М

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

М

МАКАРИЕВСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

(2005)

В храме преподобного Макария реставрируют фрески. В Троицком соборе восстанавливается иконостас для ста двадцати икон. В монастырь вернется из Москвы чудотворный образ XVII века – икона преподобного Макария Желтоводского.

Я сделаю все, что потребуется.

Главное, чтобы Макариев стал таким же популярным для верующих местом, как Дивеевский монастырь. (III, 6)

МАКДОНАЛДС

(1994)

Макдоналдс…

Перед очами Пушкина, на Тверской, трехкилометровая очередь. За чем?

Чтобы съесть бутерброд в Макдоналдсе. Чтобы как у них!

Макдоналдс придумал быстро, дешево и невкусно поесть и бежать учиться или работать.

И все! Только для этого.

А когда меня хотят посадить в Макдоналдсе, во всех отношениях, в культурном в том числе, я говорю: «Я не хочу. Я люблю пельмени, люблю блины. Я не хочу в Макдоналдс».

Если я бегу, куда-то тороплюсь и очень хочу есть, то да. Я беру бутерброд и бегу дальше. Но превратить Макдоналдс в образ жизни я не хочу… (XI, 1)

(2004)

Не нужно пытаться подогнать мир под некий continental breakfast, когда встаешь утром в номере и не можешь понять, где ты находишься, потому что все одно и то же: окна, двери, один и тот же пейзаж за окном.

Мы не должны превратить мир в межконтинентальный Макдоналдс: быстро, сытно и невкусно.

Мы пытаемся быть похожими на других, потому что боимся быть похожими на самих себя… (I, 110)

МАКСИМ СОКОЛОВ

(1993)

Тут в журнале «Столица» написали, что я евразиец от водки и балалайки… Это вообще потрясающая статья, называется она «Гусар от свиноматки».

Я сначала, когда прочел, разозлился жутко. Сейчас, думаю, в суд, туда-сюда. А потом по телевидению в передаче «Пресс-экспресс» увидел этого Максима Соколова, автора статьи.

Я, как на него посмотрел, – рассмеялся… И мне совершенно расхотелось на него жаловаться. (V, 1)

МАНИФЕСТ

Манифест просвещенного консерватизма

(2011)

Интервьюер: Ваш «Манифест просвещенного консерватизма» вызвал бурю в интернет-сообществе.

Почему-то сообщество это восприняло как политический выпад.

Самое интересное, что если вы возьмете и прочитаете мою книгу, которую вы держите в руках, составленную из моих интервью за сорок с лишним лет, то все, что есть в Манифесте, все разбросано по годам в этой книге: о том, о сём, о пятом, о десятом. У меня просто возникло внутреннее желание – не политика, а художника, гражданина, прожившего всю свою жизнь здесь, – сформулировать то, что я хотел сказать.

Является ли это программой для политической партии? Нет. Я не собираюсь организовывать партию, не собираюсь идти в политику, но я очень хочу быть услышанным, это мои мысли.

Вы можете с ними соглашаться, можете не соглашаться, но нет смысла (и это не конструктивно) набрасываться на этот Манифест в любую сторону – хваля или ругая, – как на политическую доктрину. Это не политическая доктрина, это размышления – и больше ничего. Поэтому, когда меня пытаются столкнуть, не к ночи будет сказано, с президентом страны, с его Манифестом относительно будущего России… Да у меня вообще в мыслях такого не было!

Мало того, вранье, что я напечатал его и передал в правительство. Было напечатано в мой день рождения пятьдесят экземпляров для моих друзей. И меня «Полит. ру» спросило: «А можно, мы это опубликуем?» И я сказал: «Конечно». Я же денег за это не беру. Это просто соображения и идеи. Это вышло на «Полит. ру», а через два дня, 27 октября, начался гон… (XI, 4)

«МАНЕЖКА»

(2010)

Справка: 11 декабря 2010 года в Москве на Манежной площади в ответ на убийство спартаковского болельщика Егора Свиридова произошло массовое выступление русской молодежи и избиение «лиц кавказской национальности».

Один из героев моей картины «12» (роль которого играет Сергей Гармаш) в монологе «о кавказцах» с болью кричит: «Это ведь уже не наш город, они захватили все. Все! Это что угодно – Баку, Шмаку, но не Москва. И я, коренной москвич, чувствую себя в своем родном городе, как в гостях…» Вспомните реакцию персонажа, которого играет Юра Стоянов. По лицу его пробегает судорога: какой кошмар, как неприятно!..

Вот она – типичная реакция обывателя на то, что происходило и происходит во многих городах России, что привело к событиям 11 декабря 2010 года у стен Кремля, рядом с могилой Неизвестного солдата. Событиям, получившим в народе хлесткое как пощечина название – «Манежка».

«Манежка» уже больше двух недель активно обсуждается в СМИ. Бурлит Интернет. Как и почему такое могло произойти? Требуют найти, жестко наказать, задержать, посадить, снять, уволить. Обличают фашизм и беспредел. Вспоминают о шовинизме и ксенофобии, повторяя при этом, как заклинание, что у бандитов нет национальности. И так далее, и так далее… При том почти все говорят о «Манежке» отдельно взятой. Но ведь «Манежка» эта не вчера началась…

Беда в том, что у нас выросло целое поколение, лишенное духовного иммунитета. Нация не может существовать (я говорю именно о нации, обо всей нашей огромной стране), если у нее нет чего-то такого, над чем нельзя смеяться ни дагестанцу, ни чеченцу, ни русскому. Никому! Есть и должны быть вещи, которые переступать невозможно. Над чем издеваться, стебаться – постыдно и грешно.

В противном случае, как писал мой двоюродный дед Дмитрий Петрович Кончаловский: «В государстве, где утеряно понятие стыда и греха, порядок может поддерживаться только полицейским режимом и насилием». Мне представляется, что «Манежка» – это запрещающий знак и тревожный сигнал, который заставляет нас задуматься: в какое же государство и общество мы можем с вами превратиться?

