28. Всемогущий регент

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

28. Всемогущий регент

Рассматривая явление «красного террора», мы отвлеклись от сюжета повествования. Оставили Якова Михайловича во главе государства и партии, а Ленина — в кремлевской квартире, оправляющегося от ран. Они оказались не тяжелыми. По случайности, но не тяжелыми — пули прошли в нескольких миллиметрах от жизненно важных органов. Ему, собственно, даже больше навредила глупость Гиля, из-за которого он больше часа оставался без элементарной перевязки и потерял много крови. Но осложнений и заражения, чего боялись врачи, не возникло. Кровоизлияние в области плевры рассасывалось. Ленин довольно быстро приходил в себя.

А по России в это время начался не только «красный террор». Началась и бешеная кампания славословий в адрес Ильича. Газеты превозносят его, соревнуются в восхвалениях и придумывании эпитетов — «великий», «гениальный», «славный», «неутомимый», «самоотверженный», «дорогой учитель». По всей стране проводились митинги: в городах, районах, воинских частях, на заводах. Принимались и пересылались в Москву резолюции… Кто инициировал этот поток лести, проследить нетрудно. Начала его газета «Известия ВЦИК». Орган Свердлова.

Именно Яков Михайлович и как раз после покушения на Владимира Ильича принялся делать из него Вождя с большой буквы, раздувать культ Ленина, превращая его в «живое божество». По мановению руки Свердлова и его ближайших подручных центральные газеты густо поддавали курение фимиама, публиковали самые выразительные резолюции и письма, вызывая дальнейшее нарастание потока. По партийной и советской линии шли указания о проведении собраний с соответствующей тематикой. Регулярно, навязчиво рассылались по телеграфу официальные бюллетени о состоянии здоровья вождя — температура, пульс, дыхание. На митингах в Москве выступал и сам Свердлов, передавая ответы «от имени» Ленина.

Владимиру Ильичу, кстати, поднятая шумиха совсем не понравилась. Когда он начал вставать с постели, и ему разрешили читать газеты, он обратил внимание на волну славословий. Как сообщает его биографическая хроника, в середине сентября «Ленин беседует с управделами СНК В. Д. Бонч-Бруевичем, высказывает отрицательное отношение к восхвалению его личности, нашедшее отражение в многочисленных письмах и телеграммах, присылаемых в Совнарком, а также в материалах, публикуемых в прессе; поручает Бонч-Бруевичу довести до сведения редакций газет и журналов о его желании прекратить публикацию подобных материалов».

Что ж, уровень газетной лести убавили. Но кампания не прекратилась. Свердлов в качестве главы Секретариата по прежнему подсовывает Ленину хвалебные письма и телеграммы, организует визиты к выздоравливающему различных делегаций. А когда Ленин немного окреп и стал совершать прогулки по Кремлю, Свердлов в Совнаркоме протаскивает предложение устроить киносъемку вождя, так сказать, «скрытой камерой». Владимир Ильич, заметив киношников, выразил крайнее неудовольствие, однако Бонч-Бруевич заверяет его, что это «совершенно необходимо». Дескать, народ жаждет его видеть.

Свердлов придумывает устроить и торжественное награждение Ленина. Портретом Карла Маркса работы питерского художника Лотарева. Но когда в кабинете Якова Михайловича обсуждался этот вопрос, неожиданно зашел сам Владимир Ильич. Догадался, о чем идет речь. Причем сразу понял и то, от кого исходит инициатива: «И конечно, все это предположено сделать по совету и с благословения Якова Михайловича… Яков, я очень признателен за ваше ко мне сердечное отношение, но убедительно прошу вас не создавать такого рода шумных почестей, не заслуженных мною, кстати и несвоевременных, торжественных встреч…»

Уже 17 сентября Ленин возвращается к работе и председательствует на заседании Совнаркома. 18 сентября он собственным решением прекращает публикации бюллетеней о своем здоровье. Но… происходит неожиданное. Свердлов проявляет чрезвычайную заботу о его здоровье! Общается с врачами. Получает заключение — мол, больному надо еще лечиться. Поднимает вопрос в ЦК: Ильич не бережет себя, а мы должны его беречь. И ЦК принимает решение — Ленину отдыхать и лечиться.

