Госкомаббревиатура

С приходом весны хочется писать об аббревиатурах. Они короткие и звонкие, как питерская капель. БАМ. ГУМ. РАН. Если, конечно, это не Минздравсоцразвития, которое свалилось на наши головы бесформенной ледяной глыбой. Или не Минобрнауки, в сравнении с которым даже советский Минтяжмаш звучит как детская считалка. О таких аббревиатурах хочется поскорее забыть. Но не получается.

Что такое аббревиатура? Так принято обозначать слово, созданное путем усечения и соединения ряда слов (итал. abbreviatura, восходящее к лат. abbrevio — сокращаю). Уже из этого определения следует, что речь в данном случае идет о некой словообразовательной модели. Такое понимание дела порой позволяет исследователям видеть различие между аббревиацией как процессом создания новых слов (МЭРТ, МРОТ, психбольница) и графическими сокращениями, новых слов не создающими (обозначения типа «и т. д.» или средневековые написания под титлой).

Зачем создаются аббревиатуры? Однозначного ответа здесь быть не может. Движущими в этом процессе являются, на мой взгляд, две силы. Одна из них — принцип языковой экономии, другая — то, что в самой общей форме можно определить как стремление к сакрализации. Начну со второй.

Аббревиация возникла не сегодня. Это древнее и почтенное явление отмечено в ряде культур Востока, Греции и Рима. Там аббревиатуры представали в самых разных формах и обслуживали по преимуществу область сакрального. Иногда — тайного, которое, как известно, порой способно сакрализоваться. Во многих культурах святость явления предполагает его неназывание или, по крайней мере, неполное называние.

Если брать историю нашей собственной культуры, то феномен сокращения присутствует в ней прежде всего на уровне графическом. Священные слова — Бог, Богородица, Иисус Христос, Спаситель — писались в сокращении под титлой (титла — надстрочный значок, сигнализирующий о сокращении слова). Выпадали — или выносились над строкой — буквы из середины слова. И в графике, и в семантике этого явления мы были наследниками византийцев. Интересно в этом отношении слово «царь», получившее распространение с XV века и восходящее к форме «цAсарь» («цьсарь»). Есть основания полагать, что новая форма не в последнюю очередь связана с графическим обликом слова: принадлежа к именам сакральным, слово «цAсарь» писалось под титлой с выносной «с». Нельзя сказать, что вопросы экономии в древности не играли совсем уж никакой роли. В надстрочное пространство выносились окончания часто употреблявшихся слов (например, буква «е» в «рече»), частица «же» и еще кое-что, но — не экономия была в те эпохи определяющей.

Функция сакрализации или, скажем так, придания большей значимости сохранилась и в Новое время. В каком-то смысле именно она определила движение Татьяны Лариной, писавшей «На отуманенном стекле / Заветный вензель О да Е». И уж не знаю, что движет Б.Б.Гребенщиковым, когда он — явно не по размеру — примеривает на себя обозначение БГ. Новая сфера сакрального заставляла в первые десятилетия советской власти придумывать и имена-аббревиатуры: Долкап (долой капитализм), Мэлс (Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин), Слачела (слава челюскинцам).

Совсем другая история — принцип языковой экономии. Именно он определяет характер подавляющего большинства сегодняшних аббревиатур. И хотя принцип этот также не новый, ведущую свою роль он получил менее столетия назад. Начало аббревиатурного бума — как за границей, так и у нас — принято относить к рубежу XIX и XX веков. Дореволюционные аббревиатуры имели относительно благополучный облик и были, как правило, произносимы. В качестве примера здесь можно привести название компании «Лензолото» (слог «лен» соотносился в нем не с вождем мирового пролетариата, а с рекой: «Ленское золото»). Одним из катализаторов этого бума стала Первая мировая война. Многие из аббревиатур были связаны с военной сферой (слова типа «главковерх» — верховный главнокомандующий, «начштакор» — начальник штаба корпуса и др.). Материал для аббревиатур нередко предоставлял телеграф с его системой сокращений слов. Но и без телеграфа дело в этой сфере пошло быстро. Может быть, даже — слишком быстро. Словообразовательная модель оказалась в высшей степени продуктивной.

В полную силу она показала себя после октябрьского переворота. И это не случайно: новая жизнь требовала новых слов. Поток аббревиатур оказался таким мощным, что дрогнули даже самые радикальные. Так, по свидетельству А.В.Луначарского, резкой была реакция В.И.Ленина на аббревиатуру телеграммы, сообщавшей о том, что «шкрабы голодают». Аббревиатуру «шкраб» (школьный работник) запретили, но голодать они от этого, увы, не перестали. В «Бане» В.В.Маяковского появляется «Главначпупс» (главный начальник по управлению согласованием), Маяковским же высмеивается «Коопсах» (кооператив сахарной промышленности). О том, что аббревиацию в послереволюционные годы открыли для себя самые широкие слои населения, свидетельствует, в частности, двустишие «На Твербуле у Пампуша / Ждет меня миленок Груша», оставшееся в памяти Корнея Чуковского (впрочем, с 1950 года Пампуш уже и не на Твербуле).

