Глава вторая Аншлюс

Глава вторая

Аншлюс

^{Тренировки в «Deutscher Turnerbund» — Особенный референдум, предложенный Шушнигом, или Тайное голосование без кабин — Ночь 11 марта 1938 года — Канцлер Зейсс-Инкварт — В президентском дворце: избежание драмы столкновения между батальоном гвардии и СА — Вид Гитлера с наших подмостков — Изменение взглядов и триумфальный плебисцит — Люди с другой стороны Майна.}

11 июля 1936 года преемник Дольфуса Курт фон Шушниг официально признал, что «Австрия, в сущности, является немецким государством», но был против объединения с Германией и поощрял полицию на безжалостное подавление пронемецких манифестаций.

Встреча Гитлер — Шушниг, которая прошла 12 февраля 1938 года в Берхтесгадене, вселила в нас надежду на будущую нормализацию отношений между Германией и Австрией, но быстрое возвращение в материнское лоно казалось невозможным. Национал-социалистская партия была, на определенных условиях, снова легализована. С 1935 года я принадлежал к Немецкому гимнастическому союзу («Deutscher Tumerbund»), одновременно существовавшему в Австрии и Германии. Случилось так, что там я оказался в кругу бывших членов или сочувствующих распущенной партии. Пожалуй, не стоит добавлять, что все 60 тысяч членов Гимнастического союза были приверженцами объединения с Германией. Внутри нашего союза мы организовали отделения обороны, однако нам было известно, что коммунисты и социал-демократы считались мастерами в искусстве маскировки своих подразделений. Мы ориентировались в ситуации и знали, что Москва предоставила австрийским руководителям коммунистической партии точные директивы по созданию Народного фронта — в Вене они собирались взять реванш за Берлин.

После возвращения из Берхтесгадена Шушниг переформировал свой кабинет и назначил Зейсс-Инкварта министром внутренних дел. Он был великолепным адвокатом и примерным католиком, который до вступления в ряды национал-социалистской партии принадлежал, как и большинство австрийцев, к сторонникам аншлюса. В то же самое время канцлер делал все, чтобы договориться с руководством крайне левых организаций против нас. В скором времени давление Москвы возросло, и Шушниг решился на авантюру, которая должна была решить судьбу Австрии.

В среду, 9 марта 1938 года, грянул гром среди ясного неба. Канцлер объявил в Инсбруке, что в воскресенье, 13 марта, будет проведен плебисцит по вопросу «за» или «против» «свободной, немецкой, независимой, социально справедливой, христианской и объединенной Австрии».

Берлин сразу же обвинил его в «сознательном нарушении соглашения в Берхтесгадене», «игре в пользу Москвы» и «желании установить в Вене советскую республику». В действительности, как заметил в своей «Истории немецкой армии» (том 4) французский историк Жак Бенуа-Мешин, «мы были свидетелями странного спектакля, которым поспешила воспользоваться гитлеровская пропаганда: кроме Отечественного фронта единственной силой, открыто проводящей кампанию поддержки плебисцита, были коммунисты».

Сегодня известно, что канцлер пал жертвой различных иллюзий и, без сомнения, обещаний, которых не мог выполнить. Он начал отдаляться от правых монархистов, ответив отказом на предложение вернуть трон, сделанное Отто Габсбургом, который подписал свой манифест «Отто, I. R.», то есть Imperator Rex — так же как Карл V.[26] Через девять дней, 26 февраля, министр иностранных дел Франции Ивон Дельбо выразил перед французским парламентом свое удовлетворение австрийским канцлером: «Франция не может не интересоваться судьбой Австрии и сегодня подтверждает, что независимость Австрии является необходимым элементом европейского равновесия».

В своих мемуарах Франц фон Папен позже напишет, что «личный друг Шушнига, французский посланник в Вене Габриель Пио, был отцом плебисцита».

