«Москва 1937»

«Москва 1937»

У нас потрясающее событие и потрясающая новость: Папке дали новую квартиру! Мамочка сказала, что это не квартира, а хоромы! Сейчас конец февраля, а переезжать мы будем туда в начале апреля.

Вчера Мамочка собрала нас троих за столом и сказала сначала, что мы будем готовиться к переезду уже сейчас, без спешки. Мне очень стыдно быть такой эгоисткой, но я не могу ждать, когда Мамочка всё про квартиру будет рассказывать, и спрашиваю:

— А у меня там будет своя кровать?

— У тебя там будет не только своя кровать! — говорит Мамочка радостно и гордо. — У тебя там будет тумбочка напополам с Анночкой и твой личный большой письменный стол. И у Эллочки будет письменный стол, и у Анночки.

Мы чуть с ума не сошли от радости — стали кричать «ура!» и хлопать в ладоши.

— Теперь, девочки, о деле!

И Мамочка распределила обязанности: Анночка сортирует игрушки в коробки, которые даст Мама, я занимаюсь книгами — связываю их верёвкой штук по семь-восемь, в зависимости от толщины, в пачки, а пачки кладу одна на другую около стенки и часть — в шкаф. А Мамочка с Ёлкой упаковывают бьющиеся вещи.

И вот сегодня после обеда музыкалки у меня нет, и я думаю, пора начинать делать пачки — хоть полчаса, а поработаю. Открыла письменный шкаф — ух ты, как книжек много! Сразу решила: начну сверху — это самое трудное, а я люблю начинать с трудного, чтобы потом было легче. Всё у меня есть — и верёвка и ножницы. Стала делать пачки — первые две пачки долго делала. Потом поняла: надо, когда первый раз верёвкой обвязала и затянула, натяг не ослаблять — а я делаю это на Папкином столе, — до низа верёвку натянуть, пальцы подсунуть вместе с верёвкой, а потом раз! — и быстро её перевернуть. И пачки стали нормальные, и работаю быстрее!

Книжки все взрослые и стоят ко мне корешками. Вдруг на середине полки у самой стенки стоит спиной ко мне какая-то, как мне кажется, странная детская книжка — может, она кажется мне странной, потому что «странно» стоит!

Я тянусь, достаю её — она тоненькая, я переворачиваю — на ней написано: «Лион Фейхтвангер» — это автор, я его не знаю, и название книжки — «Москва 1937». Почему 1937-й? — такая у меня непонятная мысль. И сразу вспоминаю случай с Чинаром, как он меня тогда выручил и как Мамочка потом говорила Бабушке: «Но тогда думала — тридцать седьмой год, страх…»

Я иду к Мамочке — она за буфетом на их кровати что-то упаковывает — и показываю ей книжку.

— Она как-то странно стояла. Почему?

Мамочка берёт книжку, кладёт её к стенке на кровать лицом вниз, прислоняется к кровати, смотрит сквозь меня и говорит:

— Нинуша, ты уже большая, ты знаешь, что такое «враг народа» и «запрещённая книга»?

— Знаю! — говорю, но почему-то мне становится немножко холодно.

— Это запрещённая книга — её не так давно запретили, изъяли из всех библиотек, — у Мамочки такой уставший голос, как во время эвакуации, — и если кто-нибудь из посторонних узнает, что она у нас есть, наша семья может разрушиться.

— Как… разрушиться? — У меня мурашки по спине побежали.

— Папу и меня посадят в тюрьму, Эллочку — ей уже четырнадцать лет — тоже посадят, тебя, Анночку и Мишеньку отдадут в специальный детдом для детей «врагов народа». Бабушку в лучшем случае просто выгонят из квартиры!

— А эту книжку написал что, «враг народа»? — Но я по Мамочке вижу и понимаю: мы подходим к чему-то ужасному, очень тяжёлому, что почти невозможно вынести — я боюсь это слушать, но знаю, что это трусость и я должна всё узнать!

— Нет! Её написал известный немецкий писатель, он написал там очень много хорошего о нашей ужасной и несчастной стране!

Я вздрагиваю при слове «ужасной», а Мамочка такая бледная, такая уставшая, что мне страшно!

— А почему её запретили? — И я беру Мамочку за руки — они очень холодные.

— Её у нас в стране печатали и читали лет десять. Но там есть две маленькие главы — одна называется «Культ Сталина», вторая — «Сто тысяч портретов человека с усами». В прошлом году её запретили.

Я обнимаю Маму — мне очень страшно, и я говорю тихо, шёпотом ей на ухо:

— Мамочка! Давай я пойду и очень незаметно выкину её на помойку!

— Нинуша, не волнуйся, родная, и ничего не бойся! — У Мамочки уже обычный голос и руки стали немножко теплее. — Никуда ничего выкидывать не будем — это значительно опаснее, чем то, что она будет по-прежнему лежать у нас в шкафу. Сзади! — И Мамочка вдруг улыбается. — Твой Папа сейчас очень нужен нашему государству и нашей власти, потому что он возглавляет такую важную работу для нашей страны, что мы с тобой даже представить себе этого не можем! Никто просто так у нас делать обыск не будет, если только ты случайно кому-то это не расскажешь.

— Мамочка! Я так люблю нашу семью — я же не сумасшедшая!

— Нет, ты умная, хорошая, смелая девочка! Ты никому ничего не будешь рассказывать, но ты ничего не будешь бояться! — И Мама смотрит мне в глаза. — Всё у нас тогда будет хорошо! А сейчас поди приляг на Бабушкину кроватку широкую, возьми хорошую книжку и почитай — отвлекись!

— А Сталин, Мамочка… он… знает? — спрашиваю и боюсь услышать ответ.

— Всё знает! Абсолютно всё!

— Я пойду, — говорю, — поваляюсь, почитаю.

— Иди, родная, всё у нас будет хорошо!

Я беру какую-то книгу, ложусь на Бабушкину кровать, делаю вид, что читаю, чтобы со мной никто не разговаривал. И вспоминаю 800-летие Москвы, маленького мальчика, кровавые пузыри. А ведь у Квитко написано в стихотворении, что Сталин спасёт тебя, где бы ты ни был — в лесу, тундре или на море! А мы были совсем рядом с Кремлём — почему же Сталин не спас его? Значит, это всё обман! Всё обман! Какой уж там «диван»!

Значит, есть моя семья, немного близких друзей и родных, есть просто хорошие люди — и есть они.

Они могут изъять у тебя деньги, которых у всех и так немного. Они могут сказать, что ты «враг народа», как Лялин папа, и посадить тебя в тюрьму. О ни могут разрушить твою замечательную семью из-за какой-то маленькой книжечки! А Мамочка должна была убрать фотографию своей любимой подруги. Они стерегут нас, но не охраняют, а хотят поймать и сделать с нами что-то ужасное! Но зачем им это нужно?

Я почему-то очень устала, чувствую, сейчас засну, а я днём никогда не сплю — только если воспаление лёгких. Посплю!

Бросаю к стенке книгу, накидываю на себя одеяло, свисающее с кровати, и закрываю глаза!