5. Агент ЦК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. Агент ЦК

Война закончилась, но революция только еще набирала силу. Забастовки, стачки, митинги и демонстрации катились сплошной чередой. Завершались приготовления к вооруженному восстанию. Организаторы и дирижеры революции отлаживали свои структуры, укрепляли слабые звенья. Эмиссар ЦК Розалия Самуиловна Залкинд (Землячка) посетила с инспекционной поездкой Урал и докладывала: «Здесь я застала дела в ужасном виде. Комитет целиком провалился. Оказались группы по разным городам без комитета». И в Екатеринбург в сентябре 1905 г. был направлен специалист-организатор, Свердлов. В качестве полномочного представителя или, по тогдашней терминологии, агента ЦК.

Нет, еще не по всему Уралу. Столицей Уральской губернии в то время являлся не Екатеринбург, а Пермь. Но, тем не менее, Якову Михайловичу доверили очень важный участок. Екатеринбург был самым крупным из уральских городов, больше Перми. Здесь располагались важные заводы, это был центр горнодобывающей промышленности, ключевой транспортный узел, связывающий Европейскую Россию с Сибирью. К Екатеринбургу тяготел и весь южноуральский регион.

О том, каким был Свердлов в 1905 году, оставила красноречивые воспоминания его вдова. Ведь в Екатеринбурге случилась их первая встреча. Сама Клавдия Новгородцева была из русской купеческой семьи. Окончила гимназию, три года работала учительницей. Потом отправилась в Питер повысить образование, училась на курсах Лесгафта. Как и многие другие юноши и девушки из «хороших» семей, увлеклась революционностью и нелегальщиной, по возвращении на Урал стала тусоваться во всяких марксистских кружках, вести занятия в «рабочих школах». Увлеклась не на шутку, с полной отдачей. Хотя, может быть, просто в девках засиделась, не подсуетились вовремя родители замуж выпихнуть, вот и играла кровь. На фотографии 1905 г. перед нами предстает очень симпатичная молодайка, одухотворенная, по-уральски крепенькая и ядрененькая, как говорят, «в самом соку». Ей уже было 29 лет, она успела войти в Екатеринбургский комитет РСДРП, успела попасться по делу о подпольной типографии, полгода просидеть под следствием. Потом выпустили — условно, до суда.

Ну а зачем ей было суда ждать? Не проще ли уехать и поминай как звали? Она высказала свое мнение городскому партийному комитету, и тот согласился, принял решение — Новгородцевой уезжать. И тут ей вдруг сообщили, что с ней хочет встретиться прибывший на Урал «товарищ Андрей». Он, мол, обязательно беседует с каждым активистом, уезжающим из Екатеринбурга. Конечно, первая встреча очень ярко запечатлелась в ее памяти. И описание этой встречи с психологической точки зрения выглядит весьма выразительно.

На улице, под видом прогулки, Клавдии показали «молодого, очень молодого человека, совсем юношу». Свердлова. Который с ходу огорошил ее вопросом — «собираетесь удирать с Урала?» Все доводы, что она «под колпаком», что засвечена, что нормальной работы в Екатеринбурге у нее уже не получится, Яков отмел начисто. Дескать, это сегодня «под колпаком», это сегодня мешает. А завтра полиции не до того будет, чтобы за каждым засвеченным следить и гоняться.

Выходит, он уже знал, что ситуация вскоре изменится. Даже указал ей, что требования конспирации, тормозящие работу, скоро можно будет вообще отбросить. А раз девушка здешняя, знает местную специфику, то и должна остаться. Решение Екатеринбургского комитета об отъезде? Поторопились принять такое решение. Отменим, мол. В целом же, когда читаешь описание их встречи, бросается в глаза одна немаловажная черта Свердлова. Властность. Да, у него уже появилась властность. Он однозначно любит командовать. И умеет командовать. Этот «совсем юноша» полностью подавляет и берет под контроль женщину, которая на 9 лет старше его. Он говорит с ней как человек, обладающий властью над ней. И Клавдия покоряется ему. Совсем и во всем. Она остается в городе. Остается в комитете партии. Становится верной подручной Свердлова. И его наложницей.

