Вэрик

Вэрик

У меня на стене висит «Вэрик» Алекса Каца. Гениальная картина. Никто толком не может объяснить, что на ней изображено, хотя все видят одно и то же, и даже способны это достаточно точно описать. Попытаюсь и я.

На картине — окна высотного здания. Шесть сдвоенных окон. Пять — по фасаду, обращённому к зрителю, ещё одно — по перпендикулярному фасаду. Собственно, именно так мы видим ночью светящиеся окна одинокого офиса. Снизу вверх, точно находимся в более низком здании неподалёку. Видны люминесцентные лампы на подвесном потолке, и больше ничего. Кто-то засиделся, кто-то работает.

Вся закавыка в том, что на картине, кроме этих шести окон, нет ничего. Нет никакого небоскрёба. Нет никаких стен, никакого неба, ничего вообще. Только шесть светящихся офисных окон в абсолютной темноте. Огромная площадь картины равномерно покрыта чёрной краской.

Большинство зрителей через несколько секунд наблюдения убеждают себя в том, что здание есть. Они начинают видеть угол между окнами, начинают видеть едва заметный силуэт небоскрёба, видеть звёзды на небе. Но всё это иллюзия. На картине нет ничего, кроме шести прямоугольников, поделённых пополам тонкими чёрными линиями.

Это «Вэрик».

Но он имеет весьма опосредованное отношение к моей истории. Я позже разъясню, какое. Просто запомните, что такая картина существует.

Ещё одно дополнение. «Вэрик» — большой, пять футов в высоту и двенадцать в ширину. Пусть это не оригинал. Пусть настоящий «Вэрик» висит в какой-то картинной галерее. Я смотрю на него прямо сейчас и представляю, что это кисть Алекса Каца, великого сюрреалиста и постмодерниста. Мне достаточно этого представления.

Всё, хватит о «Вэрике». Моя история — совсем о другом.

***

В середине осени 1990 года мне по работе понадобилось отправиться в Небраску. Вы можете спросить — да какие дела могут быть в этой провинции? Ну, провинция тоже порой принимает участие в крупном бизнесе. Летел я в Омаху, приземлялся в аэропорту Миллард, а затем на арендованной машине должен был ехать в Дэвид-Сити, крошечный городок к западу от Омахи. В принципе, в Дэвид-Сити тоже был муниципальный аэропорт (при населении чуть больше двух тысяч человек), но пересаживаться на пятиместную крылатую тарахтелку мне не хотелось; кроме того, в автомобильном путешествии была возможность посмотреть на виды из окна. Природа в США всё-таки прекрасная. Бывал я и в Европе, и в Индии, и в России, ничего не сравнится с нашим природным многообразием.

Машину я арендовал прямо в аэропорту — маленький «Форд-Фиеста». Я вообще не люблю большие машины, поэтому чаще всего в командировках беру напрокат маленьких европейцев или японцев. Дороги в Небраске прямые, точно нарисованные на карте под линейку, и обозначены буквами алфавита. Весь штат расчерчен квадратиками. Сначала нужно ехать по Каунти Роад М, затем по Каунти Роад К, затем по пятнадцатой муниципальной, и оп! — мы уже в Дэвид-Сити.

Бизнес мой был связан с самым крупным и заметным предприятием (если можно его таковым назвать) в городе — гольф-клубом Дэвид-Сити. Великолепные поля для игры в гольф сделали этот крошечный городишко привлекательным местом для профессиональных игроков и просто для обеспеченных любителей. Кажется, здешние места даже принимали один из этапов кубка США, но в этом вопросе я могу ошибаться. В принципе, я не собирался подробно рассказывать, в чём состояла моя миссия. Приведу только сухие факты: я приехал в Дэвид-Сити, устроился в небольшой, на тридцать номеров, гостинице, затем отправился в клуб, за день решил все необходимые вопросы, после чего вернулся в гостиницу. Самолёт из Омахи вылетал в пять часов вечера, поэтому я собирался выехать из Дэвид-Сити около девяти утра, чтобы иметь в запасе достаточно времени.

Покидать гостиницу я не собирался. Примерно в десять вечера я лежал, щёлкал каналами кабельного телевидения и думал о женщинах. Это как в старом анекдоте: «О чём вы думаете, когда смотрите на строительный блок? — О женщинах! — Но почему? — А я всегда о них думаю…» Просто не анекдот, а суровая правда жизни.

