ПРЕДПУТЬЕ

ПРЕДПУТЬЕ

В сентябре 1501 года началась подготовка к грандиозной заморской экспедиции. По своим масштабам она превосходила вторую экспедицию Адмирала. Тридцать два корабля и 2500 человек должны были пересечь Море-Океан и дойти до Индий. Но эту великую армаду было поручено вести не Адмиралу, а дону Николасу де Овандо, новому правителю островов Индий и материковой земли, назначенному на этот пост 3 сентября 1501 года.

Правда, открывать еще не открытые заморские земли Овандо не собирался, совсем другие цели преследовала его экспедиция. Овандо вменялось в обязанность навести на Эспаньоле порядок, убрать оттуда незадачливого судью-ревизора Бобадилью, отменить все объявленные Бобадильей льготы, раздать индейцев старым и новым колонистам. Их высочества, обдумывая, как наилучшим способом использовать индейцев, соблюдая интересы короны, приняли поистине соломоново решение.

Индейцев велено было отныне считать свободными вассалами ее высочества королевы Кастилии. Поелику оные вассалы все еще пребывали в язычестве, для обращения в истинную веру следовало их отдать в опеку добрым христианам-колонистам. Монаршая милость не распространялась на индейцев-карибов, они не признавались «свободными вассалами» ее высочества, их можно было на законном основании истреблять и обращать в рабство. «Свободных» же вассалов рекомендовалось принудительно расселять таким образом, чтобы удобнее было наставлять их в вере и гонять на нужные работы (27, 484–507). Такая опека была названа «энкомьендой» — вверением, патронатом, причем опекуны («энкомендеро») могли использовать опекаемых язычников по своему усмотрению. Однако энкомьенды давались не на вечные времена, а на определенные сроки, и у мятежных и незаконнопослушных подданных корона имела право отобрать свои дарения.

Пасти овечек доверили, таким образом, волкам, но нашли управу и на волков. Отныне колонисты попадали в зависимость от короны, от воли коронных должностных лиц зависело, снабжать или не снабжать переселенцев даровой рабочей силой.

А дабы внедрить новый порядок и обеспечить неукоснительное выполнение предписаний короны, в Индии посылался целый легион экономов, контролеров, казначеев и альгвазилов. Посылались монахи-миссионеры, посылались на казенный и на свой кошт богословы, медики и законоведы. К числу переселенцев этой категории принадлежал двадцативосьмилетний лиценциат Бартоломе Лас Касас.

Адмирала предписывалось не допускать на Эспаньолу ни под каким видом. Однако королевская чета соизволила удовлетворить настойчивые просьбы бывшего вице-короля и разрешила выплачивать ему десятую долю доходов с Эспаньолы и восьмую долю прибылей от заморской торговли. В Санто-Доминго был допущен личный представитель Адмирала, верный его друг, Алонсо Санчес Карвахаль, который принялся рьяно отстаивать интересы своего патрона и добился очень многого. Если бы не Карвахаль, коронные чиновники пустили бы Адмирала по миру.

Флотилия нового правителя вышла из устья Гвадалквивира 13 февраля 1602 года. Вел ее Антонио де Торрес. В конце апреля того же года корабли прибыли в Санто-Доминго. Сразу же по прибытии Овандо стал наводить порядок. Он обуздал Ролдана, повесил наиболее ретивых мятежников, а Бобадилью сместил.

Пока готовилась экспедиция Овандо, Адмирал разрабатывал план нового плавания в Индии. План четвертой экспедиции. Этот план был предельно прост: продолжить маршрут кубинского плавания 1494 года, дойти до Золотого Херсонеса и, коли будет на то господня воля, возвратиться в Кастилию через Индийский океан.

Адмирал горел желанием отыскать неуловимый Азиатский материк и посрамить своих соперников и конкурентов. Открытия Охеды, Ниньо и Лепе не давали ему покоя, а к этим нарушителям капитуляции в Санта-Фе в 1501 году успели прибавиться новые искатели заморских земель.

