрекнуть. Он не относился к числу тех, кто думал о себе, своей карьере, когда нужно было оказать помощь человеку, попавшему в беду, тем более женщине. Сильный, цельный по натуре человек, он напоминал в чем-то Сталина, который мог возмутиться и вспылить, одергивая зарвавшегося наглеца.

Некоторое время Пономаренко работал в международном агентстве по атомной энергии — МАГАТЭ. Он хорошо разбирался в научных и технических вопросах, так что приносил там немалую пользу. Ну а потом преподавательская работа, с которой ушел незадолго до смерти. Биограф Пономаренко — Владимир Добров пишет: «Когда Пантелеймону Кондратьевичу назначали пенсию, Хрущев «позаботился» о том, чтобы она была минимальной. В военной же пенсии ему отказали, хотя как начальнику Центрального штаба партизанского движения ему было присвоено звание генерал-лейтенанта. Человек скромный, непритязательный в личной жизни, но отягощенный заботой о родственниках, которых очень любил, он испытывал значительные материальные трудности и был вынужден продать свою личную библиотеку, которую собирал всю жизнь»[131].

В то же время, карьера другого несостоявшегося преемника Сталина развивалась совсем по другому сценарию. Мягкий по натуре не имевший твердой опоры на кремлевских вершинах власти, Леонид Ильич на первых порах оказался в довольно рискованном положении. Капризный и сумасбродный Хрущев слишком многое поставил политически на целину. Он требовал успехов любой ценой и немедленно. Работать в такой обстановке было тяжело, тем более, что 1955 год выдался на редкость засушливым и целина практически ничего не могла дать стране, она как бы сопротивлялась, сжигала хлеба и людей своим степным жаром засыпала тучами земли, поднятой в непрерывных бурях.

Вдова Л.И. Брежнева вспоминала: «Леонид Ильич назвал 1955-й — годом отчаяния». Солнце выжигало посевы, площадь которых увеличилась вдвое. Ветры срывали крыши домов, рвали линии энергопередачи, засыпали дороги и пашни поднятой в небо землей. Осенью Леня поехал в Москву на совещание, сказав: «Еду с чувством вины, хотя ни в чем не виноват». На совещании уверял— целина еще себя покажет. А Хрущев сердито упрекал: «Из ваших обещаний пирогов не напечешь!» Вернулся с опущенной головой»[132].

Расправы, однако, не последовало, поскольку, с одной стороны, Хрущев и сам видел, что натворила природная стихия, а, с другой стороны, он хорошо знал Брежнева по работе в Запорожье и Днепропетровске и не мог упрекнуть его в бездеятельности. Наконец, Хрущев весь конец 1955-го и начало 1956 года был занят подготовкой XX съезда партии, где он намеревался обновить руководство КПСС, а также низвергнуть непоколебимо сохранявшийся в стране, народе и партии авторитет Сталина. Последнее сделать ему удалось— память Сталина была опорочена и надолго. Однако честолюбивый Хрущев от этого скандального мероприятия свой собственный авторитет в партии и народе не повысил.

Даже напротив, что вскоре ему и аукнулось — впереди был октябрь 1964 года.

Однако кадровые перемены в партийном аппарате Хрущеву удались только в самой малой степени. Сталинские «старики», имевшие огромный авторитет в партии, все остались на своих местах в Президиуме ЦК. Зато в кандидаты Хрущев провел популярнейшего маршала Жукова, Фурцеву и Шепилова. Здесь он вспомнил про послушного и обаятельного покорителя целины: имея в виду далеко идущие планы борьбы со сталинскими сторонниками, он ввел Брежнева не только кандидатом в Президиум, но и сделал его Секретарем ЦК КПСС.

Итак, через три с половиной года Брежнев оказался на той же самой ступени карьерной лестницы, что и после сталинского XIX съезда: он кандидат высшего органа партии и ее Секретарь. Но если в первом случае его обязанности в Секретариате так и не были толком определены, то отныне он должен был контролировать как Секретарь ЦК работу оборонной и тяжелой промышленности, развитие космонавтики, капитальное строительство. Вскоре после XX съезда был создан специальный орган для руководства партийными организациями РСФСР — Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Это была новая партийная инстанция с неясно определенными функциями. Председателем Бюро стал сам Хрущев, но он почти никогда не только не председательствовал, но и не участвовал в его заседаниях. Эти заседания проходили под руководством заместителя председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР, которым с 1958 года был Брежнев, сохранивший при этом и свой пост Секретаря ЦК.

