«Потерялась девочка в толпе. Не позову, скрывая слезы»

«Потерялась девочка в толпе. Не позову, скрывая слезы»

— Чудесная конура, правда, Боги? Я буду веселиться так, что чертям тошно станет! — Она ткнула пальцем в пол. — Прямо подо мной апартаменты изгнанного аргентинского диктатора Перрона. Тот еще зануда! Он, думаю, и до канал свою распрекрасную Эвиту. Теперь за меня взялся. Однажды старый пердун даже вызвал полицию! — тараторила она, обрадованная появлению гостя. Хамфри Богарт был не только ее другом, он был и другом Фрэнка. Сняв плащ, Боги осмотрел холл, ища вешалку.

— «О, радостью звенят под небом голоса! И пиршество вас ждет, любимые друзья!» — раздалось из соседней комнаты. Явилась странная троица, словно сбежавшая с карнавала: обтягивающие трико, атласные плащи, бумажные цветы в волосах не слишком молодой синьоры. На мятых лицах следы затянувшейся вечеринки.

Высокий и гибкий юноша раскланялся перед Богартом, церемонно махнув по паркету мятой шляпой с общипанными перьями. Обрюзгшая женщина в испанском костюме и низенький толстяк в одеянии матадора ограничились кивком.

— Уф-ф! — Ава недовольно поморщилась. — Яже предупреждала: сегодня у меня гость! Какого черта! Брысь, живо уматывайтесь отсюда! — Она распахнула дверь и лишь после того, как компания, громко хохоча, скатилась по широкой лестнице подъезда, заперла замок.

— Ты и впрямь весело живешь, моя босоножка. — Хамфри Богарт вздохнул, усаживаясь за стол с грязной посудой. — О вечеринках в доме Гарднер шумят даже у нас. Ты завлекаешь в свои сети, сирена, здешнюю богему: молодых актеров, тореро, музыкантов, студентов. Вино и страсти льются рекой.

— А на вилле Синатры вы сидите паиньками? — Ава прищурилась, словно силясь рассмотреть правду, и быстро сдвинула кучу посуды на край стола.

— Милая! Знаешь, у меня впечатление, что блиц-романы Фрэнка затеваются не просто так, а чтобы какой-нибудь трепач вроде меня все тебе выложил, и ты бы завелась от ревности. Ведь, честно говоря, предаваться беспутству ему просто некогда. Твой муженек снова вертится как белка в колесе. Да и я рабочая лошадка. Вот, полюбуйся — завязал с выпивкой. Полный сухой закон. — Хамфри достал с резной полки на стене и поставил на стол бокалы. Из сумки явилась бутылка «Малаги». — Для тебя сладенькое.

Ава вынула из холодильника виски, содовую и, заметив отрицательный знак Богарта, добавила кувшин с апельсиновым соком.

— Ив который раз ты завязал, Боги?

— Думаю, в последний. У меня ведь, как и у Фрэнки, нет времени на безумства.

— А у меня для безумств время всегда найдется. Завтра я тебе покажу все как есть. Гитары, танцы, песни. Фламенко — это потрясающе, страсть в чистом виде. Это коррида между мужчиной и женщиной!

— Боюсь, твои «придворные» частенько путают искусство и реальность. — Богарт налил себе в стакан сок.

— Уж они точно — шарахнутые! Один идиот — молоденький танцор фламенко — все требовал от меня любви, а потом открыл окно и выпрыгнул! Клянусь! Я даже не успела сообразить, в чем дело! Они здесь все от меня с ума сходят.

— Их можно понять. Ты же не на экране. Ты живая и ты манишь. — Хамфри окинул ее взглядом ценителя. Налет ошалелой богемности чрезвычайно шел Аве. Чувствовалось, что здесь она полностью свободна душой и телом — королева придворных босяков. Арабский балахон из тонкого шелка, съезжающий с голого плеча, мерцающий разноцветными камушками испанский гребень в небрежно сколотых волосах, связка звенящих монист на груди. — Обалденная секси. Святой не устоит.

