Пуговицы — стратегический товар

Пуговицы — стратегический товар

Работа с «Важаном» осложнялась тем, что он приглашал меня в свой дом, а это в разведке не принято. Разве что в Африке, где разведчикам просто негде встречаться.

Дом «Важана» неподалеку от дома-резиденции самого генерал-губернатора Канады, наместника английской королевы в бывшем доминионе. Дом губернатора охранялся особо. У меня не было сомнений, что дом «Важана» был в поле зрения охраны.

Встречались мы с ним в самом городе и на другом берегу реки Оттава в Халле, во франкоязычной части Канады провинции Квебек. Я получил сведения о технологии высокопрочных тканей для промышленных нужд и стал наводить «Важана» на мысль о его работе по контракту с ВВС США.

В его доме я увидел фотографию хозяина в весьма необычном виде. Он был одет в скафандр и стоял среди горящего топлива на фоне бомбардировщика, о чем говорили могучие двигатели, общая конструкция самолета и опознавательные знаки ВВС США.

«Важан» пояснил: это он испытывает скафандр для тушения горящего топлива. Скафандр предназначен для нужд стратегической бомбардировочной авиации США, если аварии происходят при взлете или посадке. Его скафандр позволял работать в открытом пламени 12 минут вместо 2 минут у всех других конструкций.

Информация о специфике изготовления ткани для этого уникального скафандра, ее образцы, фотографии скафандра и его отдельных частей вместе с изображением участника испытаний оказались у меня.

Центр остался доволен полученной информацией, но запрошенных средств на оплаты информации резидентуре не выделил. В шифровке говорилось традиционное: «После испытаний на полигоне наших ВВС скафандру будет дана оценка». Для меня такой ответ означал: ждите, а лучше не ждите. Я понимал, что пока будет изготовлен и испытан скафандр, получена официальная оценка его полезности, пройдет долгое время. И я вынужден был запастись философским терпением.

«Важану» было под семьдесят. Я честно объяснил ему ситуацию. Речь шла о не ахти каких суммах, и «Важан» махнул рукой на необязательность меня и моего Центра.

Отъезд из Оттавы в Монреаль прервал наши отношения с «Важаном». К этому времени он передал все, чем был богат, даже исследования в этой области в различных странах — его личное досье, которое я перефотографировал и ему вернул.

В Монреале он бывал редко, и встречи с ним свелись к дружеским отношениям. За годы моего пребывания в Канаде «Важан» заметно постарел, и наши беседы теперь велись в основном вокруг семейных дел. «Важан» гордился своей дочерью, которая появилась у него уже после шестидесяти лет. Он стал путешествовать, предпочитая острова Центральной Америки. В конце семьдесят первого года мне попалась на глаза газетная заметка, в которой говорилось, что местной полицией задержан канадский изобретатель. «Важану» предъявила иск канадская налоговая инспекция, с которой шутки плохи.

С «Бимсом» я надеялся возобновить общение, бывая в Монреале. И, как мне представляется, поторопился.

Мой официальный статус сотрудника посольства отпугнул его. Он дал понять, что отношения на «Экспо» — это одно, а теперь — другое. Если бы я дождался перевода в Монреаль для работы в филиале торгпредства, наши отношения могли бы быть продолжены. «Бимс» недвусмысленно дал понять, что его надежды на деловые отношения не оправдались. Русская сторона не предприняла практических шагов по линии, например, «Лицензинторга». И когда я все же перебрался в Монреаль, было уже поздно — источник был потерян.

Мне всю оперативную жизнь везло на «первооткрывательство»: в Японии — химическое направление, во Внешторге — «японское», в Канаде — линия «X». Начинать приходилось фактически с нулевой отметки. В Оттаве «традиция» продолжилась.

Я разобрался в специфике работы исследовательских оборонных центров Министерства обороны страны: атлантическом, тихоокеанском, саффильдском и в тех, что были в Оттаве.

Интересен был институт оружия в городе Валкартье в провинции Квебек. Здесь велись работы по новым вооружениям и снаряжению к ним — взрывчатым веществам и пиротехнике. От традиционных видов вооружения этот институт готовился перейти к исследованиям и разработке в област июля я выехал во второй по величине город страны — Торонто, где проводилась Международная выставка пластмасс. В коммерческом центре на «Экспо-67» по линии Минвнешторга лишь я один представлял объединение «Теххимимпорт», которое закупало оборудование по производству сырья и изделий из пластмасс. Многолетняя специализация в этой области давала мне возможность завязывать полезные знакомства среди деловых людей Запада, прикрывать свой интерес в работе по НТР.

Среди нескольких полезных связей, заведенных мною ни ракетной техники, систем наведения, лазерному оружию.

