Третий. «Английский декабрист». Дональд Маклин (1913–1983)

Третий. «Английский декабрист». Дональд Маклин (1913–1983)

Казалось, блистательная политическая карьера Дональду Дюарту Маклину была предопределена с детства. Его отец, шотландец, сэр Дональд Маклин-старший был членом парламента, лидером «независимых либералов», заместителем спикера палаты общин и министром образования — видным политическим деятелем, отличавшимся независимостью взглядов и высокими нравственными качествами. К тому же, в отличие от подавляющего большинства политиков, вопросы народного благосостояния беспокоили его не только на словах и на бумаге.

А вот к своим собственным детям он относился довольно-таки безразлично. Может быть, именно поэтому его сын рос достаточно необщительным и, что называется, ушедшим в себя ребенком, был не слишком любим сверстниками.

В такой ситуации сильную личность обычно спасает обратный вариант: показать, не что ты не нужен другим, а что другие тебе безразличны… Маклин надел на себя «маску» презрения и высокомерия и в этом образе пришел в Тринити-колледж Кембриджского университета, где в 1931 году поступил на отделение иностранных языков и литературы. За свой надменный вид он заработал от однокашников характеристику сноба, хотя на самом деле это было совершенно не так.

Недаром же он довольно скоро вошел в подпольную коммунистическую группу, одно время даже был ее секретарем, выступал на митингах, участвовал в антиправительственных демонстрациях рабочих.

Разумеется, свою политическую жизнь и новые увлечения юноша тщательно скрывал от высокопоставленного отца. Однако в 1932 году сэра Дональда, еще недавно занявшего министерский пост, не стало, и, значит, сыну его теперь во многом приходилось рассчитывать только на себя.

В числе ближайших друзей Маклина по университету был Гай Бёрджесс — постоянный собеседник в разговорах на политические темы, под влияние которого он попал и от которого, кстати, перенял нелюбовь и к капиталистическому мироустройству вообще, и к США как его символу…

Но если Бёрджесс, увлеченный коммунистической идеей, основательно запустил учебу, то Маклин занимался очень старательно. В перспективе он видел себя педагогом, мечтал о научной и преподавательской деятельности. Увы, в Англии — не сбылось. А вот в СССР мечта осуществилась. Но это я сильно забегаю вперед.

Кстати, Дональду не было чуждо чувство революционной романтики. Недаром говорят, и это доказано историей, что революции придумывают романтики, творят фанатики, а их результатами пользуются негодяи. Он говорил своим кембриджским друзьям, что мечтает обучать английскому языку русских детей. Свято веря в победу марксистско-ленинского мироустройства, Дональд считал, что «мировая революция завершится по-английски, и потому русские люди должны знать английский». Впрочем, мысль о необходимости изучения английского языка существует и сегодня, но подается она у нас под совсем иным соусом.

Легендарный Джордж Блейк, с которым Маклин познакомился и очень подружился уже в Советском Союзе, вспоминал о нем так:

— Начало и конец его жизни были отмечены жертвами. Первую жертву он принес, являясь студентом Кембриджа. Тогда он мечтал преподавать в этом университете. Но в 1930-е годы Дональд вступил в коммунистическую партию, вскоре был завербован советской внешней разведкой на работу в пользу СССР, по заданию которой он должен был постараться получить работу в английском Форин оффис. Ему не составило труда добиться этого, поскольку Маклин обладал блестящим умом и очень хорошими связями в английском высшем обществе.

Заметим, что Блейк назвал Маклина «одним из выдающихся разведчиков XX века». Кому-кому, а Георгию Ивановичу, некогда кадровому британскому разведчику, а ныне полковнику Службы внешней разведки России, отдавшему разведывательной службе всю свою жизнь, в этом вопросе верить просто необходимо.

Известно, что работать на советскую разведку Маклин начал в 1934 году, войдя в состав «Кембриджской пятерки». Существует несколько версий о том, кто именно привлек его к этой работе. По одной, это сделал Ким Филби, спросив своего друга, как, мол, он представляет свои занятия партийной работой в министерстве иностранных дел, куда якобы собирается после выпуска из Кембриджа. Подругой версии, вербовку осуществил Гай Бёрджесс. Есть третья версия, что это сделал один из соучеников Дональда по Три нити-колледжу, в «Кембриджскую группу» официально не входивший. Есть также предположение, что к работе с советской разведкой Маклина склонил все тот же Арнольд Дейч… Не внесу окончательной ясности, ибо и в архиве внешней разведки документов с подробностями этой вербовки не сохранилось. Конечно, было бы интересно узнать подробности в деталях, но важно иное: Дональд был привлечен к работе лондонской резидентуры и получил оперативный псевдоним «Уайз», а позднее был еще также «Стюартом», «Лириком» и «Гомером».

Как считал Джордж Блейк, «решение Маклина служить Советскому Союзу нельзя рассматривать иначе как на фоне великой экономической депрессии 1930-х годов и нарастающей угрозы нацизма, исходившей главным образом от гитлеровской Германии. Он принадлежал к высшему английскому обществу, и его ожидала блестящая карьера в государственных учреждениях Британской империи. Однако он, как и его товарищи по “Кембриджской пятерке”, глубоко переживал вопиющее экономическое и социальное неравенство, которое видел вокруг себя. Они были своего рода “английскими декабристами” и верили, что только учение Ленина и дисциплина Коминтерна смогут избавить Англию от этих бед, мобилизовать силы социализма на борьбу с нацистскими штурмовиками».

