Очерк четвертый Его старость, болезни и смерть

Очерк четвертый

Его старость, болезни и смерть

Мао Цзэдун прожил длинную-длинную жизнь. Последний ее этап сопровождала мистификация, настойчивое сокрытие правды о его болезни и дряхлости. Мао Цзэдун по своему характеру, а не только в силу своих политических взглядов нуждался именно в той политической системе, структуре, режиме, которые он и создал. Они позволяли ему ощущать себя на вершине возможной для человека власти, давали иллюзию абсолютной власти, предоставляли возможность рассуждать на тему о том, что он, видите ли, не Бог. При этом подразумевалось, что положение его таково, что претензии на божественный статус имеют под собой максимум оснований, возможных для человеческого существа.

Со своей стороны, политическая система КПК – КНР, структура, режим нуждались в Мао Цзэдуне. Они не хотели допустить даже возникновения мыслей о его неизбежной смерти. Они скрыли Мао Цзэдуна на годы от глаз своего же народа. Образ Мао Цзэдуна сохранялся и поддерживался как образ не подверженного болезням, хворям, возрасту человеко-бога, пышущего здоровьем. Мао Цзэдун при жизни все последние годы уже находился как бы в собственном мавзолее, причем в мавзолее, закрытом для публики. Такое положение устраивало Мао Цзэдуна и высшие слои его номенклатуры. Оно продолжалось около пяти лет, то есть почти все семидесятые годы.

Но природу ни обмануть, ни победить нельзя. Как к ней ни приспосабливайся и как от нее ни уходи, она в конечном счете возьмет свое.

Мао Цзэдун одряхлел внезапно. Он потерял физическое здоровье. Из него выдернули этот стержень.

В жизни Мао Цзэдуна были большие потрясения. Он пережил смерть своих родителей, других родственников. На всю жизнь в него вошла боль от утраты жены – Ян Кайхой. Это страдание было особенно сильным потому, что он хоронил ее, вероятно, в своих мыслях дважды: сначала при ложном известии о ее гибели, потом при правдивой информации о том, что это действительно произошло, два года спустя.

Большим потрясением стала смерть старшего сына – Мао Аньина. Эти переживания со временем, особенно в первое десятилетие после гибели сына, нарастали.

Провал «великого скачка» и народных коммун также отразился на здоровье Мао Цзэдуна.

В конце жизни его подкосили события, связанные с отлетом его заместителя Линь Бяо из КНР за границу, то есть с попыткой выступить открыто политически против него того человека, в верности которого он почти не сомневался. Линь Бяо предпринял этот шаг в 1971 г. (В своем кругу Линь Бяо называл Мао Цзэдуна «Би-52», имея в виду американский бомбардировщик, похожий внешне на слепое чудовище, летающее вне поля зрения людей, но способное обрушить на них ядерную смерть.) Мао Цзэдун испытал тогда удар такой силы, от которого он физически так и не смог оправиться. Здесь его организм сдал окончательно. Нервное напряжение сказалось в том, что Мао Цзэдун внезапно одряхлел и стал подвержен болезням, которые начали периодически мучить его, дважды в год по крайней мере. Простая простуда при этом могла перерасти в воспаление большой доли легкого, в такой затяжной и мучительный кашель, который не давал ему спать несколько месяцев подряд. А ведь для спасения здоровья и продления жизни Мао Цзэдуна была возможность пользоваться всей медициной – и китайской, и европейской.

Постепенно в организме Мао Цзэдуна развивались необратимые явления, явившиеся следствием его образа жизни, его непомерной нагрузки на протяжении десятилетий, накопившейся усталости. После того как его нервной системе был нанесен удар в результате «дела Линь Бяо», сил Мао Цзэдуна еще хватало на то, чтобы как-то, в минимально необходимой степени удерживать рычаги управления партией-государством, оставаться формально на вершине власти; однако ему уже не хватило душевных сил для того, чтобы и физически сопротивляться болезням; его иммунитет ослаб и ослаб катастрофически.