В библиотеке Карлтонского университета в Оттаве насчитывалось более полумиллиона томов по науке и технике, около 200 тысяч микрофишей, среди которых диссертации и рефераты. Интерколлектор вуза связывала его со ста научными библиотеками Канады и США. Это теперь, когда резко снизил уровень эмбарго, можно выходить в систему интерколлектора даже по телефону. И никого не испугает запрос из России. А тогда — закрывалось от Страны Советов все и везде. Как остроумно заметил Никита Хрущев, Запад объявил стратегическим товаром даже пуговицы, ибо их могли пришивать к солдатским штанам.

А пока я искал подход к научно-техническому богатству университетов. Сделать это можно было через студентов, преподавателей и служащих.

Студенты всего мира «болеют» одной и той же «болезнью» — неустойчивым социальным положением. Будущее их чаще всего неопределенно, моральное состояние во многом определяется материальными затруднениями. Студент пользуется учебной литературой, живет в общежитии и за все платит, платит, платит. Одно жильё более тысячи долларов в год. Все это можно взять «на вооружение». Искал я пути выхода и на информационный массив в Национальном исследовательском центре Канады. В моих «помощниках» были советские молодые ученые, которые проходили стажировку в этой стране. Среди них выделялся «Филипп», который с большим энтузиазмом относился к заданиям по линии НТР. Ему удалось получить информацию из ДДС — Документального центра Министерства обороны США. Под возможности «Филиппа» было разработано информационное задание по НИЦ США. Тысячи страниц научно-технической информации удалось поучить «Филиппу». И по сей день я с благодарностью вспоминаю его как специалиста, гражданина и человека. Думаю, с его творческим подходом к любому делу сегодня он достиг успехов на ниве российской науки. Если только его природная скромность и неумение расталкивать локтями коллег не помешала его росту.

От другого «помощника» удалось получить сведения из Форта Дитрих, лаборатории в США, известной зловещими исследованиями в области химических и бактериологических средств массового поражения. Среди материалов оказались сведения о контактах Форта Дитрих с Саффильдским центром, в частности, в области тех же химико-бактериологических исследований.

Эта информация повлекла за собой новое задание: уточнить местоположение Саффильдского центра в провинции Альберта. Это удалось. Точные координаты полигона оказались в наших руках.

А еще через некоторое время общественность Канады узнала о гибели сотен овец на пастбищах провинции Альберта вблизи полигона этого Центра. Средства массовой информации в Канаде и других странах мира подхватили версию о якобы имевших место отравлениях химическим и бактериологическим оружием. Опровержение Министерства национальной обороны Канады только подлило масло в огонь: парламентская комиссия провела расследование, и теперь имена Саффильда и Форта Дитрих ставились рядом — как центров по производству оружия массового поражения на химической и бактериологической основе.

Позднее активные мероприятия советской разведки не раз изобличали исследовательские центры министерства обороны Канады в подготовке эффективных вооружений в рамках программ НАТО.

Через «помощников» мы вышли на ТИС — Техническую информационную службу Канады и получили материалы по спецсмазкам для ракет, эксплуатируемых в северных широтах. Моя традиционная тематика — химические покрытия для военных и гражданских нужд — обогатилась новыми материалами о тенденциях исследовательских работ по авиакосмическим покрытиям — антикоррозионным и термостойким. Порадовал меня материал о работе над созданием композитных материалов на основе карбидных углеродов, которые могли работать при температуре чуть ниже 2000 °C и были меньшими по весу. Речь шла о соплах для ракетных двигателей. Но это все было еще в проекте.

Сложилось так, что основными источниками информации стали мои «помощники». Не все они были равными по эффективности «Филиппу». Как я понял в дальнейшем, когда стал контактировать с КККП в крупномасштабной игре нашей разведки и канадской контрразведки, спецслужба Канады не зафиксировала тесные отношения с моими «помощниками».

В последние оттавские месяцы я как представитель «Лицензинторга» начал переговоры с концерном «Алкан». Они послужили мне прикрытием для поиска возможностей получения образцов приборов, предназначенных для производства алюминия. Для ракетной техники тоже.

Кроме официальных контактов с этой видной корпорацией судьба свела меня с ней еще дважды по линии «X». Это случилось в Монреале.

«Добудьте напалм…»

Организационный период, который переживал коллектив филиала торгпредства в Монреале, заботы оперативного порядка довольно основательно сократили встречи с Джеффри. Но даже те немногие беседы, которые бывали с разрывом в несколько месяцев, показывали его стремление обрабатывать меня.

Джеффри с «неподдельным» восхищением следил за ростом в моем лице «истинного бизнесмена», появление которого в Канаде «явно пошло на пользу обеим сторонам». «Истинному бизнесмену» в разной форме преподносилась мысль о том, что деловые рамки торгпредства все же малы для «талантливого делового человека, который на Западе смог бы широко развернуться». Джеффри «угрожал» мне возможностью стать на Западе миллионером.

О самом Джеффри мне было известно не так уж и много, вернее, о его непосредственной работе на фирме. О деловой занятости его складывалось неопределенное впечатление.

