Зоя
Зоя
В начале второй четверти я уже вполне освоился и наловчился вбегать в школу ровно в тот момент, когда звенел звонок на урок. Но на этот раз в вестибюле, как назло, было аж два завуча.
Помимо Фейна, привычно ловившего опоздавших, вдали возвышалась Зоя Александровна Блюмина — монументальная, грозная и ехидная дама, которая почему-то была завучем по специальным предметам, по физике и математике, хотя сама преподавала литературу. Впрочем, школа была в целом настолько удивительная, что такие мелочи уже не удивляли.
Пытаясь как-нибудь понезаметней просочиться на урок, я продвигался вдоль стенки, всячески стараясь с ней слиться.
— Сволочь! Подонок! — услышал я за спиной грозный, скрипучий, такой характерный Зоин голос.
Я оглянулся. Кроме меня и Фейна, в вестибюле уже никого не было.
Едва ли Зоя так обращалась к Фейну. Неужели это за опоздание?
— Это вы мне? — спросил я тихо и безнадежно.
— А то кому?
— А что случилось, Зоя? — осторожно спросил Фейн.
— Ты представляешь, этот подонок, — голос ее потеплел, — эта сволочь, — голос ее стал еще мягче, — написал на районной олимпиаде по литературе, что портрет Льва Толстого работы Николая Ге отдает развесистой клюквой!
Фейн (напомню: автор книги о Толстом) с искренним интересом повернулся ко мне:
— А почему вы так считаете?
В предвкушении культурологической дискуссии он даже перешел со мной на «вы», забыв на миг, что его дело — влепить мне за опоздание и отправить на урок.
Я стал путано припоминать свои резоны, но Зоя прервала этот жалкий лепет:
— Герман, да какая разница! Из-за этого Ге, — тут Зоя сделала выразительную паузу, — ему дали вместо первого третье место и не отправили на городской тур.
— Но я так считаю! — сказал я все так же тихо, но твердо, ввиду безысходности решив не поступаться принципами.
— Все-таки проясните свою позицию, — вякнул было Фейн, но под грозным Зоиным взором умолк окончательно.
— Пошел на урок, подонок, — послала она меня с искренней нежностью в голосе.
И я поспешил выполнить ее послание.
Во Второй математической школе собралась блестящая плеяда литераторов. Помимо Зои — Фейн, Камянов, Збарский, Ошанина, Тугова, наш Феликс Раскольников. Я не раз бывал на уроках у каждого из них. При этом прогуливал какие-то свои уроки. Едва ли такие странные прогулы бывают в других школах.
Каждая из школьных литературных звезд сверкала по-своему, и я завороженно слушал их монологи. Зоиных монологов не помню (может, их и не было). На ее уроках говорили все, причем все сразу, а она в своей фирменной ироничной манере походя вытягивала из этого общего гула то самое существенное, что и составляло суть урока. Не прерывая беседы о прекрасном, Зоя успевала дать отрезвляющий подзатыльник отвлекшемуся от высокого полета мысли, а то и взять нарушителя конвенции за шиворот и выкинуть из класса…
Перемена. Солнце на небе. Весна на дворе. Очередная комиссия в школе. Наташа в ярко-красном вельветовом платье спускается по лестнице, а навстречу поднимается рыжая Зоя, одетая в свои любимые желто-зеленые цвета (желтая кофта, зеленая юбка).
— Наташа, ты похожа на пожарную машину! — мрачно говорит Зоя, очевидно раздумывая, не отправить ли ее домой переодеваться. Все-таки школьная форма была обязательна для каждой советской школы.
— А вместе вы похожи на светофор, — радостно встреваю я в разговор, пролетая мимо них.
— Сволочи! — Зоя безнадежно улыбнулась, махнула рукой и пошла дальше. Она лучше многих понимала, что даже если Наташа явится в трогательном школьном фартуке с ангельскими крылышками, едва ли это спасет школу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.