И. С. Кленская «Никто никуда не уходит»
И. С. Кленская
«Никто никуда не уходит»
Мне снится сон: большая светлая палата. Окна распахнуты — весна, солнце, сирень. В комнате много книг, скрипка на столе, горит лампада… На столе раскрыта книга… большая, толстая, и в ней плотная лента-закладка. Хорошо и спокойно.
Я просыпаюсь — температуры нет. Я часто болела, и каждый раз, как только приходил этот сон, болезнь уходила.
Мой дедушка, Иван Михайлович Никонов, с уважением и почтением относился к снам. Он говорил: «Чудеса и только. Чудо — это нам подарочек, чтобы силы наши поддержать».
Мы жили в коммунальной квартире на Таганке — Большие Каменщики, дом 17, кв. 20, второй этаж. В квартире проживали прекрасные, добрые и милые люди — семнадцать человек, жили дружно, уважительно, с пониманием друг к другу. У каждого в комнате стоял чемоданчик или сундучок: вещи теплые, мыло, смена белья… Все готово — на всякий случай, если придут… И в каждой семье ждали родных: может быть, вернутся, может быть, кто-то уцелел, может быть, кто-то найдется… Шли пятидесятые, и многие возвращались из лагерей. В нашу квартиру не вернулся никто.
— И ничего не будем узнавать и хлопотать. Не нужна нам их реабилитация, много чести, — говорил мой дед, — Честные люди в оправдании не нуждаются. Палачи должны ответить…
Дедушка Иван Михайлович Никонов, 1913
Иван Михайлович и Софья Власовна Никоновы в день свадьбы, 1913
— Тише… у нас все хорошо, — плакала бабушка. — Молчи, молчи…
«Будешь хорошо учиться, будешь много знать, много книжек прочитаешь… — Мы с дедом любили разговаривать и бродить… от Таганки до Котельников, от Котельников до Красной площади… до любимого “ситцевого” храма. — Вот и Василия Блаженного купола… Дошли мы с тобой, Аришка… Красота! Вот бы Иван Власович порадовался бы…»
Иван Власович, тоже мой дед, брат бабушки. Я никогда его не видела, и на мой вопрос «А где же дедушка?» бабушка начинала плакать, а дед строго говорил: «Далеко… Далеко…» Ивана Власовича часто вспоминали: «Вот бы Иван порадовался… Вот бы Иван удивился…» Им гордились — большой учености был человек, на многих языках разговаривал, все букинисты Москвы его знали.
Он жил в Рязани и, когда бывал в Москве, ночевал в нашей квартире, спал на большом сундуке в коридоре, а днем ходил по делам, возвращался с гостинцами и книгами. И дома у него множество книг было.
— Давай тоже покупать много книг, — говорила я деду.
— Давай. — И мы отправлялись с ним в магазины.
— Выбирай, — говорил дед.
На всю жизнь я запомнила одну историю. Мы пришли в магазин. У деда получка:
— На три рубля что хочешь.
— Куклу и книжку?
— Что-то одно, реши: или куклу, или книгу.
Я выбрала книжку «Конек-Горбунок», выходим из магазина, и я реву:
— Зачем я выбрала книжку, хочу куклу!
— Не плачь, пойдем поменяем. Поменяли… Я снова реву:
— Зачем мне кукла, хочу книжку…
Раз пять мы возвращались в магазин и меняли книжку на куклу, куклу на книжку… Выбрала я все-таки книжку, но было грустно. Молча вернулись домой и стали читать «Конька-Горбунка».
— Как интересно, Аришенька, какая ты умница, что выбрала книжку. — Дед обнял меня, погладил. — Смотри, кто за нами пришел?
— Кукла! Зачем ты ее прятал?
— Сюрприз. Неожиданная радость. Знаешь, если ты что-то выбрала, никогда не жалей, не плачь. Все, что нужно, к тебе придет… рано или поздно. И не клянчи ничего. Никогда ни о чем не жалей. Выбрала — значит, выбрала. Решила — значит, решила.
— А Иван Власович был бы мною доволен?
— Почему же нет, если ты не шалишь сильно, конечно же он доволен и не огорчается.
— И ты не огорчаешься?
— Я никогда не огорчаюсь. Я всегда тебе радуюсь…
— Даже когда очень шалю?
— А разве ты очень шалишь?! Так, иногда пошаливаешь, и слава Богу. Без шалостей-то жить тяжело.
Дед работал кочегаром на заводе Лихачева, и у нас дома не любили праздники: деда, как непьющего и ответственного человека, ставили в самые тяжелые и праздничные смены. Зато когда праздники заканчивались, начиналась жизнь у нас: дед приходил с подарками, на Новый год всегда мандарины доставал, помню, однажды целую авоську мандаринов принес. Новый год — значит, обязательно мандарины.
Дед сам делал конфеты, варил сливочные помадки, мягкие, пышные. Когда-то он хотел быть кондитером, но… не всегда получаем, что хотим. Надо жить судьбу, какая досталась, и не роптать. Сказать легко — прожить трудно.
Дед никогда ни о ком не сказал дурного слова, никому не нагрубил и голоса не повысил.
— Почему ты никогда не злишься?
— Потому что жизнь очень короткая и быстрая.