Однажды он пригласил меня посетить его фирму — впервые после нескольких лет знакомства. Контора фирмы размещалась в отдельном здании на тихой улочке Драммонд в самом центре Монреаля. В помещениях не царила привычная для таких учреждений деловая атмосфера, служебные кабинеты, хорошо обставленные и явно пригодные для активной работы, выглядели необжитыми. Позднее, анализируя работу с Джеффри, мы сделали предположение, что группа фирмы под общим названием «Барнетт Дансон» могла быть прикрытием разведывательной работы ЦРУ в Канаде.

«Барнетт Дансон» была не единственной, которую представлял Джеффри. Одновременно он был управляющим канадской фирмы «Темпформ системз лтд». Позднее ему удалось проникнуть в уважаемое в научном мире и среди специалистов канадское Общество инженеров пластмассовой промышленности, где Джеффри был возведен в ранг генерального председателя 31-й ежегодной технической конференции общества. Этот человек с признаками алкоголизма, от которого он лечился, о чем мне рассказала его жена, едва ли мог занимать какой-либо пост без помощи покровителей.

Но анализ был сделан позднее, а пока деловые встречи, хотя и редко, продолжались. Предположению о том, что Джеффри меня изучает, особого значения не придавалось — достаточно интенсивное изучение со стороны спецслужбы Канады испытывали все члены совколонии.

Меня все же беспокоило, чего добивается Джеффри, почему он ищет согласия на тайные деловые отношения, причем неадекватно хорошо оплачиваемые?

Я решил основательно поговорить с заместителем резидента. И снова получил отказ всерьез принять мои предположения. И все под тем же тезисом: «Всех изучают, нечего паниковать…»

Правда, прибавился еще аргумент:

— Будешь настаивать, могут и отозвать из страны. Подумают, что ты действительно попал в разработку, — доверительно предупреждал замрезидента.

Как ни печально сознавать, но в то время существовала такая тенденция: разведчику, заметившему повышенное к себе внимание со стороны спецслужб, грозило отстранение от оперативных дел и досрочное отправление в Союз. Если же к разведчику подходил сотрудник спецслужбы с предложением встречаться или, не дай Бог, вербовочным, то немедленный отъезд из страны был обеспечен. В шестидесятые годы высылали разведчиков из США, Англии и других стран за то, что их активная работа становилась предметом пристального внимания и беспокойства спецслужб. Те же устраивали провокации в расчете на недоверие нашего руководства к своим подчиненным.

Опытный замрезидента знал о такой практике и по-дружески предостерегал меня от необоснованной уверенности в серьезности разработки меня канадцами.

Через корпорацию «Алкан», где у меня сложились по линии «крыши» хорошие деловые отношения с ее вице-президентом, я получил информацию о технических данных газоанализаторов для улавливания мельчайших следов различных веществ. На заводах корпорации они по специальному заказу изготовлялись фирмой «Ли инструмент» и использовались для обнаружения фтористых соединений. Относились анализаторы к категории эмбарго.

Я получил задание из Центра на доставку в Союз двух газоанализаторов, которые нужны были для производства твердых ракетных топлив. Определялась сумма — 20000 долларов, сроки выполнения и путь доставки образцов — морем.

Газоанализатор был размером с обычный холодильник. Привезти пару их с завода в Оттаве было несложным делом — оба помещались в автомашину типа «Стейшен вагон». Образцы были под запретом КОКОМ. Решили неожиданно появиться на фирме, оплатить наличными и транспортировать «товар» в Монреаль под защиту консульства.

Оплата наличными немало удивила сотрудника «Ли инструмент», с которым я вел переговоры. В большинстве фирм Запада такое не принято. Сотрудник знал о запрете КОКОМ, но пошел на сделку, видимо, из-за более высокой, чем в его стране, платы. Газоанализаторы через несколько недель теплоход «Пушкин» увез в Ленинград.

Научные исследования в вузах Канады координировались комитетом при тайном совете по науке и промышленным исследованиям. Среди организаций, которыми он ведал, был Национальный исследовательский совет Канады, вроде АН СССР.

Через контрразведчиков узнал, что КККП работает в среде студентов, проводя профилактические мероприятия, имеет своих информаторов и контролирует настроения не только политического характера, но и отношение студентов к советским людям, работающим в Канаде. Иначе зачем держать целый отдел сотрудников, занятых советской колонией в Монреале. Профилактические встречи со студентами спецслужба использовала для привнесения подозрительности в отношении советских, формируя психологический барьер между ними и студентами. Особенно эффективно использовались публикации в средствах массовой информации сведений и обстоятельств провалов советской разведки в различных странах. Пока я был в Канаде, таких кампаний КККП провело несколько: и против КГБ, и против ГРУ.

Законопослушное население чутко реагировало на такие кампании, даже простые контакты с честными гражданами становились затруднительными. Некоторые знакомые предпочитали больше не иметь дела со мной, другие откровенно заявляли о своих опасениях.