Стремясь сделать невозможным или, по крайней мере, задержать аншлюс при помощи своего референдума, канцлер рассчитывал на поддержку из-за рубежа, в которой ему очень быстро отказали. В Лондоне именно в этот момент подал в отставку министр иностранных дел Энтони Иден. Артур Ненилль Чемберлен, который назначил на его место лорда Галифакса, считал проект австрийского референдума рискованным делом. Посол Чехословакии в Берлине доктор Масны якобы заверил маршала Германа Геринга, что президент Эдуард Бенеш не намерен вмешиваться в австрийские события.

Утром 7 марта австрийский военный атташе в Риме полковник Лебицки вручил Муссолини копию речи, которую Шушниг должен был произнести в Инсбруке. Искренне удивленный дуче сразу же вмешался, чтобы отговорить канцлера от этой затеи, «которая может быстро обернуться против пего». Однако Шушниг не обратил внимания на его мнение. Может быть, он получил решительные заверения о поддержке от Франции? Сомнительно. Несколькими неделями ранее правительство Шотана получило вотум доверия парламента со значительным большинством голосов: 439 против 2. На следующий день после речи в Инсбруке утром 10 марта Камиль Шотан выступил в палате депутатов. Он сошел с трибуны и покинул зал; вслед за ним, в тишине, это же сделали его министры. Кабинет Шотана подал в отставку, располагая большинством в парламенте!

Занимаясь атлетикой в Гимнастическом союзе, мы много читали зарубежную прессу, такую как «Таймс», «Дейли Телеграф», «Франкфуртер Цайтунг», «Ле Темпе» и швейцарские газеты. Вечером 10 марта у всех сложилось впечатление, что Шушниг потерял рассудок, изолировав сам себя.

Необходимо напомнить, каким образом должен был происходить референдум. Последние выборы в Национальное собрание происходили в 1929 году, следовательно, не осталось никаких избирательных списков. Нам объяснили, что они не нужны, — обо всем позаботится Отечественный фронт, единственный организатор референдума. Во-первых, все чиновники должны были голосовать в своих конторах; жители Вены в возрасте 25 лет и жители провинции на год моложе могли голосовать на основании предъявления семейной книжки, счета за квартиру, газ или электричество, сберегательной книжки, удостоверения Отечественного фронта или Крестьянского союза и так далее. Избиратели, которых члены комиссий знали в лицо, могли даже обойтись без паспорта! Было уточнено, что голосование будет публичным и в бюро останутся только бюллетени с надписью «ДА». Кабин не предусматривалось! Граждане, желающие проголосовать против, должны были сами принести бюллетень с надписью «НЕТ» и попросить у комиссии официальный конверт…

В таких условиях группа из пятидесяти весельчаков, начав обход избирательных участков с самого утра и поддерживаемая друзьями-членами комиссий, могла обеспечить Шушнигу несколько тысяч голосов. Тем временем, правительственное радио и пресса повторяли: «Каждый гражданин, голосующий «НЕТ», предает национальные интересы». Поэтому наивные граждане, пришедшие с бюллетенем, в котором значилось «НЕТ», сами себя определили бы как предателей.

Подобного рода действия, безусловно, были непорядочными, но организаторам референдума они казались замечательной идеей.

В эту же ночь 10 марта Шушниг издал приказ о мобилизации всех призывников 1935 года. В состояние готовности была приведена милиция Отечественного фронта. Тревожил тот факт, что опять появились старые ультрамарксистские отряды «Шутцбунда», некоторые были переодеты в светло-серые мундиры штурмовых отрядов Восточной Марки — боевых дружин Отечественного фронта, — что бы там ни говорили, Шушниг мобилизовал все средства. Утром 11 марта жители Вены увидели на улицах грузовики с пропагандистами Фронта, воздевающими вверх руки, сжатые в кулаки. Бургомистр Вены Рихард Шмитц вызвал накануне вечером комендантов рабочей милиции и выдал им оружие. Над колоннами грузовиков, прибывающих из предместий, развевались красные флаги с серпом и молотом; рабочие поднимали вверх руки, сжатые в кулаки, пели Интернационал и кричали: «Голосуйте «ДА» за свободу! Прочь Гитлера! Да здравствует Москва!» В это же время самолеты с бело-красными бантами сбрасывали над столицей тонны листовок, на которых значилось: «Голосуйте «ДА!»».

