Пятая победа: Коко — деловая женщина
Пятая победа: Коко — деловая женщина
После войны и прежде чем она вновь открыла Дом моделей, Коко Шанель дала одно из самых трудных сражений за всю свою карьеру. Маленькая сиротка из Виши на этот раз взялась за Деньги. Ее хотели лишить прибыли за ее духи. С хитростью и упорством крестьянки, с помощью адвоката Ренэ де Шамбрана она добилась от двух известных финансистов таких условий, какие сделали из нее самого высокооплачиваемого генерального директора в мире.
В этот день — это было в 1935 году — один молодой адвокат, специалист по международному праву, что было тогда новостью, с бьющимся сердцем ждал своего первого клиента. Им оказалась клиентка.
— Я посадил ее в это кресло. Оно кажется старым, но я не заменил его, — рассказывал он.
Его имя: Ренэ де Шамбран. Имя клиентки: Коко Шанель.
— Я знаю, что вы вернулись из Соединенных Штатов, — сказала Шанель.
Ренэ де Шамбран четыре года стажировался у больших адвокатов в Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке, — продолжала Мадемуазель Шанель, — вы виделись с Пьером Вертхеймером?[212]
— Нет, — признался молодой адвокат.
Она недоверчиво разглядывала его. Мог ли он не знать Пьера Вертхеймера?
— Он меня обманывает! — прошипела она. — Вы мне нужны. Вы молоды и упорны, я знаю, мне сказали. Кроме того, я нуждаюсь в адвокате, который может уделить мне много времени.
— Время — это единственное, что у меня было, — пошутил Ренэ де Шамбран, рассказывая об этой сцене.
Его отец, генерал с пятью звездочками, администратор Насиональ Сити Банк, только что подарил ему огромный, роскошный кабинет, в котором он и принимал Коко.
— Ты нам будешь давать плохие советы, — проворчал отец, — а взамен тебя избавят от платы за помещение.
Мадемуазель Шанель нуждалась в помощи адвоката в связи со своими духами. Она продавала их начиная с первой мировой войны. У нее тогда были: «Буадез Иль», «№ 5» и «Кюир де Рюсси». Их можно было купить только у нее на рю Камбон и в ее бутике в Довилле. (Несколько позднее и в бутиках, которые она открыла в Биаррице и в Канне.)
В 1924-м ее посетили братья Пьер и Поль Вертхеймеры. Она их очень хорошо знала. Умные, богатые, предприимчивые. Пьер принадлежал к той социальной категории, какую можно было бы назвать «великие покровители». К Коко, без сомнения, он испытывал нечто большее, чем восхищение. Как бы то ни было, сделав массу комплиментов, он вместе с братом предложил Коко создать акционерное общество «Духи Шанель», которое займется продажей духов во Франции и по всему свету.
— Потому что они лучшие в мире, — твердили эти господа.
И добавили:
— Дорогая Коко, вы будете президентом общества.
Она согласилась. И «Духи Шанель» стали владельцами всех марок, какие до этого продавались ею самой, а также формул, составов и способов их производства. Она получила 200 акций по 500 франков, освобожденных от налога, представляющих 10 % капитала, а также 10 % с филиалов, созданных за границей.
Можно догадаться, что довольно скоро она почувствовала, что ее провели, так как спустя десять лет после заключения контракта с братьями Вертхеймерами, мобилизовала против них молодого де Шамбрана.
Военные действия длились долгие годы. Мадемуазель Шанель не выносила, чтобы ею пользовались как дойной коровой. 10 % ей, а остальное другим! Как она могла на это согласиться? Несомненно, она пожалела об этом сразу же после того, как подписала контракт. В архивах Ренэ де Шамбрана хранится любопытный документ: приглашение на собрание, посланное акционерным обществом «Духи Шанель» своему президенту, Мадемуазель Шанель. В повестке дня: вызов в суд. Кто же подал на общество в суд? Его президент! Повестка датирована 1934 годом. (Мэтр де Шамбран был еще в Соединенных Штатах.) Чаша уже переполнялась.
Братья Вертхеймеры производили духи Шанель в своем доме «Духи Буржуа»[213]. Они уступили право эксплуатации заграничным филиалам, которые создали и в которых Мадемуазель Шанель обладала все еще лишь 10 % прибыли. Короче, чем больше развивалось дело, тем больше Коко упрекала себя за то, что заключила контракт. В 1939-м она захотела вернуть себе свободу, порвав его. Едва началась судебная процедура, как война обострила конфликт между нею и ее компаньонами.
