ВОРЧАНИЕ ЯГНЯТ
ВОРЧАНИЕ ЯГНЯТ
Самый читающий народ! Ничего подобного. — Ментиков, вероятно, отдыхает на даче, а Юрий Долгорукий стал генералом Скобелевым. — В поезде раздеваться! — Они преследуют нас повсюду.
Сейчас многие из нас ударились в воспоминания. Нынче все печатается быстро. У каждого есть ноутбук, исправляющий грамматические ошибки, далее дискеты, диски, флэшки, которые правят уже в издательстве, фотонабор — и вот книжка готова.
Кто-то хочет подчеркнуть свое народное происхождение, кто-то — дворянское.
Клянут советскую власть и прежнее начальство. Я не стою горой за начальство, но ведь именно тогда складывались яркие творческие биографии этих мемуаристов, делались знаменитые фильмы, получались премии, награды, звания.
Новые времена… На комиссии по государственным премиям, когда была названа кандидатура А. И. Солженицына, все взоры устремились на восьмидесятилетнего Сергея Михалкова, который сыграл известную роль в судьбе писателя.
«А примет ли?» — вильнул старый хитрец.
Многие каются в своей партийности. Кто-то вступил в КПСС за компанию, кто-то потому, что была такая кампания (я, например), кто-то — чтобы стать худруком творческого объединения (как будто без членства в партии это было невозможно, беспартийными худруками на «Ленфильме» были Г. Козинцев, С. Микаэлян, В. Венгеров, В. Трегубович), кто-то — чтобы «оздоровить обстановку».
Перечитываю деловые календари за эти годы — в глазах рябит от поездок, дел, забот, суеты, встреч, свиданий, проектов, контактов, споров, конфликтов…
Георгий Николаевич Данелия для меня не только образец режиссерского мастерства, но и яркий пример кристально чистой творческой биографии на все времена. О нем замечательно написал Юрий Богомолов: «…вот человек, который умел жить сбоку от советской власти, который время от времени шел с ней на компромиссы, как идет на компромисс прохожий, уступая дорогу грузовику».
* * *
Директор национальной библиотеки Конгресса США Дж. Биллингтон, сам славист и знаток русской литературы, сказал недавно, что судьба России зависит не от нефти, газа или лесных богатств, а от культуры. Русская культура определяет судьбу нашей страны.
Но культура наша в опасности. Толпы расхватывают в книжных лавках «Идиота», «В круге первом», «Золотого теленка», «Мастера и Маргариту», «Тихий Дон» только потому, что экранизации — хорошие или плохие — этих романов были показаны по телевидению.
Читающий народ?
Ничего подобного!.. До телевизионного показа эти толпы не подозревали о существовании таких книг.
Культура стала товаром. Среди бесконечных радиостанций в FM-диапазоне, на которых треплются с утра до ночи развязные и болтливые диджеи, есть одна станция вроде бы культурная. Гламурный с придыханием голос объявляет: «Рядиоо — кляссииииик!» После чего в стык, как товарные вагоны, прогоняются Моцарт, Макаревич, Легран, Бабкина, йодль-пение, арабские мотивы… Ни одно произведение не объявляется. Все равны, всё обезличено, мотивчики, заполняющие пустоту.
На вступительных экзаменах во ВГИК перед взором принимающих педагогов предстал вот такой диджей с одной из радиостанций. У него уже было актерское образование, но он захотел стать кинорежиссером.
— Прочтите какие-нибудь любимые стихи, — попросили мы его.
Хорошо поставленным голосом он прочитал отрывок из «Графа Нулина», весьма игривый.
— Вы любите Пушкина?
— Да… Очень! — был ответ.
На столе перед экзаменаторами лежали репродукции с картин русских художников. Ему достался Суриков.
— Кто изображен на этой картине?
— «Меншиков в Березове», — прочитал он подпись под картиной.
— А кто такой Меншиков?
— Судя по всему, боярин, — догадался диджей.
— А где он сидит?
— Вероятно, на даче.
Мои нервы не выдерживают, и я начинаю на него наседать:
— Меньшиков не боярин. Он был вторым человеком в России после императора!
Диджей молчит.
— Какого императора? — кипячусь я. — Вы говорите, что любите Пушкина… Вы читали «Медного всадника»?
— Конечно, — говорит диджей.
— Кто там сидит на лошади?!
Пауза.
— Ну?
— Юрий Долгорукий, что ли?
Эту забавную историю я рассказал недавно в кругу телевизионного начальства. Все долго смеялись, а один из телебоссов после паузы совершенно серьезно и уверенно говорит: «Там генерал Скобелев сидит».
Прошло пять лет… И вот я снова набираю мастерскую во ВГИКе. Заявлений стало больше. Все хотят стать кинорежиссерами. Но из пятисот абитуриентов с трудом удалось набрать двадцать грамотных, смышленых и, может быть, способных ребят.
Дремучая неграмотность, полный отрыв от национальной культуры — как результат развала системы народного образования. Мне не верят, когда я говорю, что за целую неделю собеседований ни один не мог назвать ни одной оперы Чайковского, а Суворов, мол, воевал при Петре Первом. Я уж не говорю про боярыню Морозову.
Зато Толкина знают все!
* * *
Помню, в «Красной стреле» со мной в одном купе ехал наш «ЯППИ» — молодой преуспевающий бизнесмен в строгом темном костюме и галстуке от какой-то дорогой фирмы, в начищенных башмаках с крепким рантом.
В таком виде он и лег под одеяло!
Он не был пьян, и я посоветовал ему раздеться.
«В поезде раздеваться?» — по-солдатски изумился этот удачливый простак, дитя нового гламурно-дикого времени.
* * *
Они преследуют нас всюду — уродливые, пузатые сплетения невнятных букв в невнятные слова. Эти струпья, эта плесень все шире и активнее захватывает новые и новые территории: заборы, гаражи, дома, ценные породы камня в цоколях зданий, даже беззащитный и непоправимый мрамор памятников.
Граффити! Во всех странах без разбору и грамотности уродуются литеры-буквы латиницы или кириллицы, арабской вязи или иероглифов — не важно, потому что в этом нет смысла. Кроме одного: творческая энергия молодежи зашла в тупик!
Когда протестные надписи плодились на многокилометровых плоскостях Берлинской стены — в этом был смысл. А когда сейчас в катакомбах парижского метро, в полумраке еле-еле освещенных туннелей, на грязных бетонных плоскостях мелькают в окнах вагонов эти самые граффити (как они туда попали?) — это уже тупик.
Если археологи когда-нибудь найдут в этих подземельях настенные каракули, что они прочтут?
Бессвязное мычание нашего времени…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.