У меня был номер на втором этаже, в конце коридора. Обычный такой номер провинциальной гостиницы. В меру уютный, в меру приятный. Ухоженный, с какими-то картинками в стиле примитивизма над кроватью.

Когда я уже собирался выключить телевизор и лечь спать, в дверь постучали. Я подумал, что это горничная, и крикнул:

«Войдите!»

Но это была не горничная. На пороге появился человек лет двадцати пяти, худой, немного помятого вида, с бутылкой в руке. Я тут же вскочил с кровати со словами:

«Вы кто такой?»

«Не беспокойтесь, прошу вас! — Он сделал успокаивающий жест. — Я ваш сосед по этажу, Дуглас Маркс».

Мне пришло в голову, что я и в самом деле зря всполошился. Возможно, соседу понадобилась какая-то помощь. Он и в самом деле продолжил:

«Простите, что побеспокоил вас, но мне очень, очень нужно с кем-то поговорить. Точнее, поделиться информацией. Если я не поделюсь, я просто сойду с ума. Я не отберу у вас более десяти минут…»

На переносице у него были тонкие круглые очки, нос выдавался далеко вперёд, между глаз залегла глубокая складка. Весь он был какой-то несуразный, комичный, точно сломанная, а потом неправильно собранная кукла.

Я не чувствовал никакой опасности, которая могла бы исходить от него, и пригласил его:

«Присаживайтесь».

Он сел на стул около кровати и тут же протянул мне бутылку.

«Виски хотите?»

«Нет, спасибо», — я покачал головой.

«Вот и мне не хочется».

И он поставил бутылку на пол. «Железная логика», — подумал я.

Некоторое время он молчал. Я ждал, что он изложит причину своего визита, поэтому тоже не произносил ни слова. И всё-таки он нарушил тишину первым.

«Из моего окна, — сказал он, — видно окно дома напротив. Там живёт девушка. Я смотрю на неё уже шестой день, всё время, пока здесь живу. Она странная. Она не меняет позу, почти не двигается, только вяжет и вяжет какой-то бесконечный шарф. Я пытался привлечь её внимание, но она не реагирует ни на моё мельтешение в окне, ни на оклики, хотя её окно открыто».

Я продолжал молчать, внимательно глядя на своего нежданного гостя.

«Иногда к ней подходит женщина, что-то говорит ей на ухо, потом обе уходят. Когда они возвращаются, девушка снова садится у окна и вяжет. Каждый день, постоянно. И когда наступает вечер, темнеет, она не зажигает свет. Приходит эта женщина, задёргивает занавески, но за ними всё равно темно. А утром, когда она их отдёргивает, девушка снова сидит за своим вязанием…»

«Простите, мистер Маркс, а чем я могу вам помочь?» — Я выделил слово «я».

«Ничем, — он пожал плечами. — Просто я в неё влюбляюсь, и мне срочно нужно с кем-то этим поделиться, иначе меня… как бы это сказать… разорвёт, что ли».

«Мне кажется, мистер Маркс, что вы усложняете вопрос. Возможно, девушка не слышит или не видит вас. Или она просто не хочет обращать на вас внимание. Может быть, стоит отправиться туда, в дом напротив, постучаться, представиться. Решиться на что-нибудь более серьёзное, чем наблюдение и размахивание руками».

«Вы думаете?»

«Я так познакомился с женой».

Здесь я соврал. Просто когда совет подкреплён личным примером, он воспринимается гораздо лучше.

«Просто пришли к ней домой?» — переспросил он.

«Ну, я подкараулил её на остановке общественного транспорта. А вам, видимо, придётся всё-таки постучаться».

«Да… — протянул он. — Как хорошо, что я к вам зашёл. Вы такие правильные слова нашли…»

Не то чтобы я был хорошим психологом, но людей, подобных Марксу, я уже встречал и хорошо знал, что им нужно для счастья. Уверенный совет — и всё. Причём не слишком-то и важно, что советовать. Главное, чтобы звучало бескомпромиссно.

«Вы правда думаете, что я могу вот так позвонить в её квартиру?»

