Сад
Сад
Право слово, мамзель Ловиса Лагерлёф любила брата-поручика и восхищалась им, но никак она не могла понять, зачем ему нужно в усадьбе столько перемен и новомодностей. Ей казалось, Морбакка вполне может остаться такою, какою была при отце с матерью.
И более всего ей не нравилось, что он хотел насадить сад вокруг жилого дома.
Она сильно огорчилась, когда он надумал углубить Эмтан, и обрадовалась, когда эта затея закончилась неудачей. Ведь так красиво, когда речка выходит из берегов и в лугах возникает множество блестящих озерков.
Очень горевала она и когда брат разделался с давними лугами, где росло столько полевых цветов. Сущая отрада для глаз: один луг сплошь белый от поповника, другой — лиловый от анютиных глазок, третий — желтый от лютиков.
И уж вовсе беда, что коровам запретили пастись в лесу. Ведь любому известно, что, если коровы пасутся в лесу, сливки от их молока особенно густые, а масло особенно желтое, не то что когда их пасут в лугах.
При папеньке и наверняка многие сотни лет до него лесную молодь обычно вырубали и оставляли на месте, а как подсохнет, сжигали. Первый год на пожоге сеяли рожь, а после там вырастала уйма земляничника и малины.
Само собой, мамзель Ловиса не одобряла, что брат перестал выжигать молодой лес.
— Помяни мое слово! — сказала она ему. — Скоро все ягоды в лесу переведутся. Где им расти, коли лес не выжигают? Что будет, ежели все возьмут с тебя пример! — добавила она. — Не сидеть нам тогда летними вечерами, не любоваться красивыми огнями в окрестных лесах.
И новый скотный двор тоже не пришелся ей по душе. Дескать, она не больно разбирается в таких вещах, но слыхала, что в кирпичном хлеву никогда не будет благоденствия. А вдобавок ужасно боялась, что брат разорится на этом строительстве.
Когда же поручик отстроил-таки новый скотный двор, снес старый и завел речь о том, что пора сажать новый сад, мамзель Ловиса совершенно вышла из себя.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала она. — Большой сад требует большого ухода, так что придется тебе нанимать садовника. Лично я считаю так: коли сад не вычищен и не ухожен, лучше его вообще не заводить.
Поручик пропустил ее предостережения мимо ушей. Когда настала осень, он перво-наперво убрал все белые штакетники, что стояли с времен пастора Веннервика, — и те, что окружали огород и розарий, и те, что тянулись вокруг переднего двора и задворков усадьбы.
— Ну все, конец здешнему благополучию, — сказала мамзель Ловиса. — За белым-то штакетником каждый чувствовал себя в безопасности! А дети-то как веселились, когда бегом бежали открывать калитки гостям!
— Тому, кто следил за исправностью всех этих калиток и штакетников, было не до веселья, — заметил поручик Лагерлёф.
Он продолжил начатое. Убрав штакетники, распахал и старый огород, и маленький розарий, и старый вытоптанный двор, и то место, где был старый скотный двор, и загон для телят, расположенный дальше к югу, — чтоб земля отдохнула до следующей весны, когда приступят к закладке сада.
— Ты вправду решил перенести огород? — спросила мамзель Ловиса. — Я, конечно, не слишком разбираюсь, но люди говорят, яблони плодоносят, покуда стоят в огороде, а устроишь вокруг них лужайки, яблочного урожая не жди.
— Ловиса, голубушка, я-то думал, ты будешь рада настоящему саду.
— Рада? По-твоему, я должна радоваться, что ты разрушаешь все давнее? Скоро тут, в Морбакке, вовсе ничего знакомого не останется.
Поручик подумал, что сестра на сей раз необычайно брюзглива, и весьма удивился, тем паче что она всегда любила цветы и ухаживала за всеми комнатными растениями. Но ему не хотелось тогда обидеть ее недобрым словом, ведь немногим раньше она как раз расторгла свою помолвку и еще не совладала с печалью. Целыми днями расхаживала взад-вперед по своей комнате возле кухни, и эти беспокойные шаги долетали до залы, где он читал. Понятно, этакая непримиримость у нее оттого, что она сама не своя. Может, оно и к лучшему, что она заинтересовалась чем-то еще, кроме собственных невзгод. Пусть ей не по нраву его план посадить сад, но лучше уж пускай сердится, чем упорно размышляет о том, не поспешила ли она расторгнуть помолвку, или о том, не наскучила ли она жениху оттого, что вплела брусничник в брачный венец Кайсы Нильсдоттер.
