ИНТЕРЕСНИЧАНЬЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ИНТЕРЕСНИЧАНЬЕ

Интересничанье — этим, собственно, и была вся ее великая жизнь. И приемы были очень грубые, но что поделаешь, слаб человек, вот видят красивую женщину (очень красивую, согласимся с ней) — ну пусть будет и интересной, раз она этого хочет.

1907 год. Анна Горенко в письме шурину:

«Я ничего не пишу и никогда писать не буду. Я убила свою душу».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 26

Ей восемнадцать лет, и такую надрывную строчку ей можно было бы легко простить, если бы в семьдесят лет она не писала бы про себя «это существо», «страшная жизнь», «бурбонский профиль», «очень стройна».

1910 г.

Записка А.А. — В. Срезневской.

«Сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не бывает. Смерти хочу. Валя моя, если бы я умела плакать».

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 34

В 22 года, конечно, еще бывают отголоски юношеских депрессий. Записывать эти выкрики — дело темперамента и вкуса. В ее случае — литературного вкуса. В 22 года Толстой начал писать «Детство».

За границу не поеду, что там делать! А дней через 10 буду опять в Слепневе. Если даст Бог, помру, если нет — вернусь в Петербург. Лето у меня вышло тревожное: мечусь по разным городам, и везде страшно пусто и невыносимо. Мне сказали, что издание «Четок» придется повторить.

Письмо А.А. — М. Л. Лозинскому из Киева

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 74

Придется повторить… Какая страшная пустота и невыносимость…

Но она невыносима в своем позерстве, и если сегодня она не кривлялась, то это вероятно, оттого, что я не даю ей для этого достаточного повода.

Николаи ПУНИН. Дневники. Стр. 78

Может быть, Вы знаете, что я ПОСЛЕДНЯЯ ХЕРСОНИДКА, т. е. выросла у стен древнего Херсонеса (т. е. с 7 до 13 лет проводила там каждое лето).

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 211

Себя также она называет «чингизидкой» — но это отдельная тема.

Пишет мужу только что умершей сестры Инны о своих усадебных страстях. Ей семнадцать лет, но тон и вкус не изменятся и через шестьдесят лет.

Перед своими домашними я читала это письмо «с выражением», попробуйте и вы — получается очень смешно (речь идет о нелюбимом Николае Гумилеве). Важно удерживать «дворянскую» интонацию.

«Как вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas. Уважать отца я не могу, никогда его не любила, с какой же стати буду его слушаться. Я стала зла, капризна, невыносима. О, Сережа… Если я буду жить в будущем году в Петербурге, вы будете у меня бывать, да? Не оставляйте меня, я себя ненавижу, презираю. Скорее бы кончить гимназию. Здесь душно! Я сплю 4 часа в сутки вот уже 5-й месяц».

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 323

«Я увидела страшной северную Францию из окон вагона. И я подумала: «Такое небо должно быть над генеральным сражением» (день, конечно, оказался годовщиной Ватерлоо, о чем мне сказали в Париже)».

Аманда ХЕЙТ. Aннa Ахматова. Стр. 350

Слово «страшный» — ключевое. Так она пишет, став постарше — это шестидесятые годы.

«Это Вам почему-то пришло в голову показать мне сквозь беспощадное солнечное сияние страшный фон моей жизни и моих стихов».

Аманда ХЕЙТ. Aннa Ахматова. Стр. 247

Зимой 1915—16 гг. приезжал В. Иванов в Петербург. На собрании Ревнителей художественного слова в «Аполлоне» встретился с Николаем Степановичем и с АА. АА была в трауре. А Вячеслав Иванов, решив, по-видимому, что АА так оделась из «манерности», спросил ее, почему у нее такое платье? АА ответила: «Я в трауре. У меня умер отец…» В. Иванов сконфужен был и отошел в сторону.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 52

Хорошо она его отбрила, можно запомнить на лет 10–12. А почему он, кстати, подозревал ее в манерности?

