Большой ученый[111] (Абрам Федорович Иоффе)
Большой ученый[111]
(Абрам Федорович Иоффе)
Исполнилось 60 лет со дня рождения и 35 лет научной деятельности выдающегося ученого нашей страны академика Абрама Федоровича Иоффе. Он родился в 1880 г. в г. Ромнах; там же в возрасте 8 лет поступил в реальное училище, по окончании курса которого был принят в Петербургский технологический институт. В 1902 г. он окончил институт со званием инженера-технолога.
Летнюю практику А. Ф. Иоффе проходил на Путиловском заводе. Своими способностями в первый же год он обратил на себя внимание главного инженера завода и был приглашен на летние месяцы 1900 и 1901 гг. исполнять обязанности инженера завода, причем ему была поручена самостоятельная работа по сборке и установке ферм нескольких мостов, построенных Путиловским заводом.
Но Абрам Федорович недолго прослужил на заводе. Интересуясь со студенческих лет физикой, он в 1902 г. выехал в Германию, поступил в Мюнхенский университет и стал работать в лаборатории знаменитого Рентгена. Вскоре Рентген заметил оригинальность и самостоятельность, проявленные А. Ф. Иоффе в его работе по изучению некоторых физических свойств кварца, которыми в то время занимался сам Рентген. А. Ф. Иоффе установил и самостоятельно изучил электропроводность кварца, предварительно подвергнутого действию лучей Рентгена, и открыл ряд новых явлений, о которых не раз докладывал Рентгену, так что Рентген его начал встречать словами: «Вы опять мне приносите какое-нибудь открытие?»
Работа А. Ф. Иоффе была неразрывно связана с работой самого Рентгена и опубликована за их общей подписью в немецком журнале «Физические известия». В этот журнал статьи принимались с большим разбором. Достаточно указать, что в нем помещали свои исследования Гаусс, Александр фон Гумбольдт, Лаплас, Ом, Нейманы, отец и сын, Гельмгольц, Клаузиус, Герц и другие, чтобы убедиться в достоинстве работы Иоффе, тогда практиканта физической лаборатории Мюнхенского университета.
В Мюнхене А. Ф. Иоффе проработал до конца 1906 г. и после блестящей защиты докторской диссертации, заслужившей редкое заключение — «наивысшая похвала», вернулся в Россию и поступил на службу заведующим физической лабораторией Политехнического института. Здесь он привлек своих помощников и лучших студентов к исследовательской работе.
Уже было сказано, что А. Ф. Иоффе был в реальном училище, а не в классической гимназии. Значит, так называемого «аттестата зрелости» он не имел. Докторский диплом Мюнхенского университета, ряд его выдающихся работ, помещенных в одном из самых знаменитых физических журналов, ему никаких прав не давали, и он не мог бы получить не только кафедры в университете, но даже занять место учителя в гимназии или прогимназии. Так оберегало себя тогдашнее министерство народного просвещения от «вторжения» реалистов. Политехнический институт состоял в ведении Министерства финансов и был свободен от формализма Министерства народного просвещения. Докторский диплом избавлял Иоффе от необходимости сдавать экзамен «на аттестат зрелости» и предоставлял ему право сдать при любом университете магистерский экзамен, защищать магистерскую и докторскую диссертации, чтобы считаться «полноправным» ученым.
Я теперь не помню, что помешало мне присутствовать на защите Абрамом Федоровичем магистерской диссертации, но я помню защиту им докторской диссертации: «Упругие и электрические свойства кварца». На этой защите В. А. Стеклов, выступая как частный оппонент, сказал: «Произведенная вами при помощи самых простых средств экспериментальная работа может быть уподоблена по проявленной вами систематической и неуклонной настойчивости работам Фарадея. Вместе с тем она является выдающейся и в другом отношении: часто экспериментальные работы грешат в математической обработке наблюдаемых явлений; в этом ваша работа столь же безукоризненна, как работы английских физиков Максвелла, Томсона, Рэлея, Стокса и других, и я отдаю лишь должное, признавая вашу диссертацию превосходной во всех отношениях».
Получив, таким образом, все «ученые права», А. Ф. Иоффе не покинул Политехнического института, а расширил в нем физическую лабораторию, привлек к работе в ней интересующихся студентов и «оставленных при институте для приготовления к профессорскому званию», как тогда называли аспирантов. Сам будучи инженером, он обращал внимание на значение физики для техники и создал свою школу прикладной физики, указывая примерами, что, сколь бы малым ни казалось новое физическое явление, оно заслуживает самого обстоятельного и глубокого изучения и может всегда найти самое неожиданное техническое применение.
