Инносент Коттон Грэй

Инносент Коттон Грэй

Осенью 1976 года (6 октября) я сидела, работала, а Кеша, уже два года возглавлявший у нас Честерто-новское общество, свернулся в кресле. Тут позвонил мой друг из Иерусалима, Мелик Агурский. А надо сказать, что когда в ту пору звонили сквозь железный занавес, ощущения были амбивалентные. Проще всего сравнить их со спиритическими, но спириты хоть верят, что увидятся с ушедшими, а мы тогда скорее не верили.

Словом, он звонит и сообщает, что кто-то у кого-то родился (кажется, у Толи Ракузина). Тут я слышу какой-то стук и сразу понимаю, в чем дело. Мгновенно кидаюсь на кухню – и точно, боковушка окна открыта. Чуткосердечный Кеша заметался и упал вниз.

Тут я, на зависть аскетам эллинского типа, утратила всю душу. Ничего не чувствую, только делаю и верю. Беру ключи, обращаюсь к Франциску, спускаюсь с девятого этажа. Кеша лежит на газоне в позе жареной утки. Я хватаю его, все еще в атараксии, если не хуже.

Дома положила его на кресло, а к спинке, изнутри, прислонила икону Божьей Матери. Кеша сильно дрожит, глаза закрыты. Звоню в ветеринарную «скорую помощь», и дежурный мудро говорит: «Если ваш котик не разбился, значит, он не разбился».

Утром приехал врач, полил Кешу валерьянкой и рекомендовал не трогать. Ощупать он его сумел, совершенно незаметно. Вроде ничего, цел.

Ночь мы с вернувшейся Марией просидели рядом, на полу. Дня через два, в храме, я это все рассказала (Кеша совсем оправился), а старушки заметили, что класть кота под иконы – кощунство. Отец Александр отвечал им, что благочестивые люди положили бы и свинью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.