XXVII Кража в смоленском доме

XXVII

Кража в смоленском доме

Однажды поздно вечером в марте мы сидели, по обыкновению, в талашкинской зале и читали газеты, как вдруг послышался отчаянный трезвон в телефон. Мы невольно насторожились, точно ожидая какого-нибудь несчастья. Из города сообщили нам: в мою городскую квартиру забрались воры, всю перерыли, взломали все вещи, разбросали, а когда сторож Василий вошел в комнату, то они чуть-чуть его до смерти не убили. Одного удалось задержать, а двое убежали. Что украдено, с точностью сказать еще нельзя, потому что квартира в сильном беспорядке.

Это известие нас всех сильно всполошило, особенно меня, так как у меня там хранилось несколько очень ценных старинных и редких вещей, которые я как-то не успела еще сдать в музей. Я бросилась к телефону сама, еще раз расспросила обо всем, но там, очевидно, от испуга и волнения все потеряли голову, ничего толком нельзя было добиться. Я хотела было тотчас же ехать сама, но было уже поздно, на дворе стоял сильный мороз, все домашние воспротивились этому. Я велела все же немедленно запрячь сани и послала в город Лизу, которая одна знала, где хранятся мои самые ценные вещи, а также и те музейные редкости, за которые я так испугалась. Она быстро собралась и укутанная, как эскимос, покатила в город, а мы, конечно, и думать забыли о сне, и решили не ложиться до ее возвращения. Телефон звонил ежеминутно, сообщали дополнительные сведения, волновались мы все ужасно.

Приехав в город, Лиза телефонировала нам и успокоила меня относительно одного только: мои музейные вещи были целы, воры до них не добрались. У меня немного отлегло на сердце. Наконец часа через три вернулась Лиза и уже все обстоятельно рассказала. Я по телефону приказала оставить квартиру в том виде, как ее покинули воры, чтобы самой видеть, как все было.

На другой день, рано утром, я отправилась в город. Действительно, картина была ужасная. Весь дом был перевернут вверх дном, и все вещи в таком беспорядке, как если бы встряхнули коробку с конфетами. Все было раскрыто, смято, опрокинуто, разбросано; шкафы, комоды, ящики были взломаны, даже постели были перерыты, матрасы перевернуты и подушки на полу. У меня была там красивая заграничная мебель с очень крепкими замками, которые ворам, очевидно, не удалось открыть, поэтому они повалили ее на пол и разломали заднюю или боковую стенку, но, конечно, ничего не нашли. Не было оставлено ни одной шкатулки, ни одного маленького стенного шкафика, все было раскрыто. На полу остались лежать узлы со столовым серебром и моими принадлежностями с туалета, которые воры не успели унести.

Квартира, занимаемая мною, была в нижнем этаже и соединялась с верхним, где жил Василий, внутреннею лестницей. Он имел обыкновение каждый вечер с фонарем в руках обходить весь дом и осматривать двери и окна. Сходя с лестницы в этот вечер, он вдруг увидел, что парадная дверь настежь, а в комнатах кто-то ходит. Поняв, что дело неладно, он крикнул: "Кто тут?" — и в ту же минуту был свален с ног какими-то людьми, бросившимися из комнат к выходу. Василий уцепился за одного и стал кричать, но тот с силой несколько раз ударил его по голове электрическим фонарем и вступил в борьбу с ним. На крики Василия сбежались люди, двух грабителей удалось задержать, а третий убежал.

Когда немного опомнились, бедного Василия повели в соседний с нами Красный Крест и сделали ему перевязку. Я увидала его с забинтованной головой, из-за перевязки виден был только один глаз, вид его был ужасный, и он был очень перепуган. Разговоров и толков было выше головы.

К счастью, рана Василия оказалась неопасной, он скоро поправился, а из вещей пропали только золотая табакерка с крупным жемчугом, пара серег, французские игральные карты, футляр которых ворам не понравился, он был оставлен открытым. Жаль мне было одного шкафа очень тонкой работы с красивой резьбой, который оказался сильно поврежденным, а резьба попорченной.

Но что смешно: воры, очевидно, остались очень слабого мнения обо мне, они не нашли ничего ценного, по их понятиям, и даже в самом заповедном, по их мнению, месте, как матрасы и подушки, не оказалось никаких зашитых драгоценностей. А между тем на окне стоял предмет, который один мог бы их долго кормить и поить — это был в натуральную величину серебряный топор с деревянной ручкой в красивом бархатном футляре, употреблявшийся при закладке русского павильона на парижской выставке 1900 года и поднесенный участниками выставки покойному мужу[82]. Футляр они открыли, а топор бросили на пол, вероятно, сочтя меня самодуркой, что держу такие простые вещи в бархатных футлярах.

Пострадала еще горничная Киту. У нее из комода вытащили тридцать рублей, которые она собиралась в следующий приезд в город положить на книжку.

Как и надо было ожидать, из полицейского управления один вор бежал, другой был поставлен на очную ставку с Василием. Василий тотчас же узнал его и говорит:

— Да, да, это тот самый, который бил меня по голове… Ведь вы меня чуть не убили… Я отец шести человек детей, разве это можно? У бедной девушки трудовые деньги украли…

— А вы мне пальто разорвали. Денег у меня нет, полиция отобрала.

Денег у него действительно не оказалось в кармане, зато, к счастью, нашли мою старинную табакерку с жемчугом и старинные же серьги.

Потом и последний вор убежал из участка. Вся эта шайка — смоленские обыватели, хорошо всем известные, особенно полиции, которая каждого из них в лицо знала. В день грабежа городовой, стоявший на посту недалеко от нас, видел этого благодетеля и говорил ему:

— Хлебников, что вы тут вертитесь, вам тут не место.

Конечно, у меня перебывало много полиции, допрашивали всю прислугу, много говорили, но так ничем и не кончилось. Эти мошенники отлично умеют ладить с полицией, так все благополучно и скрылись.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.