Кстати, одно из первых заданий, которое Дональду пришлось выполнять, это как раз выявлять профашистски настроенных лиц в правящих кругах и в высшем обществе — с ним Маклин справился тогда вполне успешно.

Изначально, как мы говорили, на службу в Форин оффис Дональд Маклин не собирался — он мечтал о научно-педагогической работе и в том же 1934 году закончил Кембридж с дипломом, который бы у нас назвали «красным». Однако представители резидентуры предложили ему избрать дипломатическую карьеру, в ходе которой он мог принести для разведки гораздо большую пользу. Это было объяснено и доказано Маклину, а потому, хотя такой вариант и не вызвал у него большого восторга, Дональд всерьез занялся подготовкой к экзаменам для зачисления в штат Форин оффис.

Конечно, экзамены он сдал блестяще, а когда принимающие заговорили о его недопустимых для правительственного чиновника «прокоммунистических» взглядах, Маклин преспокойно ответил, что это было «модное поветрие», от которого он сейчас уже отходит. Такой ответ посчитали очень достойным…

В октябре 1935 года Дональд Маклин, получивший дипломатический ранг третьего секретаря, был зачислен в Западный отдел МИД, курировавший такие страны, как Франция, Нидерланды, Бельгия и Испания, а также занимавшийся делами Лиги Наций, в состав которой тогда только что вступил Советский Союз. Объективно говоря, для Форин оффис он был весьма ценным приобретением — недаром же в «Белой книге» британского МИД, изданной в начале 1950-х годов, про Маклина говорилось: «Он оказался исключительно способным работником и получил ранг советника уже в 35 лет, то есть продвигался по службе очень быстро».

Как вскоре оказалось, Дональд имел доступ абсолютно ко всем поступающим в отдел документам. Можно согласиться, что в Форин оффис царило тогда удивительное благодушие. В спецслужбах, например, каждый сотрудник работает только с теми бумагами, которые поручены именно ему, и не имеет права заглядывать в дела своего товарища. А тут секретные мидовские документы можно даже было выносить за пределы ведомства и, соответственно, фотографировать.

К тому же дипломатические чиновники имели возможность знакомиться с материалами соседних, так сказать, подразделений, в результате чего уже в январе 1936 года в Москву было передано полученное от Маклина сообщение о секретных переговорах английского правительства с Гитлером о подготовке заключения «воздушного пакта» и о взаимообмене данными между Великобританией и Германией о состоянии своих военно-воздушных сил. Эта информация была представлена лично Иосифу Виссарионовичу Сталину и получила его высокую оценку. Отметим, что до начала «битвы за Англию» — воздушной борьбы между гитлеровскими люфтваффе и королевскими ВВС над Британскими островами — оставалось три с половиной года.

А в Северном отделе министерства, в ведении которого находился Советский Союз, трудился студенческий друг Дональда по фамилии Лебуше. Он охотно знакомил старого приятеля со всеми наиболее интересными материалами — тем более что это не возбранялось.

Так что в скором времени Маклин начал регулярно и интенсивно передавать в резидентуру пачки секретных мидовских документов, которые советские оперативные работники переснимали той же ночью и затем отсылали в Москву, наутро возвращая источнику оригиналы. Для срочной пересъемки особо важных материалов Дональду был передан специальный фотоаппарат.

Учитывая количество и ценность получаемых от Маклина материалов, а также для обеспечения его личной безопасности нелегальный резидент ИНО ГУГБ НКВД в Лондоне Теодор Малли даже потребовал выделить для их передачи «самостоятельную линию» связи. Что и было сделано, хотя не так уж скоро.

Вопрос безопасности был поднят не случайно: после разоблачения спецслужбами нескольких иностранных агентов в Форин оффис контрразведывательный режим здесь был все-таки усилен. Позволю себе маленькое отступление. Уже во время Второй мировой была арестована некая секретарша Эйрес, долгие годы трудившаяся в Форин оффис и все это время регулярно выносившая оттуда секретные материалы. Она передавала их своему любовнику Мэйку — корреспонденту издания «Пипл». Куда отправлялись все эти секреты — непонятно. За небрежность парочка получила по два года тюрьмы. До сих пор остается загадкой, на кого же все-таки работали или не работали опытная сотрудница Форин оффис и ее дружок. Или «контролер», быть может, заманивший ее в «медовую ловушку».

В вопросах обеспечения безопасности англичане на месте не стояли. Так, о чем стало известно по сообщениям Маклина, контрразведке удалось «расколоть» шифр Коминтерна, что позволило читать многие его телеграммы. Специалисты МИ-5 пытались дешифровывать не только немецкие, но даже и американские дипломатические шифротелеграммы. Упорно старались они подобраться к советским шифрам. Причем, как информировал агент, делалось это достаточно оригинально: в британском парламенте поднимался какой-либо вопрос, касавшийся СССР, делался соответствующий запрос в правительство, откуда, разумеется, следовал ответ. Так как шифропереписка велась по открытым каналам, то все телеграммы из советского посольства перехватывались соответствующей службой — и британские дешифровщики упорно старались понять, какая же из шифровок является сообщением по данному вопросу… Остроумно, оригинально, но, как оказалось, неэффективно: советские шифры им разгадать — тогда — не удалось. Относительно же ставших доступными для противника шифров Коминтерна в Москве были приняты соответствующие решения.