А вождь в данном отношении был человеком дисциплинированным. Сам ведь других учил, раз ЦК решил — подчинись. Он отправляется со своими близкими на дачу в Болшево. Но нет, Болшево Якова Михайловича не удовлетворяет, слишком близко и легко доступно. И под разными предлогами Ленина переводят на другую дачу, в Корзинкино. Хотя и это Свердлову не нравится, это лишь временный вариант. Как вспоминала Новгородцева, он «поручил Малькову объездить Подмосковье и найти подходящее помещение» — удобное и достаточно изолированное. Чтоб, значит, посторонние не мешали. Мальков исколесил все окрестности, и из различных вариантов Яков Михайлович выбрал Горки, усадьбу московского градоначальника Рейнбота. В 30 км от столицы, в стороне от железной дороги. То что надо…

Врач Розанов описал последнюю консультацию: «Владимир Ильич выглядел прекрасно: бодрый, свежий, со стороны легких и сердца — полная норма…» И 25 сентября вождь переезжает в Горки. С женой и охраной. Из 16 телохранителей — только двое русских. Остальные — латыши и евреи. Братья Дунц, Цируль, Интэ, Звирбул, Звейгзнэ, Пизан, Сталкис, Роберт и Арвид Габалины, Рубашевский, Эрдман, Хейфиц, Озолин, Слесарев, Чебанов. Охранников персонально отбирал Петерс. А его, что стоит отметить, во время следствия по делу Каплан Свердлов сумел подчинить полностью. Отныне Петерс стал «его» человеком. Как и Лацис и еще несколько высокопоставленных сотрудников ЧК. И подобранная охрана подчинялась не Ленину, а только Петерсу и Свердлову. Получив исчерпывающие инструкции не отходить ни на шаг от вождя, выполнять его поручения по хозяйству, но допуск посторонних или выезд — ни-ни.

Словом, Яков Михайлович сделал то же самое, что в 1996 году сделает Чубайс. «Приватизировал» главу государства. Замкнув все контакты с ним на себя и став «регентом», управляющим от имени вождя. Новгородцева пишет: «Яков Михайлович сам следил, чтобы в Горках было все нужное… часто он ездил в Горки. А то посылал Ильичу коротенькие записки, информируя его по важнейшим вопросам, пересылал наиболее важные документы». Ясное дело, о чем и как информировать Ленина, в каком направлении ему «работать с документами», решал Свердлов.

Он же по-прежнему остался единым руководителем Совнаркома, ЦК и ВЦИК. Но заседания Совнаркома при нем стали «короткими». Если при Ленине шло детальное обсуждение, коллегиальное решение вопросов, то Яков Михайлович, как вспоминала Фотиева, этот стиль изменил. Он со своими персональными талантами и работоспособностью очень быстро знакомился с делами, документами, мгновенно ухватывал суть и в большинстве случаев тут же накладывал единоличные резолюции. От имени Совнаркома. То есть ввел те же методы, какими и раньше пользовался во ВЦИК. Между прочим, большинству членов Совнаркома и техническому персоналу это очень понравилось. Времени тратится меньше, бумаги не накапливаются. На заседания теперь выносились только отдельные проблемы, да и по ним у Якова Михайловича уже всегда имелись заготовленные решения. А если требовалось дать указания высокопоставленному лицу, вроде Троцкого, следовал звонок или поездка в Горки, и распоряжение уходило за двумя подписями — Ленин, Свердлов.

«Регентство» стало тем более успешным, что в сентябре обстановка на фронтах резко изменилась в пользу большевиков. Меры по строительству армии, укреплению дисциплины, привлечению «военспецов» быстро дали свои плоды. Красные перешли в контрнаступление на Юге. Потеснили казаков на Дону, отбили у деникинцев Армавир, Ставрополь, разгромили терских повстанцев и овладели Грозным.