Кто был на «Манежке» 11 декабря? Люди, которые родились в новой России. Им по шестнадцать – двадцать лет. Это именно та молодежь, которая с «помощью» родителей и чиновников от образования прошла мимо русской литературы, мимо истории государства Российского, мимо многовековой православной или исламской культуры. Это молодые люди, которым предоставили в школе пятнадцать учебников истории – выбирай, не хочу. И каждый сам выбрал себе свою историю. Такая вот детская игра в «демократию». Как оказалось, совсем не безобидная.

А пресловутая реформа образования, которая исключила из нашей школы такое понятие, как воспитание? А отсутствие в ЕГЭ как обязательной программы самой русской литературы?.. Чего мы хотим от этих молодых людей, если они не знают и не уважают ни имама Шамиля, ни великого князя Дмитрия Донского. Эти дети и молодые ребята не знают, что испытал Раскольников после того, как убил «никчемную» старушку, – а ведь пятьсот страниц Достоевский написал по поводу того, что происходило после с душой человека.

Что может связывать российских детей разных национальностей без общего прошлого? И какое может быть у них будущее? Я, когда готовился к «Рабе любви», читал объявления в одесских газетах 1916 года. Там было такое: «Слабительное «Лотос» слабит тихо и нежно, не прерывая сна». Вот так же тихо и незаметно, не прерывая сна, нас сделают гостями у себя дома. Причем, как потом выяснится, по нашему же желанию.

Лет десять назад я увидел школьную тетрадку в клеточку, в таких когда-то и мы писали. На обратной стороне наших тетрадок были либо слова гимна, либо таблица умножения. А на этой, к моему изумлению, я увидел портреты четырех великих американских президентов. Это что? Для кого? Почему? Глупость, недомыслие, случайность? Нет, ребята! Это тонкий и далеко идущий расчет, что называется, двадцать пятый кадр. Ненавязчиво в сознание детей внедряется интерес: а почему, каждый раз закрывая тетрадку, я должен увидеть изображения четырех людей, никогда никакого отношения не имевших к моей стране? Допустили бы образовательные институты США напечатать на американских тетрадках портреты, скажем, Петра Первого, Александра Невского, Петра Столыпина или Дмитрия Донского? Думаю, вы не сомневаетесь в ответе – никогда.

Мудро и кратко сказал по этому поводу Святейший Патриарх Кирилл: «Разброд и шатания в умах. Разлом в душах. Сколько голов, столько и умов…» Нет сердечного понимания того, что российские народы – единое целое, сообщающиеся сосуды. Вот о чем надо помнить всегда и относиться ко всем людям, живущим в России, с любовью и бережно.

Мой отец однажды сказал: «Сегодня дети – завтра народ». Какой же народ мы получим из детей, которые лишены корневой системы и не знают ни своей истории, ни ее героев? Недавно в одной средней школе учащихся спросили: «Кто такой генерал Карбышев?» Не ответил ни один человек. А кто такой генерал Власов, ответили девяносто восемь процентов. Потому что это «жареное», потому что это бывшее запрещенное. Но оно же – и гнилое. Посмотрите, что показывают по телевидению в прайм-тайм. Обхохочешься! А что творится в нашем кино? Там создан некий стереотип гражданина, которого в СМИ, политкорректно потупив взор, называют россиянином. Если это кавказец, то либо бородатый, злой, жестокий человек с автоматом, либо стоящий за прилавком торгаш с сальными и вороватыми глазками. Это стало знаком, вернее – клеймом. Если русский, то грязный, пьяный, ничтожный, тупой. Из этого вырастает отвратительный образ народов и страны в целом, к которому все потихоньку-помаленьку привыкают. Самое страшное в этом привыкании – равнодушие и неуважение к человеческой жизни и смерти. Парадоксально, но именно этот унижающий достоинство человека кинематограф, кинематограф нищий и неталантливый, абсолютно непрофессиональный, культивируется и именуется нашими критиками священным словом «артхаус».

Всерьез на эти больные темы мы друг с другом не говорим. Никто не хочет разговаривать всерьез. Везде звучит как заклинание: «Уберите – нам этого не надо!» Мы упорно не хотим ничего знать, до того момента, пока красный петух не клюнет нас в задницу. Ну да, в Москве, в громадной песочнице, в «вавилоне» Садового кольца этот «караул!» был не всегда виден и заметен, замазанный густым слоем гламурного макияжа. (Хотя сегодня он отозвался тысячеголосным эхом у стен Кремля, в событиях «Манежки».) Но в России-то этот «караул!» давно и всюду. Взгляните хотя бы на мост, потрясающий мост, построенный на Дальнем Востоке – произведение искусства, триумф инженерной мысли, и посмотрите на людей, которые под этим мостом живут, на тех, «кто снизу», – а там просто Шанхай 1920 года…

А двойные стандарты, социальное неравенство, имущественное расслоение и коррупция, среди которых мы живем? И при всем этом «глубокомысленные» рассуждения: может или не может, должен или не должен следователь отпускать подозреваемых в убийстве?.. Я не нытик и не диссидент. Но именно тот, кто любит свою страну, обязан видеть ее болевые точки и говорить о них вслух.

Да, «Сколково» – замечательно, прекрасно. Нанотехнологии – изумительно. Но все эти инновации касаются пятидесяти, пятисот тысяч человек, я не знаю, ну трех миллионов. Но ведь есть люди, и их большинство, которые вообще не имеют к этому отношения. И совершенно к этому равнодушны. У них другие проблемы, по нашим меркам – мелкие, по их – жизнеобразующие. Еще много лет отделяют их от момента, когда они поймут, что «Сколково» – это круто и необходимо всем. И живут эти люди в совершенно другой стране, в деревнях, среди миллионов гектаров необрабатываемой, умирающей земли, в заброшенных поселках и вымирающих малых городах. Дело-то в том, что в России на одних нанотехнологиях, как и на штыках, усидеть невозможно.