Филиал торгпредства располагался в восточной части Монреаля. На бульваре Папа Пий IX стоял двухэтажный деревянный особняк, который остался нам в наследство от «Экспо-67». Около шести месяцев здесь жили три семьи, а затем я выехал в весьма удобный дом на Пайн-авеню.

Звонок из генконсульства застал меня за просмотром утренних газет. Дежурный произнес традиционную фразу: «Вас вызывает Павел Федорович…»

Павел Федорович Сафонов — генеральный консул, был человек во многих отношениях необыкновенный.

В нем полностью отсутствовали чувства кастового дипломатического чванства, амбициозности и превосходства элитарного МИДа. На дипломатическую работу он пришел из Внешторга еще во время войны. Сафонов был один из первых тридцати комсомольцев, которые начали строить город на Дальнем Востоке, названный Комсомольском-на-Амуре. Не имея высшего технического образования, он возглавлял в этом городе сборочный цех авиационного завода. Во время войны он выезжал в США на приемку боевых самолетов. У него были золотые руки, светлая голова и большая душа доброго человека. Добрый десяток лет, до самой его смерти, моя семья дружила с этим дорогим мне человеком.

В высшей степени порядочный и принципиальный, он был любимцем всей советской колонии в Монреале. Его усилиями в консульстве был создан отличный дружный коллектив. В обращении он был прост, в отношениях с людьми — человечен.

Так вот. Меня вызывал Павел Федорович. На самом деле это был вызов в резидентуру. Обычно, придя в консульство, я вначале шел в резидентуру, а потом — к Сафонову, если вызов действительно был от него. В этот раз вызывал «Михалыч» — мой резидент в Монреале и заместитель резидента КГБ в Канаде.

— Тургай, вчера я был в Оттаве. Для тебя есть задание — я сделал выписку из оперативного письма. Вот посмотри…

«Михалыч», как мы звали его в глаза, передал мне листок с пометками. Нужны были компоненты высокоэффективного напалма нового поколения. Того самого, который американцы применяли во Вьетнаме.

Еще в училище я изготовлял в лаборатории напалм из трех компонентов.

Теперь речь шла о четырех составляющих. В задании приводились названия компонентов и фирм, их производящих. Некоторые из них были американскими.

Я засел за справочную литературу, одновременно обдумывая легенды подхода к фирмам-изготовителям, чтобы, не дай Бог, они не подумали, что меня интересуют именно компоненты напалма. «Изюминкой» легенды должна была стать мысль, что закупка химических веществ нужна для ярко выраженных обычных промышленных целей. Образцы — это только начало, гласила бы легенда. Я же провожу переговоры о закупке большой партии. Конечно, это блеф, но неправдой в нем было только то, что фирма-изготовитель не знала истинных намерений советской стороны. Внешне — это были обычные коммерческие переговоры с надеждой на выгодный заказ.

Мне предстояло посетить четыре фирмы, среди которых была хорошо знакомая «Алкан». Необходимо было в сжатые сроки закупить образцы, не насторожить при этом канадскую спецслужбу и успеть собрать все четыре компонента к очередному рейсу теплохода «Пушкин». Напалм на языке химиков — отвержденное горючее. Эдакое студнеобразное вещество, в составе которого гели, углеводороды (бензин или бензоиды), инициирующее вещество — алюминий, который зажигает «адскую смесь». От нее нет спасения ни на земле, ни на воде и в воде. Прилипая к железу, она прожигает его. Что же говорить о человеке!

И тогда и сейчас я уверен: против силы нужна другая сила, иначе более сильный начнет «стрелять» первым.

От корпорации «Алкан» я надеялся получить порошок алюминия. Для этого использовал свое знакомство с одним из руководителей. В пятницу под вечер я посетил главный офис «Алкана» в деловом центре Вилла Мария и во время переговоров по делам «Лицензинторга» попросил устроить мне встречу с сотрудниками отдела корпорации для изучения возможности закупки продукции антикоррозийных покрытий на основе алюминия.

К этому времени я разобрался, что алюминиевый порошок может быть антикоррозийным покрытием, но чем больше его дисперсность, то есть измельчение, тем сильнее сцепление порошка с металлом, а значит, выше его качества по защите от коррозии. Это была легенда.

Мой знакомый из «Алкана» позвонил руководителю химического отдела, попросил принять меня, ответить на все вопросы и, если нужно, снабдить нужной информацией. Я спустился на несколько этажей в кабинет руководителя отдела, показал ему каталог с продукцией корпорации, где был нужный мне алюминий. В каталоге он проходил под звездочкой: особый заказ. Но в разговоре я мельком упомянул, что якобы вице-президент корпорации, у которого я только что был, благосклонно воспринял мой интерес именно к этому сорту алюминия. Я понимал, что едва ли руководитель химического отдела будет переспрашивать своего вице-президента.

Нужного мне алюминия я попросил ни мало ни много десять килограмм. Тот удивленно посмотрел на меня:

— Господин Максимов, наши заводы выпускают алюминиевого порошка такого качества всего пятьдесят килограммов в год. Из них 80 процентов закупают вооруженные силы США.

