76

76

Сделай крышку для нужника наподобие дверцы, которой священники пользуются при исповеди, и привесь груз. Тогда дашь ей возможность легко открываться и плотно закрываться и тем воспрепятствуешь распространению дурного запаха.

Пьеро да Винчи продал дом на улице Гибеллинов и приобрел другой во Фьезоле, больших размеров, поскольку семья увеличилась: хотя после усилия, истраченного на его настолько необыкновенного первенца, понадобился перерыв в двадцать четыре года, впоследствии Пьеро удались девять сыновей и три дочери. Что касается его здоровья и крепости, их сохранению способствовал приветливый и незлобивый характер синьоры Лукреции, тогда как покойная Маргарита ди сер Гульельмо при ее жизни непрестанно донимала нотариуса своими придирками. Также и дети от предыдущего брака имеют неблагообразную внешность, угрюмы и неловки в движениях, дети же синьоры Лукреции миловидны и отличаются живостью и добротой. В целом же Пьеро удовлетворен результатами своего упорства.

– Возможно ли произвести настолько громадное племя, подчинившись требованиям Савонаролы о воздержании в браке? – восклицает нотариус, в то время как некоторые из семейства присутствуют за обеденным столом вместе с женами и малолетними детьми.

Кухарка ставит на стол блюдо с дымящимися колбасами, и помещение заполняется запахом насыпанных сверху горячего листьев петрушки. Тут Леонардо провозглашает:

– Многие сделают собственные кишки своим жилищем и будут в нем обитать.

Пьеро ужасается. Новый пророк разъясняет, что он имеет в виду очищенные истончившиеся свиные кишки, тою же свининой наполненные. Пьеро смеется вместе с другими, испытывая как удовольствие, так и смущение ужаснейшие.

Что касается другого пророка, с которым здесь будто бы соревнуются, голос фра Джироламо продолжает звучать и монах продолжает обвинять и совестить граждан Флоренции, действуя с того света. Безразлично, ненавидят его, поклоняются его памяти или, как сер Пьеро, не имея устойчивого мнения, придерживаются большинства, одинаково все отвечают звучащему голосу и вступают с ним в пререкания или поддакивают согласно. Среди прохожих на улицах упорствующих сторонников Савонаролы можно признать не только по куколям – остроконечным, наподобие монашеских, башлыкам с длинными концами, оборачивающимися вокруг шеи, иной раз как звезда белым днем, отражающаяся в глубоком колодце, холодит и пронизывает душу чей-нибудь укоризненный взгляд. Но таков воздух Флоренции, что сожалеющие о казни монаха и согласные с его проповедью скоро возвращаются к привычному образу жизни и развлечениям. Хотя причиною здесь не исключительно воздух, но природа человека, который в отличие от Хамелеона или Протея, меняющих вид целиком, способен изменяться частями так, что одна часть скорбит, а другая приплясывает, а третья остается в недоумении.

Сандро Боттичелли, когда Леонардо его навестил, так выразился о положении в городе:

– Совершив громадное зло, магистраты и другие виновные настаивают, что вынуждены были необходимостью. Но плод, однажды упавший, раскрывается, внутренность его рассеивается, и семена прорастают даже и па каменистой необработанной почве: хотя у многих правда в сердце, но молчат уста, – заключил он стихом из «Божественной комедии». Между последователями Савонаролы меньше оставалось простых невежественных женщин или детей, выставляемых иной раз примером истинного благочестия; напротив, люди, выдающиеся в своем деле и ученые, больше других сожалели о его гибели.

Живописец Бартоломео делла Порта от огорчения постригся и поступил в монастырь Сан Марко, где доминиканец был настоятелем, и прекратил занятие искусством, как его другие монахи ни уговаривали. Когда в свое время Савонарола устраивал громаднейшее из всех сожжение суеты, или предметов, не отвечающих правилам благочестия, и люди бросали в костер игральные карты, маски, помаду и прочее, этот Бартоломео побросал и сжег и многие свои произведения и рисунки, если там было изображено голое тело. Что обнажается, помимо лица и ладоней рук, доминиканец преследовал как непристойное; Бартоломео же, обучаясь на античных фигурах, которые нередко полностью голые, в этом так преуспел, что умением приблизился к Леонардо, чьи сохранявшиеся во Флоренции рисунки прилежно копировал. И тут огромная потеря для всех и мучительное переживание для самого живописца: кто обучался какому-либо искусству, имея перед собой образец, чтобы ему подражать в каждой незначительной мелочи, легко себе представит, как чувствительная душа переполняется жестом любимого мастера – божественной круглостью, и как ей бывает больно, когда уничтожаются наиболее совершенные произведения рук ее обладателя.

Поведение и поступки Бартоломео делла Порта, а с другой стороны, его живопись свидетельствуют, что противоречие свило гнездо из разнообразных склонностей этого человека, любимого за его добродетели: был он – поясняет Вазари – от природы спокойным, добрым и богобоязненным, избегал предосудительных дел и охотнее всего слушал проповеди. В то же время биограф указывает, что его фигуры непосредственны в своем порыве, выразительны и написаны в смелой манере, и он желает показать, что умеет придать им силу. Однажды, когда Бартоломео написал израненного св. Себастьяна с нежным выражением лица и соответствующей красотой и законченностью и картина была выставлена в церкви, монахам стали попадаться на исповеди женщины, согрешившие от одного взгляда на красоту и сладострастное правдоподобие живого тела. Поэтому, убрав из церкви, картину поместили в капитуле, хотя такого воздействия скорее можно было ожидать от произведений Сандро Боттичелли, преданного любовным страстям, решительного и дерзкого человека. Мы видим, однако, что его искусство, напротив, продолжает укрепляться в качествах совершенно понятных, когда всеобщим кумиром была Симонетта Веспуччи с ее бледностью и фигурой, которая, если наблюдать сбоку, казалась похожей на вопросительный знак, поскольку живот выдавался вперед, а плечи сутулились. Но от ее смерти прошло около двадцати пяти лет, и теперь подобную фигуру редко можно встретить на улицах, так как, едва ли не по примеру подобных св. Себастьяну произведений фра Бартоломео, в моду вошла полнота и другие проявления телесной крепости. Если же скажут, что Бартоломео о том не заботился и не на это рассчитывал, но желал возбудить наибольшее благочестие, так ведь и Савонарола не того ожидал, выступая с кафедры как обвинитель, что подобным сильному ветру глухим голосом одновременно сдует кисейные завитые изящными кольцами повязочки и колеблющиеся как бы в изнеможении цветки на лугах, и что этим же ветром наполнятся и округлятся мелкие тощие формы, а расположение складок станет более величественным, как если живописцы, убирая манекены, взамен кисеи стали пользоваться тяжелыми плотными тканями. Впрочем, о проповеднике надо судить не только имея в виду, что он проповедует; так, на его родине, в Ферраре, рассказывают, будто Савонарола принял пострижение из-за любовной неудачи: каким именно образом это связано с его убеждениями, немаловажный вопрос.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.