Без сантиментов, без ухаживаний. Посмотрел — годится. Значит — ложись и подставься. Видимо, он так же обращался с девушками в местах своей прошлой работы. Он и других товарищей учил относиться к половым вопросам проще. Хочется — сходитесь и живите. А сам Свердлов обосновывается в Верх-Исетском поселке, организуя «коммуну». Можно отметить — очень смахивающую на ночлежки, где ему доводилось обитать. В одном снятом доме живут скопом его ближайшие помощники и подручные: Новгородцева, Батурин, Вавилов, Мария Авейде, Крысин. Тут же останавливались ночевать курьеры и связные, наезжающие из других городов.

Их было немало, поскольку Свердлов принялся раскидывать сети революционных структур на Алапаевск, Челябинск, Златоуст, Тюмень, Нижний Тагил. Делая это, как он умел, четко, оперативно, квалифицированно. Выискивал и привлекал подходящих помощников — Черепанова, Камаганцева, Минкина. Полномочия Якову Михайловичу были даны немалые. В частности, в рамках подготовки вооруженного восстания он занялся транспортами с оружием, которое шло из-за границы, похищалось или покупалось на Ижевском заводе. Оно нелегально доставлялось в Екатеринбург для оснащения здешних боевиков. Переправлялось и дальше — в Сибирь.

А в октябре, как и предупреждал Яков Михайлович Клавдию, ситуация и впрямь резко стала меняться. По России началась всеобщая политическая стачка. Правительство сперва надеялось погасить революционную волну методом «пряника», уступками и реформами. По предложению министра внутренних дел А. Г. Булыгина было принято решение о создании законосовещательной «булыгинской думы». Не помогло, все слои оппозиции, как либеральной, так и социалистической, такой вариант отмели и бойкотировали. Более глубокие реформы инициировал премьер-министр С. Ю. Витте. Великолепный финансист, экономист, хозяйственный реформатор, но в политике он попытался соединить несоединимое: традиционные российские ценности, Православие и самодержавие — с насаждаемыми из-за рубежа «ценностями» либерализма.

Его поддержали многие члены царствующего дома, значительная часть петербургской аристократии, ряд министров, либеральных деятелей. И результатом стал царский Манифест 17 октября. Николай II даровал народу «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». В стране вводилась выборная Государственная Дума, коей предоставлялись законодательные права. То есть менялась сама структура государственности, Россия превращалась в конституционную монархию. Объявлялась и амнистия всем политзаключенным.

Но… ни малейшего успокоения и национального примирения Манифест не принес. Наоборот. Либеральная буржуазия увидела в нем признак слабости власти. И закусила удила, желая добиться большего. А революционным экстремистам «неприкосновенность личности» и те же свободы слова, собраний и союзов распахнули дорогу к расширению подрывной деятельности. Они теперь могли безобразничать и вести свою работу легально, в открытую!

Правда, в Екатеринбурге первый блин получился комом. Сходку и манифестацию на центральной площади левые назначили на 19 октября. А рабочие самого крупного, Верх-Исетского завода, призывам не поддались и на митинг не явились. Пока же их ждали, успели сорганизоваться патриоты из Союза Русского Народа. Собрали своих сторонников и принялись разгонять смутьянов. Тут-то впервые показала себя екатеринбургская дружина боевиков. В руках молодчиков, окружавших Свердлова и его группировку, неожиданно оказались револьверы. И загремели выстрелы. Без предупредительных, сразу по людям. Но стреляли плохо, неуверенно. Наверное, и руки дрожали, перетрусили и переволновались боевики — это ж не так легко, первый раз в человека выстрелить. А патриотов даже и угроза жизни, свистящие навстречу пули не остановили. Напротив, разозлили и раззадорили. Они тоже вооружились кто чем — колами, дубинками. И организаторам митинга пришлось удирать восвояси.

Свердлов и его приближенные, спасаясь от разъяренных русских мужиков-черносотенцев, сумели улизнуть, спрятавшись в здании Волжско-Камского банка, где их укрыли и выводили потом небольшими группами через задние двери, чтобы не привлекали внимания. И вот эта деталь представляется очень многозначительной.