Мао Цзэдун день ото дня, месяц от месяца, год от года терял возможность распоряжаться своим телом: переставал двигаться, надолго замирал на месте, лежа или сидя в кресле. Ему отказали ноги, потом перестали работать руки. Он не мог в последние месяцы ни держать книгу, ни поднести ложку ко рту. Затем он уже только лежал, не будучи в силах даже повернуться.

На протяжении многих десятилетий Мао Цзэдун нещадно насиловал свои глаза: он читал лежа, много работал при свечах или при керосиновой лампе. И вот в 1970-х гг. как-то вдруг у него стало слабеть зрение. Сначала он никому не говорил об этом. Потом само собой это стало очевидно тем, кто работал у него «под боком», при его «теле», «женщине, помогавшей ему в быту», а также телохранителям. Затем это дошло до Чжоу Эньлая, который даже предлагал Мао Цзэдуну свои очки.

Но дело было плохо. Мао Цзэдун, возможно, все надеялся, что его организм справится и с этим, и слепота как-нибудь сама собой пройдет. Промучился так с полгода, но потом пришлось все-таки обратиться к врачам. Был поставлен диагноз: старческая катаракта. Причем на обоих глазах. На одном без всяких надежд на выздоровление. Что касается другого, то надо было ждать примерно около года, пока катаракта созреет, и тогда оперировать этот глаз.

Так на шестьсот дней и ночей для Мао Цзэдуна наступила полная темнота. Он ослеп. Это продолжалось почти весь 1974-й и большую часть 1975 г.

Затем была проведена операция. Один глаз стал немного видеть. Врачи, хотя и не сразу, но разрешили ему читать по 15—20 минут в день.

Все это время, то есть и в 1974-м, и в 1975 г., Мао Цзэдун продолжал вслепую руководить партией и страной. Документы к нему поступали. Слуги читали ему вслух эти документы. Он отдавал распоряжения. Его резолюции фиксировались и передавались для исполнения. В тех местах на документах, где должна была стоять его отметка о прочтении, об ознакомлении, а в КПК в этих случаях ставилась не подпись, а кружок, за него рисовали такой кружок его секретари. Никто в КПК и в КНР, кроме нескольких лиц на самом верху, не знал ни о слепоте Мао Цзэдуна, ни вообще о состоянии его здоровья.

Ему становилось все труднее говорить. Он произносил лишь отдельные слова, затем только звуки. На некоторое время в последние месяцы его жизни все та же «женщина, помогавшая ему в быту», то есть Чжан Юйфэн, и в определенные моменты его племянник Мао Юаньсинь и его «как бы племянница» Ван Хайжун, и стали голосом Мао Цзэдуна. Они толковали по телефону для политбюро ЦК КПК и внешнего мира то, что он хотел сказать и пытался произнести.

Состояние его было совершенно безнадежным на протяжении нескольких месяцев 1976 г. И в ноль часов десять минут 9 сентября 1976 г., не приходя в сознание, не оставив завещательных распоряжений политического характера, Мао Цзэдун умер.

Последние годы жизни были для Мао Цзэдуна тяжелыми морально и физически. Он говорил телохранителям, что китайские крестьяне живут не так, как это предполагалось при его социализме; он понимал и то, что ему не удалось покончить с Гоминьданом, то есть решить по-своему вопрос о Тайване; он видел, что КПК и КНР заведены в тупик, находятся в состоянии хаоса, что нарастает кризис его политической и экономической системы.

Мао Цзэдун, не надеясь на решение экономических проблем, задумал произвести революцию в «образе мыслей людей», то есть «культурную революцию», но и это ему не удалось. При этом «старых партийцев-руководителей» он отбросил или уничтожил, а новые оказались либо ненадежными, либо недееспособными. Мало того, к концу своей жизни Мао Цзэдун оказался без семьи и без друзей.

Мучительные раздумья терзали душу Мао Цзэдуна перед смертью. Понимал ли он самое главное, а именно то, что он принес неимоверные страдания народу, что даже его затяжная болезнь и агония, нежелание расстаться с властью будучи слепым и недееспособным, продлили на годы тяжелейшую жизнь людей в КНР, отодвинули время реформ, которое все равно неизбежно пришло после его смерти.