Какое значение мог иметь этот странный референдум, организованный в течение трех суток властью, которую не поддерживал народ? С вечера, предшествующего референдуму, в ведомстве канцлера возникали все более острые дискуссии. Сенсация: в «Венских последних новостях» опубликован манифест адъютанта Артура Зейсс-Инкварта из министерства внутренних дел, доктора юридических наук, в котором он заявил, что «самовольный референдум является нелегальным», и призвал население к бойкоту. Конфисковать газету оказалось невозможным.

Что произошло позже? После долгих колебаний, примерно в 13 часов того же дня, 11 марта, канцлер объявил, что модифицирует формулу референдума. Он хотел выиграть время, но маршал Геринг (в 16.30) из Берлина потребовал по телефону безоговорочной отставки правительства. Моторизованные немецкие дивизии были уже сконцентрированы около границы. Шушниг спросил тогда статс-секретаря по вопросам обороны доктора Цэнера, готовы ли сухопутные войска и полиция оказать сопротивление. Однако вскоре он понял, уже ничто не сможет помешать войскам Германской империи войти и Вену, кроме огромного энтузиазма населения.

Узнав о мобилизации рабочей милиции, руководители Гимнастического союза привели в состояние готовности отделения обороны: ни за что на свете мы не хотели вновь пережить кровавые дни 1927 и 1934 годов.

Вечером перед ведомством канцлера собралось множество людей. Мои товарищи и я были обеспокоены, но иногда вновь обретали надежду — в зависимости от вестей, проходивших через толпу. Вдруг в 20.00 Зейсс-Инкварт обратился к собравшимся с призывом соблюдать тишину и попросил «полицию и национал-социалистские силы безопасности позаботиться о сохранении порядка». К моему удивлению, я заметил, что многие люди, в том числе полицейские, надели повязки со свастикой. Все сразу же сделались национал-социалистами после того, как президент республики принял отставку Шушнига.

Сначала президент Миклас сопротивлялся назначению Зейсс-Инкварта своим преемником, несмотря на то, что тот был единственным министром, оставшимся на своем посту по его же просьбе. Впрочем, президент был уважаемым человеком со строгими принципами, отцом четырнадцати детей. Он и не знал, что двое из них уже состояли в нелегальной организации СА!

То, что привыкли называть «насилием над Австрией», началось в ночь радостным маршем с факелами по улицам Вены и перед Ведомством канцлера. На площади Героев люди плакали, смеялись и обнимались. Когда примерно в 23.00 флаги со свастикой появились на балконе этого учреждения, толпа пришла в восторг.

В то время, когда сыновья президента кричали на площади «Хайль Гитлер!», упрямый Миклас искал замену отправленному в отставку Шушнигу. Он не хотел видеть на посту канцлера Зейсс-Инкварта, рекомендованного, а позже навязанного Герингом, который искал должности для двух своих австрийских деверей. Разместившись в ведомстве канцлера, Миклас беседовал более чем с десятью политиками, такими как статс-секретарь доктор Скубл, бывший премьер-министр христианско-общественного правительства доктор Отто Эндер и, наконец, обеспокоенный возможностью братоубийственных стычек, с генеральным инспектором армии Сигизмундом Шилкавским. Все отказались. Уставший Миклас перед полуночью подписал назначение Зейсс-Инкварта, который тут же вручил президенту список новых министров.

Я с товарищами еще находился перед ведомством канцлера, когда Зейсс-Инкварт появился на балконе. Его приветствовали шумной овацией — мы поняли, что перед нами канцлер. Он произнес краткую речь, но слова невозможно было разобрать из-за шума. Вдруг воцарилась тишина и, обнажив головы, огромная толпа запела немецкий гимн. Я никогда не забуду этого момента, который стал величайшей наградой за все труды, жертвы и унижения.