«Ну… — протянул я. — Найдите предлог. Только не представляйтесь коммивояжёром, их не любят. Скажите: социологический опрос. Или перепись городского населения до тридцати лет — ваша девушка молодая ведь? Придумайте что-нибудь».

«Да…» — снова протянул он и отхлебнул из бутылки.

Честно говоря, я понимал, что ничего он не придумает и никуда не пойдёт. Будет вот так же сидеть в своём номере, пить виски и пялиться на девушку в окне. А потом уедет.

«А кто вы по профессии, мистер Маркс? Что вы делаете в городе?»

«Я… По делам приехал. Тут неподалёку есть заброшенные шахты, есть вероятность, что из них можно ещё извлечь кое-какой толк. Приехал договариваться с властями о разрешении на расконсервацию».

Я кивнул, мол, понятно. Меня не очень интересовало, что искали в шахтах — золото, калийные соли или что там ещё ищут. Я опасался того, что Маркс начнёт читать мне лекцию на узкопрофессиональную тему. В конце концов, Маркс мне просто порядком поднадоел. Утром я хотел покинуть город, и вечерний посетитель приходился в такой ситуации ни к селу ни к городу.

«Мистер Маркс, я дал вам дельный совет?»

«Да, конечно…»

«Тогда идите и следуйте ему. Не сейчас, конечно, а завтра».

Он закивал: да, конечно.

«Вот и отлично…»

Я смотрел на него с выражением «прошу-вас-покинуть-помещение-вы-мне-мешаете». Некоторое время он старательно делал вид, что не понимает, но затем всё-таки поднялся.

«Спасибо…»

Многоточия так и повисали в воздухе после каждого произнесённого им слова.

Потом он всё-таки ушёл, прихватив свою бутылку. А я остался валяться на кровати и пялиться в телевизор. Но, честно говоря, происходящее на экране уже не воспринималось как должное. Я всё думал о странном посетителе и его девушке в окне.

Потом я прикинул, что на моём этаже от силы десять номеров. Окна их выходят на улицу либо во внутренний двор, заросший густой зеленью. Окно, в котором мой сосед видел девушку, могло находиться в доме на противоположной стороне улицы либо, напротив, за палисадником. То есть пятьдесят на пятьдесят. Я встал и подошёл к окну собственного номера.

Тишина стояла невероятная. Даже не верилось, что мы в городе. Впрочем, улица, где находился отель, и днём не отличалась оживлённым движением, не говоря уже о вечере. Я пытался угадать, в каком окне мой сосед мог видеть девушку. Но почти все окна в домах через улицу были занавешены и темны. В некоторых горел свет, но сквозь занавеси разглядеть что-либо было невозможно. Некоторое время я ещё смотрел во тьму, а затем вернулся к телевизору. Ещё минут через пятнадцать я лёг спать, предварительно поставив будильник на восемь часов утра.

***

Наутро произошёл казус. Будильник не сработал, а я, верно, слишком устал за предыдущий день. В итоге я проснулся от стука в дверь в одиннадцатом часу. С трудом продрав глаза и поглядев на часы, я вскочил как ошпаренный, натянул штаны, набросил рубашку и полетел открывать дверь. Честно говоря, я надеялся на то, что за ней обнаружится мальчик с завтраком.

Но вместо мальчика в комнату вошёл Маркс.

«Мистер…»

Он сообразил, что вчера так и не спросил моего имени.

«… Хэдли».

«Мистер Хэдли! Я… я побывал там».

«Где?» — Я не сразу понял, о чём он говорит.

«В её доме. В комнате напротив».

Я понял, что он говорит без всякой радости. В его голосе сквозила какая-то странная боль, скорбь. Я сделал спонтанный вывод о том, что у него ничего не вышло. Что он был с позором изгнан из дома напротив. Но всё оказалось гораздо сложнее.

«Честно говоря, мистер Маркс, я несколько тороплюсь, — сказал я. — Я проспал и благодарен вам за стук в дверь. Но теперь мне быстро нужно одеваться, кушать и уезжать в Омаху, поскольку вечером у меня самолёт».

Он смотрел на меня умоляюще.

«Я… мне не с кем поделиться… Я не займу много времени».

И такая просьба о сочувствии была в его глазах, что я не мог отказать.

«Хорошо. Только я буду собираться и одеваться».

«Конечно, конечно», — закивал он.