— А зачем им столько? — наивно спросил я. — Мне-то он нужен как наполнитель к красителям для антикоррозионных покрытий…

Руководитель отдела пропустил мою тираду мимо ушей и сказал:

— Для напалма.

— Сколько же напалма можно изготовить из него? Наверное, какие-нибудь килограммы? Я ведь не специалист…

— Ну нет. Весь Вьетнам обрабатывается напалмом, в котором наш алюминий. А это сотни тонн.

Собеседник запнулся, поняв, что сказал лишнее. Но приказ был отвечать на вопросы возможного клиента.

— Как вы представляете себе транспортировку десяти килограммов — это ведь большой объем?

— Сколько же в стандартной упаковке?

— Пятьсот граммов — это почти сто литров по объему…

Руководитель отдела передал мне характеристики алюминия и данные по его применению. Естественно, сведений о применении алюминия в напалме не было. За образцом я заехал через день и сразу же произвел оплату. Алюминиевый порошок был весьма дорог, но, конечно, не для американской армии.

Контакт же с «Руком», как я про себя назвал руководителя отдела, я продолжил для получения консультаций. В работе с ним сказалось мое знакомство с вице-президентом «Алкана», его женой и крупные сделки моей страны с этой корпорацией. Я, видимо, слыл в иерархии его связей как выгодный клиент.

Все четыре компонента были отправлены очередным рейсом теплохода «Пушкин» в Ленинград. Компоненты безопасны, пока их не смешают. Но все же их поместили в отдельный трюм, содержимое которого можно было выбросить за борт, если возникнет угроза пожара.

Очередную поездку в Оттаву для встречи с торгпредом и обсуждения текущих дел по Внешторгу я совместил со встречей с резидентом. Мне уже передали, что он мною интересуется.

— Тургай, — начал резидент, благожелательно поглядывая в мою сторону, — нужно очень серьезно поработать. Вот смотри…

В шифртелеграмме были изложены условия явки. Из Европы едет на несколько месяцев специалист «Артур», который будет работать в одной из конструкторских фирм. Его нужно встретить в Монреале, обсудить конкретные условия связи и передачи материалов, которые он будет фотографировать, передать деньги и назвать места двух тайников.

— Готовь условия явки, три-четыре тайника и сигналы к ним, — определил резидент мою работу на ближайшее время.

— Илья Николаевич, у меня уже есть места тайников и встреч.

— Проверь, обсудим через месяц. Чтобы не дразнить «наружку», специально в Оттаву не приезжай, только вместе с работниками вашего филиала. В общем, не обостряй отношения с «наружкой», будь для них «спокойным клиентом». Помнишь случай с Володей?!

С Володей, контрразведчике монреальской «точки», случилось следующее. Во второй половине лета Володя собрался уезжать из Канады. Он уже отправил теплоходом «Пушкин» жену, ребенка и вещи. Уже с очередным рейсом пришел в Монреаль «Пушкин», и Володе оставалось дня три-четыре ходить по канадской земле.

В тот день я сидел в кабинете резидентуры, работая над очередным оперативным документом. В кабинет кто-то вошел: о Боже! Человека нельзя было узнать — все лицо представляло сплошную кровавую массу…

— Володя? — узнал по одежде я его. — Это ты? Что случилось? «Михалыч», иди сюда…

Вошел «Михалыч», фронтовик и в прошлом танкист. Он только присвистнул, и мы выслушали исповедь Володи.

— Побили, гады… — промолвил он распухшими губами.

В центре Монреаля возвышалось полукруглое здание — Дворец искусств, в котором регулярно проводились выступления театральных артистов и концертные программы. Володя решил пойти на концерт. Припарковал автомашину в тихом месте и пошел покупать билет.

Когда он возвратился и стал садиться в автомашину, его зажали с двух сторон дюжие молодцы, втолкнули в автомашину и избили.

С этого момента и до отплытия Володя сидел дома, а на теплоходе две недели до Ленинграда в каюте. И все время лечился. Мы понимали, что это была месть местной «наружки» активному сотруднику резидентуры. Но знали и другое: она не делала ничего похожего. Виноват в таком отношении к нему был сам Володя. Не раз он врывался в резидентуру и с порога возбужденно кричал:

— Ну я сегодня им показал! Погонял «наружку» по Монреалю. Они меня попомнят.

Попомнили. Не раз ему говорили, что не дело быть «ковбоем» на улицах города, тем более без оперативной нужды, но он пропускал замечания мимо ушей. И вот развязка: вместо круиза домой на теплоходе — усиленное лечение.

Моя концепция «в отношениях» с наружным наблюдением была другой: максимум доброжелательности. Я поставил себе задачу — считаться у его сотрудников «удобным объектом наблюдения».

