Предисловие

Предисловие

Шопенгауэр был современником бурной эпохи всемирной истории. Это было время Великой французской революции (1789-1794) и многочисленных европейских войн, заложниками и жертвами которых стали десятки тысяч людей, когда рушились государства и царства и на их месте возникали новые, когда народы Европы стонали под пятой нового наполеоновского порядка, когда они, воодушевленные победоносной отечественной войной русского народа против Бонапарта, поднимались на национальное сопротивление захватчику, когда в постреволюционную эпоху складывались и новый экономический и политический порядок, и новый уклад жизни.

Шопенгауэр непосредственно не был вовлечен в катаклизмы эпохи: он не восторгался революцией; лично не страдал от войн, но подростком, испытывая тяготы военного времени в путешествиях по Европе, глубоко переживал бедствия, постигшие людей; он не воодушевлялся идеями спасения Германии от наполеоновского ига; он был лишь наблюдателем происходящего, но горячо переживал разруху, человеческие страдания и жертвы.

Это было время расцвета немецкой философии, начатой «Критикой чистого разума» Канта в 1781 году и получившей впоследствии название классической, когда создавались великие философские системы, отмеченные прославлением разума и обоснованием грядущего торжества человеческой мысли в решении высших жизненных проблем и в осуществлении человеческого призвания. Культ разума и рационального знания, глубокая вера в поступательное развитие человечества, в прогресс и счастье человеческого рода как высшей цели природы (Кант), как высшей мудрости абсолютного духа (Гегель), постулирование разумности человеческого поведения, рационалистическое или религиозное обоснование абсолютной морали — таковы основные достижения основоположника немецкой классики и многих продолжателей его философии, учения которых отмечены историческим оптимизмом и высокой гуманностью. Шопенгауэр был учеником Канта, но он во многом шел иным, чем учитель и его великие современники, путем.

Итоги немецкой классической философии, которая стала почвой и средой развития философии Шопенгауэра и в которую он внес свой оригинальный вклад, можно сформулировать следующим образом:

1. Главное философское достижение эпохи — диалектика. Она была разработана столь основательно, что открыла перед человеческой мыслью дотоле неизвестные горизонты. Историзм как принцип мышления прочно вошел в философский обиход: мир стал пониматься как развивающееся противоречивое целое. Древняя догадка о тождестве противоположностей стала аксиомой. Новой была идея диалектической логики, построения системы взаимосвязанных категорий. Тем самым был усовершенствован специфический язык философии как науки.

Философия оперирует предельно широкими понятиями, которые отражают не только различные стороны действительности, но и их взаимные связи, переходы, взаимное воздействие. Такие понятия гибки, текучи, переходят друг в друга. Определить их можно только через их место в системе. Но научная логическая сторона метафизики — только одна часть дела. Другая не менее, а, может быть, более важная форма диалектики — интеллектуальное созерцание, интуиция, когда в единичном явлении можно узреть сущность. Это относится не только к искусству, но и к природе и к мировидению. Эта форма диалектики была особенно важна для Шопенгауэра, а позже — и для русских идеалистов.

2. Было радикально пересмотрено отношение субъекта и объекта. Все предшествующие учения (и материалистические, и идеалистические) грешили созерцательностью: процесс познания представлялся им пассивным восприятием образов, поступающих извне. Немецкая классика впервые провозгласила активность сознания, вторжение субъекта в объект и их непрерывное взаимодействие. Знание возникает в результате синтезирующей деятельности субъекта: сознание не только отражает мир, но и творит его.

3. Сфера познания предстала в более широких масштабах. В нее включили и бессознательные, неконтролируемые сознанием процессы. Бессознательная работа мысли присутствует и в единичном акте творчества, где решающая роль принадлежит продуктивному воображению. Есть и коллективное, массовое бессознательное — мифологическое мышление, которое представляет собой необходимую ступень в развитии форм общественного сознания. Сознание поднимается и к своим вершинам, охватывая самоосмысление познающего Я.