В ответ на «заботу» со стороны Н.С. Хрущева, который вернул Брежнева из казахстанских степей в высший ареопаг партноменклатуры страны, Леонид Ильич активно выступал на стороне Хрущева в его борьбе с «антипартийной» группой Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова летом 1957 года. В это время он уже полноправный член Президиума ЦК КПСС. Само собой разумеется, что он полностью разделял курс Хрущева на дискредитацию Сталина, своего прежнего кумира.

С 1960-го по 1963 год Л.И. Брежнев занимал достаточно бутафорскую в то время должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР, однако в июне 1963 года снова возвращается в высшую руководящую коллегию в качестве Секретаря ЦК КПСС.

Теперь его властные полномочия чрезвычайно расширены. По сути, он становится вторым человеком в партийном аппарате, а поскольку Никита Сергеевич был в вечных разъездах по стране и за рубежом, то тихий Брежнев вскоре прибрал партаппарат к своим рукам.

Новые обязанности по руководству оборонной промышленностью были для Брежнева как раз не новы, он получил тут хорошую практику еще в Днепродзержинске и Днепропетровске, знал многие вопросы, знал отчасти и кадры, работавшие в отрасли. Как всегда, находил общий язык с людьми, а люди на этот раз были поистине выдающиеся. Космическим конструкторским бюро уже тогда руководил С.П. Королев, а в Государственную комиссию входили министр вооружения СССР Д.Ф. Устинов, маршал артиллерии Н.Д. Яковлев и генерал-полковник М.И. Неделин. Когда Брежнев стал секретарем ЦК, в Южном Казахстане полным ходом шло строительство космодрома Байконур, возглавляемое генералом Г.М. Шубниковым. В это же время в армии создавались подразделения ракетных войск, производились первые единицы советских межконтинентальных ракет. Брежнев включился в эту работу, и, верный своему стилю, он не стал ничего перестраивать или менять, но старался помочь таким людям, как Королев, Шубников или Неделин. Правда, Брежнев никогда не брал на себя ответственность, когда надо было одобрить или отклонить тот или иной проект, и всегда в таких случаях обращался к Хрущеву, и тот решал сложные вопросы.

На посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР, несмотря на его второстепенность в ту пору, Л.И. Брежнев быстро, но главное сравнительно легко, набирал очки публичного харизматичного государственного деятеля. Для всякого государственного или политического деятеля значительную роль играет внешняя сторона дела — публичность. Трудно добиться, чтобы о ком-либо слышали, как говорится, «все». Так вот, на новой своей должности Брежнев оказался в положении, когда его фамилия чуть ли не каждый день появлялась на страницах советских газет — или под Указами Президиума Верховного Совета СССР, или в приветствиях зарубежным государственным и общественным деятелям, или в «трудовых рапортах» республик и областей. Мелькает Брежнев все чаще и чаще и на фотографиях в газетах — вместе с Хрущевым или один. Брежнев должен был принимать, пусть только для протокола, большинство зарубежных политиков и глав государств, приезжавших в СССР. Он и сам все чаще и чаще выезжал с такого рода визитами. Пусть они были пустыми, но имя опять мелькало — у нас и за рубежом. Так партия и народ постепенно привыкали к тому, что Брежнев — крупный государственный деятель.

Кроме всего прочего, Л.И. Брежнев производил вполне благоприятное впечатление на руководителей иностранных государств, иностранных журналистов, которые также помогали «раскручивать» имидж моложавого и обаятельного «президента» Советского Союза.

Так, американский журналист писал: «Если Брежнев чем-либо отличался от круга одетых в мешковатые костюмы аппаратчиков Хрущева, так это была портняжная отточенность, отделка. Фой Д. Колер, бывший послом Соединенных Штатов в Советском Союзе, обычно говорил, что Брежнев «должно быть, имеет лучшего портного в Москве». Когда в зале приемов Кремля за Хрущевым выстраивались небольшой компактной группой иерархи, грубо красивое лицо Брежнева и его военная выправка выгодно контрастировали с унылым видом других лидеров. Он выглядел намного менее скованным, выделяясь сильно выраженным профессиональным обаянием. Временами он проявлял что-то из манер человека, хлопающего по спине и трясущего за руку, тех манер, которые ассоциируются с американскими политиками. По советским стандартам он был до некоторой степени покорителем женских сердец и, когда надо, мог обращать свое обаяние на посещавших его высших сановников»’.