Бабушка Софья Власовна Шелаева, ее брат Иван Власович Шелаев (в будущем архимандрит Мина) и их мать Мария Александровна
Училась я плохо, вела себя в школе дерзко, поэтому дед приходил к учителям часто. Надевал свой парадный костюм, ордена — Георгий за Первую мировую, за доблестный труд… Приходил к учительнице с цветами, говорил долго и подробно.
Я ждала его в школьной раздевалке. Высокий, мощный, красивый, он шел по коридору, и я радовалась: все позади, сейчас он скажет: «Бедный ребенок. Какие же строгости! — тяжело вздохнет. — Ну ничего, переживем. Ты что хочешь, мороженое, картошку или наполеон? Надо же как-то утешиться».
И мы шли в кондитерскую, а потом бродили… до «ситцевого» храма и далее… к старинному букинисту на Тверской. Старичок-продавец любезно разговаривал с дедом, вспоминал с почтением Ивана Власовича: прирожденный вкус был и такие знания, такие знания!
Дедушка Иван Михайлович Никонов, 1960-е годы
Архиепископ Рязанский и Шацкий Иувеналий (Масловский) и архимандрит Мина (Шелаев) после богослужения в Христорождественском соборе г. Рязани, 1929
Иван Власович был монахом, архимандритом одного старинного монастыря. Когда он приезжал в Москву, останавливался у нас, на Каменщиках. Во дворе кричали: «Поп пришел к Никоновым, настоящий поп!» А Иван Власович, отец Мина, шел по двору в развевающейся рясе, всем улыбался и всех благословлял. В 1937 году его арестовали… В один из последних приездов он был печален, но спокоен: ничего не бойтесь, все будет хорошо. Его отправили в лагерь. Куда — не сказали. Передали письмо от него — просил прислать по возможности теплые вещи. Но куда прислать? Адреса не было…
Перед смертью дед много рассказывал об Иване Власовиче, отце Мине: как приезжал к нему в Рязань, в его скромный домик: комната светлая, окно всегда распахнуто, много книг, скрипка на столе, лампады горят…
— Дед, мне это снилось каждый раз, когда я выздоравливала… Я видела эту комнату!
— Все бывает… Молись за Ивана Власовича.
Дед умер. Сон больше никогда не снился. С тех пор не было ни одного дня, чтобы я не вспоминала деда.
— Никто никуда не уходит. Все, кого мы любим, всегда с нами, поэтому не плачь и не бойся.
Я стала искать, где жил Иван Власович, где сидел, как погиб. Поехала на Соловки. Помню, когда пароход отплывал от острова, за ним летела чайка и плакала. Прошло много лет. Однажды по журналистскому заданию я оказалась в Новом Иерусалиме. Заместитель директора Галина рассказывала о патриархе Никоне, и, как часто и странно бывает, разговор зашел о личных историях, семейных тайнах, чудесах:
— Патриарх Никон известен тем, что помогает всем в поисках.
И я рассказала об Иване Власовиче, что я пыталась искать, разузнавать.
— Значит, плохо просили и плохо искали. На следующее утро раздается звонок. Радостный голос Галины:
— Нашли вам дедушку: причислен к лику святых, день празднования — 4 ноября, праздник Казанской Божьей Матери. В этот день он расстрелян. Преподобно — мученик архимандрит Мина (Шилаев), день канонизации 20.08.2000 года.
По крупицам, по крохам стали собираться подробности. Отец Дамаскин (Орловский) двадцать лет собирал сведения о мучениках Русской православной церкви, издал серию книг. Чтение страшное, горькое и в то же время светлое. Я спросила отца Дамаскина, почему, когда читаешь о муках, о чудовищных страданиях этих людей, страха и темноты нет. Он ответил: «Люди, светлые и бесстрашные, никого не осудили, никого не прокляли, никого не оскорбили. Смиренно свой путь прошли и мучителей своих простили. Тьмы и злобы после себя не оставили, уходя, всех благословили. Ушли благодатно». Тюремных фотографий моего деда не сохранилось, может быть, так спешили расстрелять к ноябрьским праздникам, что не успели, да и лень было. А может, так пытали и мучили, что даже не решились сфотографировать.
Икона преподобномученика Мины Рязанского
В Рязани есть икона Мины Рязанского, и мне захотелось, чтобы у меня в доме, в моей семье тоже была икона. В Сретенском монастыре согласились помочь:
— Только вы не торопите и ждите.
Не получалась икона: то лик слишком строгий, то золота слишком много. И вот однажды звонят из иконной лавки:
— Приходите.
Принесли икону. Молодая художница Вероника сказала:
— Мне хорошо было, когда я писала лик Мины. Мы с мужем ездили в Рязань, смотрели фотографии, обошли все места, связанные с преподобным Миной, читали о нем, в храме, где он служил, стояли на службе. Близок он стал нам. Примите эту икону в дар от нас, благодарных ему людей.
Прошел год. 4 ноября. В день памяти преподобномученика Мины у Вероники родилась дочь. Представляете, ровно через девять месяцев, ребенок зачался в тот день, когда они подарили мне икону.
— Врачи говорили, что у меня никогда не будет детей, что надо смириться и не терзать себя — чудес не бывает. Медицина пока бессильна… Случилось невозможное — отец Мина подарил нам ребенка, дочку.
Чудеса, да и только, как говорил мой дед, Иван Михайлович Никонов.
Я спросила у священника:
— Я всегда молилась за Ивана Власовича, за монаха Мину, а как же теперь?
— Он давно за всех молится и всех бережет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.