Я достал чемодан и стал складывать вещи. Откровенно говоря, их было — кот наплакал, однодневная командировка не требует серьёзной подготовки.

«В общем, — он встал в углу комнаты и вещал оттуда, — я сегодня утром понял, что вы были правы. И пошёл туда. Просто, спонтанно. На ходу уже легенду придумал: опрос среди населения. В соседнем доме — канцелярские товары, я купил папку, пару ручек, бумагу, чтобы выглядеть естественно. И пошёл. Я сразу окно нашёл снизу, это на третьем этаже. Там подъезд. Я вошёл, поднялся. На этаже — всего две двери, несложно догадаться, какая нужна. И позвонил».

Он замолчал.

«Это через улицу?» — спросил я для поддержания беседы.

«Нет, — он замотал головой. — У меня окна во двор. Это с другой стороны, через сад. В общем, позвонил. Открыла женщина — та самая, что уводила куда-то от окна девушку. Спросила, что нужно. Я сказал: так, мол, и так. Среди всех жителей города проводится опрос о качестве воды. Довольны ли вы, не повышено ли содержание железа, пользуетесь ли вы фильтрами, можно ли попробовать вашу воду. Будто я из водопроводной компании и мы собираемся менять трубы. Она сразу меня впустила. Из прихожей — три двери. На кухню и в комнаты. Я пошёл на кухню. Записал её ответы, попробовал воду. Спросил, много ли накипи в чайнике, быстро ли она накапливается…»

«И?»

«Я вертелся минут десять. А потом задал вопрос: есть ли ещё жильцы в квартире, нам нужна наиболее полная социологическая картина… А она мне отвечает: нет, никто больше в квартире не живёт, я одна. Я же не мог сказать, что видел в окне девушку, это сразу бы её насторожило. Ну, я вроде как уходить стал, и тут — раз! — звон колокольчика из комнаты. Звонкий такой, яркий. Я на неё смотрю: вы же сказали, нет никого. А звон снова раздаётся. Она молчит, смотрит на меня. А потом говорит: ну, есть ещё одна. Племянница моя. Но с неё толку, что с козла молока, она инвалид, не встаёт и воду не пробует. Я говорю: как не пробует, она что — святым духом питается? Нет, говорит. Но она не видит, не слышит и не говорит, она даже объяснить вам не сможет, если что захочет…»

Я уже собрался и закрывал чемодан. Когда он произнёс последнюю фразу, я выпустил крышку чемодана из рук.

«То есть она слепоглухонемая?»

«Да».

В какой-то мере я понял его чувства. Он увидел девушку своей мечты и обнаружил, что ни при каких обстоятельствах не сможет даже поухаживать за ней. Говорят, знаменитая слепоглухая Хелен Адамс Келлер узнала о своей внешней красоте лишь в возрасте тридцати шести лет, когда некий молодой человек, оставшись с ней наедине, признался ей в любви и попросил руки (общалась она с помощью тактильного языка). Не помню уж, чем закончилась история с тем молодым человеком, но Маркс явно не был похож на героя и уж тем более не был влюблён по-настоящему.

«Что же, мистер Маркс, — сказал я. — Значит, вам не повезло. Такое случается. Мне очень жаль бедную девушку, но такие люди чаще всего остаются полностью оторванными от общества и ведут неполноценную жизнь. Сожалею».

Он покачал головой.

«Меня пропустили в ту комнату. Она сидит у окна и вяжет. Там все стены в коврах. Странных таких. Полосатых. Полоса белая, полоса жёлтая, полоса красная. Она делает полосу из нитей одного цвета, затем пристёгивает как-то к ней вторую. Ещё шарфы, салфетки. Всё одноцветное или полосатое, простые геометрические формы. Тётка у неё сердитая с виду, но добрая внутри. Ухаживает за ней. Звоночек — значит, что-то нужно. Например, в туалет сходить. Или есть, или пить. Она знает самые простые понятия, её тактильному языку не учили и в школу не отдавали».

Я прервал его.

«Откуда вы всё это узнали?»

«А я с тёткой разговорился. Мы чай пили около часа. Я как оттуда вышел — сразу к вам».

А парень всё-таки не промах, подумал я. Он продолжил:

«Обычно таких детей отдают в специнтернаты. А её воспитывала мать — как умела. Год назад умерла, а у тётки денег нет, чтобы интернат оплачивать. Дешевле содержать саму Энн».