Информация от Дональда поступала самая разнообразная. Так, Маклин первым сообщил о том, что 14 декабря 1936 года в Средиземном море франкистскими мятежниками был потоплен направлявшийся в Испанию советский пароход «Комсомол». Благодаря сообщению Дональда был вычислен английский агент, обосновавшийся в Наркомате внешней торговли СССР, — он был разоблачен и арестован советской контрразведкой.

Однако и британская контрразведка наносила чувствительные удары: в середине 1937 года был арестован один из сотрудников МИД, в прошлом являвшийся коммунистом. После этого связь с Маклином и другими членами «Кембриджской пятерки» на время даже была прекращена. Впрочем, ничего плохого более не произошло, а судя по тем документам, что проходили через руки Маклина, стало ясно, что его положение в Форин оффис остается прочным. Связь возобновилась, и поступавших от Дональда материалов вновь было так много, что для их обработки потребовался специальный сотрудник резидентуры.

Весной 1938 года Центр реализовал предложение о «самостоятельной линии» связи для «Уайза». Для помощи Маклину в нелегальную резидентуру в Лондоне прибыла Китти Харрис — она же «Джипси», она же «Норма». Правда, сам автор такого предложения Теодор Малли к этому времени был отозван из Европы, а то и вообще арестован — точная дата этого трагического события, равно как и то, когда погиб легендарный разведчик, неизвестна.

О том, что связь теперь следует поддерживать через «Джипси», резидент советской разведки сообщил каждому из членов «Кембриджской пятерки».

Китти родилась в Лондоне в 1899 году, но корни ее уходили в Россию, где в городе Белостоке, на территории царства Польского, с незапамятных времен проживали ее предки… В конце XIX века это бедное еврейское семейство в поисках лучшей доли переселилось в Англию, но там ему оказалось ненамного лучше. А потому в 1908 году родители Китти отправились за океан, в Канаду, где в Виннипеге старик Харрис открыл маленькую сапожную мастерскую. С тринадцати лет Китти пришлось работать на табачной фабрике. Именно там друзья и прозвали эту миловидную черноволосую девочку английским словом «Джипси» — то есть «Цыганочка», что стало впоследствии ее оперативным псевдонимом. В 20 лет она вступила в коммунистическую партию Канады, а вскоре, это был 1923 год, семья Харрисов перебралась в американский Чикаго, и Китти перешла в компартию США. Затем она вышла замуж за будущего секретаря национального комитета партии Эрла Браудера, увлеклась партийной работой, ездила по всей Америке.

Потом, по заданию Коминтерна, отправилась вместе с мужем в Шанхай, проехала через объятый гражданской войной Китай, побывала в СССР, вернулась в Штаты, развелась с мужем, устроилась на работу в советскую внешнеторговую организацию «Амторг», ас 1931 года связала свою жизнь с советской внешней разведкой. Ей было предложено переехать в Европу и выполнять обязанности связника и специального курьера. Тогда-то прозвище «Джипси» и стало ее псевдонимом — впрочем, первым из более чем двадцати остальных.

В 1935 году Китти вновь побывала в Советском Союзе, где прошла обучение на разведывательных курсах — главными предметами для нее были фотодело и радиосвязь. Изучала она и русский, в дополнение к тем языкам, которыми владела раньше. Так что «за кордон» она вернулась квалифицированным сотрудником внешней разведки. Но мы не будем касаться приключений Китти Харрис в Европе, вспоминать, сколько стран она объехала, так как об этом придется очень долго рассказывать, потому что в общей сложности ей пришлось работать с двадцатью четырьмя особо ценными источниками.

Весной 1938 года Китти Харрис прибыла в Лондон. Здесь, в центре города, в приличном районе, она сняла квартиру «среднего уровня» — разумеется, со всеми удобствами, вполне подходящую к имиджу одинокой молодой женщины, имеющей определенные средства, позволяющие не только содержать такое жилье, но и периодически выезжать в Европу, удовлетворяя свою страсть к путешествиям. Подобный имидж, тщательно проработанный, не вызывал ни подозрений соседей, ни интереса полиции. Периодически в гости к «Джипси» заходили «симпатичные, добропорядочные молодые мужчины» — в общем-то, одни и те же, которые вели себя прилично и уходили не поздно, так что ни в чем предосудительном свою новую соседку никто обвинить бы не смог.

Чаще других в гостях у Китти Харрис бывал Дональд Маклин — молодой, но весьма солидный мужчина, очень аккуратный, не расстававшийся с большим кожаным портфелем. Единственный из всех, он мог иногда покинуть квартиру одинокой женщины и рано утром. Понятно — дело, как говорится, молодое.

Знали бы соседи, чем занимается эта парочка под покровом ночи! Приходя, Дональд каждый раз приносил с собой в объемистом портфеле «позаимствованные» в МИД секретные материалы, так что они с Китти проводили ночи за их перефотографированием для последующей передачи в Москву. Поутру несколько утомленный Дональд покидал гостеприимную квартирку, направляясь в Форин оффис, чтобы пораньше возвратить все бумаги на место, а Китти, как и тысячи других лондонских жительниц, отправлялась по магазинам. Однако чтобы сделать покупки, молодая женщина немало колесила по городу. Затем, убедившись, что слежки за ней нет, конспиративно встречалась с резидентом, передавая ему кассеты с отснятой пленкой.