«Как легко и свободно я сказала трем парням, которые приехали ко мне за стихами: «Все равно не напечатаете». Вот это жизнь, достойная порядочного человека! А теперь… Тогда я дала им совсем новый «Летний сонет» и еще что-то. Значит, скоро 10 лет, как я снова печатаюсь. Ну и путы же это…»

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 245

Она метит все географические и топографические объекты, которые имели несчастье попасться ей на жизненном пути — несчастье, потому что метку получали несуразную: бессмысленную, ни метафорически, ни метафизически не связанную с объектом. Принцип один — чтобы было сказано красиво. «Все места, где я жила, уничтожены» — не уничтожено ни одно; «Все дощато, гнуто» — на месте каменных карьеров; полуграмотное описание Венеции, парижской зимы — и т. д. до бесконечности. Все, что она ни говорит о жизни и местах этой жизни, — сказано для того, чтобы сказать красиво.

Черное море любит больше Средиземного (Ривьера).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 230

В Италии была 20 дней. Средиземное море видела неделю — в Генуе.

АА подарила мне свою фотографию и надписала: «Non dolet, 9 февраля 1926» (Не больно).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 36

Интересничанье уже совсем перешло в пошлость. Ну не больно, так и не больно. Надписывает так свою фотографию — «Не больно», а ведь 38 лет уже. Она ничем не отличается от себя шестнадцатилетней и ничем — от семидесятилетней.

1914 год.

Я стояла на эстраде и с кем-то разговаривала. Несколько человек из залы стали просить меня почитать стихи. Не меняя позы, я что-то прочла. Подошел Осип: «Как вы стояли, как читали», и еще что-то про шаль.

Анна Ахматова.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 67

Ну прямо как будто она стихотворения Мандельштама не знает. Или уже забыла, что там что-то про шаль тоже было… так все переплелось…

Несмотря на то что есть писаное посвящение, Ахматова боится что подумают, что это — поэтические фантазии Мандельштама. Что она в самом деле не была так равнодушна, не смотрела вполоборота и пр.

За границей Ахматову «носят на руках». Вот что известно с ее слов:

В номере отеля очень много цветов. Анна Андреевна говорит Ане: «Да вынеси ты хоть половину!»…

Владимир РЕЦЕПТЕР. «Это для тебя на всю жизнь…» Стр. 660

Зачем это надо записывать? Что цветов много — ну, может быть, и много, но не настолько же, чтобы прилюдно, изнемогая, требовать выносить?

Блок: «Ахматова пишет стихи так, как будто на нее смотрит мужчина, а надо писать так, как будто на поэта смотрит Бог».

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 80

К сожалению, дело обстоит еще хуже — Ахматова пишет даже не перед мужчиной, а перед женщиной. Другой женщиной — соседкой, женой знакомого, знакомой актрисой. Мирок сузился настолько, что ей даже не нужно удивлять, пленять, прельщать, а надо только уесть, щелкнуть по носу, вызвать зависть.

А.А. — Блоку.

6 или 7 января 1914 года.

«За стихи я вам глубоко и навсегда благодарна. Я им ужасно радуюсь, а это удается мне реже всего в жизни».

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 336

Ну прямо ужасно радуется. А это — радоваться, ну как можно — удается ей реже всего в жизни…

A propos:

АА разбирала книги в столовой на полу. Попалась книга Блока с его надписью: «А. А. Гумилевой» (1913).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 76

Не более того.

«Шилейко мне говорил: «От вас пахнет пивом». Я отвечала: «Я пила только шампанское». — «Тогда пейте пиво, и от вас будет пахнуть шампанским…»

Михаил АРДОВ. Возвращение на Ордынку. Стр. 47

Она точно так же интересничает, и в стихах, казалось бы, это намного заметнее, чем в жизни, но тут получается так: кто мог бы заметить — не читает Ахматову, а кто в восторге от «Мальчик сказал мне: “Как это больно”» — тому хоть кол на голове теши.

Но Ахматову интересуют не только «знаменитые современники». В разных местах ее книги фигурирует какой-то «мальчик».

Мальчик сказал мне: «как это больно»!

И мальчика очень жаль… — сообщает она наивным тоном институтки, и еще то, что этот мальчик «жадно и жарко» «гладит» ее холодные руки.

