Глава 1 19 февраля 1979 года. В семь…

Глава 1

19 февраля 1979 года. В семь…

…часов утра мы с отцом и его подругой Сандрой вылетели из Санта-Моники в горы Биг-Бира. Накануне я выиграл чемпионат Южной Калифорнии по лыжному слалому, и в тот же день мы поехали в Санта-Монику на мой хоккейный матч. Чтобы не мотаться туда-сюда на машине, отец арендовал самолет до Биг-Бира. Так я успевал забрать свой приз и лишний раз потренироваться с лыжной командой. Отцу тогда было 43 года, Сандре – 30, а мне – 11.

Наш самолет «Цессна-172» оторвался от земли, сделал вираж над Венис-Бич, оставил внизу здания Вествуда и взял курс на восток. Я сидел рядом с пилотом Робом Арнольдом, на мне были наушники и все, что положено в полете. Роб переключал рычаги на приборной панели, занимавшей всю стену от пола до потолка кабины. Сначала он повернул большую вертикальную ручку возле колена, затем – штурвал триммера[1]. Самолет дернулся вверх-вниз и выровнялся. В окно были видны горы Сан-Бернардино под шапкой серых облаков. Вокруг этой гряды пиков простиралась пустынная равнина, и вершины гор поднимались над ней почти на 3000 метров.

Я чувствовал небывалый азарт – ведь я только что победил в чемпионате по слалому. Крутые спуски прорезали горные склоны сверху донизу, словно глубокие морщины, и я размышлял, можно ли съехать по ним на лыжах.

Отец сидел сзади. Он просматривал спортивную страничку в газете и насвистывал мелодию Вилли Нельсона – ту, что частенько играл на гитаре. Сандра расчесывала свои шелковистые темные волосы. «А она сегодня классно одета», – подумал я.

– Пап, долго еще? – спросил я.

Отец поднял глаза над газетой:

– Где-то полчаса, Чудо-Мальчик, – ответил он. – Кстати, когда будем лететь над вершиной Болди, может быть, увидим твою чемпионскую трассу.

Он надкусил яблоко и сложил газету прямоугольником. Так он складывал программу скачек поздним августом на ипподроме Дель-Мар (там, где соединяются серфинг и скачки), и по подбородку у него тек арбузный сок. Мы выезжали из Малибу рано утром и ехали 60 миль на юг, чтобы покататься на рифовых волнах пляжа Свами. Пляж назвали так по имени ашрама – храма индуистских отшельников на краю мыса. Если долго не было волн, папа усаживался на доску в позе лотоса и делал вид, что медитирует, чем очень смущал меня перед другими серферами.

Около полудня мы уезжали на пляж Солана – напротив него, по другую сторону шоссе Кост-Хайвей, находился ипподром. Мы прятали доски под деревянным мостиком, потому что они не влезали в наш «Порше» 1965 года выпуска, пересекали шоссе и железнодорожные пути и шли смотреть, как седлают лошадей. Когда их выводили на площадку, отец сажал меня на плечи и давал горсточку арахиса – мой обед. «Ну, Чудо-Мальчик, выбирай лошадь», – говорил он и без колебаний ставил на мой выбор. Однажды явный аутсайдер по кличке Скуби Ду пришел первым с крошечным отрывом. Папа дал мне чек на 100 долларов и сказал, что я могу потратить их как захочу.

Вершины теперь были над нами. Я вытянул шею и смотрел поверх приборной доски, придерживая руками слишком большие наушники. Мы спустились к подножию гор, и диспетчерская служба Бербанка передала наш самолет диспетчерам Помоны. Роб сообщил им, что не хотел бы подниматься выше 2300 метров из-за низкой границы замерзания. Затем в эфир вклинился пилот частного самолета. Он предупреждал, что нельзя лететь в зону Биг-Бира, если самолет не оборудован специальными приборами.

– Вы приняли последнее сообщение? – спросил диспетчер.

– Роджер[2], – ответил Роб.

Нос «Цессны» вошел в первый слой бури, которая еще недавно была далеко. Нас окутал серый туман. В кабине нарастал давящий гул, самолет затрясся и накренился. Роб обеими руками держал штурвал, похожий на огромную букву W. «Через такие облака мы точно не разглядим мою чемпионскую трассу», – подумал я. Тут не увидишь даже склонов Болди, где нам выпала пара дивных снежных деньков в прошлом году.

А потом до меня вдруг дошло, насколько серьезным было предупреждение того пилота.

Я оглянулся на отца: он доедал яблоко, причмокивая от удовольствия. При виде его сияющих голубых глаз и искренней улыбки я перестал тревожиться. Его лицо светилось гордостью за меня. Моя победа в чемпионате доказывала, что все наши усилия не прошли даром. Как любил повторять отец, нет ничего невозможного.

Сзади него в окне промелькнула какая-то кривая ветка. Дерево? Здесь, на такой высоте? Не может быть! Все вокруг снова стало серым. Нет, это просто игра света…

Отец смотрел на меня с интересом, и под его взглядом мне стало казаться, что мы – два крылатых человека, без всякого самолета парящие в голубом небе. Я собирался спросить, сколько нам еще лететь…

…Но тут по стеклу за его спиной царапнули сосновые иглы. Сквозь туман пробилась яркая зелень. Стало видно, что идет снег. А затем стекло разнесла колючая ветка – страшная, уродливая штуковина, которую отец так и не успел увидеть. Она мгновенно высосала жизнь из кабины; пространство внутри покоробилось, словно фотография, пожираемая огнем. В один миг лицо моего отца исказилось и покрылось пятнами.

Казалось, время остановилось, словно на него набросили гигантское лассо. Туман залепил все окна, и уже не было ни верха, ни низа, ни высоты, как будто самолет не летел, а висел на ниточке, как игрушечная модель. Пилот дотянулся до штурвала триммера и повернул его. Пусть он вращает колесо быстрее, чтобы мы скорее поднялись вверх, подальше от этих деревьев! Но Роб бросил штурвал и обеими руками начал поворачивать гигантский W-образный руль. Самолет задергался из стороны в сторону. А что же со штурвалом? Должен ли я взяться за него вместо Роба? И тут я заметил в окне другую ветку.

– Берегись! – закричал я, сжимая в комок свои 140 сантиметров и 35 килограммов.

Что-то толкнуло меня в спину – это самолет зацепился крылом за дерево и перевернулся. Словно мячик, он отскочил еще от двух деревьев. Раздался бешеный рев двигателя и скрежет металла. Штурвал триммера… Но уже было поздно его поворачивать…

Наш самолет врезался в пик Онтарио высотой 2650 метров и разбился. Обломки разлетелись по щербатому северному склону, а нас вышвырнуло на ледяной скат.

Мы лежали среди останков самолета. Наши тела с трудом удерживались на 45-градусном склоне, рискуя сорваться в неизвестность. Мы висели на ледяном ветру, под снегопадом. 76 метров от вершины – расстояние между жизнью и смертью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.