Ведь если Яков Михайлович руководил забастовочным движением в нескольких городах, организовывал выпуск и распространение литературы в обширном южноуральском регионе, был причастен к приобретению и транспортировке оружия, то значит, он уже имел доступ и к финансовым потокам, питавшим революцию.

Какими именно способами шло финансирование, по каким каналам, мы не знаем. Но передача средств наличными через курьеров отпадает. Деньги риска не любят. Да и ни в одном документе полиции и Охранного отделения нет данных о каких-либо денежных курьерах. Остаются два варианта. Поступления от местных либералов — промышленников, купцов, банкиров. Либо банковские переводы извне. Не исключено, что имело место то и другое. Кстати, альянс Свердлова с Новгородцевой, женщиной из местной купеческой среды, был для таких целей очень удобным. Ей проще было и с тузами связь поддерживать, и найти подходящих доверенных людей для банковских операций.

О том, что многие уральские воротилы симпатизировали революции и готовы были подыграть ей, проговаривается сама Новгородцева: «На ряде предприятий сам хозяин был не прочь сократить рабочий день или даже остановить завод на два-три дня». А тайные финансовые операции, осмелюсь предположить, совершались именно через Волжско-Камский банк. Конечно, перепуганные и запаниковавшие революционеры могли забежать куда угодно. Но посудите сами, ворвавшихся в банк вооруженных проходимцев не задержали, не вызвали полицию. Предоставили убежище и позаботились о благополучном уходе. Могли ли служащие и охрана банка действовать таким образом на свой страх и риск, из личных симпатий к экстремистам? Ох, вряд ли. Скорее, знали своих клиентов. Знали о покровительстве им своего начальства. И были уверены, что их за помощь Свердлову со товарищи с работы не вышибут.

Но вернемся к провалу манифестации в октябре 1905 г. Настроение у екатеринбургских революционеров было после этого удрученным. У боевика Ивана Бушена, чья пуля попала в человека, случилась из-за этого истерика. И только Свердлов не унывал, сохранял бодрость. Бушена он зло высмеял: «Ты что же, Ванюша, революцию в белых перчаточках хочешь делать? Без крови, без выстрелов, без поражений? Тогда, голубчик, ступай к либералам, с рабочими тебе не по пути!» Да, Яков Михайлович не расстраивался. А чего расстраиваться? Разогнали? Ну и пусть. Зато начало положено. И первая кровь пролилась, это уже сам по себе важный результат! Это о-го-го как поможет дальнейшему нагнетанию страстей, углубит революционный раскол. Да и «прогрессивная общественность» наверняка обратит внимание.

А просчеты можно выправить. Он и принялся их выправлять. Заполонил новыми агитаторами и смутьянами Верх-Исетский завод, вполне втянув его в требуемую струю. И провел кардинальную реорганизацию боевой дружины. Для такого дела он подбирает более надежных людей. Он же хорошо умел находить общий язык с бандитами, хулиганами, шпаной. А в боевики нужны были именно такие. Ближайшим помощником Свердлова становится Янкель Хаимович Юровский. Его дед был раввином, но отец пошел по уголовной дорожке, стал вором. Сам Янкель обучался при синагоге в школе «Талматейро», но окончил лишь два класса. Сидел за убийство. В тюрьме связался с «политиками». Другие кадры Свердлова — Лейба Сосновский, Теодорович. Подходящих людей помогала найти и Новгородцева, она раньше преподавала в рабочих школах, местную шпану знала. Через нее Яков Михайлович привлекает таких головорезов как Петр Ермаков.

А командиром дружины становится Федор Сыромолотов. «Унаследовавший» жену Троцкого — Лев Давидович, удирая из сибирской ссылки в эмиграцию, бросил ее, ну а Федор в нее крепко втюрился, привязался, души в ней не чаял. Для дружины было введены регулярные тренировки. Боевиков обучали стрелять из различных положений, владеть бомбами, холодным оружием, фехтованию, рукопашному бою. Яков Михайлович ввел даже изучение анатомии, чтобы знать жизненно важные и уязвимые точки человека. Изучалась тактика уличного боя, от женщин требовалось пройти курс оказания первой медицинской помощи.