А на Востоке победам способствовала полная политическая инфантильность и беспомощность «учредиловцев». Они, в общем-то, достаточно полно продемонстрировали, могло ли стать «выходом» для России Учредительное Собрание. Здешние «демократы» не додумались ни до чего лучшего, кроме как реанимировать гибельный курс Керенского!

Троцкий расстрелами наводил в армии порядок — а в это же время самарские «учредиловцы» сами расшатывали и разваливали собственные жиденькие вооруженные силы. «Демократизировали» их, отменяли чинопочитание, снова вводили митинговщину и коллегиальное командование. Доходило до того, что командиры белых отрядов — Каппель, Стапанов, арестовывали правительственных комиссаров! Чтобы те не мешались, не разлагали части. Самарское, Екатеринбургское, Омское и Владивостокское «правительства» грызлись между собой. Не желали договариваться с казачеством, объявляя его «контрреволюционным» и отвергая всякие контакты.

Только 8 сентября 1918 г. при посредничестве московских политиков и иностранцев в Уфе собралось Государственное совещание для создания единой всероссийской власти. Здесь были представлены все «правительства», депутаты Учредительного Собрания, уцелевшие остатки политических партий, духовенство, казачество. И… покатилась говорильня. Правые обвиняли левых в развале России, левые правых — в «контрреволюции». Спорили, чье правительство законно, а чье нет. Ругались целый месяц! Пока все же договорились создать коллективную диктатуру — Директорию. Она была избрана в составе 5 членов — Н. И. Астрова, Н. Д. Авксентьева, П. В. Вологодского, Н. В. Чайковского, генерала Болдырева, и 5 заместителей — В. Д. Аргунова, В. В. Сапожникова, В. М. Зензинова, В. А. Виноградова и генерала М. В. Алексеева.

Но в этом виде Директория так и не сформировалась. Чайковский находился на Севере, возглавлял правительство в Архангельске. Астров пребывал на Юге, у Деникина. У Алексеева обострилась старая болезнь почек, и он умер. И развала создание Директории не прекратило. Он продолжался полным ходом. А большевики одерживали победу за победой. Выбили белых и чехословаков из Казани, взяли Уральск, Вольск, Симбирск, Хвалынск, Чистополь, Самару. Вскоре вся Волга и почти вся Кама были очищены от противника.

Победы, кстати, сопровождались новыми вспышками «красного террора». Захватив Казань, Троцкий устроил там жуткую резню. Людей расстреливали, топили. И всего через неделю советская печать сообщала: «Казань пуста. Ни одного попа, ни монаха, ни буржуя. Некого и расстрелять. Вынесено всего 6 смертных приговоров». В Армавире устроили побоище за то, что местные жители встречали деникинцев хлебом-солью. Горожан рубили, кололи штыками, разбивали головы прикладами. Более 300 человек попытались укрыться в персидском консульстве, но и их перебили вместе с консулом. Всего в ходе этой вакханалии погибло 1342 человека. В Ставрополе, захваченном Таманской армией Ковтюха, не пощадили даже «буржуйских» детей в больницах. В Ижевске и Воткинске сражались против большевиков восставшие рабочие. Ходили в атаки с «Варшавянкой», под красным знаменем. Дрались отчаянно, но под натиском превосходящих сил вынуждены были отступить. И были казнены их семьи — около 800 женщин, детей, стариков…