Я читал, что последние события называли «нарушением демократических принципов». Но в Австрии не было даже тени демократии. Канцлер Дольфус распустил парламент в марте 1933 года. Миклас после трагической смерти Дольфуса назначил канцлером Шушнига без консультаций с кем-либо. Чтобы понять нашу позицию, необходима добрая воля и хотя бы поверхностное знание истории.

Я все еще вижу себя в ту памятную ночь в обществе моих друзей из Немецкого гимнастического союза. Мы были одеты в куртки альпинистов, бриджи или лыжные брюки, которые при нашей бедности могли считаться формой. У нас не было повязок.

Мы были так счастливы, что не чувствовали ни голода, ни холода. Когда площадь Героев опустела, я в окружении моих товарищей шагал по маленькой улочке, расположенной за ведомством канцлера — недалеко был припаркован мой автомобиль. Первый порыв энтузиазма прошел, и нам стало казаться, что это сон. Действительно ли Зейсс-Инкварт стал национал-социалистом? Возможно ли это? До сих пор мы считали его только лишь степенным человеком. Какова будет реакция крайне левых? Правда ли, как твердили слухи, что Гитлер приказал немецким войскам войти в Австрию?

В этот момент из каких-то ворот на тротуар улочки медленно выехал черный лимузин. Мы посторонились, чтобы дать ему проехать. Тут я услышал, что издалека меня зовет какой-то человек, вышедший из дворца в окружении нескольких мужчин. Он подошел быстрым шагом, и я узнал в нем Бруно Вайсса — председателя нашего Немецкого гимнастического союза. Он казался расстроенным и спросил, имею ли я в своем распоряжении автомобиль. Я ответил.

— Очень хорошо, — сказал Вайсс. — Это счастье, что я вас нашел. Нам необходим спокойный и рассудительный человек! Видели ли вы большой черный лимузин? В нем находится президент Миклас. Он возвращается в свой дворец на улице Рейснерштрассе, охраняемый отрядом батальона гвардии. Только что мы узнали, что именно сейчас отряд С А из Флорисдорфа получил приказ выехать на Рейснерштрассе, так как новое правительство должно охранять президента. Любой ценой необходимо избежать столкновения между этими двумя подразделениями. Вы меня понимаете?

— Конечно, господин Вайсс. Но у меня нет полномочий…

Он прервал меня жестом:

— От имени нового канцлера поручаю вам отправиться на Рейснерштрассе и спокойно, но решительно контролировать ситуацию с целью избежания какого-либо конфликта. Соберите нескольких товарищей, но, пожалуйста, не теряйте ни минуты. Я предупрежу канцлера, что именно вам поручил эту миссию. Я попробую решить этот вопрос по телефону, хотя было бы лучше, чтобы вы оказались на месте. Когда вы туда приедете, пожалуйста, позвоните в ведомство канцлера. А теперь — езжайте, мой дорогой, дорога каждая минута…

Так и случилось! Я сразу же собрал десять надежных товарищей, которые разместились в нескольких автомобилях или же последовали за нами на своих мотоциклах. Мы двинулись в путь через толпу и прибыли к дворцу точно в момент приезда президента. Проехав за ним, я приказал запереть главные ворота.

Когда мы ворвались в холл, президент как раз поднимался по лестнице. Из галереи на втором этаже выскочил какой-то молодой лейтенант батальона гвардии и вытащил пистолет. На крики гвардейцев и окружения президента выбежала потрясенная госпожа Миклас — всеобщее замешательство было невероятным. Я громко крикнул:

— Пожалуйста, соблюдайте тишину!

— Заряжайте оружие! — скомандовал лейтенант.

Этот офицер, которого я встретил через три недели в мундире капитана вермахта и с которым впоследствии подружился, лишь выполнял свой долг. К счастью, мы не имели повязок и оружия, но разнообразие нашей странной одежды было не в нашу пользу. Ситуация выглядела следующим образом: вдоль первой галереи и наверху лестницы стояло двадцать гвардейцев, их оружие было направлено на нас; посередине лестницы остановился президент, который молча смотрел на свою жену. Шум на улице нарастал. Люди из СА выскакивали из грузовиков и требовали отпереть им ворота. В душе я тогда желал лишь одного — чтобы ворота выдержали натиск.

