7 сентября, вечер (письмо)

7 сентября, вечер (письмо)

«Пишу тебе, сидя под лампой, в подвале, который я покинул в 3 часа утра, когда было еще темно. Один день? Между тем часы кажутся бесконечными. События в моем разуме перемешиваются.

Сейчас для наступления на узком участке сосредоточены ужасные по своей мощи силы и средства. Не буду говорить о площади занятой территории, масштабах нашего продвижения, которые характеризуют операции в ходе последних месяцев.

К 4 часа утра я стоял на маршруте продвижения и ждал появление штурмовых орудий. Командир батареи обещал дать в день наступления для перевозки боеприпасов один из автомобилей (полугусеничный транспортер). Такие автомобили двигаются на гусеницах, как штурмовые орудия, для которых они возят боеприпасы. Когда колонна проходила мимо, я сел в машину. Такой полугусеничный транспортер обеспечивает полную видимость, когда стоишь в нем в полный рост. Противопульная броня защищает до уровня плеч, как в бронетранспортере. Окутанные пылью, в глухом грохоте, мы едем по территории разрушенной станции Гумрак прямо до высокой железнодорожной насыпи, которая прикрывает пехоту, ожидающую приказ к наступлению.

Начинало светать. Когда стало совсем светло, над нами в утреннем небе летели самолеты-штурмовики, эскадра[52] за эскадрой. Артиллерийский огонь внезапно усилился с нарастающей силой, пока не утихли последние раскаты грома. Взаимодействие всех мыслимых огневых средств, внезапное появление штурмовых орудий на самой передней линии танков, штурмующих позиции противника, – все это придает пехотинцам дивизии, с 1941 г. сражающимся на Восточном фронте, осознание силы, которая гонит их вперед.

Самолеты-штурмовики подавили артиллерию противника, на позициях русских на некотором удалении от нас поднимаются черные тучи дыма. Мы слышим грохот взрывов.

Но противник далеко не уничтожен. Везде по наступающим немецким войскам ведется огонь. Вспыхивают выстрелами дула орудий. Со всех сторон раздаются свист, жужжание пуль, разрывы снарядов. Ведется стрельба прямой наводкой по настильной траектории из полевых орудий, противотанковых, зенитных пушек и танков, закопанных в землю. Почти вертикально падают мины из минометов. О них ничто не оповещает, они внезапно взрываются то тут, то там. Будет ли наступление, начавшееся с таким размахом, долго испытывать такое огневое воздействие? Наступил момент для ввода в бой штурмовых орудий. Они следовали за пехотой. Отсутствие башни, как у танков, позволяет иметь низкий силуэт. Поэтому самоходки трудно поразить, они могут использовать даже небольшие складки местности. Дульное пламя выдает цели противника. После обнаружения такая цель поражается вторым или даже первым выстрелом. Необычная меткость и пробивная сила при стрельбе. Мой автомобиль, в котором находится ценный груз боеприпасов (и поэтому взрывоопасный), движется скачками и должен, согласно приказу, использовать укрытия, но где они?

Обстановка вокруг нас: оглушительные разрывы снарядов в воздухе, взрывы на земле. Обстановка в расположении противника: попадания снарядов немецких штурмовых орудий, видны светящиеся следы этих трассирующих снарядов. То там, то тут начинают дымиться вкопанные танки противника, они горят ярким пламенем. Теперь немецкая пехота вклинивается в позиции противника, продолжая развивать наступление.

Я вышел из машины, когда мы добрались до этой позиции. Убитые, раненые. Пленные, которые робко выходят из окопов. Звук пулеметной стрельбы, раздающийся на темных дорогах. Русская оборона имеет систему долговременных огневых точек и окопов. Глубокий и широкий, в несколько метров, противотанковый ров. Он является ее связующей основой. В траншеях, образующих ломаную линию, установлены минометы, которые стреляют вверх, для них не существует понятия непростреливаемой («мертвой») зоны. Ров был буквально нашпигован русскими минометами.

Следующие часы больше напоминали экстренное выдвижение, чем боевые действия. Когда возвратился полугусеничный транспортер, я присоединился к продвигающемуся 2-му батальону, чтобы обеспечить боеприпасами штурмовые орудия, находящиеся в защищенном от нападения овраге. В обед было два спокойных часа, в ходе которых солдаты наблюдали, как из-за огня зенитной батареи захлебнулась контратака танков Т-34 противника.

Во второй половине дня удался прорыв второй линии обороны. Непосредственно перед нами на боевые порядки отступающего противника стали внезапно снижаться немецкие самолеты, они обстреливали его из пушек и пулеметов с малой высоты. Позднее я вновь сел в полугусеничный транспортер, водитель которого, не спуская с меня глаз, радостно заявил мне, что теперь ему больше не надо перевозить боеприпасы и он повезет меня туда, куда я хочу. Такое передвижение между участками боевых действий ему больше импонирует, чем привычная служба. «Так мне все-таки удастся что-нибудь увидеть». В транспортере не осталось снарядов, поэтому я облегченно вздохнул. Тем не менее вскоре я должен был снова направить машину в укрытие, ибо, двигаясь по возвышенности, мы попали под прицельный обстрел русских танков, а я должен был нести ответственность за вверенный мне автомобиль. Так, к великому сожалению своего унтер-офицера, я отправил его в овраг, а сам подключился к атаке пехоты. Над нами раздались гул самолетов и вой сирен, а затем пикирующие бомбардировщики сбросили бомбы на очаги сопротивления противника. Земля трясется, в лицо бьет взрывная волна.

Позади нас в кучевых грозовых облаках заходит солнце. Я добрался до основания высоты 154. На горизонте на востоке медленно поднимаются кварталы Сталинграда, тусклые на фоне неба, покрытого грозовыми тучами. Местность имеет наклон в направлении Волги и города. Впервые пехотинцы видят Сталинград: о городе как объекте наступления ходят легенды.

В центре насыпанного по кругу земляного вала располагаются русские зенитные орудия с длинными стволами, но они поражаются прямым попаданием бомбы. Кругом убитые и раненые. Лежит, распластавшись на спине, русская санитарка. Бледное лицо убитой повернуто в сторону. Она лежит на траве, у нее льняные волосы, ее локоны треплет легкий ветерок. Молодое, очень приятное лицо.

Несколько дальше стоят две высокие, выпуклые бочки, каждую из которых охраняют по двое часовых. Но они не отгоняют никого, а лишь внимательно следят за тем, чтобы каждый набирал только свою долю и не больше. Я встаю в живую очередь и делаю знак рукой унтер-офицеру моего полугусеничного транспортера, который уже снова прибыл на место. Мы наполняем кружкой походные фляжки до краев брандвайном[53], чистым, как из родника. В другой бочке находится томатный сок. Мы наполняем им солдатские котелки. Обилие разнообразного питья, к тому же несколько кусков хлеба сильно подкрепляют нас под конец этого почти трезвого дня. Веселые крики поднимаются до небес вокруг обеих чудо-бочек. Затем каждый должен снова пройти мимо убитых девушек. Молодой солдат останавливается, качает головой, бормочет печальные слова и идет своей дорогой».