Был тогда в озерной Фрюкенской долине старик-садовник, который в свое время насадил сады во многих больших поместьях. Теперь, на старости лет, он, собственно, перестал работать на других, но слыл подлинным оракулом по части садового искусства, и когда речь заходила о закладке нового сада, обыкновенно обращались к нему за помощью.
Поручик пригласил его в Морбакку, и по весне, когда снег полностью стаял и земля прогрелась, старик приехал в усадьбу, с планами и чертежами. Под начало ему отдали большое количество работников. Уже доставили множество кустов и деревьев, выписанных из гётеборгского общества садоводов, — можно всерьез браться за дело.
Землю заранее разровняли, и садовник с поручиком целый день ходили вокруг, размечая колышками песчаные дорожки и лужайки.
Садовник объяснил поручику, что теперь не принято следовать строгому французскому стилю, теперь все дорожки должны быть извилисты, а клумбы и лужайки скруглены в свободных и приятных для глаза формах. В Морбакке сад, как он говорил, будет в английском стиле. Впрочем, поручик подозревал, что стиль этот вовсе не заграничное новшество, а изобретение самого старикана.
Посередине двора они разбили большую круглую лужайку, в верхней ее части посадили с одной стороны большую овальную купу кустов, а с другой стороны — вторую, только в форме рога изобилия. В самом центре лужайки поместили плакучий ясень, ближе к веранде разметили цветник в виде звезды, а вокруг, словно стражей, расположили четыре куста французских роз, каждый на отдельной круглой площадочке.
На давнем песчаном участке прямо под окнами кухни разметили большой треугольник, который засадили розами из прежнего розария. Н-да, роз никогда не бывает слишком много. Вдоль фасада жилого дома устроили живую изгородь из низких роз сорта букет, а почетные места — под окном спальни и под окном гостиной — заняли два куста белого шиповника.
Эта работа доставила поручику столько удовольствия, что он весь день ходил за садовником, и г?жа Лагерлёф тоже надолго покидала швейный столик, чтобы посмотреть, как там у них получается. Но мамзель Ловиса сидела у себя в комнате. Радостная весенняя суета только усиливала ее недовольство. Она бы предпочла сохранить старый вытоптанный двор с единственной купой белой американской жимолости возле картофельного погреба. А новшества никому не нужны.
Конечно, она понимала, что ее мнение ничего не изменит, однако ведь и раньше в Морбакке жили себе и жили. А от этих новшеств одни только расходы да большие тяготы.
Тем не менее, работы продолжались, невзирая на ее сопротивление. Возле конюшни садовник устроил живую изгородь из сирени, вдоль пристройки — из таволги, а с западной, северной и восточной стороны жилого дома — опять из сирени. Затем поручик с садовником взялись за старый веннервиковский сад. Хорошие яблони трогать не стали, только разбили среди них по садовникову английскому образцу извилистые песчаные дорожки и лужайки разной формы. И с большим искусством и расчетом украсили каждую лужайку круглыми, продолговатыми или треугольными клумбами, где высадили декоративные многолетники. Фиолетовые ирисы стояли в обрамлении желтых златоцветов, оранжевые царские кудри — в кайме темно-синего иссопа, а вокруг красных тагетесов красовался венок розовых маргариток.
Цветущие растения вообще сосредоточили возле жилого дома. Поглубже в саду, как с северной стороны, так и с южной, нашлось место для крыжовника и смородины, для грядок с земляникой, для слив, груш и огромного количества вишен. Но дальше всего к югу запрятали огород.
В северной же части усадьбы располагалась густая рощица тонких березок, по краю которой росли черемуха и рябина. Эту рощицу садовник включил в свой план, чтобы таким образом создать хотя бы намек на парк. Среди деревьев проложили множество узких, искусно петляющих щебенчатых дорожек, а в трех местах деревья вырубили, поставили там лавочки и столы. Первую вырубку, продолговатую по форме, лавочки окаймляли со всех сторон. Здесь хозяйка будет принимать своих гостей, и потому это место назвали чайною конторой. Вторая вырубка представляла собой квадрат с четырьмя скамейками возле круглого стола. Она предназначалась для хозяина и его гостей, и садовник в шутку именовал ее пуншевой конторой. Третья, оборудованная кое-как, с одной-единственной узкой скамейкой, была отведена детям, и назвали ее детской конторой.