«Энн — это девушка?»

«Да. Ей двадцать лет всего. Ещё можно языку выучить. Не поздно. Но тётка не сдюжит…»

«Жалко, — сказал я. — Но ничего не поделаешь, мистер Маркс. Такова судьба. Не всем она улыбается».

Я взял чемодан и направился к выходу.

«Мне пора уезжать. Скорее всего, я поем по дороге или уже в Омахе».

Он вышел из номера вслед за мной, и я закрыл дверь.

«Спасибо, что выслушали, мистер Хэдли».

«Не за что».

Мы расстались на лестнице. Он отправился в свой номер, а я — на стоянку, к автомобилю. Махнув на прощанье портье, я вышел на солнце, прищурившись, огляделся. Где-то совсем недалеко от меня слепоглухая девушка день за днём вязала свои шарфы — один за другим, один за другим. И не было этой страшной работе ни конца, ни края.

Я выехал из Дэвид-Сити в одиннадцать часов, успешно добрался до Омахи и улетел в Нью-Йорк.

В завершение первой части этой истории я хочу привести несколько фактов о слепоглухих людях. Всё это я целенаправленно нашёл в различных книгах, потому что история несчастной девушки из Дэвид-Сити не выходила у меня из головы.

Первым обученным слепоглухим человеком считается француженка Викторин Мориссо, родившаяся в Париже в 1789 году. Она выучила язык, получила образование и умерла почти полноценным человеком. И до Мориссо слепоглухие учились общаться тактильными методами, но чтобы выучиться языку, говорить и писать на нём — это был первый случай. Первой слепоглухой, сумевшей полноценно выучить английский язык, считается американка Лаура Бриджман.

Мы должны понимать, что все слепоглухие так или иначе приучаются существовать в окружающем их мире. Тактильный язык, развитое обоняние и память помогают им. При этом мы с вами не знаем, каким образом они воспринимают мир. Они не знают, что такое цвет, что такое звук. Чтобы выучить язык — не примитивный тактильный язык для повседневного общения, а именно конкретный французский, немецкий или английский язык, — слепоглухой должен быть очень, очень талантлив и тщательно обучен. Он всё равно никогда не узнает верного звучания тех или иных слов, но он может выучить буквы, а потом научиться составлять из букв слова и тексты. Слепому в разы проще — он постоянно слышит живой язык. Глухому тоже нетрудно — он может читать, его проблема — правильное произношение, многие глухие от рождения говорят с сильным «акцентом». У слепоглухого лазеек нет. Ему не покажешь цвет и не опишешь звук. Именно поэтому подвигами можно считать случаи, когда слепоглухие обучались языку настолько, чтобы ещё и писать на нём, как уже упомянутая Хелен Келлер.

В качестве литературы для ознакомления я бы порекомендовал прекрасный детектив французского писателя Ги де Кара «Чудовище». Позволю себе процитировать из него несколько предложений: «Каким же образом он, слепой, пробирался за ней сквозь лабиринт лестниц и коридоров огромного корабля? Благодаря обонянию — чувству, обостренному у него до предела. Его жена пользовалась одними и теми же духами, запах которых он любил, — как и все слепые, он обожает духи. Для него было детской забавой идти «по запаху» по бесчисленным коридорам».

Это история о слепоглухом, который сделал всё, чтобы спасти любимую женщину. Всё, что было в его силах. Они сильнее нас, мне кажется.

Но вернусь к окончанию моей истории.

***

Не так давно, полтора месяца назад я снова встретил Дугласа Маркса. С нашей первой встречи минуло десять лет. Я так и не женился: работа отнимала слишком много времени и сил. Я не ропщу на судьбу: семейная жизнь меня никогда не прельщала.

В общем, полтора месяца назад я по деловым вопросам отправился в Уотертаун, штат Массачусетс. Конечно, это не такая глубинка, как Небраска. Уотертаун, по сути, — часть огромной Бостонской агломерации. Как и многие крупные города США, Бостон не сходит на «нет» сразу за официальной границей города, а долго ещё тянется, перетекая из одного небольшого городка в другой. Некогда они были разобщены, но со временем срослись и стали единым организмом.