У теперешних молодых людей создается впечатление, что спокон века существуют телефоны и электрическое освещение, электрические трамваи, подводные лодки и т. п. Между тем я помню то время, когда все применения электричества ограничивались электрическим звонком и электрическим телеграфом. Я был в гардемаринских классах Морского училища и плавал на деревянном корвете «Аскольд». Мы стояли перед концом кампании в Кронштадтской гавани; к корвету подошла шлюпка, на которой приехал Главный командир — адмирал С. П. Шварц. Вызвав гардемаринов на стенку гавани, он сказал: «Посмотрите, на чем я приехал». Преподавателю минного класса лейтенанту Тверитинову было предложено объяснить нам устройство электродвигателя и аккумуляторов как диковинку, впервые примененную для движения небольшой шлюпки. А теперь подводные лодки достигли водоизмещения свыше 2000 тонн. Большая часть американского флота работает через электропередачу развиваемой мощности от паровых турбин к гребным винтам корабля, и на авиаматках «Лексингтон» и «Саратога» эта мощность составляет по 160 000 лошадиных сил.
Абрам Федорович мог бы привести своим ученикам сотни подобных примеров. При советской власти его лаборатория, из которой вышел ряд таких ученых, как академики П. Л. Капица и Н. Н. Семенов, члены-корреспонденты Академии наук Я. И. Френкель, А. И. Алиханов, проф. И. В. Курчатов и многие другие, развилась в мощный Физико-технический институт, в свою очередь выделявший по мере своего роста ряд самостоятельных институтов.
В 1919 г. А. Ф. Иоффе внес в совет Политехнического института разработанный под его руководством проект учреждения в составе института физико-механического факультета, на котором не было бы той неизбежной многопредметности, как на чисто технических факультетах, но зато было бы более обширное, а главное, более углубленное изучение математики, теоретической механики и физики, чтобы выпускать не рядовых инженеров, а ведущих деятелей в прикладной науке.
В 1920 г. Академия наук решила избрать А. Ф. Иоффе в число своих действительных членов. Мне было поручено составить отзыв о его ученых работах. Выборы были тогда трехстепенными: сперва в Отделении физико-математических и естественных наук, в которое кроме математиков, физиков и химиков входили геологи, ботаники, физиологи и пр., затем в общем собрании, в которое входили все 20 членов Академии наук, в том числе литературоведы, историки и другие представители гуманитарных наук, далеко стоящие от физики.
Важно было с ясностью представить им значение работ Иоффе. Я ограничился магистерской диссертацией «Элементарный фотоэлектрический эффект. Магнитное поле катодных лучей». В этой диссертации Иоффе, видоизменив методы Милликена и Эренгафта, установил: а) существование свободного электричества; б) его отрицательный знак; в) универсальность его заряда. Таким образом, установлено существование элементарной электрической как бы частицы, получившей название «электрона». Эта частица оказалась в 1800 раз меньше атома водорода, а атом водорода, по картинному сравнению Томсона, во столько же раз меньше горошины, во сколько раз горошина меньше земного шара. Отсюда можно заключить об остроумии метода и экспериментальном искусстве Иоффе.
Абрам Федорович был избран единогласно. Оставалась третья ступень — утверждение академического избрания представителями университетов и других ученых учреждений, т. е. научной общественностью. Здесь моя работа как рецензента была проста: все представители (около 20) были специалисты, знавшие и ценившие работы Иоффе и помимо моего отзыва. И здесь избрание Иоффе получило единогласное утверждение.
Это было ноябрьским вечером. Иоффе присутствовал в соседней с Малым конференц-залом Академии комнате (на случай необходимых от него справок). Дул норд-вест с жесточайшими шквалами, с мокрым снегом. Трамваи в Петрограде не ходили, освещения не было. До Политехнического института, где жил Иоффе, ему пришлось бы идти 12 верст по непролазной слякоти. Утром была хорошая погода, и Иоффе пришел в Академию в легком летнем пальто и легких ботинках. Я жил тогда на Каменноостровском, ныне Кировском, проспекте через несколько домов от Песочной улицы и пришел на заседание в купленном мною в Гамбурге непромокаемом дождевике немецкого лоцмана и в кожаных морских сапогах, сшитых на бычьем пузыре. Идти пришлось серединой улицы. Ботинки Иоффе хлюпали на разные музыкальные тона и брызгали при каждом шаге на метр во все стороны. Придя домой, я увидел, что Иоффе промок и промерз, как говорится, до костей, и сейчас же предложил ему сменить одежду, вытереться водкой и выпить добрую рюмку коньяку, а затем хорошей меры стакан горячего, по морскому рецепту изготовленного пунша. Это была единственная рюмка коньяку и единственный стакан пунша, выпитые Абрамом Федоровичем за всю его жизнь: Но зато это избавило его от вернейшей простуды.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.