Для Мао Цзэдуна вопрос о его возрасте и о смерти был, очевидно, далеко не простым. Мао Цзэдун много размышлял о смерти. Можно предположить, что он боялся ее. По крайней мере, Мао Цзэдун вел себя по-разному, когда этот вопрос так или иначе вставал перед ним.

При спокойном размышлении он отчетливо представлял себе, что существуют границы жизни каждого человека, в том числе и его самого.

По этой причине он стремился жить как можно более естественно, в ладу с природой во всем том, что касалось его организма. Он максимально приспосабливался к физиологическим закономерностям. Спал и ел тогда, когда этого требовала его природа. Питался тем, чего просила душа, к чему он привык, не позволял себе излишеств ни в пище, ни в питье.

Сохранение равновесия в организме представлялось ему залогом того, что он проживет весь срок, отпущенный ему природой. Мао Цзэдун считал, что в китайской деревне люди живут дольше, чем в городе, поэтому он стремился питаться так, как это делают крестьяне.

* * *

Мао Цзэдун пытался также уходить от мыслей о своем возрасте. До самого 1949 г. он не отмечал свои дни рождения, а ведь к тому времени ему было уже 55 лет. Ему было очень приятно, когда первое, что сказал ему И.В. Сталин при встрече в декабре 1949 г., когда сам И.В. Сталин находился на пороге своего семидесятилетия, была фраза: «Вот уж не думал, что вы такой молодой и крепкий!»

Создание КНР, вступление в должность руководителя государства так или иначе потребовали упорядочить и вопрос о его возрасте. И тогда его секретарь по вопросам быта Е Цзылун вместе с другими товарищами по партии занялись выяснением этого вопроса. Они сопоставили китайский лунный (или сельскохозяйственный) календарь с обычным календарем и установили, что Мао Цзэдун родился 26 декабря 1893 г.

Так Мао Цзэдун из «революционера, борца за свержение прежней государственной власти в Китае», который был как бы человеком без возраста, превратился в обыкновенного пожилого человека, чей возраст определялся 55 годами. Итак, день рождения Мао Цзэдуна стал общеизвестен с 1949 г.

У близких ему людей появилась необходимость и возможность отмечать дни его рождения. Мао Цзэдун был против того, чтобы его поздравляли с днем рождения. В 1950-х гг. в дни его именин, не ежегодно, дома собирались близкие родственники – жена, сыновья, дочери, некоторые из тех, кто работал подле него; устраивался домашний обед, впрочем без излишеств и роскоши. Иногда приглашались также Чжоу Эньлай, Чжу Дэ, кто-нибудь еще. Выпивали, но очень мало.

В 1960 г. (году тяжелых стихийных бедствий и последствий «великого скачка») на декабрьском ужине не было никого из членов семьи и из руководителей партии, а были только те, кто охранял Мао Цзэдуна. Они даже забыли о том, что это день его рождения, и вспомнили об этом лишь на следующее утро, получив от Мао Цзэдуна записку, в которой он отмечал, что «стал стар» и что ему исполнилось 67 лет.

В 1949 г. Мао Цзэдун предложил запретить отмечать дни рождения и юбилеи руководителей партии. Он не желал, чтобы таким образом уделялось внимание другим руководителям КПК и КНР.

В августе 1953 г., когда не за горами был его шестидесятилетний юбилей, он, выступая на Всекитайском финансово-экономическом совещании, еще раз заявил, обращаясь и к партии в целом, и к ее руководящим кадрам:

«Во-первых, не следует отмечать дни рождения. Ведь устройство юбилейных торжеств не продлевает жизнь человека. Тут самое главное – это то, чтобы человек хорошо делал свое дело. Во-вторых, не следует преподносить подарки; по крайней мере, этого не надо делать внутри партии. В-третьих, надо провозглашать поменьше тостов за здоровье в связи с днями рождения, хотя в определенных случаях это не возбраняется, это допустимо. В-четвертых, надо бы поменьше аплодировать; правда, если это желание исходит из масс, если это они проявляют свои теплые чувства, тогда, конечно, не следует окатывать их холодной водой. В-пятых, не следует превращать имена людей в географические названия, наименования городов, улиц и т. п. В-шестых, не следует ставить на один уровень товарищей из Китая и Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». (Интересно, что Лю Шаоци как-то заметил, что если в Европе был Маркс, то почему бы в Китае не могло бы быть Люркса.)