Казалось бы, чего еще нужно было Хрущеву от Брежнева? Охотно и добросовестно выполняет свои обязанности, производит в стране и за границей хорошее впечатление, а главное — лично предан, никаких интриг не плетет и даже не замышляет. На XXII съезде КПСС, который состоялся в октябре 1961 года, делегат Брежнев в своей речи многократно восхвалял «верного ленинца» и «выдающегося государственного и партийного деятеля Никиту Сергеевича Хрущева». Казалось бы…. Но метроном уже отсчитывал последние дни всевластия Никиты Сергеевича. И одним из первых, у кого «хранился камень за пазухой» против «кукурузника», был Л.И. Брежнев, который подобострастно и весьма публично первым начинал аплодировать на любую банальность, а то и пошлость, порой произносимые Хрущевым с высоких трибун.

Сумасбродный Никита в конце своего правления надоел буквально всем — и партии, и народу, и своим соратникам в первую очередь. Верхом его административных нелепостей стало разделение областных и районных комитетов партии на два — по промышленности и сельскому хозяйству. Нелепость этой меры была очевидна всем, а на практике привела едва ли не к параличу партийного аппарата: огромная перетряска кадров, непродуманный передел полномочий, неясность поставленных новых задач. Ко множеству старых анекдотов о Хрущеве добавились новые, очень ядовитые. Например: прибегает мастер в обком и жалуется, что его в цехе ударили молотком по голове… «Вам, товарищ, нужно в промышленный обком, а у нас сельский, вот если бы вас серпом по яйцам, тогда уж к нам…» Или вот еще один: приходит мужик в храм, просит разрешения побеседовать с батюшкой, а его спрашивают: «Вам какого батюшку, по промышленности или по сельскому хозяйству?»’

Перед свержением Н.С. Хрущева с властного Олимпа его соратники организовали в апреле 1964 года пышное мероприятие по поводу его семидесятилетия. На грудь трижды Герою навесили четвертую Звезду Героя Социалистического Труда (три предыдущих он тоже получил за годы своего правления — в 1954,1957 и 1961 годах). «Соратники» превозносили его льстивыми речами, переслащенными похвальбой. Особенно отличился тут, как нетрудно догадаться, Леонид Ильич. В народе этот звездопад вызывал острое раздражение, все еще помнили, что Иосиф Сталин имел всего лишь одну-единственную Звезду Героя…

Впрочем, недовольство народа стало даже принимать открытые и массовые случаи, чего не наблюдалось в Советском, Союзе с двадцатых годов. В июне 1962 года в Новочеркасске забастовка на крупном локомотиво-строительном заводе выплеснулась в уличные демонстрации с экономическими требованиями. По приказу Хрущева командующий Северокавказским военным округом генерал Плиев ввел в город войска с приказам применять оружие. Было много жертв, а потом скорый и неправый суд над «зачинщиками» с расстрельным приговором. Происходили и иные подобные случаи, хоть масштабом и поменьше.

То были грозные признаки растущего народного негодования, но Хрущев ничего не хотел замечать. Вокруг него в самых верхах партийного руководства зрело недовольство, нашлось некоторое число решительных деятелей, которые поняли: сумасбродного Никиту надо снимать, пока он не вызвал массового движения снизу.

Итогом этой своеобразной ситуации, возникшей в стране по вине непредсказуемого в своих поступках «дорогого Никиты Сергеевича», которую можно было бы по-ленински охарактеризовать, как «революционную», стал Октябрьский (1964 год) переворот.

В результате этого переворота для многих очень неожиданно на вершине политического Олимпа оказался Л.И. Брежнев, который не только сам не ожидал такого взлета своей карьеры, но даже не хотел этого, несколько раз порываясь вполне искренне отказаться от «короны». Вот как об этом вспоминал один из участников этого скандального Пленума ЦК КПСС. «Когда на Президиуме ЦК решался вопрос об избрании Первого секретаря, Брежнев снова, в который уже раз пытался «отказаться от короны». Он предложил избрать другого вождя заговорщиков — Николая Подгорного. За того вряд ли бы проголосовали, и сам он это понимал. Он сразу возразил:

— Нет, Леня, берись ты за эту работу.