— Спокойствие, господа! — я крикнул еще раз. — Господин президент, пожалуйста, выслушайте меня…

Миклас повернулся и удивленно посмотрел на меня:

— Кто вы и чего хотите?

— Разрешите представиться — инженер Скорцени. Я являюсь посланцем федерального канцлера дабы защитить вас, господин президент. Могу ли я позвонить канцлеру? Он засвидетельствует, что я нахожусь здесь по его поручению.

— Да, конечно. Однако скажите мне, пожалуйста, что означает этот шум снаружи?

Ясное дело, что я знал причину шума, но пока не мог ее открыть. У меня было ощущение, что люди из С А хотят взять дворец штурмом, а это могло означать перестрелку.

— Прошу прощения, господин президент, я сейчас узнаю. Вместе с моим другом Герхардом и товарищами из Гимнастического союза нам удалось успокоить обе стороны. В присутствии доктора Микласа я позвонил в ведомство канцлера, и вскоре меня соединили с доктором Зейсс-Инквартом. Бруно Вайсс сделал все, что обещал, и новый канцлер несколько минут говорил с федеральным президентом, который позже передал мне трубку. Канцлер поблагодарил меня за решительность, проявленную в данной ситуации. Он также попросил меня остаться во дворце до получения новых приказов и взять в свои руки командование батальоном гвардии, обеспечивающим безопасность внутри резиденции. Отряд СА должен был обеспечить порядок снаружи.

В течение трех дней и ночей я, к всеобщему удовлетворению, добросовестно выполнял свою миссию. Не произошло пи одного инцидента, и все закончилось горячим рукопожатием с канцлером Зейсс-Инквартом. Я был тогда еще молод и поэтому наивно полагал, что вошел в активную политику не случайно, а через главный вход.[27]

Триумфальный въезд Гитлера в Вену я наблюдал с очень большой высоты, а именно со строительных лесов, воздвигнутых с целью реставрации одного из музеев на Ринге.[28] Мои работники проявляли еще больше энтузиазма. Я их понимал — они встречали одного из своих, одного из наших. С высоты строительных лесов мы смотрели на необычного человека. Возможно, стоит вспомнить, что когда-то он жил впроголодь в Вене, а теперь, и мы были тому свидетелями, занял в истории место наравне с великими властелинами Австрии: Рудольфом, Максимиллианом, Карлом, Фердинандом или Йозефом — императорами Германии. Казалось, что это невозможно, но это было действительностью. Вместе с нами сотни тысяч людей криком подтверждали данный исторический факт.

Спектакль на Ринге был достоин такого события — великолепный, помпезный, с морем штандартов и цветов, с бесконечными аплодисментами, военными оркестрами и немецкими солдатами, которых встречали так, как ни одну другую армию в Австрии. В какой-то момент по бесчисленной толпе прокатилась волна восхищения: это маршировала личная гвардия фюрера — лейб-штандарте СС[29] «Адольф Гитлер». Вид этих солдат произвел на нас большое впечатление. Я не предполагал, что в скором времени окажусь в рядах этой гвардии.

Я не мог понять, где мои земляки взяли такое количество флагов со свастикой — их были десятки тысяч. Вероятно, каждая семья тайно хранила один или два флага, предвидя «насилие над Австрией». Впрочем, меня удивляли многие вещи, о которых сегодня уже забыли.

Так, например, 10 марта архиепископ Вены кардинал Иннитцер горячо поддержал референдум Шушнига, заявляя: «Как австрийские граждане, мы будем бороться за свободную и независимую Австрию. (…) Скажем «Да!»» Через восемь дней, 18 марта, его преосвященство кардинал Иннитцер, а также архиепископ Зальцбурга — Вайтц, архиепископ Кпагенфурта — Гефтер, епископ Граца — Павликовски и епископ Линца — Гфелльнер публично заявили, что «как немцы, они считают своим долгом стать на сторону Германской империи». Также они разъяснили, что «по их мнению, благодаря национал-социалистскому движению будет отодвинута опасность разрушительного и атеистического большевизма».