Вероятно, Мао Цзэдун опасался того, что если только позволить отпраздновать его юбилей, то это откроет путь к организации других бесчисленных юбилейных торжеств. А при такой ситуации снижалась самоценность Мао Цзэдуна как единственного вождя, принижалось его положение единственного божества в партии и в стране. Мао Цзэдун не желал допускать даже минимальной возможности низведения его до общечеловеческого уровня. В этих высказываниях Мао Цзэдуна нашла свое проявление его убежденность, что дело, идея – выше человека. Наконец, в этих его словах прорвалось и его сожаление о том, что ничто, в том числе и юбилеи, не сможет продлить его дней. Правда, Мао Цзэдун не советовал мешать проявлению любви народных масс к собственной персоне.

Спустя десять лет, то есть 26 декабря 1963 года, в тот день, когда Мао Цзэдуну исполнилось 70 лет, люди, работавшие подле него, предложили отметить это знаменательное событие. Узнав о готовящемся чествовании, Мао Цзэдун сказал уже упоминавшейся Чжу Чжунли: «Никому не следовало бы праздновать юбилеи, отмечать дни рождения. Надо бы изменить эту феодальную устаревшую привычку. Понимаешь, ведь дело-то в том, что когда человек отмечает свой день рождения, годовщину, рубеж в своем возрасте, то считается, что речь идет как будто бы о новорожденном, то есть о том, что у него будто бы стало на год больше жизни, хотя на самом деле ему осталось жить как раз на год меньше, его жизни осталось на год меньше; поэтому лучше уж сделать так, чтобы эта годовщина проскочила как-нибудь незаметно; пусть она пройдет потихоньку, а тогда, благодаря этому, когда стукнет 80, 90 лет, и у самого человека все еще не будет такого ощущения… Как было бы хорошо, если бы возобладал такой подход, такой взгляд…»

Кстати сказать, в 1950-х гг. Мао Цзэдун несколько раз встречался с известным китайским художником Ци Байши. Тот был озабочен одной мыслью: как бы дожить до 120 лет. Ци Байши было уже за 90 лет. Они беседовали с Мао Цзэдуном на эту тему и понимали друг друга. После смерти Ци Байши выяснилось, что он оставил в наследство Мао Цзэдуну свои коллекции картин и каллиграфических надписей.

26 декабря 1973 г. Мао Цзэдуну исполнилось 80 лет. В его адрес из ряда стран поступили приветствия и поздравления. Ким Ир Сен прислал из КНДР делегацию поздравить Мао Цзэдуна и преподнести ему подарки. Однако в самой КНР этот юбилей прошел почти незамеченным. Спустя некоторое время небольшая информация о поздравлениях, поступивших из-за рубежа, появилась в закрытом информационном бюллетене для номенклатуры.

Для Мао Цзэдуна важным оказывался в этих случаях мир прошлого и мир будущего, но не мир настоящего. Он был против того, чтобы сказать живущему человеку добрые слова сегодня, по случаю его праздника, скажем, дня его рождения. Однако Мао Цзэдун был за то, чтобы публично, общим собранием, митингом отмечать смерть, чужую смерть.

В 1944 г. один из бойцов его охраны по имени Чжан Сыдэ выжигал уголь в пещере, свод которой рухнул и похоронил его под собой. Среди прочих дел руководители охраны доложили Мао Цзэдуну об этом случае. Мао Цзэдун поинтересовался, что стало с телом Чжан Сыдэ (заметим, вовсе не тем, как себя чувствуют и как будут жить его родные). Ему ответили, что он так и остался там, где его завалило, то есть в недрах земли. Мао Цзэдун повелел извлечь труп, обмыть, обрядить в чистую форменную одежду и устроить траурный митинг в своем кругу, то есть в коллективе бойцов его охраны. Мао Цзэдун лично почтил память погибшего своим присутствием на траурном митинге.

В связи с этим случаем Мао Цзэдун написал статью, которая была им озаглавлена так: «Служить народу». Этот лозунг стал известен с того времени практически всем и каждому в КПК, а затем и в КНР.