4. В XVIII веке появилась «новая наука» — так Дж. Вико назвал область социального знания; Вольтер употребил термин «философия истории». Немецкая классическая философия обосновала идею общественной закономерности, указав на деятельность как на сферу ее наиболее яркого проявления. Творчество, созидание, орудия труда предстали как предмет философского рассмотрения. Была предпринята попытка увидеть в истории человечества закономерные этапы прогрессивного, хотя и противоречивого развития. Прогресс приводит к осуществлению вековой мечты человека — устранению войн из жизни общества, установлению всеобщего правопорядка. Благо человека стало высшей заботой философии.

5. Другой «новой наукой», получившей в Германии имя и систематическую разработку, была эстетика. Уходившие в древность предшествующие учения были отрывочными и не схватывали диалектический характер красоты как особого вида взаимодействия человека и природы. Эстетическое выступило как опосредующее звено между теорией и практикой, наукой и нравственностью. Впервые искусство вошло в сферу исторического рассмотрения, проанализированы были две взаимосвязанные формы художественного обобщения.

6. В древней философской науке — этике — немецкой классической философии также удалось сказать новое слово. Обсуждалась проблема счастья. Возникла идея долга как абсолютного побудительного мотива морального поведения. Впервые в философии была поставлена проблема идеала (19. С. 302-304).

7. По-новому встала проблема человека. «Что такое человек?» Таков главный вопрос философии Канта. Ответ на него нельзя дать научными средствами.

Нет, человека ты никак

Истолковать не в состоянии.

       Этот упрек Фауста Мефистофелю как бы произносит философия науке, которая пребывает в безмятежном неведении относительно своих возможностей. Только совокупное философское знание в состоянии ответить на вопрос, волновавший немецкую классику от Канта до Шопенгауэра.

Хотя Шопенгауэр и не принял многие плодотворные идеи своих современников, его мысль развивалась в русле идей, поставленных Кантом и развиваемых Фихте, Шеллингом, Гегелем. Но в целом его учение было чуждым духу того времени; его учение не было этим временем востребовано: идея прогресса его не воодушевляла, вера в разум подвергалась сомнению, хотя рассудок и здравый смысл никогда ему не изменяли.

Системы старших современников Шопенгауэра, указывающие человечеству благую цель, вызывали у него аллергию: он не только их не принимал, но даже ненавидел, особенно Гегеля. Исключение он делал только для Канта, да и то с некоторыми оговорками. И все же Шопенгауэр, как и его выдающиеся современники, вышел «из Канта», он восхищался им, почитал его за «великий дух, которому человечество обязано незабвенными истинами» (74. С. 13). Взяв за исходные позиции многие идеи Канта, Шопенгауэр пошел иным, чем его старшие современники, путем. Но его натурализм был исключительным, а гуманизм и этика соответствовали этическому потенциалу немецкой классики.

В методическом и методологическом плане Шопенгауэр стремился создать философскую систему, обнимающую всеобщность бытия и мышления. Однако он с неприязнью относился к системосозидающим корифеям немецкой классики — Фихте, Шеллингу и Гегелю именно за их стремление представить мир во всей полноте; он называл их прославленными софистами послекантовского периода, которых следует изгнать из царства философов за шарлатанство.

Поскольку Шопенгауэр провозглашал неприятие такого системосозидания, многие интерпретаторы его учения посчитали его учение чуждым систематичности, быть может, вследствие его незамкнутости.

Однако некоторые современные исследователи настаивают на том, что его философия благодаря отчетливости, последовательности аргументации и упорядоченности представляет собой именно систему, а сам он является «систематическим мыслителем» (102. С. 2). Нападки на создателей систем выражались в личностном неприятии исторического оптимизма их авторов и определялись преимущественным интересом Шопенгауэра к антропологическим проблемам, что объективно побуждало его стать к ним в оппозицию.

Несмотря на то что единственным предметом его интересов и его учения был человек — конкретный, эмпирический, реально действующий, погруженный в юдоль собственного физического и духовного несовершенства, неблагоприятных внешних обстоятельств и страха перед смертным уделом, — структура его учения выступает как система, обнимающая мир и указывающая на место человека в этом мире. Шопенгауэровские устремления гуманистичны; его беспокоит проблема человеческого счастья, он хочет научить людей, как стать счастливыми, но видит недостижимость этой цели: в отличие от современников, его взгляд на мир и человека в нем пессимистичен.