И следующие мероприятия стали куда успешнее первого. «В Екатеринбурге началась полоса открытых многолюдных митингов и собраний». Явно помогали и местные либералы — «спонсоры» — для собраний революционеры получили в свое полное распоряжение два больших городских театра. А когда группа патриотов попыталась сорвать митинг в Верх-Исетском театре, она попала в засаду, ее вдруг окружили боевики, под угрозой оружия загнали в холодный подвал и заперли. Начальник Пермского охранного отделения доносил о Свердлове: «Товарищ Андрей» или «Михайлович» после объявления всемилостивейшего Манифеста 17 октября 1905 года руководил всеми происходившими в Екатеринбурге беспорядками и постоянно председательствовал и ораторствовал на всех происходивших там митингах революционного характера».

Успехам Свердлова немало способствовали его личные качества. Он был человеком чрезвычайно контактным. Умел в два счета эдакой кажущейся открытостью, искренностью завязать знакомства, расположить к себе собеседников. Обладал и поистине феноменальной памятью. Один раз увидев человека, уже не забывал его. И помнил не только имя и фамилию, но и какие-то характерные черты, особенности, качества. Таким образом его память представляла собой настоящий уникальный банк данных на тысячи людей. Своего рода «компьютер». И в нужные моменты Свердлов мгновенно ориентировался, кого, где и в каком качестве можно использовать. А еще одним ценным даром являлся очень зычный и громкий голос. Микрофонов-то еще не было. И там, где другой выступающий что-то мямлил, невнятно и неслышно для задних рядов, Яков Михайлович ошарашивал своим басом, перекрывая любой шум многолюдного сборища. А это помогало дальнейшему росту популярности и авторитета. Такого оратора запоминали, выделяли.

Пользуясь дарованной свободой «собраний и союзов», революционеры по инициативе Парвуса-Гельфанда начали в октябре-ноябре создавать уже и свои «органы власти» — Советы. Они возникли более чем в 50 городах. В Екатеринбурге Совет создавал Свердлов и стал его руководителем. Ну а от Советов дело шло напрямую к вооруженным восстаниям. Яков Михайлович со своими подручными разрабатывал планы бунтов в южноуральских городах. Более интенсивной стала подготовка боевиков. И восстания заполыхали. В Москве, Сормово, Иваново-Вознесенске, на Мотовилихинском заводе под Пермью, по всей Транссибирской магистрали.

Но… Свердлов в вооруженных выступлениях участия так и не принял. Для него началась цепочка событий запутанных и способных показаться странными. Он как раз в это время отправился в Финляндию. На Таммерфорсскую конференцию РСДРП. Однако случилась накладка. Началась всеобщая забастовка на железных дорогах. И Яков Михайлович застрял в пути. Добрался до места, когда большинство делегатов, в том числе и Ленин, уже разъехались. Он двинулся обратно. И попал в Москву в самый напряженный момент, там гремели уличные бои. Но и здесь Свердлов задерживаться не стал. Хотя на баррикадах сражался его старый друг Лубоцкий, Яков Михайлович желания встать в строй не проявил. Очевидно, уже не считал для себя достойным занятием подставлять голову под пули.

Это было для пешек, а «товарищ Андрей» уже являлся птицей более высокого полета. Посмотрел, оценил, пообщался с коллегами и отчалил к себе, на Урал. Где тоже вспышка восстаний обошлась без него. Мотовилихинские артиллерийские заводы под Пермью бунтовали 5 дней, пока туда не прислали отряд казаков — восстание подавили, пермских революционеров пересажали.

Да, в это время во всем ходе революции наступил перелом. Восстания, теракты, погромы, льющаяся кровь наконец-то заставили правительство понять, что «пряниками» такую бучу утихомирить невозможно. И подтолкнули к более решительным действиям. Революционеры, несмотря на массовость их движения, созданную вовлечением рабочих, люмпенов, студентов, гимназистов, несмотря на наличие у них значительного количества оружия, оставались не более чем разбуянившимися толпами. А армейские части оказались еще мало задеты этой заразой. Поэтому раздавить повстанцев было нетрудно. В Москве они продержались всего 10 дней — пока туда не перебросили всего-то один Семеновский полк. Все очаги восстания в Сибири и Забайкалье были усмирены несколькими эшелонами Меллер-Закомельского и Ренненкампфа, двинувшимися навстречу друг другу по железной дороге.