Резко изменилась и международная обстановка. Дело в том, что реализация плана по разрушению России на самом-то деле не дала Германии ничего хорошего. Разве что на время оттянула катастрофу. Возвращаемые эшелоны пленных были уже вояками сомнительного качества и заражены «революционностью». А для того, чтобы обеспечить поставки продовольствия и сырья с востока, приходилось держать там оккупационные силы. Но народ не смирился. Развернулось партизанское движение. В Белоруссии начал действовать отряд деда Талаша в Петриковском районе, знаменитые партизаны Дукорской пущи, Рудобельских лесов. По Украине загуляли Махно, Котовский и прочие «батьки». Да и «мирные» крестьяне отнюдь не спешили отдавать хлеб и скот по спущенным им разнарядкам. А при случае брали в руки топор или винтовку. И для того, чтобы удерживать занятые районы в повиновении, выкачивать поставки, немцам и австрийцам пришлось держать на востоке свыше 50 дивизий. Из них 33 германских. Это 15 с половиной корпусов!

И «дожать» Францию Германия не смогла, сражение «Второй Марны» проиграла. Армии Антанты перешли в контрнаступление, быстро вернули все территории, занятые немцами в ходе весенних и летних боев. А 16 сентября прорвали мощные укрепления «Линии Гинденбурга». Германские вооруженные силы потеряли лучшие кадры, выдохлись, надломились. Их стойкость резко снизилась. И 28 сентября соединения Антанты начали общее наступление, громя противника и оттесняя в глубь Германии.

Ухудшалось и положение Турции. Она еще вредила русским, помогала мусаватистам Азербайджана, покровительствовала татарскому правительству Крыма, поддерживала восстания в Чечне и Дагестане, засылала эмиссаров в Туркестан для активизации басмачей. Но турок уже теснили вовсю, англичане, французы и арабские повстанцы заняли Сирию, продвинулись в Киликию, отхватив от Османской империи всю ее восточную часть. Началось наступление и на Салоникском фронте. И подтвердились прогнозы генерала Алексеева, предлагавшего наносить здесь главный удар. Стоило войскам Антанты прорвать фронт на Балканах и разгромить армию Болгарии, как эта страна рухнула. В ней началась революция, и 29 сентября Болгария капитулировала. Тотчас и предательница Румыния, перекинувшаяся на сторону немцев (за что получила российскую Бессарабию), метнулась обратно в лагерь Антанты. Под влиянием поражений и распада коалиции в самих Германии и Австро-Венгрии начались волнения, демонстрации, забастовки…

В столь благоприятной внешне— и внутриполитической ситуации Советская Республика оказалась под нераздельной властью Свердлова. И вырваться из-под его опеки Ленину долгонько не удавалось! Получив сведения о немецких событиях, он 1 октября писал Якову Михайловичу: «Дела так «ускорились» в Германии, что нельзя отставать и нам. А сегодня мы уже отстали. Надо собрать завтра соединенное собрание ЦИК, Московского Совета, Райсоветов, Профессиональных союзов и прочая и прочая. Сделать ряд докладов о начале революции в Германии. (Победа нашей тактики борьбы с германским империализмом. И т. д.)… Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством Вильгельма II + Эберт и прочие мерзавцы…»

Молил: «Назначьте собрание в среду в 2 ч. Начнем в 4, мне дайте слово на 1/4 часа вступления, я приеду и уеду назад. Завтра утром пришлите за мной машину (а по телефону скажите только согласны)…» Объединенное собрание состоялось не в среду, 2 октября, а в четверг, 3-го. И согласия приехать Ленин не получил. Он до позднего вечера просидел на обочине в ожидании машины — ее так и не прислали.

А в это же время начинают твориться странные дела. Через Ленина Свердлов удаляет Цюрупу. Дескать, вид больной, выглядит плохо. Его отправляют в отпуск на два месяца. А затем устраняется и Дзержинский! Собрание, которое Ленин просил назначить на 2-е перенеслось на 3-е по той причине, что 2-го проводилось другое мероприятие. Заседание ЦК. Где обсуждался вопрос о ВЧК. Что уж там говорилось, в каких тонах, неизвестно, протоколы очень немногословны. И решение было принято, вроде бы, округлое — подготовить новое положение о ВЧК. Но сразу после этого Дзержинский исчезает! Из России.