Когда президент с металлом в голосе, возмущенно и справедливо говорит о «Манежке», говорит серьезные, страшные и актуальные вещи, то это впечатляет. Но мне бы хотелось, кроме этого и прежде этого, услышать в Послании президента хоть что-нибудь о культуре, о духовном стержне, о земле. Просто о земле, которая брошена и покинута пахарем. И я уверен, что, если эти слова прозвучат от сердца, люди их услышат, поймут и откликнутся. Только тогда мы сможем выстоять в любых невзгодах и детей правильно воспитать. Без корней и духовного иммунитета ничему хорошему мы их не научим. Получим брошенное и преданное поколение, которое придется только в тюрьму сажать, а они будут выходить оттуда – страшные, озлобленные и оскорбленные…

Великий русский мыслитель Иван Ильин гениально сказал: «Жить надо ради того, за что можно умереть». Заметьте – не ради того, за что можно кого-то убить, а именно умереть самому. Есть ли у нас в сознании, воспитано ли в нас представление о том, за что можно умереть? Вот и начинаешь задумываться об исламских смертниках. Значит, есть у них в сакральных глубинах что-то, что важнее жизни. На шевронах русских офицеров было вышито: «За Веру, Царя и Отечество». Это триединство и было тем, за что русский солдат и русский офицер могли отдать жизнь. Что сегодня можно написать на шевронах российских офицеров? Вернее, написать можно все, что угодно, а вот что реально может стать незыблемой, непреложной основой для тех, кто не мыслит своего существования вне того, что есть Россия?

Пока не поздно, давайте притормозим. Передохнем от хохота и удовольствий. Сосредоточимся на себе, на нашем сегодня, чтобы обрести завтра. С русским человеком нужно разговаривать, прежде чем он потеряет желание и возможность – слушать и слышать. Он может все понять и простить, если почувствует, что разговаривают именно с ним, а не с кем-то о нем.

А иначе – прохохочем и пропляшем страну, проспим детей, упустим Россию. (I, 150)

МАРКСИЗМ

(2011)

Вопрос: Маркс выдал в свое время короткую экономическую формулу капитализма: деньги – товар – деньги. Какую бы Вы дали формулу тому, что сейчас происходит в России в целом, и в кинопромышленности – в частности?

Деньги – деньги – деньги. А товара нету… (XV, 54)

МАСЛЕНИЦА

(2010)

Масленица – это же не просто блины, икра, сжигание чучела и так далее. Это культура! Там было все! Это как «народный выдох» перед наступлением Великого поста…

Идея проведения Всероссийской Масленицы во Пскове правильна во всех смыслах. Думаю, что здесь много плюсов. Региональные амбиции лично у меня вызывают уважение. Когда эти амбиции связаны не с тем, чтобы изолироваться от страны, а наоборот, чтобы влиться в нее и обратить на себя внимание, – это позитивное, созидательное начало, которое с точки зрения государственного строительства и национального единения имеет смысл, и его нельзя переоценить…

И еще необходимо праздновать озорно, но в рамках вкуса, у Масленицы во Пскове должна быть очень четкая и продуманная программа. У этого праздника должна быть русская душа, а механизм организации – немецкий, ну или американский, как у церемонии вручения кинопремии «Оскар»… (XII, 16)

МАССОВКА

(2010)

Это не просто в мегафон громко орать. Это работа с людьми, пусть и не с каждым в отдельности. Это создание атмосферы, которая должна покрыть всю съемочную площадку.

Я знаю, я видел своими глазами, как люди начинают управляться одной идеей, одним желанием, как они понимают, что, если один из них плохо сделает свою работу, исправлять его ошибку придется уже всем вместе. «Разве вы не слышали меня?» – «Слышали». – «И вы сказали, что вы поняли. Зачем вы тогда сделали так, что я сейчас должен еще дубль снимать и опять гнать пять тысяч человек?»

На кого-то это действует, на кого-то нет, и ты его убираешь оттуда, но в принципе управлять этим можно. (II, 64)

(2011)

Вопрос: Как попасть к Вам в массовку, в помощники оператора, как показать Вам свою музыку или хотя бы уборщицей на съемочную площадку?

Я очень ценю людей, которые так ценят кино.

Чтобы попасть в массовку – надо идти к ассистенту, который занимается набором и так далее. Во всяком случае, когда мы начнем снимать, каждый желающий может попытаться. (XV, 51)

«МАСТЕР И МАРГАРИТА»

(2006)

Интервьюер: Когда я смотрела сериал Бортко «Мастер и Маргарита», мне пришла в голову мысль, что лучше Вас Воланда не сыграл бы никто. Такой силы обольщения ни у одного актера больше нет. Если бы Вам предложили эту роль, Вы бы согласились?

Нет.

По религиозным соображениям?

По совокупности соображений.

Тайна этого романа до сих пор не раскрыта. Умные люди, такие, как Вайда, берут и ставят историю Пилата, например. Или только московскую историю. А соединить все вместе на экране так, как это сделано в первоисточнике, не знаю, кто и когда сможет.

Не вижу личности режиссерской, которая хоть на сорок процентов соответствовала бы таланту Булгакова.

А Вам самому как постановщику эта вещь не интересна?

Она мне страшно интересна, но я и себя не чувствую хотя бы на сорок процентов равновеликим Булгакову. Я не знаю, как он это написал, а следовательно, не знаю, как снимать, признаюсь откровенно.

Большое нужно иметь мужество… в лучшем случае мужество, чтобы на это посягнуть. (I, 124)

МАСТРОЯННИ

(1986)

Интервьюер: Многих любителей кино заинтриговал приезд в Москву Марчелло Мастроянни, сообщившего о желании сниматься у Вас. Не могли бы Вы сообщить какие-нибудь подробности?

Появление Мастроянни и его желание сотрудничать были для меня неожиданностью…

Он снялся в ста тридцати шести фильмах, работал с лучшими режиссерами мира. Сейчас у него два предложения от «Метро-Голдвин-Майер» и «Юниверсал». Но он приехал в Москву.

Почему?