Так и было решено…

Момент выдвижения Брежнева в первые секретари в стенограмме Пленума ЦК отражен так: «Голоса из зала. Предлагаем избрать Первым секретарем ЦК нашей партии т. Брежнева. (Продолжительные аплодисменты). Уже после выкриков с мест это предложение поддержал Н. Подгорный. Но и здесь выдвиженца подстерегали разные неожиданности. Об одной из них писал участник пленума Нуриддин Мухитдинов: «Когда Подгорный назвал его (Брежнева) кандидатуру, сидевший рядом со мной маршал С. К. Тимошенко недоуменно спросил своим басом:

— Кого? Лёню Первым секретарем? Ну и дела….

И поднял руку, прося слова, но именно в этот момент уже приняли решение не открывать прений»[133].

Удивительно, но в жизни нередко случаются знаковые, как по времени, так и по месту, встречи между людьми, судьбы которых кажется, разошлись навсегда. 14 октября 1964 года, когда Брежнев возглавил страну, у его бывшего начальника по Казахстану — П.К. Пономаренко — сгорела дача. Он вспоминал:

«Поздно вечером, весь прокопченный, в спортивном костюме я приехал в Москву и у своего дома внезапно встретился с Брежневым. Ведь мы живем в одном подъезде. Он выглядел каким-то возбужденным. Мы поздоровались:

«Что у тебя за вид?» — удивился Леонид Ильич.

Тот рассказал о своем несчастье. Брежнев успокоил, пообещал помочь. Затем сообщил:

— Сегодня мы Хрущева скинули!

Предложил прогуляться по Шевченковской набережной.

— А кого же избрали Первым? — спросил его собеседник.

— Представь — меня, — засмеялся Брежнев. — Все прошло довольно гладко. Неожиданно сопротивление оказал только Микоян: он возражал, чтобы Хрущева освободили сразу с двух постов…

И добавил:

— Ведь, чуть что, все могло сорваться.

Возражения Микояна создавали весьма серьезное препятствие: ведь он был главой государства. «Я предложил, — писал он, — сохранить его (Хрущева) на посту Председателя Совета Министров хотя бы на год, а там видно будет… Между прочим, Брежнев сказал, что это предложение он понимает, и его можно было бы принять, если бы не характер Никиты Сергеевича. Его поддержали…»[134]

Уже возвращаясь обратно в дом на Кутузовском проспекте, где они жили еще со сталинских времен, Брежнев еще раз подбодрил своего бывшего начальника: «не беспокойся, теперь твое положение изменится». И не удержался, чтобы не похвастаться: «Смотри, что мне подарили». Леонид Ильич с явным удовольствием показал Пономаренко массивный дорогой перстень с драгоценными камнями на пальце своей руки. Тот не выдержал: «Опять ты за старое, Леонид! Сколько раз тебе говорил еще там, в Казахстане — страсть к этим побрякушкам до добра не доведет». Брежнев промолчал и быстро прошел к себе в квартиру[135].

На ответственную руководящую работу Пономаренко так и не пригласили, хотя он был еще полон сил и энергии и мог принести немалую пользу. Наверно, потому, что не изменил железному правилу сталинской школы — говорить в лицо правду всем, в том числе и партийным вождям.

Ничего не прибавилось также к его скудной пенсии, и Пантелеймону Кондратьевичу пришлось практически до самой смерти (1984 год) подрабатывать чтением лекций в дипломатической академии и других вузах Москвы. За восемнадцать лет с той памятной встречи, Брежнев больше ни разу не заговорил со своим соседом по подъезду (Пономаренко пережил его на два года), лишь сухо отвечал на приветствия Пономаренко, в том случае, если они все-таки случайно сталкивались. Разные судьбы!

В нашу задачу не входит описание «эпохи Брежнева», отметим лишь некоторые вехи его «героической» биографии. В 1961 году, еще при Хрущеве, он становится Героем Социалистического Труда, между прочим, за дело: участие в восстановлении индустриальных гигантов в Запорожье и Днепропетровске, возрождение сельского хозяйства в Молдавии, целина! А вот дальше «дорогой Леонид Ильич» получает звания Героя Советского Союза в аккурат к юбилейным датам: в честь 60-летия со дня рождения (1966 год), через десять лет— в честь 70-летия (1976 год), ну а дальше— за 2 года жизни сверх 70-ти лет (1978 год), за 5 лет (1981 год). Хрущева по «героизму» догнал и перегнал, а вот с Жуковым только сравнялся (Герой Соцтруда — не в счет), став Маршалом Советского Союза (1976 год), а пятую Звезду Героя получить не успел и тихо скончался в 1982 году. Что еще успел и не успел получить Леонид Ильич за свои «ратные подвиги» и мирные труды на благо Отечества?

