Салоны женщины в белом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Салоны женщины в белом

Жюли де Рекамье (1777–1849) жила в эпоху великих потрясений и великих людей. Однако сама она не была ни великой, ни даже талантливой. Но именно с ее именем ассоциируют ту эпоху в искусстве.

10 декабря 1797 года в Люксембургском дворце Парижа торжественно чествовали генерала Бонапарта, покорившего Италию. Приглашенные блистали бриллиантами и роскошью нарядов. Сам Наполеон был одет по революционной моде в роскошную римскую тогу. Он взошел на возвышение и взмахнул рукой, призывая внимание толпы. Но неожиданно со скамьи приглашенных поднялась молодая женщина в простом белом платье. И на мгновение все забыли про триумфатора, обернувшись на незнакомку, – столь величественной и прекрасной показалась эта хрупкая женщина.

Торжество скомкалось. Приближенные в страхе ожидали наполеоновского гнева. Но Бонапарт только вперил в красавицу пристальный и тяжелый взор. Та побелела как мел и опустилась на скамью. А Наполеон прошептал сопровождающим: «Кто эта дама в белом?»

Ж.-Л. Давид. Портрет мадам Рекамье. 1800

С того дня весь Париж называл ее так – одни восторженно, другие презирая. Мать пилила ее: «К чему это безрассудство?» Жюли оправдывалась: «Мне было плохо видно, и я решила встать!» Мать ахала: «Но вышло, будто ты противопоставила себя Бонапарту! Он, конечно, падок до красивых женщин, но больше всего любит собственную славу. На что ты рассчитываешь?!» Жюли мрачно усмехнулась: «Я тоже рассчитываю на славу, мама! А что мне остается, если мною пренебрегает муж?..»

Действительно, замужество Жюли было странным. Муж, парижский банкир, поселил юную красавицу жену в роскоши замка Клиши, но ни разу не вошел в ее спальню. Да и приезжал он только на обед, а после, поцеловав ручку супруги, быстро исчезал. Сама свадьба тоже прошла странно: супруги – Жак-Роз Рекамье и Жанна Франсуаза Жюли Аделаида Бернар – не венчались в церкви, а расписались в мэрии 24 апреля 1793 года. Проще говоря, они жили в гражданском браке. Да и предложение руки и сердца Жюли получила от… собственной матери.

В то время девушке не было и 16 лет – она родилась 3 декабря 1777 года. И вдруг ее вызвали на семейный совет. Отец, мать и лучший друг семьи, месье Рекамье, которого девушка считала чуть ли не вторым отцом, восседали вокруг стола. «Сейчас ужасные времена, дочка! – сказал отец Жюли. – Меня, как бывшего королевского адвоката, революционные власти могут арестовать». – «Меня тем более могут казнить, ведь я – королевский банкир», – сказал Рекамье. А мать нежно обняла девочку: «Мы хотим защитить тебя, дорогая! Если нас казнят, пусть наши состояния достанутся тебе. Но это станет возможным, только если ты будешь иметь статус замужней дамы. И потому я предлагаю тебе руку и сердце месье Рекамье!» Что могла сказать Жюли? Взрослым виднее… Она стала мадам Рекамье. Но муж, бывший на 26 лет старше юной супруги, по-прежнему относился к ней как к любимой дочке, а не жене.

…Юная госпожа Рекамье нервно оглядела в зеркале новое белое муслиновое платье, тронула жемчужное ожерелье. Накануне она получила записку: «Позвольте прибыть завтра поутру, красавица из красавиц!» И подпись: «Бонапарт». У Жюли дыхание перехватило: неужели вот так – сразу?! И как теперь вести себя ей – сдаться на милость триумфатора, как истинной патриотке?.. Но в этом было что-то ужасное, порочное, роковое… Только ведь и отказать нельзя… Или все-таки можно?..

И вот открылись двери, и Жюли вскрикнула с облегчением. В гостиную входил младший брат Наполеона, улыбающийся Люсьен Бонапарт. Значит, не угрюмый властитель прислал записку, а его галантный брат. О, обаятельный ловелас умел ухаживать – обеды в лучших ресторанах, встречи на балах, вечера у друзей. У Жюли кружилась голова – она в одночасье стала модной. Теперь в ее замок Клиши стремился весь Париж. Все обсуждали ее одежду, прическу, новое убранство ее дома в античном стиле. Она стала законодательницей мод – ее именем окрестили и платья, и шляпки, и даже мебель. Сам знаменитый художник Давид изобразил ее на кушетке, которую называли «рекамье».

В конце декабря 1799 года Жюли приехала на вечер к Люсьену. Не разглядев, шагнула в полумрак залы со словами: «Мой дорогой!» И только потом с ужасом увидела: перед ней не Люсьен – Наполеон с жадным и тяжелым взором. Скрестив руки на груди, он хрипло проговорил: «Я рад такому приветствию! Я хочу проводить вас сегодня в Клиши!» Но тут как из-под земли вырос Люсьен: «Мы все собираемся в Клиши!» Наполеон скривился: «Тогда будет слишком много провожатых!» И, резко повернувшись, он удалился.