Думаю, потому что в европейском кино сейчас очень серьезный кризис. Европейское кино потеряло свое лицо, американизировавшись. Осталось еще несколько мерцающих вершин – Феллини, братья Тавиани, Бергман, – несколько героических личностей, пытающихся противостоять валу массовой культуры из-за океана. Но средний уровень определяют не они…

А Мастроянни – один из немногих больших актеров, удивительно сохранившийся как художник. Он влюблен в Чехова, играл Астрова, дядю Ваню…

И вот приехал, чтобы договориться о совместной работе над Чеховым. И ситуация так складывается (если все будет благополучно!), что, пока готовятся съемки «Грибоедова», мы могли бы достаточно быстро снять совместную картину.

Мастроянни сказал: если мы такую картину снимем, он готов без всякого вознаграждения сыграть во МХАТе (там предусмотрена инсценировка «Механического пианино») роль Платонова. Причем на русском языке!

Пока ведутся переговоры, детализируется замысел… Но упустить такой случай, когда Мастроянни приходит сам и говорит: «Я хочу с вами работать!» – это… бесхозяйственно! (I, 22)

(1987)

Мастроянни – великий артист, один из тех немногих, кто сумел за сорок лет работы в кино сохранить свое лицо.

Это человек, который не снялся ни в одном рекламном фильме, что без угрызения совести позволяют себе другие кинозвезды. Когда мы снимали «Очи черные», Мастроянни предложили сняться в рекламе оливкового масла, посулив гонорар в два раза больше, чем он получил за нашу картину. Он ответил категорическим отказом.

Мастроянни – удивительный человек, в нем есть что-то детское, беззащитное, нежное. Он потрясающе врет, причем без всякой надежды, что ему поверят. Когда его уличают во вранье, он тут же в этом признается и начинает сочинять очередную небылицу… (I, 23)

(2004)

В нем не было штампа, вот что поразительно, хотя он снялся во многих картинах – и не всегда хороших. И тем не менее он сумел сохранить в себе такую невероятную девственность, что ли, по отношению к делу.

Он начинал каждую картину с совершенно чистого листа. (XV, 8)

(2006)

Марчелло был гениальный человек, абсолютно фантастическая личность. В нем все было так перемешано, что нельзя сказать: вот здесь он актер, а вот здесь – человек.

Он был абсолютный ребенок… Чистый лист бумаги, на котором можно нарисовать или какую-нибудь каракулю ужасную, или невиданной красоты пейзаж. Он не боялся быть смешным, страшным, некрасивым, он с восторгом шел навстречу любому предложению.

Я понимаю, почему он так любил Чехова. Как и Чехов, Марчелло внутри был гораздо больше, чем снаружи. И в отличие от огромного количества актеров западной школы, он понимал, что Чехов говорит между строк гораздо больше, чем словами. Ведь Чехов – как тропинка в поле: то видна, то не видна, то видна, то не видна. Но все время существует нить, по которой ты должен пройти. Меня удивляет, почему многие режиссеры не нашли ключа к Чехову, хотя он сам его дал в своих записных книжках: «Люди обедают, только обедают, а между тем слагаются их судьбы и разрушаются их жизни». Потрясающе!.. «Передайте, пожалуйста, вон тот салатик…» Ничего не происходит. А на самом деле – этот ревнует эту, у этих начинается роман, кто-то кого-то держит за коленку под столом – идет жизнь… Муж говорит любовнику своей жены: «Будьте любезны, дайте мне, пожалуйста, кусочек хлеба…» Энергетический заряд этой фразы – гигантский, совершенно не адекватный тексту. Хотя можно сыграть про кусок хлеба, и все. Астров говорит: «А в Африке, поди, об эту пору жарища…» Его не интересует, какая температура в Африке – вдали стихают копытца лошадей, уносящих Елену Андреевну… Чехов еще долго будет тайной. Будет волновать. Прожив сорок четыре года, он назадавал вопросов столько и столько тайн рассыпал в мире – еще лет на двести хватит… Марчелло эти вещи чувствовал, с ним было фантастически легко работать – на уровне собачьего нюха, без слов.

Я опосредованно получил большой комплимент от Феллини – он сказал это не мне, но я отнес на свой счет тоже. Они вместе с Джульеттой Мазиной были на «Механическом пианино», после спектакля пришли к актерам (меня там не было), и Феллини сказал Марчелло: «Теперь я вижу, что итальянские актеры тоже могут играть Чехова».

Но, конечно, главным там был Марчелло. Он мог покрыть своей аурой, своей харизмой всю сценическую площадку. Под его крылом было всем удобно. (I, 126)

(2011)

Интервьюер: В фильме «Очи черные» у Вас снимался Марчелло Мастроянни. Я слышал, что у него после съемок в России остались… богатые впечатления.

Не то слово.

К примеру, снимали мы некоторые сцены в одном городе, ранее пребывавшем в статусе «закрытый». И жителям этого города любой иностранец был в новинку. И, видя Марчелло, они все вежливо с ним здоровались, а наивный актер думал, что они все его узнают, и как ребенок радовался тому, что он так известен в России.

А еще помню, однажды он сказал мне: «У вас так много людей страдает простатой». На мое недоуменное: «С чего Вы взяли?» Получил: «Я постоянно слышу, как они произносят: «Просто так, просто так…» (XV, 58)

МАТВЕЕВА ЛЕНА

(2007)

У меня начался роман с ее <Насти Вертинской> подругой Леной Матвеевой.

Интервьюер: От неразделенной любви, тоски и безнадеги?

С моей стороны? Возможно. Сперва. Потом все изменилось.

Лена оказалась замечательным, удивительным, тонким и умным человеком. Она танцевала в балете Большого театра, я снимался в «Перекличке», и мы переписывались, отправляя друг другу чистые, трогательные и искренние письма.

Сохранили их?

Не сжигать ведь? Это память.

В глубине души понимал, нет, не понимал, а чувствовал… Словом, убеждал, уговаривал сам себя, мол, вот оно есть – и ладно. Встречаюсь с прекрасной девушкой, которая меня любит, и она тоже мне нравится.