Орден «Победы» в 1978 году получить успел, а вот догнать И.В. Сталина, единственного маршала Советского Союза, ставшего генералиссимусом, не успел. Нужна была победоносная война, а военная кампания, начатая летом 1979 году вводом «ограниченного контингента» советских войск в Афганистан, на молниеносную никак не тянула и сокрушительных побед не обещала.

Однако в многогранной деятельности Л.И. Брежнева следует отметить «особый период» — это семидесятые годы, когда он медленно, но верно нарабатывал авторитет политического деятеля мирового масштаба, как «архитектор» политики разрядки международной напряженности.

25 октября 1971 года он впервые в качестве Генерального секретаря приехал в Париж, где его ждал довольно теплый прием, а в мае следующего года он принимает в Москве президента США Р. Никсона, который впоследствии положительно отзывался о дипломатических способностях советского лидера. Во время этого визита был подписан договор по ПРО (противовоздушной обороне) и соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1), а также подписан важный документ, регламентирующий дальнейшее развитие отношений между двумя государствами: «Основы взаимоотношений между СССР и США».

Через год, 18–22 мая 1973 года Л.И. Брежнев посетил с визитом ФРГ, где у него завязываются теплые, почти «дружеские» отношения с социалистом В. Брандтом. А буквально через месяц он совершил поездку в США, где вместе с Р. Никсоном подписал «Соглашение о предотвращении ядерной войны». На приеме в «Коса Пасифика» («Дом мира») он познакомился со звездами Голливуда, в том числе беседовал с будущим президентом США Рональдом Рейганом. Итогом его политической международной активности за прошедшие два года стало получение международной Ленинской премии мира, которая была вручена Л.И. Брежневу 11 июля 1973 года.

Летом следующего (1974) года он снова принимает в Москве американского президента Р. Никсона, а 23–24 ноября во Владивостоке состоялась встреча с новым президентом США Джеральдом Фордом, которого Брежнев хорошо знал как бывшего вице-президента США до отставки президента Р. Никсона.

Апофеозом внешнеполитической деятельности Л.И. Брежнева в семидесятые годы стало подписание 1 августа 1975 года в Хельсинки заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и получение им 27 ноября «Золотой медали мира» имени Фредерика Жолио-Кюри.

Кроме того, в ходе своих многочисленных встреч с главами европейских государств и правительств, с президентами Соединенных Штатов Америки, Брежнев воочию убедился в ущербности своего положения, как лидера великой державы. Его с почестями принимали, отдавая дань уважения Советскому Союзу, но Брежнев улавливал, конечно, фальшивые нотки в этих признаниях к лидеру КПСС, конечной целью которой является построение бесклассового общества в мировом масштабе, то есть уничтожение капитализма, как мировой системы. Именно в этот период он положительно оценил политический шаг своего предшественника, который в 1958 году помимо партии возглавил Правительство страны.

То есть, как в свое время Н.С. Хрущев, Брежнев осознал тупиковость политики коллегиального управления страной и начал борьбу, как в свое время Сталин, за воссоздание монархии в советском варианте. Медленно, но верно в стране Советов складывалась своеобразная коллегиально-монархическая система. За коллегиями сохраняется приоритет, поскольку Президиум (Политбюро) ЦК КПСС и Секретариат по-прежнему решают все, что смогут, а что не смогут, оставалось на откуп генсекам — Н. Хрущеву, Л. Брежневу, а впоследствии — Ю. Андропову, К. Черненко, М. Горбачеву, как когда-то члены СТО передоверяли дела председательствующим на заседании Совета.

Особенностью послесталинского периода функционирования коллегиально-монархической системы явилось то, что высшая партноменклатура осознала пагубность борьбы за лидерство в высшей коллегии (Президиум; Политбюро ЦК), подобно той, что Сталин вел на протяжении целых 30 лет.

Многих негативных политических последствий, в том числе и кровавых, удалось избежать простым политическим решением, а именно, путем «назначения» лидера главной коллегии, т. е. избрания демократическим путем (голосованием) Генерального секретаря ЦК КПСС. Удачным или не очень удачным, а возможно и ошибочным, мог оказаться этот выбор — вопрос другой. Главное, что на какой-то период (в «эпоху» Хрущева на 11 лет, а в «эпоху» Брежнева на 18 лет) времени в стране воцарялась стабильность, что позволяло заняться делом, а не растрачивать силы в борьбе за лидерство.