Но бывали случаи, что даже при той благодушной безалаберности, что царила в стенах Форин оффис, Маклину не удавалось вынести нужные ему секретные документы из стен министерства — мало ли, какие причины мешали. Тогда Дональд прочитывал нужный документ у себя в кабинете, запоминал основные его положения, а вечером, приходя к Китти, надиктовывал «Джипси» его содержание, а она тщательно записывала всё услышанное. Утром советский резидент получал достаточно точный рукописный вариант документа: у Маклина была превосходная память.

Жизнь, однако, внесла в происходящее свои коррективы: играя роль влюбленных и проводя ночи под одной крышей, молодые люди, несмотря на немалую разницу в возрасте, увлеклись этой ролью и друг другом. Подобное случается даже в разведке. Таким образом «оперативная легенда» превратилась в романтическую быль.

Вскоре об этой «были» узнали и в Центре — но не потому, что мог «стукнуть» кто-либо из резидентуры или «пятерки». Молодые люди сами умудрились, что называется, «накосячить»: по какой-то надобности Дональд Маклин собственноручно написал в Центр письмо, Китти Харрис его переслала, а когда в Москве его открыли и прочитали, там это вызвало шок! Нет, по содержанию письма всё было нормально, но текст оказался подписан словом «Лирик» — оперативным псевдонимом агента, который он не мог и не должен был знать!

Естественно, в лондонскую резидентуру была отослана телеграмма с требованием срочно во всем разобраться. Конечно же все вопросы были к Китти — и она призналась, что влюблена, что роман у них с Дональдом в полном разгаре и что когда как-то раз Маклин спросил у нее про присвоенный ему оперативный псевдоним, она назвала и его псевдоним, и заодно свой тоже. Это был грандиозный «прокол», но я, уважаемый читатель, никого осуждать не вправе, у каждого своя жизнь. Бывает ли так, что двое, служащие одному делу и одной идеологии, сближаются даже ближе, чем это позволяют служебные отношения? Точно отвечу — бывает, и довольно часто. Иногда это помогает. Случается, что возникшая ссора разрушает роман. Изредка обиженная сторона жалуется на разрыв не папе с мамой или друзьям-подругам, а местной контрразведке. Чаще всего грешит этим слабый пол. Кстати, именно поэтому несгибаемый конспиратор Ким Филби предпочитал держать своих подруг подальше от служебных дел. А Маклин — нет.

Обычно руководство всех разведок мира смотрит на романы своих верных работников сквозь пальцы. Никто и никогда не говорил, что разведка обрекает на монашеский образ жизни. Примерно так же на произошедшее отреагировало руководство советской внешней разведки. Когда о любовной связи Дональда и Китти доложили «на самый верх», начальство сказало просто: «И слава богу — нашему делу это никак не повредит!»

Не будем объяснять, что такой роман помогал обоим избегать ненужных контактов «на стороне» — кто знает, что могло произойти, если бы влюбленную женщину «пробило на откровенность» с посторонним человеком, а то и «подставленным» ей сотрудником контрразведки противника… Такое, как известно, тоже бывало, и далеко не раз. Поэтому Дональду Маклину и Китти Харрис сменили оперативные псевдонимы — и всё осталось, как есть.

Даже более того: вскоре молодые люди вместе переехали к новому месту дипломатической службы Дональда.

Согласно практике британского МИД, его сотрудникам не дают особенно засиживаться на берегах Темзы. Поэтому еще в 1937 году, через полтора года после своего зачисления в штаты Форин оффис, Маклин предупреждал Арнольда Дейча, что вскоре ему предстоит переезд в одно из посольств Великобритании за рубежом. Делать было нечего, следовало искать замену ценному агенту на месте и готовить его самого к работе в новых условиях.

Прошел год, и осенью 1938-го Маклин получил назначение в британское посольство в Париже — уже в ранге второго секретаря. Известно, что повышение и назначение «в центр мира», как часто называют Париж, Дональду очень польстило и он, есть тому свидетельства, «сиял от восторга».

«Дональд Маклин, прослужив в Форин оффис два года, зарекомендовал себя как прекрасный работник, — было написано в сопровождающем его рекомендательном письме, адресованном послу во Франции. — Это обаятельный, умный и рафинированный человек».

Но так думали далеко не все коллеги Дональда по МИД. Всеобщим любимцем, как тот же Гай Бёрджесс, Маклин так никогда и не стал. Впрочем, он и не стремился к этому.

«Джипси» — продолжу называть Харрис этим именем — очень переживала, что ей за ее провинность придется остаться в Лондоне. К счастью, в Центре учли все обстоятельства. От Маклина поступал поток важнейшей информации, и не стоило терять время на организацию новой линии связи, а взаимодействие его с «Джипси» было отработано. И, пожалуй, главное, что понимало руководство, — не стоит травмировать молодых людей, насильно их разводя. Подобное насилие могло привести к очень нежелательным последствиям…

Так что 28 сентября 1938 года Дональд и Китти выехали во Францию. Как раз в это время происходило событие, фактически открывшее путь гитлеровской агрессии в Европе и спровоцировавшее начало новой мировой войны. 29 и 30 сентября 1938-го в немецком Мюнхене было подписано соглашение между премьер-министром Великобритании Чемберленом, премьер-министром Франции Даладье, немецким фюрером Гитлером и итальянским дуче Муссолини. В результате печально знаменитого «мюнхенского сговора» Чехословакия была отдана на растерзание Германии, союзной с ней Венгрии, а также — Польше, еще и не догадывавшейся о своей грядущей трагической судьбе.