Чего еще желать? Как сложится, так и будет. Прошлое не вспоминал, старался даже не думать о Насте. Искренне верил, что вылечился от той болезни.

Сколько Вам было в ту пору?

Восемнадцать, наверное. Или девятнадцать.

О свадьбе с Матвеевой речь не шла?

На тот момент нет, но кто знает, чем все могло закончиться?

Это не были отношения любовников, которых связывал лишь секс. Мы относились друг к другу предельно серьезно. Поэтому до сих пор чувствую глубочайшую вину перед Леной. Она всегда была искренна и открыта, я старался платить тем же и даже в страшном сне не представлял, что однажды меня возьмут за руку и уведут, как телка на убой.

Это стало шоком, ударом тока высокого напряжения, потрясшим не только ее, но и меня. Я находился как под наркозом, утратил представление о времени и пространстве, потерял дар речи и способность мыслить, атрофировалась воля и разум… Мы с Леной были в гостях у Вани Дыховичного, отмечавшего то ли день рождения, то ли Восьмое марта, сейчас не вспомню. Пришел я с Леной, а ушел с Настей…

Больше с Матвеевой Вы не виделись?

Нет. Позже встретились, даже на короткое время возобновили переписку… Лена, конечно же, меня не простила. Это, пожалуй, никому было бы не по силам.

Потом она вышла замуж, сделала карьеру, работала хореографом лучших советских фигуристов, чемпионов мира и олимпиад, все вроде бы сложилось, но…

Корю себя за то, что стал одним из самых серьезных разочарований в ее жизни. Пожалуй, Лена – единственный человек на свете, перед которым буду вечно чувствовать вину…(II, 57)

МАТИЗЕН

(2009)

Вопрос: Скажите, пожалуйста, за что Вас так не любит г-н Матизен? Он кто? Писатель, режиссер? Я что-то никогда не слышала его имя? Так в том-то все и дело.

Жил-был. Никто его не знал, а теперь интересуются: не писатель ли он? А он не писатель и не режиссер. Он – никто. И потому – очень шумный! (XV, 41)

МЕДВЕДЕВ

Медведев-президент

(2010)

Интервьюер: Дмитрий Анатольевич Медведев приезжал к Вам на съемки «Утомленных». Какие у Вас ощущения от него остались?

Важнее, какие у него остались ощущения, потому что он видел такую массовую серьезную сцену, атаку штрафников. Надеюсь, это его впечатлило. Он первый раз был на съемках. По крайней мере, показалось, что ему было интересно…

Но это не было в том духе, что Вы к нам приезжайте и дайте нам что-нибудь еще. Он адекватный, веселый, не боится общаться с простыми людьми. Остроумный. Любит шутку и умеет шутить. Нормальный человек, который адекватно реагирует на все, что происходит вокруг.

Вообще без чувства юмора туда, где мы снимали, добраться было сложно. Бедный милиционер на «жигуленке», который ехал в качестве эскорта по такой чудовищной дороге! Мы-то добирались туда на большой и мощной военной машине. А он, наверное, до сих пор проклинает нас всех. (I, 147)

(2011)

Медведев – талантливый, молодой, современный человек, абсолютно мною уважаемый глубочайшим образом. Когда я сказал, что он к тому же и фотограф, недруги вынули только это и сказали, что Михалков назвал Медведева фотографом.

Но это не так, это же вранье. Даже если бы я так думал, я не настолько глуп, чтобы это сказать…

Мне не надо фигурировать: опа-па! Я такой оппозиционер! Но меня беспокоит, реально беспокоит, и я об этом говорил и президенту тоже, меня беспокоит, что основная государственная энергия направляется в мегаполисы. «Сколково» очень нужно, безусловно, конечно. Но не только «Сколково»…

Вы понимаете, возникает расслоение внутри. Широкополосный Интернет в каждый дом – это красиво звучит. Но вы покатайтесь по стране, просто по деревням в Вологодской области, или Костромской, или Нижегородской… Просто посмотрите на страну, посмотрите, сколько земли не ухожено. Ты приезжаешь в деревню, забытую, заросшую деревню, стоит телефон, по которому можно вызвать МЧС, но звонить по этому телефону некому. Притом я проверил, он работает, что меня больше всего потрясло.

Реформы должны быть сбалансированы. И когда нам говорят, что будут строиться новые объекты и развиваться нанотехнологии, и будут новые инвестиции, то нельзя забывать, что для того, чтобы существовала огромная страна, вспаханная и ухоженная, у России должно быть Общее дело… (VI, 10)

(2011)

Интервьюер: То есть Вы можете открыто сказать президенту, что Вам не нравится?

Да, могу.

Например?

Ну, например, мне не нравится, чтобы под именем президента, как из-под «крыши», вылезала халтура и мерзота, прикрывающаяся образом якобы современного искусства.

И Вы можете в частной беседе об этом сказать?

Я и говорю – и в частной беседе, и публично.

На Всемирном Русском Соборе в мае я сказал о том, что это неправильно, когда Верховный главнокомандующий и министр обороны принимают парад в честь Дня Победы сидя. Также мне не понравилось, что в своем Обращении к нации президент не уделил никакого внимания такой огромной проблеме, как проблема земли, проблема человека на земле. Мне не может нравиться, что культура обеспечивается государством по остаточному принципу. Я считаю неверным, что развитие инноваций и нанотехнологий становится выше, чем проблема общей атмосферы в стране. А атмосфера эта задается очень конкретными людьми, каждым в отдельности. И людям этим нужно помочь ответить на вопрос «зачем жить?». Потому что, только ответив на этот вопрос, они могут найти ответ на вопрос «как жить?». (II, 69)

(2012)

Интервьюер: Как Вы относитесь к президентскому правлению Дмитрия Медведева?

Медведев – это человек, который сумел за истекшие четыре года удержать ситуацию в определенном балансе.