— Ты еще обвини меня в совращениях! — Ава встряхнула бокалом с виски, звякнув кусочками льда. — Этот самоубийца хренов свалился прямо на балкон к Перрону. Старик решил, что на него напали враги, пытался отстреливаться. Шуму было! Полиция, то да се… Еле втолковали ему, что это такая шутка.

— Ну а спортивную машину другого горе-поклонника ты молотила гаечным ключом тоже шутя?

— А… Бр-р-р! Противно даже вспоминать. Этот идиот вздумал катать перед моим домом каких-то шлюх. Вызывал ревность! — Ава одним махом осушила бокал и потянулась за бутылкой.

— Детка, что ты творишь… — Богарт отобрал бокал. — Поверь старому алкоголику: пора остановиться. Я едва спасся. Это пропасть, Ава.

— Ладно уж, скажи еще про мою печень и анализ мочи. Я молода и прекрасна.

— Это точно! Одного никак не могу понять! — Хамфри пожал плечами. — Половина девчонок мира готовы броситься к ногам Фрэнка, а ты флиртуешь с ребятами в каких-то клоунских плащах и балетных тапочках! Мне кажется, все еще можно вернуть!

Ава лишь грустно покачала головой:

— Не стоит и пытаться. Наверное, если бы я сумела делить Фрэнка с другими женщинами, мы смогли бы быть счастливы. Все дело в том, что я не из таких. Я не его Нэнси.

У всех голливудских друзей, с которыми ей доводилось встречаться, Ава непременно, как бы мимоходом и равнодушно, справлялась о Синатре. И все друзья замечали, что доза алкоголя в рационе Авы увеличивается. Воздушная кукуруза, жвачка, шоколадки, виски «Джэк Дэниэлс» составляли ее неизменную «диету».

В 1956 году Синатра приехал на съемки фильма Стэнли Крамера «Гордость и страсть» в Мадрид, где жила Ава, до сих пор официально считавшаяся его женой. Вопрос о разводе никто из супругов всерьез не поднимал, словно оставалась еще некая надежда, нечто нерешенное.

Они сидели на террасе номера отеля «Риц», в котором остановился Фрэнк. Закурив, придирчиво оглядывали друг друга. Ава, одетая с театрализованной элегантностью, свойственной представителям богемного круга, выглядела несколько агрессивно. Жилет мужского покроя, кожаные бриджи, мягкая шляпа с широким черным платком, повязанным вокруг тульи, глубоко распахнутая белая блузка. И много украшений. Фрэнк отметил — не из тех, что она предпочитала раньше. Грубое черненое серебро, какие-то амулеты на кожаных ремешках, кожаные браслеты. На широком брючном поясе в стиле гаучо — старинные чеканные ножны с кинжалом. Женщина — тореро, бесстрашная, покоряющая, опасная. И в этой роли она была великолепна. Хотя потребовались бы усилия гримера, чтобы скрыть припухлость под глазами и желтоватую вялость кожи.

— Ты зря отказался навестить меня, я жутко гостеприимна. У меня всегда страшно весело. К тому же мы еще муж и жена, — слова Авы звучали с вызовом.

— Извини, все некогда заняться формальностями, если ты намекаешь на развод. — Он выпустил дым в сторону. — Концерты, съемки, записи… — Небрежно-элегантный Синатра выглядел как на студийном рекламном фото — море шарма, мужской притягательности.

— Знаю и поздравляю. Сдается мне, ты все еще надеешься склеить разбитый кувшин нашей вечной любви?

— Наверное, нет… Иногда хочется поплакать на твоем плече или надавать плюх! Руки чешутся.

— Может, тебе хочется чего-то еще? — Ава вскинула дерзкие глаза.

— Ну… Страшно хотелось петь! Когда это произошло с моим голосом… я струхнул, знаешь ли.

— Теперь-то все в полном ажуре. Мистер Голубые Глаза вернул свой голос. И в кино ты нарасхват.

— О, мне теперь доверяют серьезные роли. Два «Оскара» — это тебе не хухры-мухры. И предложения солидные. Стенли Крамер задумал военно- приключенческий фильм. «Гордость и страсть» — названием все сказано.

