1

1

Тетя Тереза договорилась, что Огюст придет к родителям в следующее воскресенье. Она не сказала им ни о Розе, ни о ребенке, но, чтобы смягчить неожиданность, намекнула, что у него для них есть сюрприз, нечто весьма важное.

По пути к родным Огюст был очень нежен с Розой. Этот район пробудил в нем воспоминания детства, и издалека эти воспоминания приобрели приятную окраску. Он показал Розе Валь-де-Грас, куда ходил в школу, и сказал:

– Я был тогда совсем глупеньким, дорогая. Школа-то была рядом с Сорбонной, да учителя не имели с ней ничего общего. Зато мы жили между Люксембургским садом и Ботаническим, до того и другого было рукой подать и, конечно, в самом центре Латинского квартала. Папа был уверен, что моя любовь к скульптуре до добра не доведет. Он бы переселился куда-нибудь в другое место, но у нас не было денег, а мне нравились все эти здания. Они каменные, но совсем, как живые – Сен-Этьен-дю-Монт, и Пантеон, и Сен-Северен, ну и, конечно, Нотр-Дам. Я мечтал бы стать архитектором, если бы знал, что такое архитектор, но в нашей семье никто о таких вещах и не слыхал, разве только тетя Тереза, да и ей было не до того, надо было как-то поставить на ноги детей.

Роза кивала, изо всех сил проявляя интерес, хотя знала, что все эти разговоры больше подходят господам из Сен-Жермен, а им до них далеко, но сказать Огюсту боялась.

Они постучали в дверь небольшого каменного дома на улице Сен-Жак. Мальчик лежал в колясочке, которую им одолжила тетя Тереза, и она сама отворила дверь. Папа с Мамой выглядывали из-за ее спины, стараясь скрыть любопытство, что им плохо удавалось. Так они и знали: у Огюста есть женщина и ребенок!

Папа насупился и глядел угрюмо, а Мама растерялась и не знала, что делать.

Роза почтительно поклонилась им, и Огюст представил ее:

– Это Роза, а это наш сын Огюст.

Папа и Мама застыли в дверях, не приглашая их в дом, и тетя Тереза поспешила объяснить:

– Маленькому Огюсту полтора месяца. Правда, он здоровенький? Ведь это твой первый внук, Жан!

Тогда Папа, весьма сдержанно, обратил взор в сторону младенца в коляске, и Мама последовала его примеру.

Роза, почувствовав, что под этой их вежливостью скрывается растерянность и негодование, но, боясь, что Огюст обидится и никогда больше не придет к ним, робко сказала:

– Правда, он вылитый Огюст?

– Нет-нет; – запротестовал Папа. – Он похож на вас, мадам…

– Мадемуазель Роза, – сказал Огюст. Последовало смущенное молчание, и Роза решила, что Огюст допустил ошибку. Но она не без гордости добавила:

– А все-таки у него рот и глаза Огюста.

– Чепуха, – сказал Папа. – У Огюста глаза светлее.

Огюст, раздраженный Папиной неуступчивостью и застенчивостью Мамы, поспешил на помощь Розе:

– Мальчик похож на нас обоих.

– Ну конечно, Жан, он похож на них обоих, – сказала тетя Тереза. – Это сразу видно, Жан.

– Могли бы и пораньше спросить мое мнение, – проворчал Папа.

– Мы спрашиваем его теперь, – ответил Огюст. – А если тебе не нравится, можем уйти.

– Нет-нет! – воскликнула Мама. – Мальчик похож на вас обоих. Правда ведь, Жан? Он и на тебя чуть-чуть похож, верно, Жан?

– И на меня тоже? – изумился Папа. Роза попыталась вступить в разговор:

– Мs надеемся, что он будет похож на вас, мосье Роден. Мы были бы очень рады. – Она нежно улыбнулась и с осторожностью матери взяла маленького Огюста из коляски и подала его Папе.

Папа уставился на младенца, корчившегося в его руках, и вдруг заметил, что пеленка развернулась и у мальчика голый задок.

– Господи, – закричал Папа, – да ведь он может простудиться!

Роза бросилась поправлять пеленку, но ее опередила Мама со словами:

– У меня это когда-то ловко получалось. Роза сказала негромко, извиняющимся тоном:

– Мосье Роден, простите меня за мою невоспитанность, но, может, вам тяжело держать маленького Огюста?