Процесс создания новых аббревиатур, что называется, пошел. Впоследствии он имел разную интенсивность, но никогда не останавливался. На него не действовали ни насмешки, ни увещевания. Воспрепятствовать процессу не смогло даже то, что по поводу аббревиатур со свойственной ему непосредственностью на XXII съезде КПСС высказался Н.С.Хрущев: «Что это за собачий язык нам навязывают? Назовите по-человечески…» По-человечески не получается: уж слишком аббревиатуры удобны.

По способу образования аббревиатуры подразделяются на несколько видов. Буквенные аббревиатуры состоят из первых букв вошедших в них слов. Слоги новых слов в этом случае образуют названия букв: СССР («эсэсэсэр»), НКВД («энкавэдэ»). К этой категории должно было принадлежать, скажем, слово ФРГ («эфэргэ»), но правильному наименованию буквы «эф» оно выразило свое откровенное «фэ». Проблему решает то, что «фээргэ» сейчас постепенно вытесняется «Германией». Другой разновидностью аббревиатур являются акронимы или звуковые аббревиатуры. Здесь наименование букв значения не имеет, всё читается так же, как в обычных словах: ГЭС, ГАЗ, ТАСС и печальная аббревиатура МРОТ, в которой форма полностью отвечает содержанию. Иногда в соответствии с этой моделью произносят США («сша»). Теоретически это более правильно, чем произносить, как делается сегодня, «сэшэа». Признавая, что последняя форма (подобно «фээргэ») стала преобладающей, можно лишь констатировать, что внешней политикой в свое время у нас занимались люди, считавшие «сэ», «шэ» и «фэ» произносительной нормой. Еще один тип представляют слоговые аббревиатуры, соединяющие, как понятно из названия, отдельные слоги разных слов: «колхоз», «роддом», «худрук». Есть смешанный тип (например, «гороно», соединяющее слоговой тип с акронимическим), есть тип, прибавляющий один слог к целому слову («запчасти») и даже первый слог одного слова — к последнему слогу другого слова («мопед»: «мотоцикл» + «велосипед»). Сокращается, наконец, лишь прилагательное в словосочетании: «матлингвистика», «физкультура». Иначе говоря, желающим образовывать аббревиатуры есть из чего выбирать.

Чем являются аббревиатуры с точки зрения грамматики? Словами. Но словами-инвалидами. Безрукими, безногими, бесполыми. И если слоговые аббревиатуры демонстрируют определенную гибкость (за исключением слов типа «завкафедрой»), то с буквенными аббревиатурами просто беда. В основном они неизменяемы и с другими словами согласуются по роду господствующего в аббревиатуре слова. ГЭС — «она», потому что «станция». Вместе с тем это правило нередко нарушается, в особенности аббревиатурами, оканчивающимися на согласную. Потому что язык — живой, и сквозь навязанные ему конструкции прорастает новыми побегами. Образования желают стать словами и (здесь можно выразить солидарность с Н.С.Хрущевым) очеловечиться. Так, аббревиатуры ТАСС и вуз, несмотря на средний род господствующего слова, перешли в мужской. Просто потому, что окончание на согласный характерно прежде всего для мужского рода. По этой же причине ОСАГО обнаружило вполне законную тенденцию к среднему роду. Из стремления опять-таки к очеловечиванию глухое SMS (Short Message Service) стало вполне себе жизнерадостной эсэмэской.

Аббревиатуры называют иногда единицами второй номинации, и это справедливо. Они сокращают единицы первой номинации (слова, рожденные, так сказать, естественным путем) и образуют эту самую вторую. Выражаясь в категориях семиотики, можно сказать, что аббревиатура — знак знака. В природе знака — обобщать действительность. Таким образом, аббревиатура — действительность, обобщенная дважды, а это уже чего-то стоит. В этом пункте, как мне кажется, два названных мотива создания аббревиатур (сакральность и языковая экономия) взаимодействуют.

Употребление аббревиатур, мотивированное в наше время стремлением разгрузить речь, во многих случаях является и признаком — нет, не святости — посвященности. Когда, допустим, политолог до предела уснащает свою речь аббревиатурами, в меру искушенная публика делает вывод: да, уж этот-то, что называется, в курсе дела. Но тот же политолог должен знать, что на уровне чуть более высоком такого рода украшения будут восприниматься как нечто не вполне comme il faut. Аспиранты-медиевисты порой произносят «ПВЛ» («Повесть временных лет») и «ВМЧ» («Великие Минеи Четии»). Это — то, чего зрелый исследователь никогда не позволит себе сделать. Да, наука полна аббревиатур (и в письменных текстах без них не обходится ни одна отрасль знаний), но есть вещи, которые лучше произнести полностью.

Настроенность нашего нынешнего сознания на определенную волну позволяет видеть аббревиатуры в вещах совершенно неожиданных. Так, за именем Гертруда ряду лиц виделась «героиня труда», а за именем Каспар — «Каспийское пароходство». Подобное умонастроение в свое время было хорошо выражено Иосифом Бродским: «“Кто такой Савонарола?” / “Вероятно, сокращенье”» («Представление»).

