3

3

Когда «Иоанн Креститель» был отлит в бронзе, Огюст отправил статую вместе с «Бронзовым веком» на рассмотрение жюри Салона 1880 года. Почти два года пролетели в работе над «Иоанном», а он и не заметил; и его самого удивило спокойствие, с которым он ждал приговора. Огюст возобновил работу над «Идущим человеком» и исподволь занялся «Адамом» – Пеппино служил моделью для обеих фигур. Он никому не показал «Иоанна» – ни Лекоку, ни Буше.

Огюст больше года не виделся с ними и был уверен, что его позабыли, но как-то в воскресенье Буше пришел к нему в мастерскую и выразил желание поговорить со скульптором наедине. Огюст согласился, но не отпускал Пеппино, а попросил подождать.

Огюст заподозрил, что Буше пришел сообщить плохую новость, что обе статуи отвергнуты, и сделать это как можно тактичнее.

Буше остановился в дверях мастерской, он чувствовал себя неловко. Огюста, видимо, не радовало его появление.

– Ваше новое произведение полно жизни, – сказал Буше. – А в голове Иоанна есть нечто от Данте.

– Я стремился передать характер Иоанна Крестителя.

– Понимаю. Но лучше бы назвать статую «Данте».

– Что еще стряслось?

– Ничего не стряслось, – ответил Буше.

– Что-то не так. Не отрицайте.

– Вы все свое, Роден. Вечно вам мерещатся неприятности.

– Но почему у вас такой извиняющийся тон?

– Мне нравится «Иоанн». В нем и могучая мужественность греков и гордая преданность вере.

– Значит, вновь отвергли, – Огюст повернулся к Пеппино, полный решимости никогда больше не связываться с Салоном.

– Нет. Не совсем так! – воскликнул Буше. – Но поскольку статуя изображает святого, то считают уместным добавить фиговый лист.

– Вы говорили, следующая моя работа будет принята без единого возражения.

– Так и будет. Если добавите фиговый лист. Ну прошу вас, дорогой друг. Микеланджело так всегда поступал, когда лепил Христа. И вам это тоже ничего не стоит. Красота и мощь статуи от этого не убавятся.

Огюст устало вздохнул, и, хотя ему хотелось просто прогнать Буше за эту предательскую уступчивость, он все же сказал:

– А «Бронзовый век»?

– Будет выставлен снова.

– Но я его не стану прикрывать. Он не святой.

– Этого и не требуют.

Огюст, во власти жестокой нерешительности, бросил взгляд на ожидающего Пеппино и вспомнил, сколько он задолжал натурщику.

– Для меня будет большим ударом поменять что-то в «Иоанне Крестителе», – пробормотал он.

– Зачем же менять! – закричал Буше. – Задрапируйте его! Все драпируют фигуры, когда лепят святых или Христа. А вы-то чем лучше других? Господи! – Буше вышел из себя и кричал в полный голос– Гийом просил от вас религиозный сюжет, вы сделали, и я поймал его на слове, заставил выполнить обещание, так нет же, вы начинаете упорствовать. Я целых три года ждал этой возможности, а теперь вы уперлись из-за пустяка!

Эта тирада произвела на Огюста впечатление. Он успел позабыть о Гийоме. Теперь он считал замысел Иоанна Крестителя своим, он взялся за эту тему потому, что только она его и вдохновляла.

Слезы злости и бессилия блестели на глазах у Буше, когда он уходил. Огюст догнал его уже на улице.

– Друг мой, – сказал Огюст. – Извините. Я не представлял, сколько вам пришлось из-за меня претерпеть.

– Да не из-за вас! – оборвал его Буше. – А из-за вашей скульптуры.

– Ладно, Буше. Я сделаю то, чего вы хотите.

– Да не я – они хотят! Мне обнаженный Иоанн нравится. Наплевать мне на мнение Гийома. Но разве можно отказываться от возможности выставить свою работу! Особенно теперь, ведь после «Бронзового века» от вас будут ждать новой работы.

– Я сам прикрою «Иоанна».

– В этом нет необходимости. Сделают и без вас.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.