Она хотела было взять ребенка обратно, но Папа остановил ее:

– Тяжело? Но ведь это мой внук, не правда ли?

Роза – в простом коричневом платье она выглядела трогательной и привлекательной – чуть заметно улыбнулась и сказала:

– Да, он ваш внук, если вы не против.

– Господи! – рассердился Папа. – Ну зачем так расстраиваться? Да разве я против! Стоит только посмотреть на его волосы. У всех Роденов рыжие волосы. И у него наш нос.

– Вам он нравится, мосье? – спросила Роза.

– Легкий, как перышко. – Папа пропустил вопрос мимо ушей. Он знал, что ему следует проявить строгость– грех иметь ребенка вне брака и лишняя обуза, но ребенок трогал своей беспомощностью. Папа почувствовал, что смягчается, и хотя ему было тяжело держать младенца, улыбнулся маленькому Огюсту в надежде вызвать ответную гримасу.

Ободренная поддержкой Папы, Мама сказала:

– Конечно, он нам нравится. Я всегда говорила Огюсту и Мари, если у них будут дети, мы примем их, что бы там ни было.

«Вот так-то, – думал Папа, – воспитывал, воспитывал Огюста, а результат? Конец всем его мечтам и надеждам на будущее, все будущее для него теперь в этом младенце. Как мог он отвергать маленького Огюста, собственную плоть и кровь?» На пенсии, слепнущий, стареющий с каждым днем, какое еще у него будущее? Не признаваясь себе, он жил в постоянном страхе, что у Огюста не будет детей, что вымрет род Роденов. А маленький Огюст – спасение. И девушка тоже хорошая, не какая-нибудь там разряженная красотка со всякими штучками. Они были равными, понимали друг друга с полуслова. Папа сказал:

– Он вырастет крепким, большим мальчиком. Воy как он за меня уцепился, сразу видно, что Роден.

Роза кивнула, но, когда захотела взять младенца обратно, Папа замотал головой и сказал:

– Нет уж, я привык носить Огюста, когда он был маленьким.

– Я знаю, – сказала Роза. – Он мне рассказывал, говорил, что это в вас он такой сильный.

– Верно, верно, – подтвердил Папа. – Родены всегда были сильными. Да входите же в дом. Мальчик тут совсем простудится. Как, Мама, готов обед?

– Почти, – ответила Мама. – Я сегодня сварила побольше. Догадывалась, что кроме Огюста будет еще кто-то. – Она взяла Розу за руку и провела в дом, остальные последовали за ними.

И где это, удивлялся Огюст, Роза выучилась таким манерам? Она чувствовала себя с родителями совсем свободно, свободнее, чем с ним. Может быть, любовь делала ее такой приниженной? А тут не надо было стыдиться своей необразованности.

Роза заметила, что мебель в доме неказистая, дом обставлен просто, но всюду царила чистота. Папа не выпускал из рук младенца, говоря:

– Вот видите, маленький Огюст не хочет от меня уходить, – потому что мальчик ухватился за него. Но внук мешал ему есть, а он проголодался – еда стала теперь для него главным удовольствием, и Мама сегодня особенно постаралась. Роза уложила маленького Огюста обратно в коляску, а тем временем Мама с гордостью подавала на стол на три су масла, на десять вина и кусок жареного мяса за два франка – такую роскошь они позволили себе впервые за много месяцев.

Как вкусно все получилось у Мамы, радостно думал Огюст, и Роза обсуждала кулинарные вопросы с Мамой и воспитание детей с Папой так, словно и тот и другой были самыми непререкаемыми авторитетами в этих областях, а важнее этих вопросов вообще нет ничего на свете. Огюст уже было окончательно успокоился – Роза с Мамой установили, что обе из Лотарингии, и это еще больше сблизило их, когда вдруг Роза умолкла, задумалась, словно вспомнила что-то.

Папа спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Нет. – Роза тревожно поглядывала на Огюста. Огюст кивнул и сказал:

– Папа, а ты прав. Насчет маленького Огюста. Мальчик часто простуживается. Наша мастерская плохо отапливается, он может совсем разболеться.

Папа, восседавший во главе стола, как в старые времена, сказал:

– Ну и болван ты, Огюст!

Огюст улыбнулся, это было так похоже на старые времена.

– Чего же ты молчал? Ты хочешь, чтобы мы пока заботились о нем?

– Значит, вы согласны? – Огюст был явно удивлен.