Аббревиатур стало так много, что, подобно «всамделишним» словам, они приобрели многозначность, т. е. получили способность быть знаком совершенно разных вещей. ЦИК, например, расшифровывается не только как «Центральная избирательная комиссия» (самое ныне известное и актуальное значение), но и как «Центральный исполнительный комитет», «центр ипотечного кредитования», «циркулирующие иммунные комплексы» и т. д. Вероятно, именно признание многозначности аббревиатур сделало некогда популярной расшифровку ПТУ как «помогите тупому устроиться» или — в наши дни — ГИБДД как «гони инспектору бабки, двигай дальше».

Аббревиатуры вошли в нашу жизнь так прочно, что вопрос об их необходимости бессмысленно даже поднимать. Такого количества неназванных явлений действительность нам еще никогда не предъявляла. И ведь не просто явлений — сложных явлений, одним словом и впрямь не покрываемых. Признавая, что словотворчество необходимо, согласимся и с тем, что аббревиация сейчас — один из важнейших его типов. Это опять-таки вне обсуждения. Что можно и нужно обсуждать — качество нашего словотворчества.

Прежде всего следует избавиться от слов-монстров. Так, неприемлемым кажется приведенное обозначение дорожной милиции. ГИБДД — вариант для глухонемого: невозможно ни произносить, ни тем более слышать. Разрешит ли это ведомство комбайнам «Дон» двигаться по Тверской? Допускаю, что оно сочтет их там неуместными. Почему же оно считает, что в русском языке уместно ГИБДД?

А Минобрнауки? «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Обучайтесь и исследуйте. Не лучше — Минздравсоцразвития. Эта аббревиатура предупреждает нас о том, что наименования чиновников опасны для культуры. Ни фантазия, ни чувство юмора не являются их сильной стороной. До некоторой степени исключением был лишь М.Е.Швыдкой. Судя по аббревиатуре его ведомства (ФАКК — Федеральное агентство по культуре и кинематографии), у него есть и то и другое. Возможно, также знание английского.

Обращаюсь к тем, кто в данный момент занят созданием аббревиатур: не стоит торопиться. Существует не менее десятка различных способов это сделать (некоторые из них описаны выше). Если неблагозвучна буквенная аббревиатура, ее можно заменить слоговой — и наоборот. Она должна быть короткой: длинная аббревиатура теряет смысл. В конце концов, название ведомства вовсе не обязано перечислять все его отделы. Оно — лишь знак, который не должен включать все конструктивные элементы означаемого.

Как пример удачной аббревиатуры мог бы привести «Яблоко» (Явлинский, Болдырев, Лукин). Вне зависимости от политической ориентации упоминание о фрукте у рядового гражданина рождает положительные эмоции. С грамматической точки зрения эта аббревиатура равна обычному «яблоку». Можно, таким образом, смело утверждать, что отсутствие партии в Думе с качеством аббревиатуры никак не связано.

Образцовыми можно признать слова «эсминец» (эскадренный миноносец) и «лазер» (Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation). Эти аббревитуры настолько хорошо имитируют структуру слова (включая суффикс), что не всякому придет в голову, что зачаты они в пробирке. К этой же категории относится и выходящий из употребления «лавсан» (Лаборатория высокомолекулярных соединений Академии наук). В этом слове, как, скажем, в словах «бомж» (без определенного места жительства) и «пиар» (Public Relations), слышится что-то французское. «Самбо» (самооборона без оружия) ассоциативно связывается с самбой, ПДД (правила дорожного движения) — с балетом. И даже ОСАГО (обязательное страхование автогражданской ответственности), перефразируя Северянина, — с «чем-то испанским».

Почему перечисленные аббревиатуры можно считать приемлемыми? Потому что все они — каждая по-своему — входят в какую-то парадигму. Проще говоря, всякое новое слово должно быть на что-то похожим. Соответствовать чему-то такому, что в языке уже есть. Только в этом случае оно может быть безболезненно принято.

Подобно иноязычным заимствованиям, аббревиатуры в нашем языке не являются чем-то незаконным. Это один из путей развития языка, который невозможно, да и не нужно закрывать. Язык не может ограничиваться словами «самовар» и «балалайка». Стремиться к этому было бы так же странно, как призывать всех ходить в поддевке и смазных сапогах. Но проникновение новых слов должно быть контролируемым, и сейчас это актуально как никогда.

Нам жизненно необходим своего рода комитет по неологизмам, состоящий из авторитетных филологов, писателей и журналистов. Он утверждал (разрабатывал) бы новые аббревиатуры и предлагал бы замены наиболее одиозным заимствованиям. Предписания его должны были бы стать обязательными для всякой официальной речи, начиная — напоследок позволю себе аббревиатуру — со СМИ. Деятельность такого комитета во Франции признана чрезвычайно полезной. Почему бы не попробовать и нам?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.