Но обращает на себя внимание и другое. Что до ноября-декабря 1905 года смута вздувалась по стране единой лавиной. А дальше вдруг посыпались нестыковки и разобщенность. Да и сами бунты происходят отдельными очагами, не связанными между собой. И если в том же Екатеринбурге усиленно готовились к восстанию, составляли планы, вооружали и тренировали боевиков, то никакого выступления здесь не произошло. Содействия восставшей Мотовилихе не оказали — руководитель отсутствовал. А когда Свердлов возвращается, он неожиданно отменяет и перечеркивает все планы. И вместо этого берет курс на резкое сворачивание деятельности и перевод организации, особенно боевиков, на нелегальное положение.

Точно так же, как в сентябре, он уверенно говорил о скором изменении ситуации, легализации и отбрасывании конспиративных требований, так теперь объявляет, что царским «конституционным свободам» верить нельзя. И надо, мол, заблаговременно выводить партийные кадры из-под ударов. Делает он это очень быстро и энергично. А именно — перетасовывает всех активистов. Екатеринбуржцев, засветившихся на митингах и демонстрациях, рассылает в другие города. А оттуда перетаскивает людей в Екатеринбург. Тасует туда-сюда и деятелей из прочих уральских мест.

И опять он оказался прав. Разгромив восстания, правительство и в самом деле взялось наводить порядок в стране. Уже в январе 1906 г. полиция и жандармерия Екатеринбурга получили приказ на отлов и арест революционеров. Первая операция была организована по захвату упомянутой «коммуны» в Верх-Исетском поселке. Штаб-квартиры, где обитала и варилась вся свердловская верхушка. Но правоохранительные органы нашли дом уже брошенным. И из прочих смутьянов, когда начались аресты, попадалась только мелкая сошка. А те, кто покрупнее, успели улизнуть. Исчез и сам Свердлов.

Что же такое произошло в русской революции? И чем объяснить резко изменившееся поведение Якова Михайловича? Чтобы понять это, требуется более масштабный взгляд и на внутриполитическую обстановку в России, и на изменение международной ситуации.

После Манифеста 17 октября единый фронт российской оппозиции раскололся. На базе нелегального «Союза земцев-конституционалистов» возникла легальная партия «Союз 17 октября» — «октябристы», объединившая крупных промышленников, банкиров, землевладельцев. А из масонского «Союза освобождения» выделилась легальная партия кадетов — «конституционных демократов». Или, как они себя называли, «партии народной свободы», претендуя на то, чтобы выступать от имени всех слоев населения. Нет, либералы отнюдь не намеревались мириться с царем и правительством. Большинство из них, особенно кадеты, считали нужным продолжать безоглядную атаку на власть. Из-за этого первый созыв Думы получился настолько радикальным, что правительству пришлось почти сразу же ее разогнать.

Но по поводу тактики и стратегии борьбы в либеральном лагере возникли разногласия. Одни полагали, что теперь, используя полученные права, можно перейти к легитимным средствам — через думскую трибуну, подконтрольную либералам печать. Другие считали желательным продолжение революционных процессов. Только не в виде погромов и восстаний, которые угрожали безопасности и собственности самих либералов, могли разорить их, а чтобы революция приняла «тлеющий» характер. Пусть экстремисты держат власть в напряжении, тем легче будет легальным оппозиционным партиям оказывать на нее давление и вымогать новые уступки.

На международной арене положение нашей страны оставалось отнюдь не блестящим. Мировое «общественное мнение», раскачанное масонской пропагандой, продолжало шквальную антироссийскую истерию. Теперь поводом для нападок стало подавление царским правительством восстаний и беспорядков. Система двойных стандартов работала на полную катушку. О том, какими методами сами французы или англичане подавляли собственные революции или выступления в колониях, разумеется, не вспоминалось. В Англии газеты величали царя «обыкновенным убийцей», а Россию «страной кнута, погромов и казненных революционеров», вопили о «тысячах повешенных и брошенных в тюрьмы», о том, что «руки царя обагрены кровью тысяч лучших его подданных». То же самое творилось во Франции.