Поздняя осень 1501 года и последующие месяцы для биографов великого мореплавателя чрезвычайно интересны. Исподволь готовясь к плаванию, Адмирал в это время развил бурную деятельность. Он подвел итоги своих прежних открытий и свои заключения изложил в нескольких очень любопытных письмах. Пожалуй, самое важное из них — это послание папе Александру VI, написанное в феврале 1502 года. Оно начинается подсчетом числа земель, открытых Адмиралом в трех его плаваниях: «Я открыл, — пишет Адмирал, — этот путь и обрел тысячу четыреста (!) островов и триста тридцать три лиги материковой азиатской земли [речь идет о Кубе]. И это не считая прочих знаменитейших островов, больших и многочисленных, лежащих к востоку от Эспаньолы». Казалось бы, за девять лет, истекших со времени открытия первых заморских земель. Адмирал мог удостовериться, что Эспаньола ничего общего с азиатскими островами не имеет. Но он уверяет папу, что «этот остров — Тарсис, Сетия, Офир, Орнофай и Сипанго», вписывая в контуры Эспаньолы четыре легендарных библейских страны и марко-половскую Японию. Он снова утверждает, что в 1498 году открыл земной рай, и, вскользь упоминая о злосчастьях последних лет, сообщает, что мечтает добраться до Рима и вручить «вашему святейшеству мое сочинение, каковое изложено в форме «Записок Цезаря». Это место в письме к Александру VI не дает покоя биографам Адмирала. Неужели и в самом деле он оставил нечто подобное по композиции и по стилю «Запискам о галльской войне» Юлия Цезаря или речь идет в данном случае лишь о незаконченной «Книге пророчеств»? Но, видимо, второе предположение справедливее, ибо далее Адмирал переходит к проекту вызволения Иерусалима.

Сомнений быть не может — в 1502 году Адмирал был непоколебимо убежден, что открытые им земли — это часть Азии, а стало быть, с того времени, когда в уме его сложились основные элементы проекта плавания западным путем, он ни на йоту не отступил от своих первоначальных предположений. И хотя тон письма спокойный, хотя Адмирал не ссылается на свои беседы с пророками, но чувствуется, что его разум помрачен навязчивыми идеями. Офир, Сипанго — он, как и прежде, отождествляет эти восточные земли с Эспаньолой и, как и прежде, верит, что пресные воды залива Пария вытекают из земного рая.

В те же дни, 6 февраля 1502 года, Адмирал дослал большое письмо королевской чете. То были практические советы моряка: Каталина, дочь их высочеств, отбывала в Англию, к своему жениху, и Адмирал сочинил нечто вроде краткого навигационно-географического руководства, полезного для юной путешественницы.

И руководство получилось отличное — очень точное, краткое, без ссылок на святого Амвросия и пророка Исайю.

В канун четвертого плавания снова укрепились связи Адмирала с его родным городом. В 1501 году он тесно сблизился с генуэзским послом Никколо Одериго и установил контакты со знаменитым банком Сан-Джорджо.

Вступая в переписку с денежными магнатами с площади Сан-Джорджо, Адмирал преследовал далеко идущие цели. Он не доверял их высочествам, он опасался, что сыновья его останутся нищими, если не суждено ему будет вернуться в Кастилию. И он вверял своего наследника Диего попечениям прославленного банка. «И поелику я смертен, поручаю заботам вашим моего сына…» (42, V, 530).

Да, отправляясь в новое плавание, Адмирал больше всего беспокоился о своих сыновьях, он знал, что, если не доведется ему вернуться из дальнего путешествия, их высочества сделают все возможное, чтобы лишить его наследников прав и привилегий, зафиксированных в капитуляции 1492 года и в позднейших актах. Поэтому Адмирал ранней весной 1502 года снял копии со всех договоров, указов и грамот, подтверждающих его титулы и привилегии и право передачи этих титулов прямым своим наследникам. Оригиналы этих документов он вручил Гаспару Горисьо, дабы тот хранил их как зеницу ока, одну из копий велел переслать Алонсо Санчесу Карвахалю, а две прочие передал Никколо Одериго. Горисьо и Карвахаль были подданными их высочеств, государей хитроумных и изобретательных, но Одериго королевской чете был неподвластен. В случае весьма возможных «недоразумений» он смог бы предъявить формально заверенные копии актов, от которых зависела судьба сыновей и внуков великого генуэзца.

Собрание этих документов получило название «Книги привилегий»[77].

Одновременно Адмирал составил завещание и передал своему первенцу Диего наставление, которым тот должен был руководствоваться в случае отцовской смерти.

Характерная деталь: хранитель оригинала «Книги привилегий» Гаспар Горисьо вел переписку с Адмиралом через Франческо Ривароля, генуэзского банкира, обосновавшегося в Севилье.

«Книге привилегий» Адмирал придавал не меньшее значение, чем незаконченной «Книге пророчеств». Надежно пристроив эти труды, Адмирал целиком отдался делам новой экспедиции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.