В статье содержались размышления Мао Цзэдуна о смысле жизни и смерти. Смысл жизни виделся ему в том, чтобы жизнь каждого конкретного человека была посвящена интересам общего дела, интересам народа. То, что только Мао Цзэдун и его партия правильно выражают эти интересы народа, ни у кого не должно было вызывать ни сомнений, ни вопросов. Более того, подчинение Мао Цзэдуну, политической организации наполняло деятельность человека при жизни высшим смыслом. Личность должна была подчинить себя Мао Цзэдуну и его партии. Дело было выше и важнее человеческой жизни.

Однако весь пафос статьи Мао Цзэдуна был не в жизни, а в смерти. Жизнь оказывалась повседневным вложением частных усилий в общее дело; при этом каждый конкретный человек что-то значил только тогда, когда он «каплей слился с массами», следующими за Мао Цзэдуном.

* * *

Мао Цзэдун хорошо понимал, что каждый человек стремится если и не жить вечно, но с надеждой получить воздаяние за свою многотрудную жизнь и страдания. Мао Цзэдун не мог никому обещать загробную жизнь, но он обещал возвести погибшему за его дело или, вернее, всем погибшим за его дело, общий памятник, монумент размером с великую гору Китая Тайшань. (На главной площади Пекина Тяньаньмэнь был поставлен тридцатисемиметровый цельный гранитный монолит – общий памятник всем погибшим.) Каждый, от простого «повара», как говорил Мао Цзэдун, и вплоть до руководителей партии, оказывался равным в смерти, то есть в одинаковой степени мог в смерти вознестись выше горы Тайшань. Смерть приобретала при этом самодовлеющее значение. В надежде на великую многозначительную смерть стоило преодолеть все трудности и мерзости жизни. Вот что предлагал людям Мао Цзэдун. Тем же, кто не желал идти за ним, делать его дело, Мао Цзэдун сулил малозначительную смерть, легче пуха и пера. Мао Цзэдун также распорядился взять за правило для партийных организаций проведение траурных митингов, причем не только в партии, но и по всей стране, во всех деревнях страны. Он надеялся на то, что эта политическая установка привлечет благодарность остававшихся в живых людей, то есть участников этих траурных митингов в адрес Мао Цзэдуна и его партии.

В 1956 г. после появления доклада Н.С. Хрущева о культе личности Сталина Мао Цзэдуна стали одолевать мысли о судьбе своего имени и своего бренного тела после смерти. И тогда он очень нервничал. Он вообще был человеком вспыльчивым и нервным. А тут он был поражен до глубины души. На протяжении десятилетий он был твердо уверен, что такие вожди, как он и Сталин, никогда не умрут, по крайней мере в «благодарной памяти» потомков. Он думал, что их имена и тела будут храниться как святыни всех народов, трудящихся всего мира. И вдруг, совершенно неожиданно для Мао Цзэдуна, Сталина после смерти подвергли критике.

Мао Цзэдун в беседах со своими единомышленниками тогда сказал, что после своей кончины он хотел бы, чтобы его кремировали. Таким способом он хотел при любом повороте событий оказаться как бы вне досягаемости и возможной «расправы» потомков с его телом за все то, что он совершил при жизни. Более того, Мао Цзэдун организовал внутри узкого круга высших руководителей своего рода подписку на кремирование. Была заведена особая книга, в которой он своей подписью подтвердил, что желает, чтобы его кремировали, и поставил дату. Это произошло за 20 лет до его смерти.

Реальная жизнь оказалась непредсказуемой. Лю Шаоци кремировали, но не по его воле и не под его собственным именем, причем тайно. Однако, как и завещал Лю Шаоци, впоследствии его пепел, как и прах Энгельса, развеяли над морем. Пепел Чжоу Эньлая тоже развеяли над просторами китайской земли. И тот и другой по-разному ушли из жизни, но могил после себя не оставили.

Что же касается Мао Цзэдуна, то его политические наследники, руководители КПК – КНР, нуждавшиеся в культе мертвого вождя как в залоге стабильности их политической системы и сохранения их политической власти, решили хранить забальзамированные останки Мао Цзэдуна в специально сооруженном на главной площади Пекина Доме памяти председателя Мао.