Прежде чем уехать в Соединенные Штаты, братья Вертхеймеры продали, справедливее было бы сказать «доверили», свои акции одному авиаконструктору. Этот «доверенный» в черные годы оккупации продавал духи в Германии. Со своей стороны Вертхеймеры продавали «Шанель № 5» даже в специальных магазинах для рядовых американской армии. Их производили, как умели, на маленьком заводе близ Нью-Йорка, и, разумеется, состав был далек от подлинной эссенции из Грасса[214].
Все это противоречило контракту 1924-го и продолжалось после войны. А что за это получала Коко Шанель? Смехотворные проценты, полагающиеся владельцу патента, в среднем 5000 долларов в год во время войны. Братья Вертхеймеры, представляющие большинство в акционерном обществе «Духи Шанель», воспользовались им, чтобы перепродать за 2500 долларов дело обществу «Шанель Инк Нью-Йорк», учрежденному в Нью-Йорке. Доля Коко свелась фактически к нулю.
Она пришла в ярость. Мало того, в рекламе, как и в сбыте, братья Вертхеймеры все больше и больше соединяли духи Шанель с духами Буржуа. По соглашению, о котором Коко было неизвестно, чтобы получить «Шанель», надо было купить и «Буржуа». За границей на рекламных щитах Шанель и Буржуа вместе приносили свои новогодние поздравления и пожелания.
— Я хочу отомстить, — твердила Коко Ренэ де Шамбрану. — Это будет все или ничего.
В 1946-м только в своем бутике она пустила в продажу новые духи «Мадемуазель Шанель».
По статусу «Духи Шанель» она формально имела на это право. Общество тем не менее потребовало наложения ареста на эти новые духи, чем добило Коко! Ей оставалось кусать локти. В 1946-м, тут же после оккупации, она не только перестала быть модной, но и не должна была слишком напоминать о себе. Ее адвокаты очень тактично пытались дать ей это понять. Я говорю ее адвокаты, потому что Ренэ де Шамбран сам призвал на помощь старшину адвокатов Кретейя.
— Полюбовное соглашение принесет вам гораздо больше, чем процесс, — по очереди уговаривали адвокаты Мадемуазель Шанель.
Но она жаждала крови. «Всё или ничего!»[215] — отвечала Коко. Помимо атмосферы, которая была для них, скорее, благоприятной (они-то вернулись из Нью-Йорка), на стороне братьев Вертхеймеров были солидные юридические аргументы. И если в 1924 году в основе духов лежали составы, созданные Коко, то ее компаньоны тем не менее вложили значительные деньги, они работали на «Духи Шанель», сделали из них большое дело международного масштаба. Кто может отрицать значение их участия в общем предприятии? Сверх того, они будут утверждать, что их компаньонка, Мадемуазель Шанель, отстала, что она слишком стара и уже совсем не в моде. В 1924-м у нее были талант, молодость, изобретательность, но в 1946-м, когда ей больше 60 лет…
Ренэ де Шамбран не был уверен, что процесс (иск о возмещении доли вкладов) будет выигран.
Ему не доставляло удовольствия пересказывать своей клиентке аргументы ее противников. Коко кипела от негодования:
— Ах! я слишком стара! Ах! Они находят меня слишком старой, эти…
Она не стеснялась в выражениях. Дело слушалось, и решение суда было отложено на два месяца. Не теряя времени, Коко сделала мастерской ход, который мог бы вдохновить Бальзака. Она вынула из сумки и дала Ренэ де Шамбрану множество крошечных флаконов.
— Не трудитесь их открывать, — сказала она адвокату, — отнесите их Жозе, пусть она их понюхает.
Жозе, жена адвоката, дочь Пьера Лаваля[216]. Коко ворчала про себя:
— Ах! Я слишком старая! Ну хорошо же! Я им покажу! Они увидят!
Она переделала свои духи.
— У себя я имею право делать все, что хочу, не так ли?
— Безусловно, — ответил Шамбран.
— И то, что я делаю у себя, я могу подарить Жозе?
— Никакой закон не может вам это запретить, — согласился Шамбран.
Она не могла пережить ареста своих новых духов. Жозе де Шамбран нашла образчики восхитительными. Ренэ все же счел, что следует показать их эксперту. Один из его друзей, занимавший важный пост у Коти[217], привел к нему так называемый «нос»[218] — русского специалиста, который, понюхав маленькие флакончики Коко, пришел в экстаз: «Сказочно! Невероятно!..».