Я не вижу в его деятельности большого продвижения вперед, но то, что ему удалось удержать и сохранить, является той самой платформой, от которой можно будет оттолкнуться в будущем. (XV, 66)

МЕНЬШИКОВ ОЛЕГ

(1985)

Его порекомендовали мне в период работы над «Родней» студенты с курса Олега Табакова. Порекомендовали не просто как подходящего исполнителя на небольшую роль Кирилла – вообще как талантливого актера, на которого стоит обратить внимание. Помню, что тогда меня приятно удивило такое, я бы сказал, цеховое единство в оценке творческих возможностей коллеги, тем более что Меньшиков учился даже не вместе с ними, а на параллельном курсе. И действительно, он показался мне интересным, и я предложил ему сняться в нашей картине.

С самого начала мне понравилась та непринужденность, легкость, с которой он вошел в группу. Легкость эта проистекала не от самоуверенности, а какой-то удивительной внутренней раскованности – она помогала ему потом в работе над ролью. Для молодого актера он оказался очень подвижным внутренне, техничным, добавлю, пластичным, музыкальным и с прекрасным чувством юмора. Самые разные режиссерские задания он выполнял, умея их сделать органичными для себя. Кроме того, Меньшиков обладает еще одним чрезвычайно важным качеством для актера – способностью к концентрации. Он умеет концентрироваться настолько полно, что режиссеру не приходится заниматься его дополнительной моторизацией.

К сожалению, бывает и так: актеры страстно хотят работать, но, когда дело доходит непосредственно до работы, страстность почему-то угасает. И в своем стремлении к роли актер, увы, оказывается более, что называется, заразительным и выразительным, нежели в самой роли. Или же работа над ролью превращается в бесконечное теоретизирование по ее поводу. И когда говоришь: «Ну покажи, наконец, как ты себе это представляешь», актер оказывается беспомощен. У такого актера-теоретика, как правило, отсутствует или подавлена актерская интуиция. Я вовсе не призываю к тому, чтобы актер был безучастен. Однако настоящее владение актерским аппаратом заставляет истинного актера обращаться именно к этому своему аппарату, а не к памяти, не к интеллекту.

Про Меньшикова этого не скажешь. Наблюдая за ним на съемках «Родни», посмотрев его в «Полетах во сне и наяву», в «Поцелуе» и, наконец, в спектакле Театра Советской Армии «Идиот», где он играет Ганю, я могу с полным основанием говорить о его замечательной творческой отдаче и о широком диапазоне его актерских возможностей.

Разные характеры он играет по-разному. А это, при всей банальности такого утверждения, могут делать далеко не все, даже маститые наши актеры. В каждой из этих ролей я ощущаю какое-то очень серьезное движение и мысли и чувства.

Пока рано еще говорить о его актерской теме. К тому же это вообще довольно неясный для меня вопрос – что такое актерская тема? У нас часто актерскую тему привязывают к типу фактурности. Ну, например, некоторые актеры в силу того, что они мужественно и красиво выглядят, приговорены на долгие годы к шпорам, шпагам, приключениям. Знаком такого актера становится его внешность. Можно найти примеры и более мягкие, но опять же, в силу своей внешней фактуры актер с завидным постоянством вынужден вести «тему чудаковатости», «тему влюбленности»…

Меньшикову, я считаю, с фактурой повезло – она у него как бы «никакая», как, допустим, у Елены Соловей или Юрия Богатырева. И это, на мой взгляд, дает актеру больше возможностей и позволяет режиссеру увидеть его в самых разных качествах. А при богатом внутреннем мире актера эффект получается замечательный. Поэтому Олег Меньшиков может и готов играть все, и предложений сниматься, я знаю, у него сейчас много, но…

И тут хочется задержаться на самом важном сейчас для его судьбы качестве, которое он в себе, надеюсь, выработал. После своих первых довольно-таки заметных работ в достаточно успешных картинах он не кинулся скорее использовать открывшиеся перед ним широкие возможности, не пустился в захватывающие путешествия по экрану. При том что он молод, горяч, при том что и работать хочется, и чтоб узнавали, хочется. Актер – профессия общественная, публичная, а Меньшиков легко мог бы добиться популярности, используя хотя бы только то, что он делал в «Покровских воротах», – свое молодое победное обаяние, великолепную пластичность, техничность…

Однако Олег идет сейчас очень правильным, на мой взгляд, и достойным путем. Он много и серьезно работает в Театре Советской Армии и выбирает, я подчеркиваю это, выбирает свои работы в кино. Причем выбирает либо роль, либо режиссера. Это заслуживает уважения и серьезного отношения к актеру. Чем больше его устойчивость перед всевозможными «киноискушениями», тем больше сил и внутренних энергетических ресурсов он сохраняет для настоящего дела. То, что он мог бы вложить в пять картин, он вкладывает в одну. Так работают сегодня немногие даже крупные актеры.

Конечно, актерская доля не так уж легка, как порой кажется со стороны, она сопряжена с массой трудностей и профессионального, и морального, и материального порядка. Актеру приходится иногда хвататься за любую роль, за любую работу на радио, телевидении…

Все это так.

И тем не менее борьба со стереотипом, главной опасностью для любого актера, зависит от его самодисциплины, от тех внутренних ограничений, которые он сам перед собой ставит. Строгий выбор, прислушивание к самому себе. К окружающему миру, наконец, постоянное самообразование – вот достоинства, которые мне кажутся наиболее ценными сегодня в актере. Я вижу их в Олеге Меньшикове.

Мы не знаем, читает ли он, допустим, Горация, насколько он интересен в общении, ездит ли верхом и играет ли в теннис, – это его личное дело. Судить о том, насколько серьезно он относится к своей профессии, можно только по его работе.

Мне как профессионалу важно, что я не вижу его в пошлых телевизионных постановках, в низкопробных развлекательных телепередачах. Хотя, повторяю, это могло бы принести ему быструю популярность – он ведь может и петь, и танцевать, он все это прекрасно умеет. В принципе я не против раскрытия и этих его качеств, но, думаю, чем позже это произойдет, тем лучше для него. Уж больно часто и безжалостно эксплуатируется сегодня подобное актерское дарование.