Как уже отмечалось, Россию лихорадил еще и финансовый кризис, спровоцированный западными банками. А она понесла огромные военные издержки. Срочно требовались средства для восстановления экономики и транспорта, подорванных революционными беспорядками, затыкания «дыр» в бюджете, понесшем колоссальные убытки. Надо было платить и проценты по старым займам. В общем-то у России имелся золотой резерв, и очень солидный. Но западные банкиры и биржи бойкотировали русское золото! Государство очутилось на грани грандиозного дефолта. Чтобы преодолеть кризис, немедленно требовалось найти около 250 млн. рублей. И премьер Витте поехал по разным странам в надежде занять деньги. Не тут-то было, всюду он получал от ворот поворот. Французская пресса вопрошала: «Давать ли деньги на поддержку абсолютизму?», и ответ при такой постановке следовал однозначный. А французский парламент предлагал заем дать, но не правительству, а оппозиционной Думе — пусть таким способом держит царя на крючке и диктует ему свои требования.

Но в это же время углублялся и Марокканский кризис, начатый заявлением Вильгельма II в Танжере. Кайзер, правда, дал согласие на созыв по данному вопросу международной конференции. Ее назначили в Испании, в Альхесирасе, на январь 1906 г. Однако немцы на предварительных переговорах вели себя заносчиво, к уступкам не склонялись. А германский генштаб советовал Вильгельму вообще без всяких конференций и без всяких разговоров взять да и шарахнуть по Франции. Пока русские не оправились. Европа заколебалась на грани войны. Французов поддержала Англия, что для кайзера стало неприятным сюрпризом. Но было ясно и то, что если он захочет разгромить Францию, толку от британцев, не имеющих сухопутной армии, будет немного.

И французское правительство в панике принялось восстанавливать дружбу с Россией. Хотя само это правительство состояло почти сплошь из масонов, но в сложившейся ситуации оно взялось уговаривать своих банкиров и парламентариев выделить Петербургу кредиты. В соглашении, заключенном по этому поводу, между правительством, деловыми кругами и парламентскими партиями, открытым текстом говорилось: «Считать мирное развитие мощи России главным залогом нашей национальной независимости». В итоге Витте получил во Франции «великий заем», позволивший России выйти из кризиса. А за это на конференции в Альхесирасе царское правительство обязалось принять сторону Франции.

Точно так же и британская политическая верхушка сочла за лучшее переориентироваться на сближение с русскими, между Лондоном и Петербургом стали завязываться переговоры по поводу разграничения сфер влияния в Иране, Афганистане, Тибете. А министр иностранных дел Грей лично убеждал британских русофобов, что «Антанта между Россией, Францией и нами будет абсолютно безопасна. Если же возникнет необходимость осадить Германию, это можно будет сделать». На французов с англичанами ориентировались и российские либералы, видели в них непререкаемый авторитет для подражания, воспринимали западные мнения, как высшие истины. И европейские политические круги начали приструнять распоясавшихся русских «западников» — пусть немножко угомонятся, всему свое время.

Дружественную позицию по отношению к Петербургу сочло нужным занять и правительство США. С одной стороны, из солидарности с европейской Антантой, с другой — видя в России противовес против усилившейся и осмелевшей Японии. И даже непримиримые враги нашей страны, вроде Шиффа, вынуждены были приостановить антироссийскую деятельность. Банкирам не стоит открыто идти наперекор собственному правительству, ведь их бизнес разными сложными путями слишком тесно переплетен с политикой.

И… финансовые потоки, питавшие революцию, вдруг оборвались. «Вентили» перекрылись. Сразу же нарушилась и координация. Покатился разнобой. Одни организации переориентировались, вырабатывали новую тактику. И ругались, спорили о различных тактиках внутри партий, схлестывались со вчерашними союзниками по «единому фронту». В столь масштабном деле, как революция, вовлекшем в себя многие тысячи людей, неизбежна и значительная инерция — «заказ» в принципе больше не нужен, но уже начал выполняться… В значительной мере этими факторами и объяснялась противоречивая картина декабря 1905 года. Когда одни руководители поднимали восстания, другие устраивали стачки железнодорожников, а третьи в это же время ехали совещаться на конференции.