Коко повезла Ренэ де Шамбрана в Швейцарию, где парфюмер, работавший на нее, изготовил из материала заказчика (если можно так выразиться) «№ 5», «Буа дез Иль», «Рю Камбон № 31» для сотни флаконов. Новых флаконов. С другими этикетками.
— Я все же имею право дарить это моим друзьям?
Она злорадствовала, Коко.
— Ах! Я им покажу старуху!
Друзья, которым предназначались новые флаконы, были владельцами больших нью-йоркских магазинов, занимавших очень солидное положение на мировом парфюмерном рынке. Едва они успели получить подарки Коко, как к Ренэ де Шамбрану приехали из Америки братья Вертхеймеры со своими советниками. Граждане Кале в рубахах с веревками на шее[219].
— Чего она на самом деле хочет?
Невероятный поворот событий! Практически ограбленная, Мадемуазель Шанель при посредничестве Ренэ де Шамбрана добилась гораздо большего, чем рассчитывала, подавая в суд. (Кстати, на вызов в суд ее компаньоны реагировали весьма сдержанно.) Решение суда так никогда и не было вынесено, потому что дело завершилось полюбовным соглашением. Мадемуазель Шанель добилась:
а). права производить и продавать во всем мире духи «Мадемуазель Шанель» (права, которым она потом пользовалась как мощной угрозой);
б). значительного возмещения убытков от продажи ее акций в обществе «Духи Шанель» — 180 000 долларов в Соединенных Штатах плюс 20000 ливров в Великобритании плюс пять миллионов франков в 1947 году[220];
в). 2 % чистыми с каждой продажи духов Шанель во всем мире.
Не говоря уже о своего рода монополии, признанной за ней в Швейцарии, в ее вотчине, ее королевстве.
Какая решительная женщина! Во время переговоров Ренэ де Шабрана с братьями Вертхеймерами она находилась на рю Камбон. Ее адвокат выходил в другую комнату, чтобы звонить ей.
— Она в Швейцарии, — говорил он, — и вернется только завтра.
Надо подчеркнуть, что все это происходило в 1947 году, сразу после войны, когда Мадемуазель Шанель, повторяю это, не была еще в Париже persona gratissima[221]. Она не была по-настоящему реабилитирована, как говорили тогда о людях, чье поведение во время оккупации казалось небезукоризненным. Если бы братья Вертхеймеры захотели, они могли бы придать своему процессу против Коко весьма неприятную для нее окраску. Сознавала ли она это?
Вертхеймеры оказались честными игроками. Они не только никогда не думали оспорить новый контракт, но и каждый раз, когда Коко возобновляла попытку добиться больших выгод, Пьер Вертхеймер дружески, с поразительной лояльностью шел ей навстречу. До самой смерти он оставался для Коко самым терпимым, доброжелательным финансистом, другом, чья верность выдержала все испытания.
Коко прекрасно понимала, что она выиграла в этом деле с духами. После подписания соглашения она позвала Шамбранов к себе на рю Камбон на обед с шампанским.
— Дорогой Бюнни, — сказала она своему адвокату, — я уже заработала много денег за свою жизнь, но, — вы знаете, — и широко их тратила. Теперь, благодаря вам, у меня уже нет необходимости работать.
И, растянувшись в своем кресле, она положила ноги на специально сделанный рабочий столик, низкий, с лампой, с множеством ящиков, в которых она держала массу необходимых ей для работы вещей.
— Мне он уже не нужен, так как я ничего больше не буду делать.
И она подвинула стол к Жозе де Шамбран:
— Дарю его вам.
На другой день она приказала отнести его к мадам Шамбран. Как будто бы действительно не собиралась возвращаться в строй. Но она не могла ничего не делать. Говоря о годах, проведенных в Руаллье, она не переставала повторять:
— Никто не знал, как томилась эта маленькая девочка, какой я тогда была.
После войны то же томление схватило ее за горло, не давало дышать. Ждать? Почему? Чего ждать? В 1953 году, когда она приняла решение, ей было семьдесят лет. «Никогда не следует называть возраст женщины», — утверждала Луиз де Вильморен. Но для come-back Мадемуазель Шанель все же семьдесят лет, это важно. Это даже самое главное.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.