Я не буду рассказывать, какие дела привели меня в Уотертаун. Если честно, пока это является коммерческой тайной. На четвёртый день пребывания в городке (всего я провёл там неделю) я встретил странную пару. Я шёл, кажется, по Орчард-стрит мимо Виктори Филд и вдруг заметил впереди мужчину и женщину. Они шли медленно, чинно, аккуратно. Она крепко держала его под руку. На них были белые костюмы (соответственно, мужской и женский) и широкополые шляпы. Они казались выходцами из девятнадцатого века и выглядели очень эффектно даже сзади.

Обгоняя их, я не постеснялся обернуться. Лицо мужчины показалось мне знакомым, и через несколько секунд я вспомнил своего случайного соседа по отелю мистера Маркса. У меня вообще великолепная память на лица и имена.

«Мистер Маркс!» — улыбнулся я и подошёл к ним.

«О, мистер… простите, я забыл ваше имя, но помню, что мы общались в отеле в Небраске».

«Да, да. Кайл Хэдли».

«Конечно, мистер Хэдли…»

Я вспомнил его фирменное многоточие в конце почти каждой фразы. Но на этот раз он продолжил:

«Познакомьтесь с моей женой, Энн Маркс».

Он передал мне руку жены церемонным движением; её рукопожатие было на удивление крепким.

И тут меня осенило. На ней были круглые тёмные очки. Я стоял, как громом поражённый. Маркс понял моё замешательство.

«Да, мистер Хэдли. Это та самая девушка за окном. Простите, я говорю не очень быстро, потому что перевожу Энн наш разговор».

Я заметил, что он постоянно «мнёт» руку Энн в своей. Она отвечала тем же.

«Я сказал ей, что вы — тот самый человек, который дал мне совет притвориться водопроводчиком и проникнуть в вашу квартиру».

Энн рассмеялась.

«Она говорит, что очень благодарна вам. Если бы не вы, мы бы вряд ли познакомились».

«Она выучила язык?» — спросил я.

«Да. Она лишь в позапрошлом году окончила школу Перкинса для слепых здесь, в Уотертауне. Самая крупная, старая и знаменитая школа такого типа в США».

Они двинулись дальше, я шёл рядом. Маркс продолжал рассказывать.

«Уехал я из Дэвид-Сити тогда. За полгода подкопил денег, работал, как проклятый. А потом вернулся за ней. Тётка была счастлива, как не знаю кто. Забрал Энн, отвёз её и отдал в школу в Уотертауне. Её обучили тактильному алфавиту и правильному английскому языку. Она оказалась на редкость способной ученицей. Она интересуется литературой и думает поступить на филологический. Очень много читает. Всё, что можно достать в брайле. К сожалению, аудиокниги ей недоступны».

«Вы женаты?»

«Да. Поженились два года назад. У нас есть сын. Предупреждаю ваш вопрос: у него со здоровьем всё в порядке. Сейчас он у бабушки и дедушки в Нью-Йорке гостит. А мы здесь живём. Я тут работу когда-то нашёл, чтобы быть к Энн поближе. Так и застрял вот уже на девять лет».

Он усмехнулся.

И мне вдруг стало хорошо. Я радовался обычному человеческому счастью и в какой-то мере ощущал себя причастным к нему. Такой случай — один из миллиона, когда слепоглухая девушка вдруг находит человека, который готов ради неё на всё. И Маркс показался мне сильнее и благороднее всех людей, с которыми доводилось в жизни общаться.

Мы дошли до поворота, на котором наши пути расходились. Мы пожали друг другу руки, и я пожал тонкую руку Энн.

«Спасибо», — тихо сказал Маркс напоследок.

А я просто улыбнулся.

***

А теперь вы можете спросить меня: при чём тут «Вэрик» Алекса Каца?

Представьте себе, что вокруг вас нет ничего. Абсолютная чернота. Абсолютная тишина. Вы живёте в вакууме, в чёрной дыре. Вы не можете читать книги, смотреть фильмы, сидеть за компьютером, слушать музыку. Вы — просто разум, у которого нет тела.

Так живут слепоглухие.

Но Энн повезло. Однажды она увидела во тьме светящиеся окна, и в одном из них был человек по имени Дуглас Маркс.

И она, подобно нам, глядящим на картину «Вэрик», достроила несуществующий небоскрёб, который стал для неё реальностью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.