* * *

После смерти Мао Цзэдуна единственный оставшийся в живых заместитель председателя ЦК КПК «старого созыва» Чэнь Юнь сказал: «Мао Цзэдун – это не бог, но человек». Это лишь часть его высказывания, появившегося в 1978 г. как итог размышлений и выводов, сделанных уже после ухода Мао Цзэдуна из жизни. Тогда Чэнь Юнь говорил: «Мао Цзэдун – это не бог, но человек. Лю Шаоци – это не дьявол, но человек. А вот Кан Шэн – это не человек, но сущий дьявол».

Оставляя в стороне вопрос о Лю Шаоци и Кан Шэне и вопрос о подходе к оценке всей эпохи, когда Мао Цзэдун был жив и действовал, находясь на вершине пирамиды власти, скажем, что Мао Цзэдун был и остается в памяти, в сознании людей нынешнего поколения, особенно людей в Китае, в трех ипостасях одновременно. Для одних он божество, самый великий китаец двадцатого столетия; для других – сущий дьявол, сатана; для третьих – человек.

Мао Цзэдун конечно же человек. Вопрос в том, как оценит Мао Цзэдуна китайский народ тогда, когда сможет свободно выражать свое мнение. Единственное, чего определенно нельзя простить Мао Цзэдуну, это людей, погибших в результате его политики, а их миллионы. Людей жалко, и это важнее любых идей, в том числе «идей Мао Цзэдуна».

* * *

Спустя несколько лет после смерти Мао Цзэдуна в КНР появилась литература о нем. Примечательно, что это произошло не сразу после его ухода из жизни; не было, так сказать, естественной реакцией на потерю вождя и любимого руководителя.

После кончины Мао Цзэдуна наступила пауза. Люди замерли, замолчали. Ни номенклатура, ни простой люд в обыденной жизни не говорили о Мао Цзэдуне, хотя в пропаганде его продолжали возвеличивать, даже распределили титулы: Мао Цзэдуна стали именовать исключительно «великим вождем», а его преемника Хуа Гофэна – только «мудрым вождем». Хуа Гофэн был внешне похож на Мао Цзэдуна. Ходили даже слухи о том, что Мао Цзэдун именно по этой причине и выбрал его своим наследником. Возможно, эти слухи распространялись намеренно. Известно было также, что в конце своей жизни Мао Цзэдун даже как-то дал Хуа Гофэну записку, в которой рукой Мао Цзэдуна было начертано: «Если ты ведешь дела, то я спокоен».

После смерти Мао Цзэдуна все и вся в высшем руководстве КПК и КНР были практически поглощены борьбой за власть. Одних отстраняли от нее, другие приходили или возвращались к власти. При этом ситуация сложилась таким образом, что отстраняли тех, кто был готов сохранять имя Мао Цзэдуна как божественный символ, как священный образ, потому что это была одна из главных, если не единственная, опора их притязаний на власть. Было даже сочинено, выдававшееся за маоцзэдуновское, его политическое завещание: «Следовать согласно намеченному курсу». Однако подлинность этой надписи, ее принадлежность Мао Цзэдуну оспаривались. Все эти выверты с пожеланиями Мао Цзэдуна, его надписями, играли второстепенную роль. В действие вступили реальные политические силы.

В борьбе за власть победили не те, кто возвысился в последние годы жизни Мао Цзэдуна. У власти оказались по преимуществу старые его соратники, пострадавшие в той или иной степени, а то и просто отодвинутые им в тень, но не уничтоженные. Вернувшись к власти, они сначала как бы несколько позабыли о Мао Цзэдуне.

* * *

Он оставил в наследство очень много серьезных проблем как экономического, так и политического характера. Пришлось сосредоточить внимание на решении экономических вопросов, чтобы успокоить массы населения. Пришлось также возвращать доброе имя тысячам, если не миллионам китайцев, пострадавших в результате политики Мао Цзэдуна.

Однако вскоре стало очевидно, что экономика и политика тесно связаны, а потому пришлось браться и за решение политических проблем.

Вот тут и оказалось, что без идеологии обойтись невозможно. Руководители постмаоцзэдуновских КПК и КНР разделились в своем отношении к усопшему вождю.