«Наружка» во время слежки тратит гораздо больше усилий, чем я, даже если иду по прямой. Ее сотрудники вынуждены беспрерывно маскироваться, используя толпу, магазины, углы улиц. Тот же путь для них в два раза длиннее. Если я бывал в кафе, то не торопился, а давал «НН» допить свой кофе. От наружников из КГБ я знал, что они страдают двумя болезнями: расширением вен на ногах и язвой желудка из-за отсутствия горячей пищи. Бывало, я даже угощал сотрудников «НН» за городом водкой.

Может, я заблуждаюсь, но мои «случайные» исчезновения в сложном потоке автомашин на улицах Монреаля или при проезде на желтый свет светофора не доставляли хлопот «наружке». Если это случалось не часто, они, видимо, «оправдывали» мое исчезновение дорожными причинами. Может быть, есть что-то наивное в моих рассуждениях, но «схема» работала.

…Итак, мне предстояло подготовиться к явке с источником из Европы. В резидентуре находился пакет с местами явок. Вопрос только в том, чтобы их проверить, — был случай, когда при подготовке к «Экспо» в ожидании гостей со всего света здание кинотеатра сломали и явка не состоялась.

Тайники тоже были приготовлены заранее. Но я не знал, будет ли у «Артура» автомашина. Если нет, нужно предложить тайники в пределах города, где-нибудь на окраине, в парковой зоне.

Проверить место явки было не сложно: предлог для проезда мимо него всегда можно найти. Но проезжать нужно именно в час явки. И вот я еду мимо кинотеатра — традиционного места многих явок, осматривая его. Судя по всему, кинотеатр процветает — значит, не будет снесен еще какое-то время. Но проверить нужно еще перед отправкой шифртелеграммы. Район спокойный, мест для криминальных элементов нет, подходы хорошо просматриваются. В пятидесяти метрах — станция метро и автобусная остановка. Кажется, место подходит. Выбрать время лучше всего после полудня, часа в четыре, когда еще не очень много людей, но и не слишком пусто.

Монреаль, или, как мы его еще называли, «Остров Монреаль», простирался на сорок километров с востока на запад. Вдоль берегов двух рек проходит узкая шоссейная дорога по красивейшим местам. Ехать по ней одно удовольствие: старые деревни с крохотными церквушками чередуются с парками и лесными зонами — все в черте города. Когда едешь вдоль реки Святой Лаврентий, видишь широкую гладь воды, особенно красочную в закат. Если движешься по верхней дороге, внизу лежит весь город с рекой на заднем плане. Город хорош, когда солнце только что село и день еще не угас. Огни в высотных домах уже зажжены. Пройдет минут десять — пятнадцать, и очарование исчезнет — город будет обозначен только огнями зданий и улиц.

Вот на этой дороге, удобной для прогулок на автомашине и пешком, были выбраны все четыре тайника, из них два запасных. Все они вполне подходили для скрытия закладки и выемки материалов. Тайник с названием «Забор» — угловой столб. Обычный проволочный забор территории частного владения. Домов рядом нет, зато есть кусты и поворот дороги, скрывающие действия людей. Или «Камень» — одинокий булыжник на обочине дороги, тоже скрытый ее изгибом. Оба места удобны, но только летом. Зимой здесь все занесено снегом, и «Забор», и «Камень» будут недосягаемы с дороги. «Мост» и «Дерево» могут быть использованы в любое время года. Но подходить к ним удобнее на автомашине.

Мне было известно, что «Артур» пробудет в Монреале, а может быть, и вне города, три месяца, причем в летне-осеннее время. Значит — «Забор» и «Камень».

Условия явки, тайников и встречи были отправлены на согласование в Центр. Место и дату явки «Артур» будет знать наизусть и выйдет на нее. С тайниками ознакомится, а подробности узнает от меня во время встречи.

В июле явка состоялась. Я опознал «Артура» по фотографии. Вещественный пароль им был изменен: вместо фотоаппарата определенной марки «Артур» держал в руках бумажный пакет. Формально я мог к нему не подходить — условия не были соблюдены. Но я узнал его по фото, были еще словесные пароли.

Как поется в песне: «Трус не играет в хоккей…» — и я решился провести явку до конца. Все прошло гладко. Мы обменялись паролями и прошли в заранее подобранный мною ресторанчик.

После традиционных приветствий, когда мы немного привыкли друг к другу и неловкость прошла, я все же спросил «Артура»:

— Почему вы без фотоаппарата?

— Я ведь ехал в Канаду через несколько стран, поистратился… Денег у меня было в обрез. Пришлось продать фотоаппарат, уже здесь, в Монреале.

— Деньги я принес, передам в конце встречи. А пока расскажите, как устроились на новом месте, как с окружением на работе и дома?

— Живу в гостинице фирмы. Работаю программистом, в комнате один. Могу фотографировать «Миноксом», он сохранился. Пока ни с кем не общаюсь — присматриваюсь, да и работы много. Служба безопасности меня не трогает.

Мы побеседовали об осторожности при фотографировании и обсудили тайниковые операции: через месяц и через два. Оговорили сигнал об отъезде «Артура» в Европу — чтобы зафиксировать событие.