Д. ТАЛЬНИКОВ. Анна Ахматова. Четки. Стр. 108

А через страницу Ахматова уже хоронит «веселого мальчика» и просит прощения за то, что «принесла» ему смерть.

Я думала: томно-порочных

Нельзя, как невест, любить.

«Томно-порочная» — вот он, эффект этих демонических женщин. Своими именами они не желают называть вещи, им подавай плащи. «Томно-порочная». Одно время такая любовь была в самом ходу, как «модерн» у приказчиков от литературы, теперь это немного запоздало… Хотя, впрочем, как знать? «Томно-порочная» всегда ведь будет существовать.

Д. ТАЛЬНИКОВ. Анна Ахматова. Четки. Стр. 108–109

Это рецензия на самые ранние стихи, но такие голоса потонули в визгах «фельдшериц и учительниц», а потом, когда она обвешает малознакомого человека «венчальными свечами» и «ты не станешь мне милым мужем» — то в игру уже вступит до половины возведенное «Величие» и в такой исступленный геополитический роман будет полагаться безоговорочно верить — неприлично станет не верить. Рассерженных рецензентов не найдется.

На Западе нас не понимают.

Есть от чего взбеситься или оледенеть. Впрочем, она собирается в Оксфорд. У самой двери: «Я из Франции получила приглашение. Вот уж непонятно, зачем могла я понадобиться французам».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 270

Опять требования «Пролога» из ФРГ. Что за напасть!

Анна АХМАТОВА. Т. 6. Стр. 330

Это дневник за 1965 год. Больших хлопот ей немцы не доставили — но погневаться притворно — почему бы нет!

«Оксфордцы вздумали выдвинуть меня на Нобелевскую премию. Спросили, разрешаю ли я. А я находилась в припадке негативизма, которым страдаю с детства. Я ответила: «Поэт — это человек, которому ничего нельзя дать, и у которого ничего нельзя отнять».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 243

Оксфордцы вздумали, им взбрендилось…

Поэту, может, ничего и нельзя дать. Но поэт может потребовать. Анна Андреевна была очень требовательна.

5 октября 1961.

Утром мне позвонила Анна Андреевна: «Я сегодня веселенькая, меня отставили от Стокгольма».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 525

Немножко слишком нервно, а так — можно и поверить.

Я спросила, встала ли она рано или совсем не спала. — «Совсем не спала».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 73

Не надо и спрашивать.

«Как я была тогда уверена, что ни одна моя строка не будет никогда напечатана, как эта уверенность удобно и вольно жила в моем сознании, не причиняя мне ни малейшего огорчения… Вот это жизнь, достойная порядочного человека!»

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 51

ЭТО так, но она не была порядочным человеком.

«От огорчения, что «Вечер» появился, она (девочка) даже уехала в Италию, а сидя в трамвае, думала, глядя на соседей: «Какие они счастливые — у них не выходит книжка».

Анна Ахматова.

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 217

«Так хочется умереть!.. Когда подумаю об этом, такой веселой делаюсь!»

П. H. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 72

«Вы должны знать — ведь я говорила, что так будет! У меня ничего не болит, вы видите, я могу ходить, температура не повышается… Как будто все хорошо — а вместе с этим я так ясно чувствую, как смерть ложится сюда» и пальцами коснулась своих волос и лба.

П.H ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 109

Семестр, который она проучилась на юридическом факультете высших женских курсов в Киеве, дал ей знания по истории права, отзывавшиеся в ее беседах неожиданным заявлениям вроде «я как юрист утверждаю…»

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 171

«Я маму просила не делать три вещи: «Не говори, что мне 15 лет, что я лунатичка и что я пишу стихи»… Мама все-таки всегда говорила».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 58

«Не говори» — ее обычный прием.

Почему-то ее считали «лунатичкой», и она не очень импонировала «добродетельным» обывательницам.

В. СРЕЗНЕВСКАЯ. Дафнис и Хлоя. Стр. 6

Это пишется под диктовку Ахматовой.