Одни из них предпочитали по существу и критично рассматривать его деятельность: говорили о «феодально-фашистском» характере существовавшего при нем режима (Е Цзяньин) и о том, что в «культурной революции» не было ничего хорошего (Ху Яобан).

Другие сочли необходимым вернуть его народу и партии в новом посмертном обличье, сделать его имя и дело одной из непременных идеологических опор нынешнего режима (Дэн Сяопин). Мао Цзэдуна постарались преподнести как идеалиста, который желал своей нации, народу, стране, не говоря уже о партии, только хорошего, и в этом своем стремлении подчас торопился, был нетерпелив, недоучитывал отсталость и самих масс населения, и номенклатуры, и страны, невозможность для них соответствовать его взглядам; в то же время подразумевалось, что даже то, что удалось сделать Мао Цзэдуну, оказалось самым великим деянием двадцатого столетия, во всяком случае, если смотреть на это с позиций интересов Китая, нации Чжунхуа.

Во-первых, доказывали, что Мао Цзэдун оказался победителем в борьбе против Чан Кайши и его политической партии, его государства, его идеологии, его экономической и политической системы, которые не принесли китайцам ни утверждения в мире в достойной этой нации роли, ни решения вопроса о достижении иного качества жизни самой этой нации. При этом оказывалось, что хотя эта задача и не была полностью решена Мао Цзэдуном, но все-таки он оказался великим вождем, ибо сумел разрушить негодное прошлое и создать предпосылки прекрасного будущего. Что же до Чан Кайши, то любопытно, что подчеркивалось и позитивное в отношении Мао Цзэдуна к Чан Кайши, а именно тот факт, что Чан Кайши оставался патриотом Китая как единой нации, единого государства, а следовательно, занимал одинаковую с Мао Цзэдуном позицию, считая Тайвань неотъемлемой частью Китая.

Во-вторых, доказывали, что Мао Цзэдун прекрасно видел реалии, был пророком, понимал опасности, возникавшие на пути строительства Нового Китая как мощной мировой державы, полагая при этом, что необходим переворот прежде всего не в материальной, а в духовной жизни общества, в мировоззрении всех китайцев вместе взятых и каждого в отдельности, а потому, отложив решение экономических проблем, взялся за осуществление духовного переворота. Далее констатировалось, что, к сожалению, это вылилось в трагедию «культурной революции»; но замысел был светлым. Мао Цзэдуна можно и покритиковать за идеализм, за своеобразную наивность, но может быть, время еще покажет, что без веры в эти светлые идеалы Мао Цзэдуна и его политической партии разрушается и само это прекрасное и светлое в душе и в материальной жизни, разрушается социализм, разрушаются коммунистические идеалы, и уж тогда всем грозят бедствия похуже тех, что были во времена «культурной революции», – таков был подтекст книг о Мао Цзэдуне, изданных в КНР после его смерти.

Назовем несколько книг и статей о Мао Цзэдуне:

Мао Цзэдун и ши (Мао Цзэдун: факты, факты, факты) / Сост. Дун Чжиин. – Пекин, 1989.

Цюань Яньчи. Цзоуся шэньтань ды Мао Цзэдун (Мао Цзэдун, сошедший с Олимпа). – Пекин, 1989.

Цюань Яньчи. Вэйшичжан тань Мао Цзэдун (Старший телохранитель о Мао Цзэдуне). – Пекин, 1989.

Цюань Яньчи. Мао Цзэдун ды сыжэнь шэнхо (Частная жизнь Мао Цзэдуна) // Жэхэ, № 7–8, 1989.

Чжан Юйфэн. Мао Цзэдун, Чжоу Эньлай ваньнянь эр сань ши (Несколько штрихов к картине последних лет жизни Мао Цзэдуна,Чжоу Эньлая). Раздел из книги: 1976 нянь да ши нэйму (Подоплека великих событий 1976 года) / Сост. Сю Жу. – Пекин, 1989.

Фань Шо. Е Цзяньин цзай 1976 (Е Цзяньин в 1976 году). – Пекин, 1990.

Ши Чжэ. Суй Мао чжуси цун Яньань дао Бэйпин (Следуя за Мао Цзэдуном из Яньани в Бэйпин) // Жэньу, № 5. 1989.