Все свое внимание Шопенгауэр сосредоточивал на иррациональных, слепых силах человека и мира, но стремился их объяснять, оставаясь исключительно на почве рационализма. Это был «самый рациональный философ иррационального», писал о нем Томас Манн. Рационализм — господствующая традиция западноевропейского философствования, но не единственная. Со времен Древней Греции многие мыслители сохраняли потребность в иррациональном. Чувствуя что-то вне разума, они стремились освободиться от пресса разумности. Но и философское откровение, и вера в сверхрациональное парадоксальным образом имели рационалистический характер. Шопенгауэр не был исключением, но он вернул в философию эмоциональную сферу.

Шопенгауэр считал себя посторонним на этом карнавале жизни, но в то же время пытался дать ответ на вопросы, которые, как он полагал, были животрепещущими, однако не поддаются решению здесь и теперь и обречены оставаться нерешенными из-за мании величия человечества. Три глубоких симптома этой мании видел Шопенгауэр задолго до того, как они были осознаны людьми: 1) космологический, когда человек предстает как венец творения, а между тем Земля — лишь один из бесчисленных шариков в бесконечном пространстве, на котором существует плеснеподобный налет живых и думающих существ; 2) биологический, когда человек предстает как венец природы благодаря своему разуму, но является всего-навсего животным, интеллект которого призван лишь компенсировать дефицит инстинкта и недостаточную органическую приспособленность к условиям обитания; 3) психологический симптом, который выражается в иллюзии, что наше сознательное Я является господином в собственном доме.

Шопенгауэр не оставил собственного жизнеописания (имеется всего четыре кратких автобиографии, написанные им самим; это два — «curriculum vitae» (от 1813 и 1819 годов), представленные для защиты докторской диссертации и получения звания приват-доцента, а также два биографических наброска 1851 года для «Истории новой философии» Э. Эрдмана и для энциклопедического словаря Мейера. Но вскоре после смерти философа начались (не без скандала) интенсивные публикации его наследия, в том числе писем (которые, правда, сохранились далеко не полностью), заметок и отрывков из дневника, позволяющие (хотя их датировка оказалась не всегда возможной) понять многие реалии его существования, генезис его идей и приверженность на протяжении всей жизни к возникшему с юности мировидению.

Отстранившись от злобы дня, претендуя на общечеловечность, Шопенгауэр обнаруживает родство в первую очередь и с немецкой классической философией и — шире — с общеевропейской традицией Нового времени, хотя и вносит в свое учение темы и понятия, почерпнутые из индийской мудрости. Но в полном смысле его творение — дитя немецкого гения.

Есть мнение: каков человек, такова и его философия (Фихте). И в самом деле, оригинальные идеи отражают особенности личности своего творца. У Шопенгауэра личностное начало, как в содержательном плане и в характере дискурса, так и в личностных интенциях по своей интенсивности уступает, быть может, только Ф. Ницше.

По словам И. В. Гете, чтобы понять поэта, надо пойти в страну поэта. Не только в окружающую поэта действительность, но и в страну его внутренней жизни, его душевных порывов, его сердца. То же самое следует сказать и о философе: чтобы понять учение, нужно иметь в виду не только его мировоззрение, не только предмет его интересов, методологию и метод, которых он придерживался, но и внешние условия создания учения — образ жизни общества и особенности духовной среды, а также, по возможности, проникнуть во внутренний мир творца, в обстоятельства его жизни и личного опыта, в его характер.

Дитя эпохи, Шопенгауэр оставался для нее нелюбимым, чужим ребенком. Плоть от плоти духа немецкой классики, он пребывал как бы за ее пределами благодаря отказу от культа рациональности и пессимизму. В чем здесь родство и где обозначены разрывы, можно понять, лишь обратившись к событиям жизни и духовным исканиям мыслителя. В то же время нельзя оставить без внимания и последующие варианты толкований его философии, которые имеют значение в наши дни: они помогают нам более основательно выявить актуальные ныне аспекты мировоззрения нашего героя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.