В юности она страдала лунатизмом в полном его выражении. Однажды ночью ее нашли в бессознательном состоянии лежащей на полу в церкви.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 470

Надо полагать, Эмма Григорьевна при сем не присутствовала: это Анна Андреевна придумывает о себе. На полу, да в церкви!

Убежденно говорила о себе: «Я черная». Никогда не обращала внимание на одного, безумно ее любившего. Однажды, встретившись с ним, спросила: «Как ваше здоровье?». И вдруг с ним случилось что-то необычайное. Она спросила его о причине такого замешательства. Он тихо, печально ответил: «Я так не привык, что Вы меня замечаете!». АА — мне: «Ведь вы подумайте, какой это ужас? Вы видите, какая я?»

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 43

1.01.25.

«Я не люблю своего почерка. Очень не люблю. Я собирала все, что было у моих подруг написанного мной — и уничтожала. Когда я в Царском Селе искала на чердаке в груде бумаг письма Блока, я, если находила что-нибудь написанное мной, уничтожала. Не читая — все… Яростно уничтожала».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 23

Какая бессмысленная и неправдоподобная красивость!

Н. Н. Пунин дал утром АА письмо. АА читала его несколько раз. Когда я ей заметил это, она дала его мне: «Прочтите». Я прочел. Смысл его — «я без тебя не могу работать». Выражение: «Ты самая страшная из звезд».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 104

За это выражение и дала прочесть.

О седьмой симфонии Шостаковича:

Раневская сказала о симфонии: «так страшно, точно ваша поэма… несколько человек так говорили».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 465

Просто нельзя было остановить — все говорили и говорили. Раневская все знает, что ей надо услышать.

1965 год.

Tel<egramme> из Ташкента (Т<оля>), там лето и моя страшная тень (профиль).

Анна АХМАТОВА. Т. 6. Стр. 329

В тени ничего страшного не было — в доме хороших знакомых хозяин обрисовал ее характерную тень на стенке. В тут же сочиненном стихотворении она, правда, назвала его — «кто-то», свой профиль — «не женским, не мужским, но полным тайны». Это уж как всегда.

Эвакуацию же в Ташкенте при этом случае она поминает весомо — не все же догадываются, что это были за времена. А «Дневники» будут читать в веках — нужны цитаты.

Там я оставила войну, хотя и победоносную, но все равно кровавую. Там родина «Пролога», от кот<орого> нет спасения.

Анна АХМАТОВА. Т. 6. Стр. 329

«Мои стихи губят людей. Мои письма губят. И что за судьба моя! Ни у кого такой нет».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 569

Корабль из Дувра приходит к лондонскому причалу. Анна Андреевна, тяжело опершись на плечо своей молодой спутницы, спрашивает: «Почему я не умерла, когда была маленькой?»

Владимир РЕЦЕПТЕР. «Это для тебя на всю жизнь…» Стр. 659

Очевидно, чтобы пережить этот момент Славы.

Корнею Чуковскому точно такое же звание вручали здесь же, в Оксфорде, на три года раньше. Он съездил — без большого удовольствия, правда — 80 лет все-таки, но с интересом: был восторженно встречен, говорил по-английски, многое и многих увидел — и безо всяких «зачем я не умер маленьким».

А вот что она пишет о себе в семьдесят лет. Вчитайтесь в красоту каждого слова.

«Когда в 1910 люди встречали двадцатилетнюю жену И. Гумилева, бледную, темноволосую, очень стройную, с красивыми руками и бурбонским профилем, то едва ли приходило в голову, что у этого существа за плечами уже очень большая и страшная жизнь, что стихи 10–11 годов не начало, а продолжение».

Светлана КОВАЛЕНКО.

Анна Ахматова. Личность. Реальность. Миф. Стр. 52

Этот creme de la creme я приберегла под конец. Найдите отличия между ее пошлостями, писаными в 18, в 38 и в 70 лет.

Ардову, как и Раневской, нестерпимо делать вид, будто он во все это верит.

Ардов изображает дурака-грузина, попрекающего тещу: «Вам, мама, в вашем возрасте не пудриться надо, а размышлять о потустороннем мире».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 90

И то правда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.