Официальная версия все та же — переутомление, усталость, плохо выглядит. И Свердлов настаивает на отпуске, пусть поедет к семье, оставшейся в Швейцарии. Однако существует и другая версия. Ее озвучил Серго Берия в книге «Мой отец — Лаврентий Берия» (М., «Современник», 1994). Якобы отец доверительно рассказывал ему, что Дзержинский сбежал. Не поставив в известность ни Ленина, никого из членов ЦК. Говорил — понимаешь, мол, сынок, в жизни всякое бывает, осенью 1918 г., когда белогвардейцы грозили и Советская власть на волоске висела, даже «Железный Феликс» не выдержал, допустил слабость. Но Ленин его простил, оставил без последствий…

Да ведь в октябре никакие белогвардейцы не грозили! Наоборот, на всех фронтах победы одерживались. Так от кого же бежал Дзержинский? Получается — только от Свердлова. Получается — без Ленина счел свое пребывание в Москве небезопасным… Хотя источник, сообщивший эту версию, вряд ли можно отнести к надежным. Тут и двойная передача — от Серго Лаврентьевича со ссылкой на Лаврентия Палыча. А сам Серго Лаврентьевич во втором варианте мемуаров, вышедшем во Франции, а потом изданном и у нас в переводе с французского («Мой отец — Берия. В коридорах сталинской власти», М., Олма-пресс, 2002) данную историю больше не вспоминает. Зато густо добавил откровенной лжи в угоду западным русофобам. Словом, доверяться его свидетельствам было бы чревато — «единожды солгав…»

Что ж, останемся при официальной версии. Но даже и в этом случае налицо нечто ненормальное. Свердлов обо всех заботится, здоровье товарищей бережет и — распихивает их кого куда. Ленина в Горки, Цюрупу в отпуск, Дзержинского в Швейцарию. А услав его в отпуск, Свердлов… начинает реорганизацию ЧК. Без Дзержинского! Создается комиссия в составе Петерса и все тех же наркомов-свердловцев, Курского и Петровского. Какая именно проводилась реорганизация? «Усиление» органов ЧК массовыми вливаниями туда всяческих «инородцев», особенно латышей. Центральный аппарат ВЧК был доведен до 2 тысяч человек, из них 75 % — латыши. Как сообщал потом бюллетень левых эсеров, «в Москву из Латвии в ВЧК едут как в Америку, на разживу» и служить поступают «целыми семьями».

В это же время отрабатывается «Положение о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях». Тоже без Дзержинского. Оно и утверждается во ВЦИК без него. Согласно этому положению ВЧК, как и прежде, подчинялась непосредственно Совнаркому. А для местных ЧК предусматривалось двойное подчинение. С одной стороны — ВЧК. С другой — они создавались Советами и получали права отделов исполкомов. Члены местных ЧК назначались и отзывались местными Советами, а их председатели избирались исполкомами. То есть, структуры местных ЧК через Советы и исполкомы подмял под себя Свердлов. Как раз в то время, когда осуществлялся плавный переход от одноразовой, «ленинской» кампании «красного террора», к постоянно действующей мясорубке.

Кстати, еще один факт. В сентябре, возглавив расследование убийства Урицкого, Дзержинский решил ускорить дело Локкарта. Захватил ряд британских, французских и американских представителей. Конечно, они были шпионами. Но точно так же, как другие иностранные представители, и их до поры до времени не трогали, отслеживая действия и внедряя агентов в их окружение. А в сентябре Дзержинский распорядился их взять. Если хотел выявить, не связаны ли они с Канегиссером и Каплан, то взял ложный след. Но… с этими представителями мог быть связан и сам Урицкий! Который, как уже отмечалось, тоже поддерживал какие-то контакты с зарубежными «силами неведомыми».