То есть, этот политический механизм отсрочивал кризис системы коллегиального управления страной, однако полностью исключить этот кризис не мог, что и случилось в конце 80-х годов.

Итак, уже в начале 1976 года, готовясь к выступлению с докладом на XXV съезде КПСС Л.И. Брежнев стал зондировать вопрос о своем назначении на пост Председателя Совета Министров СССР, который со времен «Октябрьского переворота» 1964 года занимал А.Н. Косыгин. Это решение подстегивалось еще и тем, что между Брежневым и Косыгиным всегда сохранялись достаточно напряженные отношения.

Успешно отчитавшись 24 февраля 1976 года перед делегатами съезда, Брежнев посвятил почти весь год укреплению своего имиджа как успешного государственного и военного деятеля.

Еще в марте 1974 года ему было присвоено воинское звание генерала армии, через одну ступень, а уже 7 мая 1976 года он получает звание маршала Советского Союза, большую «Маршальскую Звезду», а 8 мая на его родине в г. Днепродзержинске был торжественно открыт бронзовый бюст дважды Героя (Советского Союза и Социалистического Труда). А 18 декабря в день своего семидесятилетия он станет «полноправным» дважды Героем Советского Союза с получением Почетного оружия.

Брежнев пытался заручиться поддержкой Н.В. Подгорного, бывшего в то время Председателем Президиума Верховного Совета СССР, в своем стремлении удалить с властного Олимпа Н.А. Косыгина, заняв затем его место. Подгорный стал отговаривать Брежнева от такого шага, напомнив ему, что он сам осуждал на Октябрьском пленуме за это Хрущева. Однако Генеральный настаивал на своем. Не устояв, Подгорный «провел определенную работу» — склонил многих членов Политбюро к решению это вопроса, но все держалось в строгом секрете от самого Председателя Совмина А.Н. Косыгина. Осуществить этот замысел помешала болезнь Брежнева (в это время он сильно заболел), к тому же Подгорный сказал ему, что Совмин— это исполнительная власть, надо много работать, а за недостатки в работе придется нести ответственность.

Столь двусмысленное поведение Подгорного стоило ему карьеры, поскольку, согласившись с его мнением, что в качестве Предсовмина Брежневу пришлось бы нести ответственность за работу правительства, он тут же решил занять должность самого Подгорного. И вот вскоре на одном из пленумов ЦК КПСС выступает секретарь Донецкого обкома КП Украины Качура и вносит предложение: соединить пост Председателя Президиума Верховного Совета с постом Генерального секретаря ЦК КПСС. И вновь знакомый прием: внезапность, быстрота и натиск. До того момента с Подгорным никто не обмолвился об этом ни единым словом. Ну а дальше пошло по заведенному порядку: пленум одобрил такое предложение, а заодно, на этом же пленуме, совершенно неожиданно для Подгорного его освободили от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС.

На сессии Верховного Совета СССР формально освободили Н.В. Подгорного от обязанностей Председателя, даже не сказав ему нескольких слов благодарности за 12 лет работы. Но зато когда Суслов внес предложение избрать Брежнева Председателем Президиума Верховного Совета СССР, то это «вызвало бурю восторга». После ухода в «отставку» Н.В. Подгорный неоднократно пытался связаться по телефону или встретиться, поговорить с Брежневым, но каждый раз это откладывалось под «благовидными» предлогами. В последний раз Подгорный звонил Брежневу и разговаривал с его помощником Цукановым, просил организовать встречу с Генеральным. Через несколько дней Цуканов передал Подгорному: «У Леонида Ильича нет к вам вопросов»[136].

Итак, 16 июня 1977 года Леонид Ильич Брежнев избирается главой Советского государства, обеспечив тем самым относительную стабильность политической системы на предстоящие 10 лет. А впереди еще предстояли такие эпохальные события, в центре которых должен стоять глава государства, как принятие новой Конституции СССР (Брежневской) в октябре 1977 года и ввод ограниченного воинского контингента в Афганистан.

И надо же такому случиться, что накануне свершения всех вышеперечисленных событий, поднимавших имидж советского руководителя на высочайший уровень признания в качестве успешного международного деятеля, произошло, на первый взгляд, совершенно незначительное событие, которое могло при определенных условиях сильно навредить карьерному взлету Л.И. Брежнева, особенно в глазах западного истеблишмента.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.