– Хочешь, чтобы мы его к себе взяли? – спросила Мама.

– Он хочет, – сказал Папа. – Он понимает, что хорошо для ребенка. А вы что скажете, Роза?

– Мосье Роден, я…

– Папа, – поправил он ее.

– Мосье Роден, – повторила она, – для нас это большая честь, но…

– Одним словом, вы хотите оставить у себя это сокровище, – сказал Папа. – Вы хорошая мать. А нам нужны хорошие матери. Говорят, что во Франции рождается куда меньше детей, чем в других странах, и наша рождаемость все падает. Мы боимся обзаводиться большими семьями, мы не верим в будущее. А наш император не жалеет жизней, ввязывается то в одну, то в другую войну. Сначала Крым, потом Австрия, а теперь Италия. И все-таки мы не должны внушать маленькому Огюсту, что родиться французом – несчастье. У нас для него всегда найдется лишний кусок мяса и тарелка супа. Может, я и не очень сильно разбираюсь в искусстве, не то что Огюст, но уж не такой ханжа, понимаю, что значит быть молодым.

У Розы глаза налились слезами, она бросилась Папе на шею и расцеловала его.

Папа часто заморгал, чтобы скрыть свои чувства, и сказал:

– Видите, значит, я не такое уж чудовище.

– Пожалуйста, любите маленького Огюста, – молила Роза. – Я знаю, что вы его полюбите.

– Я буду следить за тем, как он ест, а если будет плохо есть, накажу его, – ответил Папа. – А Мама будет вовремя укладывать его спать и чисто одевать, а когда подрастет, мы станем водить его в церковь.

Роза тихим голосом поблагодарила его. Папа сказал:

– И навещайте нас каждую неделю.

– Если Огюст позволит, – ответила Роза.

– Как это – позволит? – Папа был полон законного возмущения.

– В воскресенье он лепит, – пояснила Роза и испуганно посмотрела на Огюста.

Огюст, довольный тем, как шло дело, широко улыбнулся даже тогда, когда Папа сказал:

– Пусть отдохнет в воскресенье. Даже всевышний трудился всего шесть дней в неделю.

– Мы можем навещать вас вечером, – сказал Огюст, – а Роза может приходить и чаще, когда не позирует.

Папа соглашался со всем, как того и ожидал Огюст, и Огюст вспомнил о другом обеде, много лет назад, когда Клотильда высказала свой взгляд на любовь. Но он – это другое дело, он мужчина. Мужчине разрешено и прощается многое. А Роза как раз такая девушка, какую родители могли понять. Добродетельная, преданная, по-крестьянски экономная и скупая; набожная, когда он ей это позволял, и верная, верная ему во всем.

Но через несколько часов пришло время уходить. Роза при мысли, что придется оставить здесь маленького Огюста, расплакалась.

– Ну зачем так плакать, – говорил Папа, успокаивая ее; на этот раз он обнимал Розу. – Мы будем заботиться о внуке.

– Простите, что я такая слабая, – всхлипывала Роза, – но я буду так скучать без него.

– Я буду приносить его к вам, когда Огюст не работает, – сказала тетя Тереза.

– И я тоже, – сказала Мама. Мамино лицо сияло новым светом, Огюст не видел ее такой с тех самых пор, как умерла Мари. Мама сразу поняла, что Роза порядочная девушка, для которой материнство – это все. Может быть, они в конце концов и поженятся; Огюсту нужна такая Роза, чтобы заботилась о нем.

Папа вытащил еще одну бутылочку «Контро», они с Огюстом были любителями этого ликера. Когда никто не видел, Огюст сунул несколько франков в Мамину руку. Роза запела деревенскую колыбельную, чтобы успокоить младенца, который разревелся, напуганный всей этой суетой, и тетя Тереза присоединилась к ней. Теперь Роза радостно улыбалась. Если она на время и лишалась сына, зато обрела семью.

Как хотелось ей остаться здесь до того часа, когда надо будет укладывать сына спать! Но Огюст хотел работать; он вдруг начал проявлять признаки нетерпения, жаловаться, что в эти короткие зимние дни мало света.

Папа проводил их до бульвара Порт-Рояль и, когда пришло время прощаться, неожиданно поцеловал Розу. Мама тоже ее поцеловала, чтобы не отстать от Папы. Маленький Огюст остался дома на попечении тети Терезы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.