Не исключено, что этот фактор тоже сыграл свою роль при устранении «Железного Феликса» — замять и спрятать нежелательную информацию. Завершалось расследование по делу Локкарта без Дзержинского. Завершалось верным «свердловцем» Кингисеппом. И было передано в Верховный Ревтрибунал ВЦИК. Из 24 обвиняемых часть освободили, четверых приговорили к расстрелу, в том числе главу английской миссии Локкарта, французского генконсула Гренара и американского шпиона Каламатиано. Но никого не казнили. Последовало их мгновенное прошение во ВЦИК — и мгновенное решение ВЦИК о помиловании. Решение Якова Михайловича. Несомненно, такую процедуру подготовили заранее, ведь, например, адмирала Щасного расстреляли сразу же, в 24 часа.

Властвуя над страной, Свердлов наряду с Троцким и его заместителем Склянским участвует и в дальнейшем формировании вооруженных сил. Красуется, обтянутый черной кожей, принимая парады (только вот маленький рост мешает, из-за чего он порой выглядит комично). Участвует в мобилизациях «военспецов», дополняя это откровенными угрозами: «Специалистов у нас нет своих, поэтому мы решили брать специалистов из другого лагеря. Но, чтобы обезвредить себя от этих специалистов в смысле организации контрреволюции, мы обставляем их таким строгим контролем, что трудно им что-нибудь сделать. Если же все же и под этим оком они что-нибудь попытаются сделать, то мы прямо им заявляем, что они будут немедленно расстреляны и т. д.» На Украине ширится партизанское движение, и Свердлов проводит в Москве II съезд компартии Украины, берущий курс на подготовку широкого восстания…

Но Свердлов одновременно проворачивает и дела сомнительного свойства. Он продолжает запутывание и заметание следов по поводу убийства царя и его семьи. Так, в Перми было устроено судилище над левыми эсерами. По обвинению в убийстве Романовых и других узников дома Ипатьева! Среди обвиняемых были три члена Екатеринбургского совета. Судя по всему, их пытали, и один из них, Яхонтов, выступил с «признанием», что это он организовал убийство, сумел подчинить своей воле Уральский исполком и дал приказ о расправе. Яхонтов вместе с коллегами по Совету Грузиновым и Малютиным был приговорен к смертной казни. К ним приплюсовали двух женщин, левых эсерок Апраксину и Миронову — видать, чтобы было с кем «побаловаться» перед расстрелом. И сразу же всех пятерых отправили на тот свет.

Хотя в это же время полпред в Берлине Иоффе завел переговоры об обмене императрицы Александры Федоровны на Карла Либкнехта. А Радек и Карахан в Москве морочили головы сотруднику германского посольства Ритцлеру и консулу Гаушильду, пытаясь выторговать «компенсации» за выезд императрицы и царевен в Германию. Звезда немцев явно закатывалась, предпринять что-либо они были уже не способны. И Свердлов, вероятно, потешался над ними.

Тем более грязно выглядит один из его внешнеполитических шагов. Уже говорилось, что согласно дополнению к Брестскому договору, советское руководство обязалось отправить в Германию 245 с лишним тонн золота. Золотой запас уплыл из рук большевиков, но за счет реквизиций, за счет выколачивания золота у «буржуев» и обирания жертв «красного террора» золото все же собиралось. И немцам было отправлено 93,5 тонны. Два «золотых эшелона». Солженицын, а за ним и другие авторы обрушиваются по данному поводу на Ленина. Хотя он приложил руку только к заключению договора — в обмен на германскую помощь против чехов и архангельских англичан. А вот к выполнению соглашения ни малейшего отношения иметь не мог! Оно было подписано 27 августа, а 30-го вождь выбыл из игры.

После чего и сами договоренности с Германией потеряли смысл, она уже затрещала по швам. И выше цитировалась записка Ленина: «Никаких союзов ни с правительством Вильгельма, ни с правительством Вильгельма II + Эберт и прочие мерзавцы…» Тем не менее, золото собирается, и два эшелона отправляются! Кто их послал? Это мог сделать только Свердлов. Зачем? Он же никогда не был связан с немцами и не принадлежал к «германской ориентации». Ответ напрашивается один. Сделал он это по указанию «сил неведомых». По той самой причине, что Германия на ладан дышала, и русское золото все равно должно было попасть в руки стран Антанты и западных банкиров. Как оно и случилось.