Подробности заключения этого предательского акта очень интересовали Москву, где понимали, что войну, которая постепенно приближается к границам СССР, можно остановить только соединенными усилиями всей Европы — но этих усилий не было и в помине. Именно «мюнхенский сговор» привел впоследствии к заключению пресловутого пакта Молотова — Риббентропа, которым так попрекают Советский Союз. Никак и никого не оправдывая, все же напишу, что нам легко судить и осуждать заключивших пакт, зная, к чему привело и чем закончилось это соглашение. Тогда же, в конце 1930-х, всё было совершенно непонятно и от источников в Европе требовалась информация, информация и информация.

Маклин, работая в Париже, передавал в Центр не только материалы своего посольства, но и многие другие интересующие Москву документы: Форин оффис рассылал по своим представительствам за рубежом копии докладов британских послов в других странах. В частности, много внимания Дональд уделял событиям гражданской войны в Испании, которая в то время уже подходила к концу.

Маклину приходилось запоминать основные положения прочитанных им документов и, приходя к «Джипси», которая снимала номер в парижской гостинице, подробно пересказывать их содержание. Заниматься в гостиничном номере пересъемкой материалов, для чего требовалось соответствующее оборудование, в том числе и подсветка, было невозможно. Техника была бы замечена первой же горничной, зашедшей для уборки номера, — и наличие подобной аппаратуры несомненно вызвало бы интерес полиции. Фотографировать телеграммы и прочие бумаги в самом посольстве также представлялось затруднительным — здесь все были на виду.

Нет смысла объяснять, что между документом и его пересказом, пусть даже и самым точным, есть существенная разница. Так, когда в июле 1939 года от Маклина поступила важная информация по Финляндии, — обстановка на Карельском перешейке обострялась, дипломатические переговоры результатов не давали и война казалась уже неизбежной, — Центр высоко ее оценил, однако выразил настоятельный интерес к конкретному документу. Но самого документа в распоряжении Маклина не было.

Стало ясно, что необходимо возрождать лондонскую «фотостудию», для чего «Джипси» сняла в Париже квартиру, куда и перевезла все свои фотопринадлежности. В Москву вновь стали передаваться фотокопии документов.

Один из связников Маклина Юрий Модин вспоминал: «Дональд полюбил Париж. Он быстро вошел в артистическую богемную атмосферу французской столицы, встречался с художниками, писателями, богатыми американцами, студентами».

А вот Китти Харрис, которая теперь именовалась оперативным псевдонимом «Ада», тогда же сообщала в Центр совсем иное: «Когда он был в Лондоне, он мог поступать так, как ему хотелось. Он имел своих друзей, имел возможность много читать. Иначе обстоит дело в Париже. Он должен вести совершенно иную общественную жизнь. Он должен посещать обеды и вечера. Вся жизнь сконцентрирована вокруг консульского круга. Он ненавидит эту атмосферу, но в то же время должен работать здесь…»

Сложно сказать, чей рассказ достовернее. Не исключается и то, что личные взаимоотношения начинали мешать делу — Маклин постепенно устал от, простите за дурной каламбур, связи со своей связной, поэтому, возможно, старался проводить время вне ее общества, а ей объяснял, что он вынужден так поступать, хотя всё здесь происходящее ему очень не нравится.

В конце лета 1939 года, когда «Джипси» возвратилась в Париж из отпуска, проведенного на средиземноморском побережье Франции, вдруг оказалось, что связь парижской резидентуры с ней и Маклином утрачена. Причиной тому были очередные события, произошедшие в Москве. 25 ноября 1938 года Наркомат внутренних дел возглавил Лаврентий Павлович Берия, после чего начался процесс «очищения» центрального аппарата от «выдвиженцев», как их тогда называли, «железного сталинского наркома» — а так еще недавно именовали Николая Ивановича Ежова… Происходящее не могло не затронуть и внешнюю разведку: пошла очередная волна репрессий против ее сотрудников, и разведчики из парижской резидентуры, поддерживавшие оперативный контакт с «Адой» и «Стюартом», в числе многих были отозваны в Центр.

В то время разведка именовалась 5-м отделом ГУ ГБ НКВД. Его начальник Владимир Георгиевич Деканозов, один из немногих разведчиков, которым Сталин доверял безмерно, стал заместителем нового наркома. С мая 1939 года отдел возглавил очень толковый Павел Михайлович Фитин. Однако, как видно, до «работающих в поле» нелегалов руки у Центра просто еще не дошли. А как это было необходимо в тот момент! 1 сентября 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу, с чего и началась Вторая мировая война.

Оценив обстановку, Китти Харрис сделала то, чего она ни в коем случае не должна была делать: пришла в советское посольство и встретилась с новыми сотрудниками резидентуры. Связь была восстановлена.