В случае с Олегом Меньшиковым мы имеем дело с актером больших возможностей и большого будущего. Хочется надеяться, что залогом этому послужит его сегодняшнее правильное начало. (II, 8)

(2001)

«Статский советник» будет режиссерским дебютом Олега Меньшикова. Он же – в главной роли, а я, если он меня возьмет, буду играть Пожарского. Наша команда должна помочь Олегу войти в большое кино, но уже в качестве режиссера. Он давно об этом мечтал.

И я думаю, что самое лучшее начало – это Фандорин. История замечательная, Акунин написал четыре варианта сценария. Последний, на мой взгляд, самый снимаемый – сценарий хороший, плотный, мускулистый.

А я буду параллельно продолжать работу и подготовку к съемкам «Утомленные солнцем – 2». (I, 83)

(2007)

Меньшиков – замечательный артист. Люблю его.

Я не считаю удачными его последние работы (в «Золотом теленке» и «Докторе Живаго»). Но это совершенно не говорит о том, что он кончился.

Я очень надеюсь, что мы начнем снова работать и вернемся к тем творческим отношениям, которыми я очень дорожу. Меньшикову, как любому настоящему артисту, нужен режиссер. Он может играть сам, но играет сам ровно в тех пределах, в каких ему это доступно.

Для того чтобы выйти за эти рамки, ему нужен глаз со стороны, внимательный, энергичный. Взгляд с любовью, который может помочь. И тогда он взлетает. Тогда он раздвигает эти рамки. Если этого не делать, то можно, конечно, завязнуть. Это большая опасность. (XI, 3)

(2009)

Вопрос: Не кажется ли Вам, что замечательному актеру Олегу Меньшикову давно уже пора отойти от роли Костика в кино и сыграть что-то более «возрастное»?

Да.

У него была такая возможность: я предлагал ему роль в фильме «12». Он ею не воспользовался.

У каждого – своя жизнь… (XV, 41)

(2009)

Интервьюер: В нескольких ваших фильмах блестяще играл Олег Меньшиков. Как Вы относитесь к его ролям в таких, по-моему, провальных картинах, как «Доктор Живаго» и особенно «Золотой теленок» Ульяны Шилкиной. Вы эти работы видели?

Олегу режиссер нужен – вот в чем дело.

Меньшиков – невероятно одарен: в своей весовой и возрастной категории, в своем имидже и амплуа он один из крупнейших актеров по крайней мере Европы.

Однако творцом Олег может быть только в своей стихии – в театре, но в кино он исполнитель, и без того, кто его направляет, теряется. (I, 137)

(2010)

Интервьюер: Известно, что в вашем фильме «12» должен был играть Олег Меньшиков. В какой роли и почему он отказался?

В роли главного сомневающегося, в той, которую сыграл Маковецкий. А Меньшиков написал мне за два дня до съемок: «Я знаю, Вы меня не простите. Но я не могу приладиться к этой роли. Не чувствую ее. Боюсь провала…»

Мне кажется, он испугался стареть. Я хотел, чтобы он в этой роли был плюгавенький, с плешью. Как комар, который сначала незаметен, а потом вылез и зудит, зудит над всеми. И пошел-пошел!.. А Меньшиков представлял все наоборот: ученый человек, вихрастый, шутящий. Но это же получается Костик из «Покровских ворот», только постаревший. Я сказал: «Олег, это не интересно!»

Де Ниро для съемок в «Бешеном быке» всерьез занимался боксом. А дальше нужно было по сценарию – и он погрузнел на двадцать килограммов. В фильме у него под майкой настоящий обвислый жир, а не какая-то наклеенная бутафория. И это видно, режиссеру и актеру веришь. Это высокий класс. Потом он опять похудел и «Оскар» получал уже в своей весовой категории.

Олег Меньшиков – замечательный артист. И мне жалко, что он не пользуется в полной мере тем, чем обладает, что ему Бог дал так щедро. Можно, конечно, в быстром ритме играть спектакли, наслаждаться этим. Но зря он забывает о кино. Это как у вегетарианцев. Можешь отказаться от мясной пищи, есть только растительную. Но зачем?

Актерство – это такой вид деятельности, в котором нужно расширять свои рамки, играть все время разное.

А Олег – это Богом данный артист! (II, 67)

МЕНЬШОВ

(1998)

Интервьюер: Кажется, на съезде кинематографистов Владимир Меньшов объяснился с Вами по полной программе?

Ничего подобного. Он предложил найти мне альтернативу из старшего поколения.

Поразительно!

Это сказал Меньшов, который в 1986 году на так называемом «перестроечном» V съезде кинематографистов СССР первым бросился поливать стариков грязью и даже меня зацепил, когда я заступился за Сергея Бондарчука.

Да бог с ним, с Меньшовым. Я на него зла не держу. (I, 71)

МЕРЗОТА

(2012)

Сейчас снег сошел, и все увидели, какая мерзота вокруг, как мы потеряли ощущение красоты. Когда две девочки избивают третью, а мальчик снимает и выкладывает это в Интернет – это скотство…

Я служил в армии на Камчатке. Бывало стоишь на часах, укутавшись в полушубок. Зима. Ночь. Мороз такой, что ноздри обжигает. Над тобой звездное небо. Изо рта пар идет. Потом возвращаешься в казарму… Ох, ну и дух! Как здесь люди живут?! Но побудешь в казарме минут десять и становишься таким же.

Что я хочу сказать?

Мы принюхались к мерзости, в которой мы живем. Мы не замечаем этой мерзости. Неправильно в день Святой Пасхи видеть по телевизору, как глубоко уважаемая мною Алла Пугачева сидит верхом на Боре Моисееве, а он стоит в позе позднего раскаяния. Ну нехорошо это. Должен быть внутренний камертон, который подскажет: нельзя этого делать. Или зачем на вопрос, есть ли у вас секс с Максимом Галкиным, отвечать: «Есть, был и будет». Зачем все напоказ выворачивать, ничего не оставляя для себя? О чем вы тогда разговариваете дома? О котлетах?