Тем не менее, полного «отбоя» революции не произошло. Несмотря на официальную позицию Англии, Франции, США, умеренного крыла русских либералов, были силы, считавшие целесообразным продолжать начатое и ломать Россию дальше. И было принято решение… Нет, мы не знаем, кем и на каком уровне оно было принято. Это решение нигде не фигурировало, ни в одном историческом источнике не приводится. Но суть его очевидна из всей дальнейшей последовательности событий.

Решение — перейти на другие формы борьбы. Террористические. Так сказать, «партизанские». Действовать не открытыми массовыми выступлениями и восстаниями, которые легко подавляются, а исподтишка. Но тоже активно и массово, по всей стране. Пусть гремят взрывы, выстрелы, гибнут «слуги режима». И случайные жертвы тоже — это позволит создать атмосферу страха и паники. Нагнетать невыносимую обстановку, чтобы граждане тряслись и проклинали правительство. А тут и газетное «общественное мнение» жару поддаст. А в результате разъедать, расшатывать, разваливать государство. Но методы терроризма имели еще одно преимущество — они позволяли революционерам перейти на «самофинансирование». Добывать средства не извне, а внутри своей страны грабежами, «эксами», рэкетом состоятельных людей.

Однако можно заметить и то, что решение о переходе на новые методы, принималось все же не «внутри». А «вовне». Это отчетливо видно из того факта, что на террор переключились одновременно самые разнородные организации: эсеры, анархисты, социал-демократы, пэпээсовцы, литовские, польские, латвийские, эстонские, грузинские националисты. Причем известно, что различные партии по-прежнему координировали свои действия между собой.

И вот теперь давайте еще раз взглянем на декабрьскую поездку Свердлова в Финляндию. Ленина-то он не застал, на конференцию не попал. И что же, постоял у запертых дверей и пошел на вокзал покупать обратный билет? Нет. Кого-то он там повидал, с кем-то встречался. Финляндия традиционно была главным гнойником подрывной деятельности. Еще Александр I, принимая ее в состав Российской империи, благородно сохранил ее конституцию и самоуправление. Там действовали свои законы, свои власти, своя полиция. Которые всегда смотрели сквозь пальцы на обосновавшихся у них революционеров. Шведско-финская граница охранялась очень слабо, оставалась весьма прозрачной. Поэтому через Финляндию проникали в Россию все кому не лень, текла львиная доля контрабанды и нелегальщины. Здесь были гнезда эмиссаров, заведовавших связями с зарубежьем.

С кем же там встречался Свердлов? Доподлинно мы этого не знаем. Может быть, с кем-то из главных организаторов революции? С самим Рутенбергом? С Парвусом? Троцким? Или с руководителями более низкого ранга, вошедшими в тайный «боевой центр» при ЦК социал-демократической партии? Его возглавляли Моисей Лурье, Лазарь Шкляев, Эразм Кадомцев, Уринсон и Ярославский. Но в таком составе центр сформировался позже. Например, Кадомцев вошел в него уже в 1906 г., после ареста Свердлова.

Вероятнее всего, что Яков Михайлович общался с Ярославским. Он был старым знакомым Якова Михайловича, его бывшим начальником, хорошо знал его личные качества. В Таммерфорсе Ярославский присутствовал, являлся делегатом конференции. А впоследствии именно жена Ярославского, Клавдия Кирсанова ездила на Урал в качестве инспектора и связной «боевого центра».

Но как бы то ни было, с Ярославским или кем-то другим встречался в Финляндии Свердлов, ясно, что какие-то важные контакты имели место. Потому что в Екатеринбург Яков Михайлович вернулся уже с новыми инструкциями и в новом качестве. Его назначили руководителем «уральского куста» боевых организаций. И поручили создание террористических структур, которые охватили бы весь Урал.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.