Поход в посольство остался без последствий, зато совсем с другой стороны для «Джипси» возникла реальная опасность — и не одна. Сначала в Центр пришло сообщение из Вашингтона, что бывший член бюро компартии США Гитлоу, давая показания в комиссии конгресса США по расследованию антиамериканской деятельности, назвал имя Китти Харрис как агента Коминтерна, которая затем, очевидно, стала работать на советскую разведку. Но более конкретные данные на «Джипси» дал Вальтер Кривицкий, бежавший в Соединенные Штаты нелегальный резидент советской разведки в Западной Европе. Возникла серьезная угроза безопасности не только связной, но и, разумеется, самого Дональда Маклина.

Однако от Маклина поступала ценнейшая информация, имевшая исключительно важное значение в связи с началом войны в Европе. И Центр пошел на риск, приняв решение не прекращать работы с разведчиками и не выводить Китти из-под возможного удара. По счастью, этот риск себя оправдал, «Джипси» продолжала регулярно передавать информацию в Москву.

Но тут пришла другая беда: потерпели крах личные отношения Дональда и Китти. Как оказалось, Дональд повстречал в Париже богатую американскую студентку Сорбонны Мелинду Мерлинг и полюбил ее.

Сложно сказать, насколько «Джипси» была права, но в январе 1940 года она срочно вызвала на встречу парижского куратора Маклина, известного под оперативным псевдонимом «Форд», и сообщила, что Дональд увлекся «посторонней женщиной». Дальнейшее разные источники трактуют по-разному. Известно, что, решив связать с Мелиндой свою жизнь, честняга Маклин рассказал своей избраннице о своем членстве в компартии и связи с советской разведкой, чтобы не подставить ее под неожиданный удар в дальнейшем. Но вот когда это произошло — вопрос. В одних источниках утверждается, что Китти в первом же разговоре сообщала об этом куратору, в других — что Маклин пошел на откровение с невестой лишь за несколько дней до свадьбы.

В общем, «служебный роман» завершился. Китти Харрис очень переживала любовную разлуку, но продолжала выполнять обязанности связной.

10 мая 1940 года Германия напала на Францию. Война продолжалась очень недолго — через месяц французское правительство покинуло Париж, а французская армия сложила оружие. Китти и Дональд встретились в последний раз, когда гитлеровцы были всего в нескольких десятках километров от Парижа. Маклин сообщил, что эвакуируется вместе с британским посольством, так что работа прекращается.

За два дня до падения французской столицы Дональд Маклин и Мелинда Мерлинг зарегистрировали свой брак. Следует отметить: когда возникла реальная угроза Парижу, английское посольство охватила паника — многие дипломаты думали только о том, как бы поскорее вернуться на свой остров, пока казавшийся таким безопасным. Однако Маклин и еще несколько сотрудников не потеряли самообладания: они составили план эвакуации посольства, уничтожили б?льшую часть документов, вывезли наиболее важные дела. Дональд с молодой женой последними покинули опустевшее здание, на автомобиле добрались до побережья и на торпедном катере возвратились в Англию. Отвага и самообладание Маклина были отмечены руководством Форин оффис.

Не осталась в оккупированном Париже и «Джипси» — она была переправлена сотрудниками резидентуры в Бордо, а 19 июля, через Берлин, выехала в Советский Союз. 22 июня 1941 года «Цыганочка» встретила в Москве, а 1 октября выехала из советской столицы скорым поездом «Москва — Владивосток». Целью ее были США, с последующим переездом в одну из стран Латинской Америки. На этом, читатель, мы и простимся с Китти Харрис…

Но на прощание уточню, что материалы, которые накануне Второй мировой войны Маклин передал советской внешней разведке — главным образом через «Цыганочку», составили в архиве около сорока коробок, каждая из которых содержала примерно 300–350 страниц секретной документации. Таким образом, в Москву было отправлено свыше двенадцати тысяч страниц!

По возвращении на родину Маклин был прикомандирован к главному управлению министерства иностранных дел все в том же ранге второго секретаря. На этом посту он получил доступ к документам, которые имели отношение к Адмиралтейству, военному ведомству и министерству снабжения. В Лондоне оставаться из-за бомбежек было опасно, и молодая жена Мелинда на время уехала к родителям в Штаты.

В декабре 1940 года из Лондона, который уже ежедневно подвергался налетам нацистской авиации, Дональд Маклин писал в Москву, в Центр:

«Эта работа для меня так же важна, как для вас, если не важнее, потому что это моя жизнь, я только для этого и живу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить ее безопасность. Я не могу сказать, что люблю эту работу, но я признаюсь, что для меня она представляет наилучший способ участвовать в нашей великой борьбе. Я имею твердое намерение устоять, пока меня не отзовут с этого поста».

Скорее всего, это было его завещание — на тот трагический случай, о котором совсем не хотелось думать, но не думать в тех условиях было нельзя.

В конце этого года или в начале 1941-го Маклин передал в Москву мобилизационные планы Германии и Италии, сведения о производственных мощностях немецких военных заводов. Эти документы гораздо точнее любых политических деклараций свидетельствовали об агрессивных планах так называемых «стран Оси». В первой половине 1941 года он же переслал советской разведке еще ряд документов, свидетельствовавших о неизбежности нападения гитлеровской Германии на СССР — в том числе оперативные планы по разгрому вермахтом войск Красной армии. В то время он получил доступ к материалам, исходящим из военного бюро Кабинета министров, координировавшего вопросы ведения войны. К тому же к Маклину по роду его деятельности поступали документы из Генерального штаба, переписка Форин оффис с его заграничными представительствами и министерствами иностранных дел и правительствами других государств. Особый интерес представляла переписка с Вашингтоном и с разного рода «правительствами в изгнании». Благодаря работе британского дипломата советская разведка имела возможность знакомиться с перепиской Черчилля с Рузвельтом и другими главами государств и правительств, с перепиской министра иностранных дел Идена с английскими послами.