Наверняка теперь скажут: Михалков требует цензуру! Не цензуру я требую. Я хочу, чтобы мы смотрели на вещи трезвыми глазами, чтобы из народа не вымывали национальный иммунитет. Либералы нам говорят: всем цветам цвести. Неправильно это. Не всем цветам цвести…

Меня спрашивают, какой приговор я бы вынес участницам панк-группы Pussy Riot? Я бы их обязал то, что они сделали в храме Христа Спасителя, устроить в самой крупной мечети в Мекке. Хорошо бы это сделать во время паломничества. Или устроить панк-молебен на Храмовой горе у Стены Плача. Ну а потом они, спасаясь от праведного гнева правоверных мусульман или ортодоксальных иудеев, бились бы головой в двери храма Христа Спасителя. А ведь могут туда и не пустить… Тогда они будут просить у Богоматери не о том, чтобы Путина сняли, а чтобы их за волосы из храма не выкинули. Покаяние – это прекрасно. Но только каяться надо не в Интернете, а выйти перед камерами и сказать: «Я не понимала того, что делала, простите, Бога ради». Тогда православные могут этих девочек простить…

Вот сегодня мы вдруг сфокусировались на часах Патриарха. Ну какое наше собачье дело, какие часы носит Патриарх. Почему-то никто не обсуждает, что церковь организовала более двухсот благотворительных фондов, где одевают, кормят, обучают. Мимо этого журналисты проходят. Зато всем есть дело до часов Патриарха.

В том, что я говорю, нет желания ввести цензуру. Но если мы не поймем, что это оскотинивание нас, значит, мы достойны быть скотами. (XI, 5)

МЕЦЕНАТСТВО И МЕЦЕНАТЫ

(2001)

Интервьюер: Мы сейчас живем в новой формации… Как построить нормальные отношения с меценатами? Откуда сегодня в России взяться Морозовым или Третьяковым?

Я думаю, что здесь все решает скрупулезная ежедневная работа. Работа и время – вот ответ…

Я уже не раз приводил пример, как один человек из новых русских финансирует оркестр областной филармонии. Причем даже если долго и внимательно вглядываться в лицо этого человека, то уловить в нем связь с классической музыкой довольно сложно. Его спрашивают: «Зачем ты это делаешь? Любишь музыку?» – «Нет». – «У тебя что, кто-то из родственников в оркестре?» – «Нет». – «Так зачем?!» – «Скучно…»

Выясняется, что этому товарищу, ну, скажем, Лампову, очень охота, чтобы его имя в программке упоминалось рядом с Чайковским, Бетховеном. Это его воодушевляет, вдохновляет, удовлетворяет его самолюбие. Казалось бы, все это глупо и смешно, а может быть, и отвратительно. И можно, конечно, было встать и заявить: «Ничего нам от Вас, товарищ Лампов, не надо!..»

Но рядом с товарищем Ламповым в филармонии каждый раз сидит малыш, кудрявый такой мальчик в бабочке, с такими же точно, как у папы, чертами лица, но уже с иным выражением. Когда этот мальчик вырастет, классическая музыка может стать образом его жизни. Он просто к этому привыкнет, как привык чистить зубы, умываться. Для него этот оркестр станет частью его быта и… бытия.

Вот поэтому я и считаю, что для появления в России меценатов необходимо время.

То, что долго рушили, в одночасье не восстановишь… Тут уже встает вопрос о духовной зрелости, которая к образованию, а вернее, к «образованщине», никакого отношения не имеет. Полуграмотные купцы в России царапали гвоздем свою гарантию на притолоке, и это было крепче любой закладной. Поэтому создание такого меценатства требует вызревания, внутреннего вызревания.

Если подытожить, то мне думается, что воспитание меценатства должно происходить в процессе органического роста предпринимательского сознания в целом. А для человека – это переход от понимания относительной ценности того, что можно потрогать руками, к пониманию абсолютной ценности того, чего руками потрогать нельзя.

И еще в этой области нужны нормальные действующие законы. В этом смысле меценатство – это зрелое внутреннее отношение предпринимателя к культурным ценностям, поддержанное государством и гарантированное законом. (II, 38)

МЕЧТА

(1991)

Интервьюер: О чем Вы мечтаете?

Я хочу, чтобы все, что мы сейчас переживаем, стало скорее нашим прошлым, оставив в памяти лучшее из того, что произошло.

Чтобы наше общество осознало тот путь, по которому мы должны идти. Думаю, что он лежит только через возрождение национальной традиции. Национальной культурной и национальной экономической традиции, как это ни странно. Потому что возможность возрождения российской экономики, к которой стремился Столыпин, это, оказывается, не так-то плохо. Промышленники российские тоже были стабилизирующей силой.

Нет, я не призываю вернуть то время, но проанализировать его, взять лучшее, осознать, чего мы хотим, куда стремимся, это, думаю, сейчас главное. (II, 21)

«МИГАЛКА»

(2010)

Интервьюер: В рамках кампании по борьбе с «мигалками» вроде как сфотографировали ваш джип, выезжающий поперек потока на Садовое кольцо.

И что?

Вы ведь не попадаете в категорию людей, которым положены «мигалки»?

Во-первых, был ли это я? А во-вторых, как председатель Общественного совета Министерства обороны, я на спецсигнал имею право. И машина эта принадлежит Министерству обороны.

Важно другое. Если ты имеешь право нарушать, ты обязан обеспечить безопасность, для этого и существует спецсигнал. По сегодняшней езде выполнять без него даже сорок процентов из того, чем мне приходится заниматься, просто невозможно. Я никогда не пользуюсь этой привилегией просто так, не вожу с «мигалкой» блядей, не вожу на рынок дыни продавать.

Конечно, бывают разные безобразия, но для всех людей, которые садятся за руль, существуют правила, которые должны выполняться. А по правилам водитель, который видит за собой машину со спецсигналом, должен принять вправо, чтобы машина не выехала на встречную полосу. Но выполнять это правило многие почему-то считают для себя оскорбительным. (II, 62)

(2010)

Я счастлив, что единственная по всей видимости проблема, пока не решенная в нашей стране – это моя «мигалка».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.