Но все эти садовые труды не произвели на мамзель Ловису ни малейшего впечатления, она, можно сказать, прямо-таки ненавидела и презирала братову затею. И пока что ни разу не наведалась в новый сад.
В скором времени лужайки зазеленели свежей травкою, новые кусты робко выпустили нежные листочки, на клумбах проклюнулись из-под земли многолетники, дубы, каштаны и пирамидальные тополя, высаженные на месте старого скотного двора, набрали почки, показывая, что живы.
Но в самый разгар работ случилось неожиданное затруднение. Старому садовнику понадобилось на несколько дней съездить домой и заняться собственным садом. Все бы ничего, да только он заложил в Морбакке парник, чтобы вырастить рассаду астр и левкоев для дворовых клумб.
— Кто присмотрит за парником в мое отсутствие? — спросил садовник. — Ты ведь знаешь, поручик, за парником постоянно нужен глаз да глаз.
— Я сам и присмотрю, — отвечал поручик, поскольку к тому времени чувствовал себя почти что настоящим садовником, и старик показал ему, как надобно проветривать да поливать.
Однако в тот день, когда садовник уехал, небо прояснилось, ярко засияло солнце, и еще до полудня поручик, изрядно встревоженный, пришел в дом и спросил г-жу Лагерлёф.
Та, как нарочно, куда-то ушла, и он прямо-таки ворвался в комнатку мамзель Ловисы:
— Ты должна помочь мне с парником, Ловиса!
Сказал — и в тот же миг сообразил, что мамзель Ловиса ни посмотреть на его сад не желала, ни тамошними работами не интересовалась. Ну да сказанного не воротишь, а на нет и суда нет.
Однако же мамзель Ловиса бодро встала и пошла за ним. Едва бросив взгляд на парник с поникшими и привядшими растеньицами, она воскликнула:
— Солнце для них чересчур яркое. Надобно их затенить.
И она немедля укрыла растеньица от солнца и на сей раз спасла их.
На другой день поручику пришлось ехать на какой-то школьный экзамен, и только на полпути туда он вспомнил про парник. Солнце палило, как и накануне. Ох, сгорит рассада, наверняка сгорит.
Воротившись домой, он сразу поспешил к парнику. Все было в полном порядке. Растеньица стояли свежие, крепкие.
Поручик удивился и призадумался. Выходит, сестра позаботилась о бедняжках, о которых он запамятовал. И незамедлительно решил, что “забудет” полить парник и закрыть его на ночь.
Спустя много времени после ужина поручик вдруг всполошился:
— Господи, опять я про парник запамятовал! Его же давно пора закрыть!
Мамзель Ловиса ничего не сказала, и он поспешил к парнику. Но оказалось, что и окна закрыты, и циновки поверх наброшены.
Наутро поручик даже и не смотрел на парник. Совершенно о нем забыл. Хотя растеньица от этого ничуть не пострадали. Мамзель Ловиса и за чистотой следила, и полола, и поливала, и вообще всячески их обихаживала.
Все, кроме нее, странным образом забыли про парник. Никто о нем не говорил, никто за ним не приглядывал. Если бы не она, вся рассада давно бы погибла.
Конечно, она с нетерпением ждала возвращения старого садовника, чтобы избавиться от этой работы, но пока его не было, хочешь не хочешь, присматривала за парником.
Между тем садовник задерживался, и растения начали перерастать. Делать нечего, мамзель Ловиса сама высадила их на клумбы.
А уж после ей не оставалось ничего другого, кроме как продолжать все лето прополку и полив, пока левкои, и петуньи, и астры, и львиный зев не распустились пышным цветом.
Когда же звездчатая клумба у крыльца Морбакки расцвела, радуя глаз роскошными красками, острая боль в израненном сердце мамзель Ловисы странным образом утихла. Так маленькие растеньица вознаградили ее за заботу. Подарили новый интерес, новое поле деятельности.
Поручику Лагерлёфу не понадобилось нанимать в Морбакку садовника. Мамзель Ловиса унаследовала даровитость предков, Веннервиков, и взяла заботы о саде на себя. Цветы были ее задушевными друзьями. Они любили ее, а она любила их. Народ диву давался, как она умудряется вырастить их такими яркими да пышными, ведь ничего подобного нигде больше не увидишь. Люди-то не догадывались, что свои краски и пышность цветы черпали в ее былых мечтах о счастье.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.