Кстати, материалы, полученные от Маклина, впоследствии помогли советскому руководству выработать свою стратегию по отношению к Франции, заложили основу будущих советско-французских отношений. Английские правящие круги поначалу достаточно отрицательно относились к сформированному в Алжире Французскому комитету национального освобождения, который возглавил генерал де Голль. Советский Союз первым признал этот комитет, и не случайно, что президент Французской Республики Шарль де Голль стал потом большим другом СССР.

Не пересказывая всего сделанного Дональдом Маклином за время Великой Отечественной войны, можно уточнить, что с 1941 по 1945 год от него было получено Центром 4593 документа…

Дональд Маклин отлично сработал и по атомной проблематике.

Именно он сообщил, что центр по разработке и производству атомной бомбы переносится из объятой войной Европы на территорию Соединенных Штатов Америки. На основании его конкретной информации руководством советской разведки было принято решение об активизации разведывательной работы на территории США в этом направлении. Соответствующие решения по разработке ядерного оружия были приняты и советским правительством.

Так потом получилось, что все документы, касавшиеся политической подоплеки «атомного проекта», то есть взаимодействия Великобритании и США в этой области, проходили через Маклина. Не будучи ученым-ядерщиком, он не имел доступа к научной информации, в которой, очевидно, не слишком-то и разбирался, но над этим трудились совсем иные «наши люди».

Летом 1945 года Дональду пришлось вновь напрямую возвратиться к «атомному проекту» — теперь уже по заданию своего британского руководства. В то время он был первым секретарем английского посольства в Вашингтоне и работал в так называемом Комитете совместной политики. Маклину, как содиректору его секретариата, было дано сверхсекретное задание по координации деятельности двух организаций, занимавшихся созданием атомной бомбы: американского «Манхэттенского проекта» и английского «Тьюб Аллойз проекта».

Но даже у таких традиционных союзников, как Англия и США, сотрудничество в этой области в конце концов разладилось — впрочем, не только в ней. Вообще при президенте Трумэне американо-английские отношения стали прохладнее, а «атомная тема» оказалась фактически закрыта от еще недавно ближайшего союзника. Подобное решение многими в Англии было воспринято как национальное оскорбление, и отношение к США таких людей, как Маклин и Бёрджесс, стало еще более неприязненным. Хотя, как уже сказано, с весны 1944 года Дональд Маклин, получив повышение по службе, работал в английском посольстве в Вашингтоне.

^{Сообщение из Лондона. Май 1945 г.}

Соединенные Штаты тогда уверенно выходили на первые роли — в Европе, ослабленной войной, конкурентов у них не было. Когда советское руководство пыталось получить какие-то преференции для своей страны, вынесшей основную тяжесть войны и реально обеспечившей победу над врагом как в Европе, так и на Дальнем Востоке, администрация США фактически блокировала все его предложения. Если правительства европейских стран могли с ними согласиться или хотя бы их «проглотить», то президент Трумэн был непреклонен. Так случилось, в частности, когда Сталин пытался обеспечить России выход в Средиземное море: американцы тогда отвергли наши предложения, а СССР в ответ — требования стран Запада. Может быть, именно знание того, до каких политических рубежей можно идти, позволило не допустить начала новой войны.

По сообщениям Маклина, имевшего оперативный псевдоним «Гомер», было известно, что Трумэн претворял тогда в жизнь свою «доктрину сдерживания», имевшую целью «прекращение распространения коммунизма».

Информацию, получаемую от Дональда Маклина, подтверждал и работавший в то время в Вашингтоне Ким Филби. Но, как это нередко случается, слишком уж «взвешенная» и разумная позиция советской стороны породила предположение, что «русские что-то знают» — возникли подозрения об утечке информации на очень высоком уровне. В октябре 1947 года Дональд сообщил, что в США находятся несколько сотрудников британской контрразведки, работающих в контакте с агентами ФБР. Контрразведывательный режим в британском посольстве явно усилился. Более того: один из английских контрразведчиков доверительно рассказал Маклину, что американцы арестовали двух советских агентов и что ФБР имеет данные еще на нескольких таковых, однако улик на них пока недостаточно. «Гомер» даже просил на время прекратить с ним связь. Однако из-за того, что от него в тот момент поступала ценнейшая информация, Центр решил лишь увеличить меры предосторожности и проводить его встречи с оперативным работником резидентуры не чаще, чем раз в месяц.

Летом 1948 года Маклин был назначен советником посольства в Египте. Тогда ему было 35 лет, и он был первым английским дипломатом, достигшим в таком молодом возрасте столь высокого ранга. Однако, очевидно, на его здоровье ощутимо сказались огромные нервные перегрузки военных и последующих лет, обостренные еще и тяжелым климатом. Именно тогда в одном из писем Дональда вдруг прозвучала просьба: «Заберите меня в Москву!»