На всякий случай к встрече с «Артуром» я приготовил три суммы: основную в несколько тысяч долларов, еще тысячу и еще пятьсот — и все в разных карманах.

Обстановка подсказала бы мне, какую вручить.

Тайниковые операции прошли без приключений — «Артур» был аккуратен и точен. Но длились они не один час, как в теории, а несколько. «Артур» принимал сигнал о том, что я забрал фотопленки из тайника, уже в городе, часа через полтора после события. Связано это было с тем, что у меня автомашина, а он пользовался городским транспортом. Фотопленку проявили и отправили в Центр.

Через три месяца со дня прибытия «Артура» в Канаду сигнал о его отъезде не поступил. Он появился только глубокой осенью. Это заставило поволноваться меня, резидентуру и Центр. Имея координаты «Артура» в Канаде, мы все же не стали рисковать и от звонка ему на работу и домой отказались. Исходили из того, что если он задержался из-за работы, то все же сигнал выставит при отъезде, а если попал в поле зрения спецслужбы, то наш звонок может ему навредить.

Жаль, что не были оговорены еще два-три тайника — материалы у него наверняка накапливались, но, не имея связи с резидентурой, «Артур» не имел права рисковать и везти их в Европу. Сработало правило: главное — безопасность источника информации.

Осенним днем «Михалыч» остановил меня в фойе консульства:

— Зайди ко мне.

Я прошел в помещение резидентуры.

— Тургай, еще задание по линии «X». По твоей инициативе Центр подготовил.

Месяца за три до этого я узнал, что американская фирма «Даург крон», исследователь и производитель волоконной оптики, изготовила световод длиной в десять метров. Интерес к этой тематике я помнил еще в бытность работы в отделе НТР и в Японии. Но тогда речь шла о световодах длиной в два-три метра. Вспомнилось, что наши судостроители интересовались световодами для подводных лодок.

Вот на это сообщение и пришло задание из Центра. Я собрал сведения о филиалах и торговых представителях фирмы «Даург крон» в Канаде. Один из них находился в Монреале, но, как оказалось, чисто ширпотребовского типа. В одном он мне помог: дал подробный каталог изделий фирмы, где были и сведения о волоконной оптике, правда, много меньшей длины. Я сделал вывод, что фирма еще не готова выйти на рынок со световодом длиной в десять метров.

Позвонил на фирму в США, и меня связали с коммерческим отделом. Там сообщили, что есть изделие, но только в 10 метров. Более длинные ожидаются.

— А какой длины ожидаются? Какие сроки изготовления партии в 5–7 штук?

— В 12–13 метров будут готовы через полгода, но о сроках поставки еще рано говорить. Оставьте телефон.

— Я меняю офис и буду вам звонить снова. Как быстро вы можете выслать световод длиной в 10 метров?

— Через четыре дня получите. Оплата на таможне в Монреале. Сумма… Как ваше имя?

Через пять дней я появился на монреальской таможне и, предъявив визитную карточку, получил посылку со световодом. В декларации на налог заявил, что изделие фирмы «Даург крон» предназначено для медицинского оборудования. Это означало, что налог будет максимальным. С оперативной точки зрения выплата налога в 40 процентов избавляла меня от проверки изделия по разным спискам, в том числе и КОКОМ. Вся операция на таможне заняла не более десяти минут. Через полгода я еще раз повторил получение световода большей длины, потом еще раз — 15 и 18 метров.

Жил я рядом с медицинским факультетом Макгилльского университета, рядом с его библиотекой. Вскоре стал бывать там и просматривать студенческий журнал, который, кажется, назывался «Макгилл ревью». В горе журналов, как в стоге сена, я нашел интересные сведения о научных работах в стенах университета по заказам Министерства обороны Канады.

Среди студентов ширилось антивоенное движение, одной из сторон которого было удаление из университетских лабораторий заказов по военной тематике. Как там писали: за деньги милитаристов. Студенты говорили, что США пытаются втянуть Канаду в военные авантюры, в том числе и во Вьетнаме.

Журнал предавал гласности тематику контрактов, их суммы, сроки и названия организаций заказчиков в Канаде и США. Мне удалось побеседовать с организаторами студенческого антивоенного движения «Макгилл — вне военных программ». Один из активистов движения, «Галл», поплатился учебой в университете.

Он был франко-канадцем, остро переживающим отставание провинции Квебек в экономическом развитии от англоязычной Канады. Думаю, позднее он стал одним из тех, кто примкнул к «Фронту освобождения Квебека».

В наших беседах затрагивались многие вопросы, в том числе и отношение «Галла» к прямому восстанию. Я объяснил ему опасность и бесперспективность таких действий, которые только осложнят жизнь франко-канадцев, говорил, что нужно оказывать поддержку лидерам в правительстве Квебека типа Шарбоне и Бурасса. Но молодая кровь требовала действий, конкретных и с результатами, как при колке дров.