— Что-то чертовски героическое? — Она насмешливо смотрела сквозь голубой слоистый дым.

— Мой герой, генерал Мигель, предводитель партизанского отряда в занятой Наполеоном Испании. Мигель решает атаковать превосходящие силы французов и крепость Авель. У него хорошая компания: британский морской офицер Энтони Трумбулла — на эту роль приглашен Кэри Грант, и красавица испанка Джуана — несравненная Софи Лорен. Отряд совершает сложный и опасный путь во французский тыл. Ну а в любовном треугольнике разыгрываются бурные страсти. Ты же понимаешь — мы с Кэри Грантом не на шутку схватываемся из-за Софи!

— Стенли Крамер — заметное имя, — равнодушно заметила Ава, скрывая вспыхнувшее вдруг раздражение. Сидит тут довольный, сукин сын, знаменитый, весь в захватывающих планах. Словно ее, Авы, и нет больше. — Софи Лорен — прекрасная партнерша, как говорят. Неважно, что стерва. Уже успел соблазнить крошку?

— О, только не это! Милая, все знают, что Лорен не изменяет мужу. И у нее изысканные манеры.

— А я — оторва, и мужу изменяю. Все об этом знают. Вовсю языки чешут. — Она взяла с большого блюда, наполненного сырами и зеленью, веточку базилика и прикусила белоснежными зубами. — Не верь всему — вокруг меня клубится вранье. Такая уж судьба, наверное. С Хемингуэем мы просто друзья. Но он — самый клевый…

— К нему бы я, кажется, не ревновал даже.

— Когда тебе ревновать?! У тебя же целая очередь на обслуживание — переходишь из постели в постель. Мэрилин Монро, Грейс Келли, Джуди Гарленд, Ким Новак, бесконечные старлетки-однодневки… Завел новый список? Стремительно соблазняешь, стремительно бросаешь, но каждый раз стараешься, чтобы известие о новом романе непременно дошло до меня. Потрясающий маневр!

— Злодейка, разгадала меня! Ну, ясно же: бедняге Фрэнку недоступен идеал, поэтому он довольствуется бледными копиями. — Смеющиеся голубые глаза заглянули в прищуренные зеленые. Они не смеялись. Но тоски, таящейся на дне глаз Авы, Синатра не заметил. — Ты тоже не скучаешь. Вместо певца хоровод каких-то плясунов и тореро.

— Да, похоже, подонки — мой удел. — Сжав черенок столового ножа, Ава выстукивала на столешнице нервную дробь. — Но это не остановит меня в поисках идеального мужчины.

— Флаг тебе в руки! Только позволь посоветовать: не ложись под каждого самца и не ищи идеал на помойке! — он разозлился, повысил голос.

— Я устанавливаю свои правила в любви! А на помойках копаешься ты! Мэрилин Монро! Алкоголичка, подстилка! — Ава говорила громко, с вызовом. С соседнего балкона, разделенного с террасой увитой плющом перегородкой, смотрели любопытные лица.

— А мы фантастически знаменитая пара! — Фрэнк поправил галстук, как перед объективом. Поднялся, шагнул в гостиную: — Мне сорок один, здоров, бодр, талантлив, известен. Ты — совсем девчонка. Звезда, дива, возлюбленная мира. И знаешь… — Он пожал плечами: — Чертовщина какая- то! Ужасно не хочется разводиться.

— А я тебя и не гоню. Мужей мне больше уж точно не надо. — Войдя в комнату, Ава рухнула в кресло. Ее слегка покачивало, и дерзкий огонек, предвестник схватки, разгорался в глазах. В руках она держала стакан с виски. — От одного упоминания о брачных узах блевать хочется.

— А ты не слишком много пьешь?

— Только в честь свидания с мужем.

Они молча смотрели друг на друга, за колеблющейся портьерой светлела открытая дверь спальни, а в ней простиралась необъятная «королевская» кровать.

— Меня ждут дома. — Ава поднялась. — Изменять любовнику с мужем — это слишком.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.