Мао Цзэдун цзияо мишу Гао Чжи тань Мао Цээдун. (Секретарь Мао Цзэдуна по конфиденциальным вопросам Гао Чжи о Мао Цзэдуне) // Тунсу вэньсюе сюанькань. Спец. вып. (общий порядковый номер 15), 1989.

Вайцзяо утай шан ды синь Чжунго линсю (Вожди нового Китая на ниве дипломатии) Воспоминания Ли Юежаня; литературная обработка Цюань Яньчи. – Пекин, 1989.

Цюань Яньчи. Мао Цзэдун юй Хэлусяофу. 1957—1959 нянь. Чжун Су гуаньси цзиши. (Мао Цзэдун и Хрущев. Правда о китайско-советских отношениях 1957—1959 гг.). – Чанчунь, 1989.

Линь Циншань. Цзян Цин чэнь фу лу (Взлеты и падения Цзян Цин). – Пекин, 1988.

«Чжунго циннянь бао». 13 марта 1989 г. С. 2.

Нюйжэнь каньчжун Мао Цзэдун (Женщины ценили и уважали Мао Цзэдуна) / Сост. Ци Вэнь. Гуанси миньцзу чубаньшэ. Место и год издания не указаны; не позже 1994 г.

Лю Цзечэн. Мао Цзэдун юй Сыдалинь (Мао Цзэдун и Сталин). – Пекин, 1993.

Ли Минь. Мой отец Мао Цзэдун. – Пекин, 2004.

Факты и высказывания Мао Цзэдуна, приведенные в данной работе, в основном взяты именно из перечисленных книг и статей.

Кроме того, некоторые фактические сведения, главным образом о семейной жизни Мао Цзэдуна, извлечены из следующих работ:

Ross Terrill. The White-boned demon. A biography of madam Mao Zedong. – New York, 1984.

Harrison E. Salisbury. The Long March. The untold story. – New York – London, 1985.

Помимо упомянутой литературы о Мао Цзэдуне, в КНР появились также книги, авторы которых стремятся доказывать необходимость и неизбежность присутствия образа Мао Цзэдуна, его идей в жизни нынешней КНР и КПК. При этом особенно подчеркивается мысль о том, что сам китайский народ, рядовые крестьяне после смерти Мао Цзэдуна начали по собственной инициативе чтить его как святого, как божество, приходившее на время на землю. Возникал своего рода «призрак Мао Цзэдуна».

В этих работах рассказывалось, в частности, и о том, что вся жизнь Мао Цзэдуна обрастала в представлениях простых китайских людей мистическими подробностями. Например, утверждалось, что Мао Цзэдун не случайно дал воинской части, которая его охраняла, номер 8341, ибо это число распадается на две части: 83 – это годы отпущенной Мао Цзэдуну земной жизни, а 41 – число лет, на протяжении которых он находился у власти, считая с 1935 г., то есть с совещания в Цзуньи, когда Мао Цзэдун фактически возглавил КПК.

Можно привести названия некоторых из этих работ, упомянув о том, что частично они подготовлены ответственными сотрудниками отдела пропаганды ЦК КПК:

Ли Цзюньжу. Мао Цзэдун юй дандай Чжунго (Мао Цзэдун и современный Китай). – Фучжоу, 1991.

Цзян Чжаои, Ли Цзюньжу. Чжунго гэмин юй «Маодунь лунь» (Китайская революция и работа Мао Цзэдуна «Относительно противоречия»). – Фучжоу, 1990.

Чжан Таймэй. Мао Цзэдун ду ши (Мао Цзэдун читает исторические труды). – Пекин, 1992.

Мао Цзэдун юй Сянтань (Мао Цзэдун и его родной уезд Сянтань) / Сост.: Отдел по сбору исторических материалов горкома КПК города Сянтаня. – Пекин: Чжун Гун дан ши чубаньшэ, 1993.

Циннянь Мао Цзэдун юй та ды сянцзи ши (Молодой Мао Цзэдун и его земляки – учители и друзья) / Гл. сост. Дай Бохань. – Чанша: Хунань чубаньшэ, 1993.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.