«Галл» рассчитывал через меня предать гласности сведения об исследованиях в университете по военной проблематике. Я обещал, но вмешиваться в это дело не мог. Мои задачи были другие — собрать информацию о таких работах, а уж Центр решит, что с ними делать. Но о желании «Галла» я в Центр сообщил.

От «Галла» были получены сведения о военных исследованиях в области космоса и электроники для него, навигационном оборудовании и ракетной технике. А из других университетов — по программе Саффильда — о химическом и бактериологическом оружии, защите от него и кое-что по психотропным веществам.

Меня заинтересовала программа, если мне не изменяет память, ХАРП — исследование ракетной техники на больших высотах. Она была по близкой мне теме — дипломной работе в военно-морском училище: об активно-реактивных снарядах. А в ХАРП исследовался обстрел в высоких слоях атмосферы. Макгилл работал по этой программе с космическим институтом в Торонто, испытания проходили в провинции Квебек на полигоне в Валкартье. Интерес к программе проявляли американцы из НАСА — гиперзвуковые скорости и ВВС США — ракета «Найк».

«Мой» активно-реактивный снаряд выстреливался из обычного орудия и за счет реактивности повышал потолок стрельбы процентов на двадцать. Канадцы и американцы рассчитывали повысить дальность и точность, используя для запуска ракеты американское орудие калибром 406 миллиметров на полигоне острова Барбадос и еще где-то в Калифорнии.

«Галл» рассказал, что работы то ли уже засекречены, то ли будут, ведутся переговоры о направлении большой группы ученых Макгилла в США.

Я обобщил сведения и направила Центр справку, основным выводом которой было: канадцы и американцы намереваются увеличить дальнобойность артиллерийских орудий кораблей ВМФ США и Канады за счет применения ракет при стрельбе.

Морская тема в беседах с «Галлом» была продолжена. От него удалось узнать о работах в университетах в области биологии, химии и медицины в интересах военных, о заказах американских фирм по ядохимикатам и нервно-паралитическим газам, о работах одного из университетов в Монреале и в провинции Альберта совместно с Саффильдским центром.

Любопытна была и информация о психотропных веществах, в частности, об исследованиях по их применению в одном из монреальских госпиталей. Неизвестно, как использовалась в Центре информация моего молодого источника — «Галла», но позднее в средствах массовой информации Канады и США были подняты вопросы правомерности испытания на больных психотропных веществ, тем более без их согласия.

Работая в службе активных мероприятий, я понял, что тоненькая ниточка моей информации о психотропных препаратах могла превратиться в узел противоречий между общественностью Канады и США и военными ведомствами этих стран, финансирующих этот проект.

Тема применения психотропных веществ остро дебатировалась в научных кругах двух стран, стала предметом специального расследования в парламентах, в Монреале дело было доведено до судебного иска в адрес госпиталя, ЦРУ и министерств обороны Канады и США. Волна возмущения общественности перекатилась через океан в Европу и даже в Японию. Но нигде не говорилось, что в развертывании этой кампании замешаны русские, тем более — КГБ.

Контакты с «Галлом» пришлось прекратить — началась эпопея с «Фронтом освобождения Квебека», экстремистские действия которого ни мной, ни нашей службой, ни правительством не одобрялись. Советская сторона была убеждена в пагубности для Квебека сепаратистских настроений. Хотя в политических играх и для Москвы, и для других стран Ольстер в Англии и Квебек в Канаде — это поле проявления «мудрости политиков».

Конечно, я не все знаю, но попытки приписать участие «руки Москвы» в трагических событиях в Монреале во время проявлений экстремизма «ФОК» не имеют основания. Более того, всем службам, работающим в Канаде — КГБ, ГРУ, нелегалам, — было запрещено вмешиваться в дела канадцев И прежде всего в дела франко-канадцев. По линии посольства, торгпредства, Морфлота, Аэрофлота, Интуриста прошли категорические запреты бывать в местах скопления людей, а после рабочего дня вообще в городе.

В резидентуре запрещено было проводить какие-либо встречи с источниками в городе и даже просто со знакомыми канадцами — Центр боялся, что работу разведки увяжут с событиями в Монреале.

Мы сожалели о таком приказе, ибо именно в это время раскрывалось истинное лицо канадцев, и нужно было заводить полезные связи — чувства людей обнажились, время установления отношений на основе симпатий могло быть минимальным: одна встреча — и полезный контакт заведен.

Опыт работы западных спецслужб в России в августе 1991 и октябре 1993 года наверняка обогатился возможностью установления нужных контактов в тревожные дни. Теперь у них, видимо, другая трудность: разобраться с новыми контактами. На это уйдет не один год. А нашей контрразведке не один год придется выискивать шпионов, которые стали таковыми после тщательного «просеивания» спецслужбами Запада их полезных контактов. Но такая уж судьба всех разведок: в мутной воде ловить свою рыбку. Едва ли это можно опровергнуть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.