Потом еще несколько раз Бонапарт приглашал Жюли то в Булонский лес, то на конную прогулку, то на ночной фейерверк. Но девушка всегда отказывалась. Ее пугали жесткость взгляда и капризность речей высокого поклонника. Много ночей потом Жюли думала: а если бы она приняла странные ухаживания Наполеона? Тогда не случилось бы трагедий в ее судьбе. Издалека «первый мужчина Франции» виделся Жюли великим человеком. Но при ближайшем же знакомстве она поняла, что он капризен, самолюбив, коварен. Но главное, ее сердце ни разу не дрогнуло в присутствии Наполеона. А против своего сердца девушка пойти не могла…

Бонапарт, не привыкший к отказам, устроил настоящую осаду красавицы. Жюли не чувствовала себя в безопасности нигде: на балах и маскарадах, общественных празднествах и в театре она ловила на себе жадные и зловещие взгляды высокопоставленного поклонника. Сестры Бонапарта и его министры, словно записные сводники, склоняли «гражданку Рекамье» к тайной встрече с Наполеоном. Сулили несметные богатства и все блага жизни. Но хрупкая девушка оказалась сильнее, чем крепости мира, – она не пала к ногам властителя.

И тогда Наполеон начал мстить. Отца Жюли, мэтра Бернара, арестовали. Мужа-банкира довели до банкротства. От всех этих несчастий скончалась мать Жюли. Вот тогда-то и проявили себя друзья. С их объединенными усилиями не смог совладать даже сам Наполеон, ведь и его брат Люсьен, и любимый маршал Бернадот вступились за семейство Рекамье. Отец Жюли вышел на свободу, муж расплатился с долгами. Вокруг стойкой женщины в белом сплотился круг ее верных друзей. Так образовался знаменитый политический салон мадам Рекамье, в котором тайно встречались антибонапартисты. О Жюли говорили с гордостью: «Европа легла под Наполеона, но не мадам Рекамье!» В конце концов в 1811 году император объявил непокорную строптивицу врагом нации и выслал из страны.

Три с половиной года мадам Рекамье прожила в Италии. Ее муж оставался в Париже, ибо ему выезд из страны был закрыт. Но его отсутствие принесло Жюли облегчение. Она узнала тайну: месье Рекамье – не муж ей перед Богом, а отец, старый любовник матери и лучший друг мэтра Бернара. Вот почему чета Рекамье не венчалась в церкви и не имела никаких интимных отношений. Жюли перестала чувствовать себя виноватой, когда очередной поклонник объяснялся ей в любви и даже когда она сама грезила, что полюбила. Но дальше грез холодная, как снежная дева, Жюли не распускала своих чувств.

После низвержения Наполеона в 1814 году она вернулась во Францию. Ей шел уже 38-й год, но она по-прежнему была красива, свежа и грациозна. Ее салон в центре Парижа наполнился победителями – русский император Александр раскланивался там с австрийским князем Меттернихом, герцог Веллингтон беседовал с маршалом Бернадотом, будущим королем Швеции. Мадам Рекамье улыбалась им совершенно искренне. Но ее сердце начинало вдруг стучать в бешеном ритме, едва на пороге появлялся известный писатель – романтический и загадочный Франсуа Рене Шатобриан.

«Льдышка Рекамье» влюбилась! Эту новость обсуждал весь Париж. Свет злословил. Влюбленные были явно не пара: она – спокойная красавица, он – издерган, мал росточком и нехорош собой; она – прелестна и тиха, он – бестактен, капризен и чрезвычайно обидчив. Кроме того, оба «немножко женаты». Впрочем, изменять жене для Шатобриана давно стало обычным делом. Вот и сейчас он забросал «новую богиню» неистовыми и страстными письмами – больше четырехсот! Жюли не смогла устоять перед романтическим даром писателя. И однажды, не выдержав, послала ему записку: «Моя любовь, моя жизнь, мое сердце – все принадлежит Вам». И проставила дату: «20 марта 1819, три часа пополудни».

Теперь вся жизнь Жюли закрутилась вокруг обожаемого Шатобриана. У него нет денег и связей – возлюбленная добивается для него должностей и вводит в высший свет. Знаменитый салон Рекамье меняет профиль: из политического превращается в самый известный в Европе литературный. Его посещают лучшие писатели и поэты: Стендаль и Мериме, Мюссе и Гюго, Бальзак и Ламартин. Да не было ни одного литератора, который, пройдя «крещение у мадам Рекамье», остался бы в тени! Она умела находить таланты, показывать их и выводить на поле большого искусства. Не потому ли позже это время снова стали называть «эпохой Рекамье»?..

Только один писатель был вечно недоволен ею – Шатобриан. Он свято верил в собственную гениальность и потому с чистой совестью изменял Жюли. Потом возвращался, каялся, «припадал к стопам возлюбленной». Читал в ее салоне новые сочинения, получал свою долю известности и исчезал опять.

Жюли научилась не обвинять неверного возлюбленного, веселиться на людях и не плакать по ночам. Она была готова на все, лишь бы Шатобриан сочинял, ибо верила в его талант. Это она настояла на том, чтобы он записал свои мемуары – «Замогильные записки». Пусть название экстравагантно и дико, но это лучшее из того, что он вообще сочинил. Наверное, Шатобриан все же осознал, сколь велико и самоотверженно было чувство Жюли. Последние слова, что он написал, были обращены к ней: «Я не перестану думать о вас!» Но он перестал. 4 июля 1848 года лихорадка свела его в могилу. Жюли срезала прядь его волос и вернулась к себе. «Почему я осталась жить?! – в горе записала она в дневнике. – Я готова на все, лишь бы свидеться!..»

И судьба оказалась милостива. Через десять месяцев мадам Рекамье, одеваясь к ужину, почувствовала себя нехорошо, прилегла, но больше уже не встала. 11 мая 1849 года она отправилась на свидание к своему обожаемому Рене. Ей шел 64-й год. Похоронили ее на кладбище Монмартра, в то время одном из самых дешевых. Но на погребение собрались сотни людей. Женщины были в белом…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.