А что можно сказать о позиции руководителя социал-демократов — Карла Реннера, первого премьер-министра Австрии в 1918–1919 годы и председателя Национального совета до 1933 года?

3 апреля 1938 года он заявил в венской «Иллюстрированной Коронной газете»: «Наконец, через двадцать лет, австрийский народ может оставить навязанную ему фальшивую дорогу и вернуться к исходному пункту — торжественной декларации 12 ноября 1918 года. Печальный разрыв в пятьдесят лет (1866–1918) сейчас исчезает в нашей общей тысячелетней истории… Как социал-демократ и потому сторонник права народа на самоопределение, а также бывший председатель австрийской мирной делегации в Сен-Жермен, буду голосовать «Да»».

В этот же день, 3 апреля, доктор Реннер утверждал в «Новой Венской ежедневной газете»: «Если бы я, с переполненным радостью сердцем, не принял восстановление единства немецкого народа, это стало бы отрицанием моего прошлого как государственного мужа австрийского немецкого государства. Как социал-демократ и приверженец права наций на самоопределение, как первый канцлер Немецко-Австрийской Республики, буду голосовать «Да»».

Этим заявлениям поддакивал старый предводитель социал-демократов и бывший бургомистр Вены — Карл Зейтц.

После аншлюса Австрии доктор Карл Реннер жил в Гоггнитце у подножия Семмеринга и, благодаря причитающейся ему неприлично высокой пенсии, мирно и беззаботно пережил вторую мировую войну. Офицеры Красной Армии, вступившей на территорию Австрии, встретились с Реннером и склонили его к написанию письма в Москву. В кратком изложении оно звучало следующим образом:

«Его Превосходительству маршалу Сталину, Москва Глубокоуважаемый Товарищ!

В самом начале движения я близко был связан со многими русскими революционерами… Красная Армия застала меня по месту жительства, где вместе с товарищами по партии я, преисполненный веры, ожидал занятия нашей страны… Поэтому искренне и преданно благодарю Красную Армию и Вас персонально, как славного полководца этой армии, от себя лично и от имени австрийского рабочего класса. Австрийские социал-демократы будут по-братски договариваться и сотрудничать при создании Республики. Является бесспорным и не требует доказательства то, что будущее принадлежит социализму».

Результаты плебисцита, проведенного 10 апреля 1938 года, который по свидетельству всех австрийцев доброй воли действительно был свободным и тайным, оказались следующими:

За присоединение Австрии к Германской империи — 4 284 295 голосов.

Против — 9852 голоса.

Недействительные голоса — 559.

Известно, что доктора Зейсс-Инкварта — будущего комиссара Третьего рейха в Голландии — приговорили к смертной казни через повешение, тело его сожгли, а пепел развеяли по ветру. Какова же была судьба доктора Реннера? В 1945 году его вновь избрали канцлером «независимой Австрии, наконец-то освобожденной из-под нацистского ярма».

Почему позже мы оказались разочарованы? Некоторые из тех, кого мы приняли с энтузиазмом, отнеслись к нам снисходительно и с недостаточным пониманием, что при других обстоятельствах выглядело бы комично.

Озаренный ореолом триумфа в Сааре три года назад, уроженец Рейнской области гаулейтер Йозеф Бюркель был благоразумным человеком и интеллигентным политиком.[30] Однако не все, кто перешел реку Майн, были похожи на него. В Австрию присылали самых лучших людей, но, к сожалению, так было не всегда. Тип должностного лица из Германии с 1900 года чаще всего объединял в себе черты образцового учителя и деревенского полицейского. У австрийцев тоже были недостатки, но мы пробовали улыбаться и понимать того, кто не понимал нас. Чопорность, а иногда и недостаток такта со стороны пруссака или саксонца становились барьером для настоящего братского объединения, которого мы так томительно ждали. Историки, пишущие об аншлюсе, не замечали этих трудностей по причине своего предвзятого отношения к нему.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.