А контролировать действия регента Ленин не мог. Регент сам его контролировал. Решал, кому дать свидание с вождем, кому нет. Присылал секретаря международной социалистической комиссии Балабанову, комиссара 4-й армии Линде, делегатов съезда компартии Украины. Нетрудно отметить — малозначащих, второстепенных работников, которые и Ленина развлекут, и сами будут с квадратными глазами ходить от столь высокой чести. Но ни разу за время пребывания Владимира Ильича в Горках к нему не допускался ни один высокопоставленный руководитель партии и правительства. Только Свердлов.

Он делает все, чтобы подольше придержать там Ленина. По его указанию Мальков начинает ремонт в кремлевской квартире вождя (хотя ремонт там делался полгода назад — в марте, при переезде в Москву). Мальков вспоминал: «Он (Ленин) рвался к напряженной работе, в Кремль. Не раз говорил мне, что собирается возвращаться, но по совету Якова Михайловича, я всегда отвечал ему, что еще не закончен ремонт квартиры. Ленин стал подозревать, что ему говорят неправду. И вот как-то он задает мне вопрос, почему так долго ремонтируется его квартира (на самом деле она была уже отремонтирована). Выслушав «объяснение», Владимир Ильич усомнился в нем. После этого трудно было убеждать Ильича в затяжке ремонта. Удержать его в Горках на более длительный срок не удалось…»

18 октября Ленин вернулся в Москву. И к рычагам власти. А вскоре и Дзержинский возвратился… Период свердловского регентства продолжался почти два месяца! Почти два месяца страна и партия жили без Ленина, по манипуляциям его «правой руки». Причем Свердлов явно нацеливался на более фундаментальный перехват власти, устраняя из руководства «не своих» людей. Но и завершилось регентство вполне мирно, Владимир Ильич вернулся, и Якову Михайловичу пришлось уступить ему председательские места в Совнаркоме и ЦК.

Как же объяснить эти странности? Однозначного ответа нет. Можно выдвинуть несколько версий. Первая — что Свердлов в самом деле готовился избавиться от Ленина. Но не сумел этого сделать. Причины могут быть различными. Например, не нашел исполнителя (любой наемный убийца без труда понял бы, что он тоже обречен). Или не успел организовать. Или что-то сорвалось. Или «силы неведомые» запретили такую акцию по своим соображениям. Не исключено, что и сам Яков Михайлович отказался от замысла. Счел, что два покушения подряд — слишком подозрительно и опасно для него. Или понял, что другие члены ЦК не дадут ему захватить власть, и обладать ею он может только в прежнем варианте, из-за спины Ленина. Или не сошлись какие-нибудь его магические гадания?

Вторая версия — что Свердлов старался лишь на время убрать вождя. Пытался приучить партию и народ к своей роли преемника. Дополнительно возвыситься таким способом. Надеялся на случайность, на свою дьявольскую «избранность» и везучесть. Вдруг у Ильича осложнения начнутся после ранения, вдруг кирпич на голову упадет? Оптимальным для регента быт тот самый вариант, который реализовался в 1920-х — больной и беспомощный Ленин в Горках, вот и «рули» от его имени. А может, Яков Михайлович и не выжидал случайностей, но сам старался их вызвать ритуалами своей черной магии? Ведь и впрямь в Горках случилось в этот период несколько чрезвычайных происшествий. Пожар на чердаке. Обвалился потолок в комнате, где жил Ленин…

Или Свердлов просто старался дотянуть до такого события, как начало «мировой революции»? Которую он, находясь на вершине власти, попытался бы возглавить. Но недалекий и прямолинейный матрос Мальков не сумел толком соврать. И дотянуть не удалось. Чуть-чуть…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.