В 1950-м он возвратился в Англию, где возглавил американский отдел Форин оффис — и его работа с советской разведкой продолжалась. Но МИ-5 и ФБР также не прекращали своих поисков. В конце концов, в июне 1950 года американцам удалось частично расшифровать одну из телеграмм, еще в 1945 году посланную в Москву резидентурой в США, — стало ясно, что в ней сообщалось о секретных англо-американских переговорах. Контрразведка начала проверять всех, кто мог об этих переговорах знать, и в конце концов подозрение пало на двух человек, одним из которых был Дональд Маклин. За ним было установлено негласное наружное наблюдение…

Читатель уже знает, какую роль сыграл Ким Филби в деле спасения своего товарища. А вечером в пятницу 25 мая 1951 года Гай Бёрджесс зашел к Дональду и пригласил его заглянуть на часок в клуб, но только вместо клуба друзья прибыли в порт и уже через несколько минут стояли на палубе парохода, навсегда увозившего их с Туманного Альбиона. «Наружка» не сработала — видимо, подозрения в отношении высокопоставленного дипломатического чиновника также были туманны. Дальнейший путь Бёрджесса и Маклина пролегал через Францию, Швейцарию и Чехословакию — в Советский Союз. Уже в воскресенье 27 мая 1951 года они были в Москве.

Первое время, в целях обеспечения личной безопасности, разведчики были «спрятаны» в Куйбышеве, а в 1955 году переехали в Москву. Здесь Дональд Маклин выполнял обязанности консультанта советской внешней разведки, являлся сотрудником журнала «Международная жизнь», издававшегося Всесоюзным обществом «Знание».

Затем более двадцати лет он проработал старшим научным сотрудником в Институте мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР, защитил докторскую диссертацию по теме «Британская внешняя политика после Суэцкого кризиса» — кстати, в Англии она была издана в виде книги, стал авторитетным ученым-международником.

Маклин овладел русским языком, так что вскоре писал и говорил по-русски почти без ошибок. Он вступил в КПСС и активно участвовал в работе партийной организации института. Кроме того, Дональд был еще и членом ученого совета института, присутствовал при защите диссертаций и присуждении ученых степеней. В общем, он наконец-то пришел к тому, о чем мечтал в юности — к серьезному занятию наукой.

Заслуги его на этом поприще получили немало высоких оценок. В частности, Маклин был награжден не только орденом Красного Знамени, как и его товарищи по «Кембриджской пятерке», но и орденом Трудового Красного Знамени.

Как сказал Георгий Иванович Блейк, «он старался стать членом советского общества и помочь ему строить коммунизм».

Дипломат, разведчик и политик, Маклин не только видел и понимал ошибки тогдашнего советского руководства, но и надеялся помочь их исправить, обращаясь в различные властные инстанции. В частности, он решительно выступил против развертывания в Восточной Европе ракет СС-20, утверждая, что это приведет к еще большему росту международной напряженности и очередному витку гонки вооружений, которую и так уже не выдерживала наша страна. К сожалению, его доводы услышаны не были…

Читатель, очевидно, помнит слова Блейка о том, что «начало и конец жизни Маклина были отмечены жертвами», — и я возвращаюсь к этой прерванной теме.

— В конце жизни ему предстояло принести большую личную жертву, — говорил Георгий Иванович. — Через два года после его приезда в Советский Союз к нему приехали его жена Мелинда и трое их детей. Они так и не смогли освоиться в этой стране и не были здесь счастливы. Всю жизнь Дональд страдал от чувства вины за то, что вырвал жену и детей из привычной для них жизни. Когда в конце семидесятых годов его сыновья с их советскими женами выразили твердое желание эмигрировать в Англию или США, он счел своим долгом сделать все возможное, чтобы помочь им…

Впрочем, потом стало известно, что советское руководство отнюдь не стремилось опускать перед семьей Маклина «железный занавес» — разрешение на выезд было дано без особых проблем. Остался только он и продолжал трудиться на своей новой родине.

И снова вспоминает Джордж Блейк:

— У Дональда было много друзей и знакомых, сотрудники уважали и любили его… Он отказался от каких-либо привилегий, одевался и питался очень скромно. За все четырнадцать лет нашего знакомства он не выпил ни капли спиртного, хотя было время, в том числе после приезда в СССР, когда он сильно пил. «Вместо того чтобы стать алкоголиком, — говорил он о себе, — я стал работоголиком». И правда, Дональд все время писал обзоры, отчеты, статьи и книги или участвовал в конференциях и «круглых столах». Он воспитал целое поколение специалистов в области британской внутренней и внешней политики.

Дональд Маклин умер от рака 9 марта 1983 года. Гражданская панихида прошла в актовом зале института. По словам очевидца, это было «трогательное прощание с человеком, которого очень уважали и любили все, кто знал его даже не как знаменитого разведчика, а как доброго и справедливого товарища, настоящего английского джентльмена в лучшем смысле этого слова». Выступали академики и доктора наук, говорившие о Дональде как о замечательном ученом, выступали руководители внешней разведки, оценившие его вклад в разгром фашизма и обеспечение безопасности на планете, выступали его друзья, вспоминавшие очень душевного, замечательного человека…

В соответствии с завещанием Маклина тело его было кремировано, а урну с прахом его сын Фергюс, опоздавший на похороны, отвез в Великобританию, чтобы похоронить в фамильном склепе в Лондоне.

В библиотеке Института мировой экономики и международных отношений, среди портретов знаменитых ученых, здесь работавших, висит и портрет Маклина. Долгие годы возле него стояли живые цветы, которые приносили люди, знавшие и любившие Дональда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.